Философия Мераба Мамардашвилли

Размещено на http://allbest.ru

Федеральное агентство по образованию

Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет

Кафедра философии

Реферат

ФИЛОСОФИЯ МЕРАБА МАМАРДАШВИЛЛИ

Студент группы 2-ЭТМК-1

А. И. Козарницкая

Руководитель: Зуй М.И.

Санкт-Петербург

2012

Содержание

Введение

1. Философия - не профессия

2. О культуре и о мышлении

2.1 Культура - сущность фашизма

2.2 Культура как спинной мозг

3. О книге «Картезианские размышления»

Заключение

Введение

Мераб Мамардашвили родился 15 сентября 1930 года в небольшом городке Гори, расположенном в 80 километрах от Тбилиси. Сам он обычно упоминал об этом вскользь, как о неком курьезном факте или подтверждении тезиса о случайности всякого начала: «Я родился... в том же городе, что и Сталин, -- в Гори: в этом, может быть, следует видеть б некую божественную симметрию... В том смысле, что вот могут же родиться в Гори и совсем другие люди, делающие совсем иное дело...»

Город расположен внизу, на берегу Куры, принимающей тут же слившиеся два значительных притока, Лиахви и Меджуду. Таким образом, с трех сторон окруженный реками, он открыт только с одной северной стороны, где расстилаются обширные долины, покрытые нивами и виноградниками...» В этом городе, наполненном «особым, съедающим все материальные массы светом» («...для меня первичная форма неба -- небо над долиной, идущей от Мцхета к Гори. Это то голубое, которое для меня голубое как таковое, тот сенсуально физический объем, который представляет собой вот эта чаша небесная, замыкающаяся с нижней чашей, как две чаши, лежащие одна на другой», -- вспоминал Мамардашвили в «Сознании и философском призвании»), Мераб прожил первые четыре года -- тот загадочный отрезок нашей жизни, о котором мы почти ничего не помним, но впечатления которого становятся для нас первичной формой восприятия мира.

Его отец, Константин Николаевич(1902-1970), был кадровым военным, человеком веселым и легким на подъем, как нельзя лучше приспособленным для кочевой жизни. После окончания Военно-политической академии в Ленинграде в конце 30-х годов он был направлен на Украину, вначале в Киев, а затем в Винницу, где его сын пошел в школу. (В годы войны он был комиссаром стрелковой дивизии и вышел в отставку в звании полковника.) По рассказам Мераба Константиновича и его родной сестры Изы Константиновны, у отца был веселый, легкий характер, располагавший к общению и дружбе, и, очевидно, от него он унаследовал доброжелательность к людям и вообще к миру. Или, я бы сказал, особый талант и готовность к встрече. На моей памяти он практически никогда не отказывался от приглашений и встреч, говоря по этому поводу, что люди часто проходят мимо и не замечают как раз то, что ожидает их в жизни.

Мать Мераба, Ксения Платоновна (1906- 1997) , принадлежала к старинному дворянскому роду Гарсеванишвили, представители которого в прошлом были приближены к царскому престолу и воспитывали грузинских царей. Она обладала целеустремленным и волевым характером, и, вероятно, именно о ней говорил Мамардашвили в «Лекциях о Прусте»: «Это существующий в Грузии тип женщин, чаще всего дворянского происхождения; то есть они принадлежали к сельскому дворянству, фактически разорившемуся, но в действительности, конечно, составляли костяк нации, который больше всего пострадал в годы революции От матери сын унаследовал скорее другую черту - способность к профессиональной и систематической работе, а также волю. Что, впрочем, не удивительно, если учесть, что представители рода Гарсеванишвили (об этом можно прочитать в "Энциклопедии Грузии"-) еще в XVII веке были воспитателями при дворе грузинских царей. А сам Мераб не без юмора иногда говорил (видимо, по ассоциации с именем деда по материнской линии - Платон), что он чувствует себя выходцем из Древней Греции, и в конце жизни мечтал увидеть эту страну.

В 41-м началась война. Константин Мамардашвили ушел на фронт, его семья была эвакуирована в Тбилиси. Так, в 1941 году, в возрасте 11 лет,Мераб в первый раз вернулся на родину Мераб вернулся на родину и... потерял ее. Воображаемый образ и реальная Грузия не совмещались друг с другом. «Я просыпался в одном из самых провинциальных мест черного тоннеля, в котором мы находились, где не было никакого просвета. Я имею в виду мою жизнь в Тбилиси» Это был шок, или звонок будильника -- пробуждение от бессознательного сна младенчества. Начало пути, сопровождаемое острым чувством одиночества и тоской по неизвестной родине. А жизнь шла своим чередом: редкие отцовские письма с фронта, гимназия, голодная улица с ее законами... И книги -- единственная отдушина. В городской библиотеке оказалась неплохая подборка французов. Может быть, тогда он и осознал первый закон топологии пути --«закон фундаментального одиночества»: «наш настоящий разговор всегда не с ближним, а с дальним...»

Отношения со сверстниками не то чтобы не складывались... Трогать его, конечно, боялись (он был довольно сильным, хотя первым в драку не лез), но и своим признать не получалось: «Какой-то странный -- другой». В старших классах «странность» стала менее вызывающей: выяснилось, что он бесспорный интеллектуальный лидер. Какое соперничество шло в этом «совершенно обычном классе» обычной тбилисской гимназии! Выясняли, кто самый сильный, самый умный, самый хороший математик, самый сильный физик... (Пошло на пользу, как оказалось: из 36 человек в итоге -- 8 медалистов. А потом и 15 кандидатов наук,6 докторов, 2 академика.) Со всеобщего согласия Мераба признали номером один. Победить в споре его не мог никто. Он знал невообразимое количество фактов из самых невероятных областей. И с 9-го класса был уверен, что станет философом. Даже кличка у него была математически- философская: Функ. Якобы жил когда-то такой австрийский математик-философ. Никто такого не знал, но Мерабу прозвище подходило. Как еще можно было называть человека, который собирался стать философом?

1. Философия - не профессия

Начало философии - принципиальное непонимание. Отвага сказать даже перед лицом распространенной, очевидной истины: "Я не понимаю!"

Мераб Мамардашвилли считал: в основе философии лежит удивление. А философ -- представитель того, что нельзя выразить. Он часто повторял: философия -- это ад.

Здесь необходимо разобраться, что понимал Мамардашвилли под термином философия. Лично я знаю философию, точнее мы, студенты, как предмет, который обязателен в моем учебном заведении. Так вот книжная философия с настоящей философией ничего общего не имеет. Что нам дается на этом предмете? Набор знаний в учебниках. Так понять ,прикоснуться к великой науке просто невозможно. Для этого, считает философ: « Люди, желающие приобщиться к философии, должны ходить не на курс лекций по философии, а просто к философу. Это индивидуальное присутствие мыслителя, имеющего такую-то фамилию, имя, отчество, послушав которого можно и самому прийти в движение. Что-то духовно пережить…»

Путь к философии лежит через некое испытание, которому человек подвергает себя, этим самым приобретая уникальный опыт. И его нельзя понять с помощью дедукции из имеющихся слов, а можно только испытать.

Что же это за испытания?

«- Чаще всего наше переживание сопровождается отрешенным взглядом на мир: мир как бы выталкивает тебя в момент переживания из самого себя, отчуждает, и ты вдруг ясно что-то ощущаешь, сознаешь. Это и есть осмысленная, истинная возможность этого мира. Но именно в видении этой возможности ты окаменел, застыл. Оказался как бы отрешенно вынесенным из мира. В этом состоянии тебе многое способно открыться. Но для того, чтобы это открытие состоялось, нужно не только остановиться, а оказаться под светом или в горизонте вопроса: почему тебя это так впечатляет? Например, почему я раздражен? Или наоборот: почему я так рад? Застыть в радости или страдании. В этом состоянии - радости или страдания - и скрыт наш шанс: что-то понять. Назовем это половиной пути или половиной дуги в геометрическом смысле этого понятия. Полпути….»

Проблема же человека в том, что взволноваться настолько ,чтобы увидеть настоящую реальность, мы практически не можем. К сожалению, мы видим только то, что видит наш глаз.

Тогда как же научиться философствовать?

Нужно читать философские тексты, но относиться к ним как к актам философствования. . Если мы будем относиться к ним поверх и помимо их культурно-исторических смыслов, то нам и откроется заключенное в них содержание.

2. О культуре и о мышлении

2.1 Культура - сущность фашизма

Беря за основу ранее заявленную Мамардашвили характеристику культуры, далее через выражения самого философа постараемся понять каково понимание культуры Мамардашвили.

Итак, как известно, нацизм и фашизм были идеологиями 20 века, которые выступали за расизм, антисемитизм, тоталитаризм и т.д., что в итоге привело к холокосту и в большой мере способствовало началу самой разрушительной трагедии человечества - Второй Мировой войне. Видно, что говоря о фашизме и нацизме как торжестве культуры, через своеобразный оборот слово «культура» наделяется негативным значением.

Актуализированное сходство культуры с идеологией Мамардашвили приближает основываясь на понимание культуры как какого-то организующего, регулирующего механизма. Через культуру так же, как через идеологию, достигается направление мыслей и мнений людей. Говоря иными словами, культура для Мамардашвили является какой-то нормативной зависимостью. Он поясняет: «Культура есть организация массовых состояний и воли, эмоций, мыслей и так далее через человеком же созданные символы.» Как идеология, так и культура осуществляет организацию данных состояний масс, однако разница в том, что идеологические установки обычно определены эксплицитно, а нормативные зависимости культуры гораздо глубже, незаметнее, изощреннее - их рефлектированную дескрипцию получают лишь в достижениях культорологов, философов и других интеллектуалов.

Под мыслью Мамардашвили понимает особое состояние или акт, организованный в человеке определенным образом. Это проявляется как личный, уникальный внутренний опыт человека. В курсе лекций «Очерк современной европейской философии» Мамардашвили выделяет две противоположности - мышление иоколомыслие*(интересно, что термин околомыслие употребляется как синоним слову культура).Он говорит: «Культура - это то, как мы можем усваивать по мерке наших способностей, те мысли, какие есть.»Мысля в рамках каких-либо заранее созданных понятиях осуществляется околомыслие. Например, мы можем говорить о Платоне и о платонизме, о Гегеле и гегельянцах, о Канте и кантианцах и т.д. Имеется совокупность каких-либо взглядов или идейная суть, у которых появляются последователи и, следовательно, через свою приверженность им, если не осуществляются какого-либо рода трансформации основного положения, они осуществляют околомыслие. Схоже и культура как символы, созданные самим человеком, предусматривает процесс культуризации, в результате которой и околомыслие.

Однако, говоря о мысли, философ поясняет: «В естественной природе акта, состояния мысли, состояния сознания не содержится возможности дления этого состояния.[...] Если какой-то акт истинен или мысль истинна, совершенна, то, следовательно, она поддерживается и непрерывно возрождается волей.» Говоря иными словами, мысль удерживается усилием. Мысль является личностным опытом и человеку суждено выпадать из состояния данного опыта. Возвратиться назад в него можно лишь применив усилие, через особое напряжение сознания.

Все человеческие качества и созданные человеком ценности и вещи - те, которые он создает в результате своих действий. Язык, традиции, нравственность, искусство и т.д., являются порождением человека, которые, по мнению Мамардашвили, так же, как и мысль, не существуют по каким-то механизмам, заложенным природой. Человек все это создает и поддерживает так же, как и мысль, - через усилие.

Однако, можно спросить, для чего нам эта мысль, для чего культура и для чего усилие - для чего человеку такие сложности, если они требуют напряжения? Мамардашвили отвечает: «Есть какие-то прирастания к человеку, через которые, живя с которыми, заботясь о которых, человек только и может быть человеком, а предоставленный сам себе, своим биологическим, природным способностям понимания, действия и так далее, человек - чушь какая-то, ничто». А именно, усилие существования человека Мамардашвили связывает на онтологическом уровне, указывая, что без человеческого труда нет человеческого существования. Он поясняет: «Следовательно, онтологическое устройство бытия воспроизводит себя лишь с включением нашего усилия, когда, во-первых, мы становимся другими, чем были до этого, и, во-вторых, приходим к этому нашим непрерывным продолжением самих себя». Следовательно, усилие обеспечивает не только продолжительность человека и человеческого существования, но и предусматривает также его трансформацию, конверсию.

В свою очередь, здесь мы приходим к тесной связи усилия и трансцендентности (с латинского «transcendentia»перешагивающий, выходящий за пределы).В своем курсе лекций«Введения в философию» трансцендентность Мамардашвили выделяет как особую как философию, так и определяющее людей действие. Он указывает: «Те основания, которые мы под себя как бы подкладываем, чтобы стать людьми, ищутся через выхождение за свои собственные природные рамки и границы. Вот это выскакивание человека за естественный, природой регулируемый ход событий, этот акт и стал называться трансцендированием.»

Под естественным Мамардашвили не подразумевает поля после недавнего дождя или чириканье птиц в лесах. Разница между естественным и неестественным или человечным действием - в пассивности и активности. По мнению Мамардашвили все, что происходит пассивно, происходит естественно. Например, физиологически в данном понимании естественным является сердцебиение. Человеку не нужно прилагать особые усилия, чтобы оно осуществлялось - это происходит пассивно. Следовательно, все неестественное - это то, что предусматривает осознанную активность человека или усилие.

Также, думая о существовании человека в какой-то культуре, а также в определенных культурно-исторических обстоятельствах, можем говорить об усилии в понимании себя и ситуации, а также о ее преодолении. Наглядно, вероятно, человека и его действия можно пояснить в таком историко-социальном духе. С одной стороны, учитывая принадлежность индивида к какой-то конкретной общине и ее обычаям, с другой, - учитывая конкретную социально-экономическую ситуацию и интересы. Вроде как этим факторам следует определять мировоззрение индивида, видение мира, ценности, отношения и т.д. Однако, как известно, это так не работает. Мамардашвили полагает, что человека характеризует личностные поступки, а не действие, определенное обстоятельствами. Человека определяют действие, осуществленное на собственный риск и ответственность, у которого, на самом деле, нет другого основания, как само действие. Это означает, говоря на терминологии марксизма, перешагивание через объективные исторические обстоятельства. То есть личный поступок есть в философии, искусстве и культуре. Поэтому Мамардашвили поясняет: «В ХХ веке проблема „антикультуры”(назову ее так) - в этом смысле, скажем, философия есть антикультурная деятельность, мысль есть антикультурная деятельность, наука есть антикультурная деятельность, личность есть антикультурная явление».[Мамардашвили2010, 268]Все эти действия являются антикультурными, поскольку они трансцендируют актуальную данность, преодолевают устаревшие традиции и т.д. Это процесс активного творчества, в котором Мамардашвили на передний план выдвигает индивида и его действие.

В данном контексте подразумевается, что культура может стать оковами, шаблоном, который полностью формирует мышление человека, его восприятие, действия и т.д., а также, возможно, исключает творчество. В понимании Мамардашвили это означает необходимость преодоления этого. В дополнение следует акцентировать, что, как уже выяснили, сравнение культуры с фашизмом и нацизмом произведено по сходству с идеологией и ее способностью формировать мнения людей и действия в каком-то определенном направлении. Данная иллюстрация считается весьма яркой, поскольку наглядно демонстрирует, к какому абсурду, нонсенсу и ужасу может околомыслие привести человечество.

Однако, следует сказать, что в данном видении культура приобретает очень негативный окрас, оно ставит ее в ничтожную позицию. Из такого радикального мнения могут следовать разные абсурдные выводы. Что нам делать с духовным наследием, которое могло бы задать какие-либо стандарты, например, литературного языка или философской мысли? Что делать с Райнисом, с Ояром Вациетисом, Теодором Целмом, Зентой Мауриня и многими другими?Оплевать, отвергнуть, сжечь работы, если эта традиция и наследие - такое зло? Вероятно, Мамардашвили не стал бы агитировать на такие вещи, и слишком смелым было бы также предположить, что адекватный человек мог бы иметь такие крайности в мыслях, если только его целью не является шокировать. Здесь уместно вспомнить проиллюстрированную в ведении специфику философии Мамардашвили и следующие из нее особенности, поэтому, смотря на вопрос шире, а также ища большую ясность, обратимся к другим пассажам философии Мамардашвили.

2.2 Культура как спинной мозг

Поскольку человек свои человеческие качества иначе, как путем социализации, приобрести не может, культуру Мамардашвили условно именует спинным мозгом. Обозначение «спинной мозг» в данном контексте употребляется в качестве метафоры, противопоставляющей его головному мозгу. Одна из главных функций, которую осуществляет спинной мозг, связана с рефлекторной функцией, обеспечивающей соматические рефлексы, а также воздействующей на вегетативные рефлексы, которые, в свою очередь, влияют на сердцебиение, скорость дыхания, кровяное давление, а также на активность процессов переваривания. Культура в человеке как существе, вовлеченном в общество, осуществляет такую же функцию, как спинной мозг в организме человека, а именно, координацию и реализацию каких-то нерефлексированных и, в нормальном случае, неконтролируемых, совершенно необходимых, но, все же, не имеющих достаточного основания, функций. В данном контексте, говоря о культуре, Мамардашвили на первый план выдвигает именно ее организующую функцию. Он поясняет: «Культура есть существование массовых институтов, норм, законов, которые формальны и максимально механизированы, и какая-то возможность людей жить вместе воспроизводится, иначе они пожрали бы друг друга».[Мамардашвили 2010, 268]Говоря иными словами, без культуры был бы хаос, непорядки, варварство, в котором нормальная жизнь была бы невозможна. Философ акцентирует, что функция государства и культуры - не создать рай на земле, а быть этим спинным мозгом, базой мира и порядка. Через обычаи, нормы морали, формы управления и т.д., устоявшимися в культуре, создается среда, в которой человек может чувствовать себя в относительной безопасности за свою жизнь. В свою очередь то, что он позже будет делать со своей личной жизнью - это лишь его ответственность.

Головной мозг, по сравнению со спинным мозгом - это уже нечто с более высокого уровня орагнизации (но они друг без друга не могут обходиться). С его помощью человек с положения, в котором он находится, старается приобретать опыт и выуживать из него какой-то смысл. Мамардашвили акцентирует: «В человеке есть какие-то решающие для человеческой судьбы вещи, зависящие не от того, как организовано общество, а от некоторого личностного развития самого человека».[Мамардашвили 2010, 359-360]А именно, Мамардашвили делает наибольший акцент на самого индивида, на его собственные страхи, риск и усилие это преодолеть. Как уже в предыдущем разделе было выяснено, не достаточно впитывания данных извне культуризацией и социализацией гуманных норм и идеалов. Человек сам должен приобрести свой собственный опыт, пережить свои внутренние акты, свои мысленные состояния и рефлексию. В свою очередь, рефлексия уже этимологически с латинского reflexio(обращение назад) предусматривает наличие каково-то дистанцированного видения. Мы обращаемся назад к культуре, обращаемся назад к себе и через это действие одновременно реализуем акт трансценденции. При осуществлении подобных актов происходит переход к индивидуальным, личным и живым актам, которые, по мнению Мамардашвили, являются единственной возможностью настоящего существования.

Можем заключить, что Мамардашвили смотрит на культуру двояко. С одной стороны, он ее условно именует «спинным мозгом», исполняющим функцию опоры, служа, в результате долговременной деятельности человека, искусственно созданным, духовным, моральным, нравственным и правовым гарантом ценностей, но, с другой стороны, Мамардашвили на первый план выдвигает индивида, его индивидуальность и его личную ответственность за эти вещи, указывая, что, наоборот, необходимо их преодолеть, таким образом подтверждая развитие, творчество и жизнь.

3. О книге «Картезианские размышления»

“Картезианские размышления” -- первая Книга. И хотя выдержана она в редком для отечественной философской литературы стиле “бесед” или “размышлений”, здесь уже в основном стерты следы и приметы речи Мамардашвили, следы создаваемого им устного, обращенного к его слушателям произведения.

Его мысль приобрела не свойственную ей письменную форму, подчинившись во многом законам письма.

Исчезла трудная, какая-то ступенчатая, располагающаяся сразу в нескольких грамматических и смысловых плоскостях речь; движение размышления, требовавшее для себя в речи своеобразной бесконечной формы, никак не вписываясь в усеченную форму грамматического предложения, разорвано теперь привычными пунктуационными сигналами, прервано и остановлено точками.

Создавая Книгу, редактор с неизбежностью должен был пожертвовать и теми постоянными повторами, которые ощущались оправданными действительно только в речи, -- они, не давая мысли-речи остановиться в своем непрерывном течении, переводили размышление в новый ряд выразительности.

Мераб Константинович Мамардашвили всегда был “на подозрении” у отечественного философского сообщества именно потому, что монографий не писал. Ему с пиететом внимала слушающая аудитория, и его уязвляли коллеги.

Он и сам, как говорят, переживал эту свою невозможность писать гладко и внятно, переживал “косноязычие” своей мысли. И, наверное, поэтому с такой легкостью позволял свою речь править, признавая диктат добропорядочного редактора.

Будь его курс лекций о Канте представлен на обсуждение коллегам в Институте философии таким же редакторски отшлифованным, каким предстал сейчас нам его курс лекций о Декарте, возможно, не испытал бы он унижения, когда его “Кант” не был рекомендован к печати.

Достаточно соблюсти правила книжного приличия -- удобочитаемости и следования усредненной конвенции понятности -- и тогда все скажут: “Ну что ж, у него своя точка зрения”; а так -- просто “непонятно”, “непрофессионально”

“Картезианские размышления” -- не академическое исследование; это скорее философский роман.

У Мамардашвили было несколько любимых мыслителей: двое “философов” и двое “писателей”: Декарт, Кант, Данте, Пруст. Сам Мамардашвили часто пояснял, что философия -- вовсе не привилегированное местоположение мысли и Пруст не менее мыслитель, чем Кант. Декарт, Кант, Данте, Пруст -- постоянные собеседники Мамардашвили. Он бесконечное число раз варьировал возможности своего диалога с ними.

Итак, роман с Декартом. И начинается он -- с тайны. Чтобы попытаться понять Декарта, сначала надо загадать загадку, что Мамардашвили и делает: “Декарт -- самый таинственный философ Нового времени или даже вообще всей истории философии.

Он -- тайна при полном свете”. Для большинства тех, кого учили, да и тех, кого вовсе не учили философии, -- до сих пор все представлялось иначе: Декарт -- самый рационально-прозрачный философ, изобретший свои лаконичные и ясные “правила для руководства ума”.

Для Мамардашвили отправной точкой не является то, что мы “знаем” или “можем узнать” о Декарте; это -- некая нулевая точка, в которой Декарт еще тайна, он еще не состоялся, и сможет состояться только через наше усилие воспроизвести его экзистенциальный путь.

Нам предстоит попытка пройти то преобразование себя, то перерождение, ту метаморфозу, которую испытал, проделал с собою Декарт.

Мераб Мамардашвили всегда предполагал в себе и, значит, в своих слушателях эту героическую самоотверженность войти в мир другого, сделаться близким ему и приблизить его к себе.

Утопия? Может быть. Но на этом стоит его философская работа -- самому как бы заново повторить то, что совершалось в истории мысли и слабо напоминает о себе иероглифами состоявшихся философских текстов.

Декарт избран не случайно еще и потому, что именно он стоит у истока Нового времени, определяющего не отменимые до сих пор условия западного мышления. К ойкумене западной мысли считал себя принадлежащим и сам Мамардашвили.

Впрочем, с его точки зрения, в этой ойкумене поселяется всякий, кто “правильно помыслит” -- он и станет тем другим, кто мыслил до него, -- Декартом, Кантом или Прустом. Ничего мистического. Просто “помысливший правильно” тем самым уже исполнит фундаментальный закон нашей сознательной жизни и попадет в обжитое поле культуры.

Человек Нового времени, человек Декарта “принимал из мира только то, что им через себя было пропущено и только в себе и на себе опробовано и испытано.

Только то, что -- я!” Это декартовское credo Мераб Мамардашвили не только разделяет, но и полагает единственным условием самой мысли. Только “если ты сможешь что-то в себе выспросить до конца”, “раскрутить это до последней ясности” -- ты “вытащишь и весь мир, как он есть”. Значит -- нужны только отвага и честь. И мир перед тобой! Мамардашвили не меньше, чем герой его философского романа, охвачен этим пафосом успеха сознательного усилия...

Вопрос только в точке опоры. А она -- более близкое, чем можно было предполагать. Одно из имен ее -- великодушие, “способность великой души вместить весь мир, как он есть”; великодушие предполагает, что “мир таков, что в любой данный момент в нем может что-то случиться только с моим участием”. А это значит, что “я участвую как бы в непрерывном творении мира”. мамардашвилли философия онтологический фашизм

Мир всегда нов, в нем может что-то случиться только вместе с тобой, в нем всегда есть для тебя место, и оно ожидает тебя... Без меня в мире не будет ни порядка, ни истины, ни красоты...

Мир, зависящий от усилия нашего решения, нашей решимости. Эта классическая утопия Мераба Мамардашвили создавала особым образом расположенного слушателя, как и его книга требует вовлеченного читателя.

Заключение

Мой реферат совершенно мне не пришелся по душе. Почему? Потому что изучая философию Мераба Мамардавилли очень сложно сказать, о чем мне все-таки необходимо здесь написать. Этот гений мысли заставил меня задуматься о том, как же я все-таки мыслю. Вместо того, чтобы по-настоящему разобраться в данной мне теме, я только больше запуталась и вопросов к себе и к миру стало только больше. Пытаясь сделать полноценную работу, я слишком много отвлекалась, переходя от одной тему, которую раскрывал Мамардашвилли к другой, читая, думая, пытаясь осмыслить я все меньше понимала, как его диалоги, размышления полноценно сгруппировать, что и как надо рассказать в своем реферате.

Теперь мне предстоит огромная работа по сепарации своих мыслей. Где мое, а где то, что во мне появилось по средством «Идолов». Ощущение недопонимая, а одновременно, что где-то близко, рядом кроется то, что мне надо увидеть.

В итоге, я очень рада была познакомиться с философией современного Сократа, я заинтересовалась этим и планирую дальнейшее изучение философии Мераба Мамардашвилли.

Список использованной литературы

1.Как я понимаю философию, Москва, издательская группа «Прогресс»

«Культура» 1992

2. Призвание философа, Ю.П. Сенокосов.

3. Формы и содержание мышления (К критике гегелевского учения о формах познания). М., «Высшая школа», 1968, 192 с.

4. Psychology.ru -Мамардашвилли М.К. О ФИЛОСОФИИ

Размещено на Allbest.ru