Хайдеггеровская концепция природы философского вопрошания

Размещено на http://www.allbest.ru/

Могилевский государственный университет им.А.А.Кулешова

Реферат

на тему: Хайдеггеровская концепция природы философского вопрошания

Выполнил студент

Факультета естествознания

Группы 2 Х

Барашков Николай

Проверил:

доцент Костенич В.А.

Могилев - 2012

Под началом мышления подразумевается заключенная в понятии «начало» актуальность. Мышление всегда сопряжено с началом. Сколько тысячелетий ни насчитывала бы история, каждая новая мысль возникает в ней впервые. В способности мыслить, в том, как возникают, точно ниоткуда, мысли, кроется какая-то тайна. В то же время о человеческой способности производить мысли сказано уже столько, что добавить к этому что-то новое и не повториться, наверное, невозможно.

Особенно показательно особое внимание к вопросам мышления в современном обществе. Чему, как ни мышлению, уделяется сейчас важное место в психологии, педагогике, в различных эзотерических практиках? Существуют специальные методики раннего развития мышления у ребенка, психологические техники, посвященные формированию «позитивного мышления». В последнее время особую популярность обретают теории, согласно которым физическое здоровье напрямую зависит от стиля и содержания мышления индивида. Более того, в изданиях по популярной психологии можно найти советы, как при помощи одного только правильно построенного мышления можно привлечь к себе богатство, любовь, удачу, то есть ценности, традиционно считавшиеся подвластными рациональному контролю лишь частично.

Мышление стало восприниматься как грозная мистическая сила, как «оружие», как очень ценный ресурс, имеющийся в распоряжении человека. И потому мышление выступает в современном мире всего лишь как вещь, пусть даже нужная, значимая, элитная вещь, правильно пользуясь которой можно достичь успеха в современном мире.

Здесь обнаруживает себя серьезное противоречие в современном понимании мышления. Мышление предстает как некий внешний инструмент, который служит индивиду, но индивид и мышление оказываются здесь разделенными. Индивид обладает функцией целеполагания, мышление же представляется лишь способом, позволяющим индивиду достичь целей, которые тот, неясно при помощи чего, ставит перед собой. Вопрос же, при помощи чего ставятся цели, -- остается без ответа, остается просто незамеченным и даже не поставленным при всем современном интересе к мышлению как процессу. Этот вопрос настолько редко затрагивается, что даже различные тренинговые методики по выработке стиля мышления априори предполагают, что цели, для достижения которых необходимо изменение мышления, сами по себе осмыслены и вопросов о правильной постановке не вызывают. Позиционируя себя как товар, массовый потребитель привык и в своей способности мыслить видеть лишь способ управлять миром, придуманным для удовлетворения его потребностей.

Несомненно, проблема начала мышления вызывает интерес, но каков же характер этого интереса? В своей работе «Что значит мыслить?» Хайдеггер говорит о происхождении слова интерес. «Inter-esse значит: быть среди вещей, между вещей, находиться в центре вещи и стойко стоять при ней. Однако сегодняшний интерес ценит одно лишь интересное. А оно таково, что может уже в следующий момент стать безразличным и смениться чем-то другим, что нас столь же мало касается. Сегодня нередко люди считают, что, находя какую-то вещь интересной, они удостаивают ее своим вниманием. На самом же деле такое отношение принижает интересное до уровня безразличного и вскоре отбрасывает как скучное». Можно сделать вывод, современный интерес к проблеме мышления выражается в озабоченности или даже озадаченности мышлением, не имеет ничего общего с захваченностью им.

При этом забывается, что мышление -- это не просто одна из игрушек потребителя. Мышление -- это то, что создает человека и отличает его от всех других существ. Мышление, способность порождать мысли, потенциально заложенная в каждом возможность быть мыслителем открывает в обычном существовании то, что невозможно увидеть в непосредственном опыте. Способно ли «позитивное» или «креативное» мышление, формируемое в результате массовых тренировок, произвести мысль, которая «всегда есть разоблачение обмана»? Исчерпывает ли модный утилитарный подход к мышлению все, что мы о нем, мышлении, знаем, и в особенности то, чего мы не знаем о нем?

В философии Хайдеггера, которая строится не как поиск ответов, а как вопрошание, мышление относится к сфере до конца не определимого. Именно это до конца не выразимое и становится предметом внимания философа. И это не случайно. По выражению Р. Сафрански, «страстью Хайдеггера было вопрошание, а не ответы». Что же открывает нам это вопрошание о мышлении? «Для Хайдеггера мысль фундаментально соотнесена с немыслимым (Ungedachte), которое выступает как тот предел мысли, который каждый раз отодвигается языком; отсюда же берет свое происхождение и соотнесенность близкого и дальнего, присутствия и отсутствия. Немыслимое -- это место мысли».

Сама по себе физиологическая способность мыслить не обязательно напрямую ведет к полноте развертывания мышления. «Человек может мыслить, поскольку он имеет возможность для этого. Но одна лишь эта возможность еще не гарантирует нам, что мы можем мыслить».

Привычное, знакомое понятие мышления подвергается Хайдеггером проблематизации. Повседневному мышлению, которым можно пользоваться, которое можно развивать, противопоставляется другое -- то, которое захватывает, и, наверное, именно в этой захваченности и дело. Озабоченность мышлением ставит мышление в позицию внешнюю по отношению к тому, кто является его носителем. Мышление, взятое без сопряженности мысли и присутствующего в мысли существа, -- это лишь способность совершать логические операции, самые простые из которых доступны даже животным.

Отсюда и вытекает отличие мышления-захваченности и мышления-озабоченности. Разница в устремленности мышления, его горизонте. Озабоченность мышлением тонет в вещах, вращается вокруг практических вопросов. Мышление-захваченность касается вопросов, традиционно причисляемых к разряду метафизических. Его отличие в том, что, во-первых, оно захватывает, т. е. ставит под вопрос самого спрашивающего, и, во-вторых, оно выходит за пределы сущего в целом, что как раз является «основным движением метафизики, понимаемой как ta meta ta physika, т. е. возвышение над сущим как таковым ».

Эта открытость миру и отличает мышление, которое целиком захватывает нас. Оно принадлежит нам настолько, насколько принадлежим ему мы сами. В результате такого мышления возникают особые -- метафизические -- понятия. «Они схватывают каждый раз целое, предельные смыслы, вбирающие понятия. Но они -- охватывающие понятия еще и во втором, равно существенном и связанном с первым смысле: они всегда захватывают заодно и понимающего человека и его бытие -- не задним числом, а так, что первого нет без второго, и наоборот. Нет никакого схватывания целого без захваченности философствующей экзистенции». Сам по себе вопрос о мышлении традиционно причисляется именно к таким вопросам. мышление философия психологический метафизика

Мышление может пониматься как осуществленное событие Мысли. В этом случае способность мыслить позволяет актуализировать связь с начальным. Начальное -- та точка, благодаря которой человек конструируется как существо, знающее о конечности своего существования. И начало в философии Хайдеггера связано с мышлением. Двум обозначенным выше видам мышления в философии Хайдеггера можно найти соответствие двух видов начал -- Anfang и Beginn.

Можно предложить для Anfang перевод «первоначало» и «начинание» или «почин» для Beginn, но это различие достаточно условно и вырастает не из самой природы языка, не из того, что в философии Хайдеггера получило обозначение Sagens -- способ проявления себя сказываемым в языке. Это тонкое различие, предлагаемое Хайдеггером, трудно поддается переводу на русский язык.

Основное различие заключается в том, что Beginn употребляется в привычном нам значении: это некий процесс, действие, которое совершают люди, начиная что-либо. Anfang обозначает не просто начало, а первоначало, которое недоступно человеку. «Начало как первопричина -- это нечто иное, нежели начало как почин. Перемена погоды начинается со шторма, ее начало -- это прежде воздействующее, полное превращение содержания воздуха. Начало как почин -- это то, с чего что-либо поднимается. Начало как первопричина -- это из чего нечто возникает. Мировая война началась со столетий духовно-политической истории европейских стран. Мировая война получила свой почин в военных сражениях». Начало -- то, что недоступно человеку. «Тот, кто начинает многое, часто никогда не пребывает в начале, Мы, люди, не можем никогда начинать с начала -- только Бог умеет это, -- а начинаем лишь то, что только ведет в происхождение или только сообщает о нем.

Категоричность, с которой Хайдеггер говорит о невозможности для человека начинать, в смысле создавать первоначальное, может быть объяснена стремлением радикально развести между собой начало как дело рук человека и абсолютное начало, не то, что начинает человек, а то, что начинается само и, начавшись, захватывает в себя человека. Но при этом самого Хайдеггера называют начинающим.

Так, Р. Сафрански в статье «Философствовать -- значит мочь начать. Хайдеггер как начинающий» для обозначения начала использует немецкое слово Anfang, то есть термин, обозначающий в философии Хайдеггера недоступное человеческим усилиям первоначало. Но в понимании Сафрански обнаруживать начальное, мыслить его -- это и есть начинать. Сафрански не следует хайдеггеровскому разделению начала на два вида, скорее, он оговорит лишь об одном начале, к которому восходят все начинания. «Кому неведом этот восторг начала! Новая жизнь. Новая работа. Новый год. Новое время. /…/ Представляется ясным, почему начальное манит: хочется разделаться с тем, что связывает с прошлым, -- с историей, с традицией, с тысячами дел, в которые человек ввязан.

Желание начала есть реакция на чувство: человек не живет, а проживается». Желание «начать все заново», то есть через череду привычного пробиться к начальному, как правило, обречено на фиаско. Между началом как возможностью полного обновления, актуализации новых состояний и начинанием, то есть погружением в мир действия, в котором мы застаем себя «всегда уже» пролегает незаметная на первый взгляд, но весьма существенная дистанция.

Начальное обнаруживает себя не в изменении и обновлении окружающих обстоятельств, а в способности особым образом помыслить мир как целое. «Все всегда уже началось до того, как Dasein с чего-то начало. Это бытие-в-мире и есть самое изначальное. Чтобы достичь его, нужно начинать не с “объекта” -- мира как такового, предметов, природы и т. п. и не с “субъекта” в смысле субъекта познания». Начальное обнаруживает себя в мышлении, но не как наличное сущее, а как неуловимый образ, меняющий мышление и внутренний строй человека.

Мышление, направленное к первоначалу, захватывает человека, но он не может до конца убедиться в истинности своих мыслей. Заблуждение является закономерной частью этого пути, настолько, что трудно обозначить его границы. «Заблуждение -- это не отдельная ошибка, а господство истории сложных, запутанных способов процесса блуждания».

Таким образом, экзистенциальная ситуация, в которой находится человек как мыслящее существо изначально заключает в себе непреодолимую противоречивость. Зная о своей конечности, а также о своей причастности к началу, человек, тем не менее, не может твердо убедиться в этом, не может до конца выразить собственную причастность к первоначалу и может говорить об этом лишь иносказательно. И философия не пытается решить это противоречие, а лишь напоминает о нем. «Но так как истина в ее полноте включает в себя не истину и, предваряя вся и все, властвует как сокрытие (тайны), философия как выяснение этой истины находится в разладе с самой собой. Ее мышление -- это спокойствие кротости, которая не изменяет сущему в целом в его сокрытости. Ее мышление может стать также решимостью, характеризующей строгость, которая не взрывает укрытие, а принуждает беззащитную сущность выйти в простоту понятийного и таким образом в ее собственную истину». Обращение к начальному заключает в себе риск для мысли и для ее носителя. «Перед нами ситуация, в которой человек, стремясь овладеть сверхвластием бытия, выступает против себя, приносит себя в жертву, так как не может не проиграть эту битву -- ведь как раз в самом нескончаемом процессе штурма и неизменно следующего за ним отката и являет себя бытие».

Обращаясь к первоначальному, мышление теряет устойчивость, его практическая полезность, о которой было сказано вначале, в данном случае не срабатывает, так как не опирается на традицию. «Дело мышления … -- это то, что всегда еще предстоит открыть, но что уже сейчас значительно менее законченно, чем та форма, в которую оно отлилось изначально. Изначальное в понимании Хайдеггера не обнаруживается в традиции в готовом виде: перечитывая, его нужно мучительно создавать». Здесь-то и проседает способность человека к накоплению знаний, к накоплению опыта. То, что имеет отношение к начальному, невозможно понять однажды, как теорему, а потом все время этим пониманием пользоваться.

Начальное неуловимо, оно сопротивляется попыткам отлить с него готовую форму, в нем выражена текучесть и актуальность. С точки зрения здравого смысла обращение к начальному означает отрыв от традиции -- своего рода безумие. Но именно захваченность мышлением о первоначальном позволяет обнаружить в качестве целого само мышление, носителя мышления и весь мир в их взаимопринадлежности.

Основные понятия метафизики

Отношение Хайдеггера к метафизике эволюционировало на основании идей философии жизни: рассмотрение жизни с точки зрения длительности (Бергсон), интерпретации бытия как истории (Дильтей), отрицание истинности вечного и утверждение преходящего временного (Ницше), а также критики феноменологии. Феноменология, провозглашая идею философии как абсолютной науки, и дала толчок критическим настроениям Хайдеггера.

По мнению мыслителя, начиная с эпохи Нового времени сущность науки как `исчисляющего и измеряющего' исследования выразилась в математизации знания, теории `действительного'. Но философия занимается не предметно-наличным -- это прерогатива позитивных наук, она осмысливает то, что не сводится к наличности. Человек не может быть сведен лишь к миру природы, так как следствием этого, считает Хайдеггер, является современная `технизация знания', а научный мир, как укажет он в своих более поздних работах, становится кибернетическим миром.

Отсюда вытекала основная задача мыслителя: исследовать не предметное бытие, представленное в сознании человека, а найти тот онтологичекий фундамент человеческого бытия, который не зависим ни от сознания, ни от бессознательного -- `бытие сознания'. Он называет его Dasein, `здесь-бытие' как данное в форме потенциальной открытости индивиду и рассматривает его в качестве человеческой экзистенции .

В связи с этим не случайно Хайдеггер, интерпретируя понятие философии, уже подспудно дает ответ, т.е. позволяет открыться понятию метафизики не в традиционно-натуралистическом плане, `овнешненно', но `изнутри' в своем изначальном смысле: `Обходные пути к определению существа философии (метафизики) и необходимость увидеть метафизику в лицо'. `Увидеть метафизику в лицо' и выражает основную интенцию Хайдеггера обосновать метафизику посредством вопрошания о человеке или точнее способе существования человека как лица.

Характерным является указание Хайдеггера на двусмысленность философии в обосновании ее как науки или мировоззренческой проповеди. Философия не может быть сравнима ни с чем, и никакими окольными путями (через искусство или религию) ее невозможно постичь. Она постоянно ускользает `как человеческое дело в темноту существования человека'; она есть философствование, проявляющее себя в экзистенциально-ностальгической форме вопрошания, как желания `быть повсюду дома', `присутствовать в мире'. Метафизическое вопрошание `что есть мир?' оборачивается постановкой подвопроса: `Что такое человек?', когда каждый в ответе за себя, как единственный, стоит перед целым и представляется в человеческом существовании темпорально как проекция себя в нечто большее, чем он есть в данный момент `быть-всегда-уже-впереди-себя-в-мире-при-внутри-мировом-сущем'.

Хотя Хайдеггер и оставляет для философии возможность быть чем-то вроде науки и мировоззрения, он подчеркивает присутствие человека в ней, называя ее `мышлением бытия': `Само мышление есть путь. Мы соответствуем этому пути только тогда, когда остаемся на пути'. Таким образом, философия по Хайдеггеру -- это метафизика как философствование и является фундаментальнейшим событием в человеческом бытии, усилием увидеть себя и мир в ее лице.

Но усилие -- это действование, и если философия доступна каждому и касается каждого, то открывается она лишь, опираясь на внутреннюю субстанцию человека. Смысл философии как человеческого дела выражается в поступке: `Философия имеет смысл только как человеческий поступок. Не истина есть, по сути, истина человеческого присутствия. Истина философствования укоренена в судьбе человеческого присутствия'.

Новоевропейская традиция, подвергнувшая сомнению знание не могла поставить под вопрос человеческое присутствие, да это и невозможно, считает Хайдеггер, так как философия обнаруживает себя до появления наук. Он исследует этимологию слова `метафизика', которая восходит к более первичному слову `фюсис' и в переводе означает, не столько природу в узком новоевропейском звучании в противоположность истории, но в более широком, преднаучном, объемлющем не только природу и историю, но также и божественное сущее. Хайдеггер артикулирует значение `фюсис' как `рост', `растущее', `самообразующее владычество сущего в целом', к которому принадлежит и сам человек.

`Фюсис' как полновластие владычествующего изъявляет свое правило, закон сущего, явленный в человеке посредством его речи -- `логосе', понимаемом как `извлечение из утаенности'. Хайдеггер цитирует Гераклита, подтверждая свою мысль: `Владычеству вещей присуще стремление утаиться'. Наделенный высшим даром сказать неутаенное, открыть истину, человек вступает в противоборство с самим сущим в целом, экзистирует в качестве человека и, тем самым, сообщает сущему свою истину `как судьбу человеческой конечности'.

Но, возвращаясь к исследованию понятия `метафизика' и, в частности, к `фюсис', следует отметить, что постепенно его первоначальный смысл как `нечто постоянно себя образующее и разрушающее' утрачивается, или скорее затвердевает в `нечто' как отделенном от всего остального, некоей собственной области, отличной, например, от `техне' и одновременно обретает смысл внутренний сущности определенной вещи, закона вещи. Развертывание этих двух значений `фюсис' получило свое закрепление в философии Аристотеля и выражает, с одной стороны, вопрошание о сущем в целом, сущее вообще, а с другой -- вопрошание о бытии, собственно сущем, где сущее берется в своем бытии как `усия'.

По мнению Хайдеггера, со смертью Аристотеля философия распадается, живое вопрошание отмирает и набирает силу намеченное еще Платоном разделение философии на логику, `фюсику', этику и превращение ее в `эпистему' -- науку, дисциплину, дающую знания. Аристотелевское наследие почти забывается. Но в 1 в. н.э. начинается систематизация аристотелевских сочинений и перед собирателями встает задача распределить материал Аристотеля по вышеуказанным трем дисциплинам. Систематизаторы сталкиваются с определенной трудностью, не зная, куда включить то, что Аристотель называет `первой философией'. Ее невозможно поместить в физику и тогда она располагается под рубрикой `мета та фюсика', что и определяет технический характер значения метафизики: `мета' означает `за', `после'.

В процессе слияния этих двух греческих слов в латинское выражение metaphisica, приставка `мета' меняет свое значение, и `метафизикой' теперь называется особый характер мышления, познание сверхчувственного. Термин `метафизика' наполняется содержательным значением, которое в своей исторической судьбе, как считает Хайдеггер, выявляет три недостатка. Одним из них явилось `овнешнение' понятия метафизики как результата доминирующего отношения к сверхчувственному в христианской догматике Западной Европы. Она сконцентрировала свое внимание на двух наименованиях составляющих содержание потустороннего: Боге и бессмертии души.

Хотя Аристотель и включает в первую философию кроме вопроса о сущем как таковом, т.е. о том, что свойственно сущему как сущему, также вопрос о сущем в целом как о высшем и последнем -- `божественном', `тейон'; все же последующие интерпретаторы Аристотеля свели `первую философию' к теологии разума. Предметом последней становится определенное сверхчувственное сущее.

Метафизическое, указывает Хайдеггер, выступает как сущее, пусть и высшее, но равно наличествующее с другим сущим. Более того, важным мыслитель считает то, что сверхчувственный характер сущего в своем понятийном значении объединяется с нечувственными бытийными характеристиками последнего, тем, что недоступно чувствам, тем самым уничтожая проблематику `первой философии'.

Овнешненность, запутанность и беспроблемность традиционного понятия метафизики ярко прозвучала у Фомы Аквинского, который отождествил первую философию, метафизику и теологию. Объявляя метафизику нормативной наукой, он выделяет ее три основные характеристики, три рода познания: 1. Познание высших причин, de prima causis; 2. Познание того, что обще всему, что мы можем познать с помощью интеллекта, de ente. 3. Познание того, менее всего определяется отдельным, нечто существующее само по себе, de Deus. Хайдеггер подмечает двойственность определения метафизики у Фомы Аквинского в зависимости от ее соотнесенности: относительно Бога и относительно того, что обще каждому сущему, подтверждая еще раз видоизменение этого понятия в истории философии.

В эпоху Нового времени метафизика, по Хайдеггеру, рассматривается как научное знание, и ее основным содержанием становится проблема абсолютной достоверности метафизического познания. `Я', сознание, не ставится под вопрос и выступает фундаментом метафизического познания.

Таким образом, прослеживая путь метафизики как движение вопроса о сущем, Хайдеггер приходит к выводу, что вопрос о сущем как таковом должен через вопрос `что есть бытие?' вернуться к вопросу сущности понимания бытия вообще. А так как понимание это не только способ познавания, но момент экзистирования, то проблема обоснования метафизики находит свой исток в метафизике Dasein, которая открывается с пробуждением метафизики в самом Dasein.

Вопрошание о бытии фундируется внутренней возможностью Dasein -- разумением бытия, как выявления его конечности, и в то же время -- открытостью (Da), свершающейся в прорыве в сущее. Выявление внутренней возможности того, чем является Dasein, происходит в плане наброска, конструкции. Хайдеггер артикулирует этот процесс как `воспоминание', при котором вырывается из забытости конечность Dasein. Но подлинное воспоминание, по мысли Хайдеггера, -- это зов, повторение воспоминаемого, постоянное в присутствии.

Метафизика не есть то, что создается в учениях или системах, но выявляет себя как трансценденция Dasein. Отсюда мысль Хайдеггера о том, что мышлению должен быть придан `путевой' характер в отличие от современного `господствующего', который мог бы гарантировать опыт забытости бытия.

Человек как некое сущее, брошенное в него и зависимое от него, должен быть ответственным за себя, как некое сущее, что и притягивает его к разумению бытия. В одной из последних своих работ `Положения об основании' Хайдеггер пишет: `Не остается ли сущность человека, не остается ли его принадлежность бытию, не остается ли сущность бытия, все более нас озадачивая, все еще чем-то достойным мышления? Смеем ли мы, если уже дело должно состоять, таким образом, оставить на произвол судьбы это достойное мышление в угоду неистовству исключительно считающего мышления и его гигантских успехов?

Или мы обязаны найти путь, на котором мышление способно было бы соответствовать этому достойному мышлению, околдованные считающим мышлением, мы прошли в мысли мимо чего-то достойного мышления? Это -- вопрос. Это -- мировой вопрос мышления и в ответе на него решается, что станет с Землей и что станет с Dasein человека на этой Земле'.

Размещено на Allbest.ru