Критика религии в философии Ф. Ницше

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Введение

Время, в которое жил Фридрих Ницше, было очень сложным: Германия переживала болезненный процесс объединения, проводимый жесткой рукой Бисмарка, ломались столетиями накопленные стереотипы, нормы, правила, которые были так привычны, приятны и ценны немецкой душе и которые так хотелось сохранить. Немецкая интеллигенция, прекрасно образованная, воспитанная цветом европейской культуры - сонмом великих поэтов, философов и музыкантов, больше всего желала плодотворного развития идей и традиций самой передовой в то время в Европе, немецкой культуры и лишь очень немногие видели необходимость радикальных перемен. Одним из них был Фридрих Ницше.

Философия жизни -- течение в философии кон. 19 -- нач. 20 в., выдвигавшее в качестве исходного понятия «жизнь» как основополагающую основу мира. К этому течению относятся разные по типу философствования мыслители: Ф. Ницше в том числе. Философия жизни возникла как реакция на неокантианство и позитивизм и пыталась вместо абстрактных и неопределенных понятий «материя», «бытие», «дух» и т.п. найти фундаментальную, первичную основу всего сущего. Различают биологический и исторический варианты философии жизни. Первый наиболее ярко представлен Ницше и Бергсоном, второй -- Дильтеем и Шпенглером.

Жизнь в философии Ницше -- это органический процесс, постоянно совершенствующийся, превозмогающий самого себя, расширяющий свое господство, никогда не застывающий в конечных и ограниченных формах. Сознание, дух -- только средства и орудия на службе у жизни.

Волюнтаризм -- термин, обозначающий концепции или течения, игнорирующие объективные тенденции общественного развития и отводящие решающую роль человеческой воле. Общество является продуктом взаимодействия людей, наделенных волей. Волюнтаризм в значительной мере явился ответной реакцией на рационализм западноевропейской философии XVII-XIX вв.

Будучи филологом, по образованию, Ницше большое внимание уделял стилю ведения и изложения своей философии, снискав себе славу выдающегося стилиста. Философия Ницше не организована в систему, волю к которой он полагал недостатком честности. Наиболее значимой формой его философии являются афоризмы, выражающие запечатлённое движение состояния и мысли автора, находящихся в вечном становлении. Причины подобного стиля однозначно не выявляются. С одной стороны, такое изложение связано с желанием Ницше длительную часть времени проводить в прогулках, что лишало его возможности последовательного конспектирования мыслей. С другой стороны, свои ограничения накладывала и болезнь философа, не позволяющая долго смотреть на белые листы бумаги без рези в глазах. Тем не менее, афористичность письма можно назвать следствием осознанного выбора философа, результатом последовательного развития его убеждений. Афоризм как свой собственный комментарий разворачивается лишь при вовлечении читателя в постоянное переконструирование смысла, выходящего далеко за пределы контекста отдельного афоризма. Это движение смысла не может никогда закончиться, адекватнее передавая опыт жизни.

В «Антихристе» Ницше выступил в качестве "толкователя" Нового Завета. Его "толкование" сводится к тому, чтобы во всем Евангелии находить слова и фразы, а затем представлять их компрометирующими христианство. Однако критику христианства Ницше начал с теологии и философии, которая "от плоти и крови теологов". Ницше заявляет, что "кровь теологов испортила философию", и обрушивается с критикой на Канта и его мораль. По его мнению, "протестантский пастор -- дедушка немецкой философии", "успех Канта есть лишь успех теолога", а превращение человека в автомат "долга" -- это рецепт идиотизма. Таким образом, для Ницше всякая философия религиозна, а христианство для него представляют, прежде всего, Сократ и Кант, их морализм.

Цели данного реферата рассмотреть: 1) критику христианства Ф. Ницше, по работе «Антихрист», 2) религия как объект критики Ницше, 3) представление о Боге, а также сыне его Иисусе.

Основной задачей данного реферата является ознакомление и закрепление понятий связанных с отношением Фридриха Ницше к церковному институту и предмету христианства и его отношению к религии в целом в работе «Антихрист».

1. Проклятие христианству

Все знают, с какой неслыханной резкостью отвергал Ницше христианство. Например: "Кто выкажет сегодня хоть малейшее колебание в своем отношении к христианству, тому я не протяну и мизинца. Здесь возможна лишь одна позиция: безусловное "Нет".

Ницше не устает разоблачать христианство, переходя от негодования к презрению, от спокойного исследования к язвительному памфлету. С удивительной изобразительностью он меняет точки зрения, рассматривая христианские реалии со всех сторон и раздевая их донага. Он усвоил мотивы всех своих предшественников в этой борьбе и положил начало новой войне против христианства - войне небывало радикальной и до конца осознанной.

Зная об этой пламенной вражде, внимательный читатель Ницше не раз встанет в тупик перед некоторыми его высказываниями, на первый взгляд никак не совместимыми с антихристианством. Ницше случается говорить о христианстве так: "Это лучший кусок идеальной жизни, какой мне по-настоящему довелось узнать: я устремился вслед за ним чуть не с пеленок, и, думаю, никогда не предавал его в сердце своем". Он может одобрительно высказываться и о воздействии Библии: " Неизменное благоговение перед Библией, сохраняющееся в Европе, в общем, и по сей день, - это, пожалуй, лучший образчик культуры и утончения нравов, каким Европа обязана христианству...". Более того, Ницше, отпрыск священнических семей по линии обоих родителей, видит в совершенном христианине "благороднейший из человеческих типов", с какими ему приходилось сталкиваться: "Я почитаю за честь, что происхожу из рода, в котором принимали свое христианство всерьез во всех отношениях".

Словом, если мы решим перебрать все высказывания Ницше о христианских предметах по отдельности, будь то о "священнослужителе" или о "Церкви", мы натолкнемся на подобные трудносовместимые оценки: правда, отрицательные оценки будут в таком подавляющем большинстве, что положительные просто трудно будет заметить.

Так, священников он называет "коварными карликами", "паразитическим типом человека", "миропомазанными клеветниками", "ядовитыми пауками на древе жизни", "самыми ловкими из сознательных лицемеров", - и вдруг неожиданный панегирик "в честь благородных священнических натур": "Народ тысячу раз прав в своей неизменной любви к людям этого типа: к кротким, простым и серьезным, целомудренным священникам, которые принадлежат к нему и выходят из него. Но выходят как посвященные, из бранные, обрекшие себя на жертву ради него; и перед ними он может безнаказанной излить свое сердце... К известным священническим типам он выказывает, чуть ли не робкое уважение; именно христианство, полагает он, "отчеканило самые, пожалуй, тонкие лица в человеческом обществе: лица, несущие на себе печать высокой и наивысшей католической духовности... Человеческий облик достигает здесь той всепроникающей одухотворенности, какая возникает в результате постоянного прилива и отлива двух родов счастья (чувства своей власти и чувства самоотречения)... здесь царит то благородное пренебрежение к хрупкости нашего тела и нашего счастья, какое бывает у прирожденных солдат... Властная красота и утонченность облика князей Церкви во все времена служила для народа подтверждением истинности Церкви...". Иезуитов Ницше, как известно, особенно склонен поносить, однако не без восхищения пишет он о том, "какой подвиг самоопределения возлагает на себя буквально каждый иезуит: ибо та облегченная жизненная практика, которую проповедуют иезуитские учебники, предназначается отнюдь не для них самих, а лишь для мирян".

Ницше во фразе "Бог умер" констатировал реальный факт всеобщего охлаждения к христианству, понимая всю сложность ситуации, когда общество и культура потеряли духовные ориентиры и вечные ценности.

Первое сочинение, в котором Ницше обрушился с критикой на современное ему общество -- "Человеческое, слишком человеческое" (1878). В этой книге Ницше предложил понятие "свободные умы", которое означало идеал человека, способного подняться над плоской моралью и обычаями общества. "Свободный ум" -- это, по Ницше, человек, испытавший "великий разрыв". После "великого разрыва" человек становится свободным, его влечет к неизвестности. Ницше, в отличие от Киркегора, оставшегося в рамках христианства, с легкостью сделал переход от протестантского типа мышления к созданию по сути новой религии. Для создания псевдорелигиозного идеала Ницше начал с того, что утверждал: "никогда еще никакая религия ни прямо, ни косвенно, ни догматически, ни аллегорически не содержала истины".

Духовный максимализм Ницше обнаруживается, в частности, в рассуждении о "повседневном христианине". Если христианство право, то каждый христианин стремился бы стать священником, апостолом или отшельником, но поскольку этого нет, то "повседневный христианин" -- довольно "жалкая фигура". В восприятии христианства Ницше есть еще одна особенность: христианство для него -- прежде всего, мораль. Человек же сам создал мораль как кодекс особых требований. Таким образом, по мнению Ницше, он "поклоняется части самого себя". Такое упрощенное понимание христианства открывает Ницше путь к переоценке ценностей, к поиску новых идеалов. Одним из таких идеалов является гений, от которого Ницше остается только один шаг к понятию "сверхчеловека".

Наиболее яркое произведение, в котором выражено представление Ницше о христианстве -- "Так говорил Заратустра" (1883-1885). Эта книга написана человеком, хорошо знакомым с Евангелием. На страницах книги "Так говорил Заратустра" мы встречаем евангельские образы и скрытые или цельные цитаты из Евангелия. В образе Заратустры угадывается не просто пророк, но законодатель новой религии и отрицатель евангельских заповедей. В книге Ницше говорит голос измученного человека, обреченного на то, чтобы совмещать свое представление о Боге и религии с наблюдениями над тем, как христианство выражается в обыденной жизни. По мнению Ницше, люди из Евангелия извлекли утилитарную мораль, а Бога заставили служить своим низким, корыстным интересам. Фраза Ницше "Бог умер" -- не просто выражение атеизма, а итог глубоких религиозных размышлений.

Ницше является одним из величайших писателей, мастерски овладевших искусством иронии, но под его иронией скрывается величайший ужас и трагедия. Ницше не согласен принять в религии компромиссы, не согласен принять "формального" Бога. Однако в своем крайнем отрицании он готов отрицать всякого Бога, поскольку, по его мнению, всякий Бог насилует человека.

В книге "Антихрист" (1888) Ницше выступил в качестве "толкователя" Нового Завета. Его "толкование" сводится к тому, чтобы во всем Евангелии находить слова и фразы, а затем представлять их компрометирующими христианство. Однако критику христианства Ницше начал с теологии и философии, которая "от плоти и крови теологов". Ницше заявляет, что "кровь теологов испортила философию", и обрушивается с критикой на Канта и его мораль. По его мнению, "протестантский пастор -- дедушка немецкой философии", "успех Канта есть лишь успех теолога", а превращение человека в автомат "долга" -- это рецепт идиотизма. Таким образом, для Ницше всякая философия религиозна, а христианство для него представляют, прежде всего, Сократ и Кант, их морализм. В поздних сочинениях Ницше тема греческой культуры и критика христианства смыкаются, а образ Сократа олицетворяет всевозможные пороки.

Если в книге "Так говорил Заратустра" Ницше показал свою глубочайшую религиозную жажду, то в "Антихристе" он радикально отказывается от любого христианства, как исторического, так и евангельского. Взгляды Ницше на христианство претерпели эволюцию, от попыток создать религиозный идеал к полному отрицанию христианства и вообще религии. В последних книгах Ницше, с легкостью воспринявший идеи эволюционизма, твердо заявлял о том, что бессмертие души не существует. Если человек смертен, то любить его в наличном состоянии невозможно. Если человеческая культура способна развиваться, а человек произошел от обезьяны, то цель человека -- "сверхчеловек", цель истории - "сверхчеловек". Для этого и необходимо отказаться от христианства и обрести свободу. По Ницше, "смерть Бога" означает возвращение человеку свободы и возможность рождения "сверхчеловека".

Киркегор и Ницше оказали значительное влияние на философию XX в. -- прежде всего, самим стилем своего мышления, свободным, бескомпромиссным, на пределе человеческих возможностей. В дальнейшем философия религии распалась на два альтернативных направления -- академическую науку, содержанием которой являлось рациональное толкование религии, и свободное философствование, представители которого были противниками научно-академических форм мысли и опирались на личный жизненный опыт. Для свободных мыслителей Киркегор и Ницше навсегда стали образцами философствования, духовными и интеллектуальными идеалами.

Церковь для Ницше - смертельный враг всего благородного на земле. Она отстаивает рабские ценности, она стремится растоптать всякое величие в человеке, она - союз больных, она - злокозненная фальшивомонетчица. Однако и тут он не может отказать ей в своей уважении как к особого рода власти: "Всякая Церковь есть, прежде всего, институт власти, обеспечивающий высшее положение духовно одаренным людям; она настолько верует в могущество духовности, что отказывается от всех более грубых средств насилия, и уже по одному этому Церковь при всех обстоятельствах более благородное учреждение, нежели государство". Размышляя об истоках могущества католической церкви, Ницше приходит к заключению, что она черпает свою силу "в тех, до сих пор еще многочисленных, священнических натурах", которые добровольно "делают свою жизнь исполненной трудностей, а тем самым и глубокого смысла". Потому и борьбу против Церкви он одобряет отнюдь не во всех случаях: "Борьба против Церкви означает помимо всего прочего также и сопротивление натур более низких, самодовольных, наивных и поверхностных против господства более глубоких, более тяжелых и осмотрительных, а потому и более злых и подозрительных людей, мучимых непрестанным сомнением относительно ценности бытия и собственной своей ценности...".

Примеров подобных противоречивых оценок и толкований можно привести еще много; важно другое; чтобы понять Ницше в целом, необходимо понять эти его противоречия, ибо они не случайны. В поисках разумного и верного истолкования двойственного отношения Ницше к христианству попытаемся подойти к проблеме вот с какой стороны.

Свое происхождение из дома протестантских священников и, следовательно, "естественную" близость к христианам сам Ницше расценивал как факт первостепенной важности, как нечто незаменимое. Однако сам эта близость при обретает для него совершенно иной смысл с тех пор, как он осознать, что большинство христиан - христиане несовершенные. Расхождение между притязанием, требованием и действительностью испокон веков было движущей силой христианства. Правда, нередко притязание, требующее невозможного, и действительность, отказывающаяся повиноваться требованию, могут спокойно сосуществовать, не соприкасаясь. Но там, где они, встретившись, не дают друг другу покоя, может вырасти нечто из ряда вон выходящее. Ницше замечает, что "дерзкий внутренний скептицизм" вырос "в Германии именно среди детей. Почему? "Слишком много в Германии философов и ученых, которым случалось в детстве, послушав проповедь, перевести глаза на самого проповедника - и в результате они больше не верят в Бога... Немецкая философия есть, в сущности, не что иное, как неверие в homines religiosi ("людей религии"), в святых второго ранга, во всех деревенских и городских пасторов, включая и университетских богословов".

Здесь намечена характернейшая особенность страстной ненависти Ницше: его вражда к христианству как действительности неотделима от его связи с христианством как требованием. И эту фактическую связь сам он рассматривает не как прах, который следует отрясти со своих ног, а как нечто весьма позитивное. Он отлично сознает, что именно моральный импульс христианства впервые вызвал к жизни не знающую границ волю к истине; "что даже мы, сегодня ищущие познания, мы - безбожники и антиметафизики - зажигаем наши факелы от того старого пожара, разожженного тысячелетнею верой". Вот почему он призывает "не просто отделаться от всего христианского, но преодолеть его через сверххристианское". Значит, Ницше понимает себя так: его мысль выросла из христианства под воздействием христианских же импульсов. Его борьба против христианства отнюдь не означает стремления просто выбросить его на свалку, отменить или вернуться в дохристианские времена: напротив, Ницше желает обогнать его, преодолеть, опираясь на те самые силы, которые принесло в мир христианство - и только оно.

Ницше твердо знает: "Мы больше не христиане", но к этому он тотчас прибавляет: "Быть христианами сегодня не позволяет нам само наше благочестие - оно стало и строже, и капризнее". Когда он противопоставляет всякой морали свое "по ту сторону добра и зла", он хочет сделать из морали нечто большее, чем мораль: "Мы желаем сделаться наследниками морали, уничтожив ее”. В наших руках "высокий результат, достигнутый прежним человечеством - моральное чувство". "Все, что мы делаем, - всего лишь моральность, только обратившаяся против своей прежней формы".

Именно христианские импульсы, то есть достигшая высочайших степеней моральная правдивость, во все времена возбуждали христианскую борьбу против действительного, реального христианства, как оно проявляет себя здесь - во власти Церкви и в фактическом бытии и поведении людей, называющих себя христианами. Эта борьба внутри христианского мира не осталась без последствий - Ницше видит себя как раз последним из таких последствий. Века христианской культуры вывели новую христианскую породу людей и породили, по его мнению, небывалую доселе возможность, реализации которой он посвящает самого себя: "Борьбе против тысячелетнего христианско-церковного гнета создала в Европе великолепнейшее духовное напряжение, какого никогда не бывало на земле: отныне, держа в руках столь туго натянутый лук, можно поразить самые отдаленные цели... Мы, добрые европейцы, носители свободного, очень свободного духа - мы сохранили все томление духа, все напряжение духовной тетивы! Не исключено, что найдется у нас и стрела - задача, а может быть, даже и цель - кто знает?.."

В итоге мы понимаем, что основной опыт собственной жизни Ницше - противостояние христианству из христианских побуждений - становится для него моделью всемирноисторического процесса. Век, в который он жил, обозначал для него - не историческом фоне тысячелетий - некий поворотный пункт, таивший одновременно и величайшую опасность и величайшую возможность для души человека, для истины его оценок и ценностей, для самой сути человеческого бытия. И Ницше сознательно вступает в самый центр этого водоворота мировой истории.

2. Нигилизм

Рождение нигилизма понимается как начало новой эры в истории человечества. Нигилизм, отталкивающийся от события смерти Бога, далее наполняет себя созидающим смыслом. Появляется определение всего сущего как воли к власти -- ее самоуполномочения на превосхождение себя самой, что тесно связано с доктриной вечного возвращения. Целью единственно сущего является «сверхчеловек» -- «… тот высший однозначный образ человечества, который в качестве безусловной воли к власти в каждом человеке на разной ступени восходит к власти, наделяя тем самым человека принадлежностью к сущему в целом, то есть воле к власти, и удостоверяя его как истинно сущего, близкого к действительности и к «жизни».

Проводимая Ницше разделительная черта между личностью Иисуса Христа и феноменом христианства позволяет сделать вывод о неприятиии философом идеологического наслоения исторического тела христианства ввиду оказанного им негативного влияния на разнообразные аспекты жизни человека в обширной зоне влияния этой религии. Тогда как к самому Христу у Ницше прослеживается неоднозначное отношение (от жесткой критики до фактического преклонения перед мудростью простоты), свидетельствущее о предельной прозрачности в расстановке акцентов по данной проблеме.

Ницше заинтересован в функционировании нового учреждения, которое, уже вне религиозной санкции на жизнь, осуществляло бы проникновение многочисленных аспектов жизнедеятельности человека, посильно регламентируя ее, а не паразитируя, и не саморазлагаясь в качестве религиозно-государственного института.

Попытки синтеза наследия Ницше с реставрацией первоначальных христианских ценностей, совершаемые Шелером, Ясперсом, свидетельствуют о поиске промежуточных путей в будущее, приспособлении к сложившемуся мировосприятию современного человека. Однако, христианские ценности не поддаются скрещиванию с методологическими изысканиями в религиозной сфере от философии, давая в итоге очередные неприменимые на практике утопические умопостроения.

Вместо методического сомнения Ницше использовал методическое отрицание, усердное разрушение всего, что позволяет нигилизму прятаться от самого себя, ниспровержение идолов, скрывающих смерть Бога. "Чтобы воздвигнуть новый храм, нужно разрушить - таков закон". Тот, кто хочет быть творцом добра и зла, сначала должен стать разрушителем и уничтожить прежние ценности. "Таким образом, высшее зло составляет часть высшего блага, а этим высшим благом является творец". "Рассуждение о методе" своего времени Ницше написал по-своему, без тех свободы и ясности, свойственных французскому XVII в., которыми он так восхищался, но с проницательностью безумца, присущей XX в., который он считал веком гениальности. Этот ницшевский метод бунта нам и предстоит изучить.

Итак, первый шаг Ницше - согласиться с тем, что он знает. Атеизм для него нечто само собой разумеющееся; он "радикален и конструктивен". Если верить Ницше, то его высшее предназначение в том, чтобы спровоцировать своего рода кризис и дать окончательное решение проблеме атеизма. Мир движется наугад, у него нет конечной цели. Бог тогда бесполезен, поскольку он ничего не хочет. Если бы он чего-либо хотел - а в этом узнаваема традиционная формулировка проблемы зла, - на Бога следовало бы возложить ответственность за "ту сумму страданий и бессмыслицы, которая снижает общую ценность становления". Известно, что Ницше не скрывал своей зависти к Стендалю, которому принадлежит формулировка: "Единственным извинением Богу служит то, что он не существует". Лишенный божественной воли, мир в равной мере оказался лишенным единства и цели. По этой причине мир не подлежит суду. Всякое ценностное суждение, применяемое к нему, в конечном счете, оборачивается клеветой на жизнь. В таком случае о том, что есть, судят в сопоставлении с тем, что должно быть, - с царством небесным, с вечными идеями или с моральным императивом. Но того, что должно быть, не существует; этот мир нельзя осуждать от имени «ничто». Этих высказываний, отражающихся в тысячах других, торжественных или ироничных, достаточно, во всяком случае, для доказательства, что Ницше взвалил на свои плечи все бремя нигилизма и бунта. В своих рассуждениях, впрочем, ребяческих, о "дрессировке и отборе" он выразил крайности нигилистической логики. При этом Ницше отдает нигилизму ценности, которые традиционно рассматривались как сдерживающие нигилизм. В первую очередь мораль. Нравственное поведение, и то, образ которого явил Сократ, и то, которое проповедуется христианством, уже само по себе есть знак декаданса. Оно хочет заменить человека из плоти и крови отраженным человеком. Подобная мораль осуждает мир страстей и мук во имя гармоничного мира, от начала и до конца вымышленного. Если нигилизм есть бессилие верить, его самый серьезный симптом обнаруживается не в атеизме, а в бессилии верить в то, что есть, видеть то, что происходит, жить тем, что тебе предлагается. Эта ущербность лежит в основе всякого идеализма. Мораль лишена веры в мир. Для Ницше подлинная мораль неотделима от ясности ума. Философ суров ко всякого рода "клеветникам на мир", поскольку он видит в этой клевете позорную склонность к бегству. Для него традиционная мораль - это лишь особый случай имморализма. "Именно добро, - говорит Ницше, - нуждается в оправдании". И еще: "Именно по моральным соображениям однажды перестанут делать добро".

Несомненно, философия Ницше вращается вокруг проблемы бунта. Точнее говоря, с бунта она и началась. Но ощущается некая подмена, произведенная Ницше. Бунт, полагает он, исходит из того, что "Бог умер"; это воспринимается как свершившийся факт. Бунт обращается против всего того, что тщится заменить собой умершее божество и порочит мир, безусловно, никем не управляемый, но остающийся единственной кузницей богов. Вопреки мнению его христианских критиков, Ницше не замышлял убийства Бога. Он нашел Бога мертвым в душе своей эпохи. Он первым осознал огромность события и сделал вывод, что этот бунт приведет к возрождению, только если им управлять. Любое иное отношение к бунту, будь то сожаление или снисходительность, неизбежно ведут к апокалипсису. Ницше не изложил философию бунта, но воздвиг философию из бунта.

Если Ницше нападает на христианство, то это в первую очередь относится к христианской морали. Он никогда не затрагивает личности Христа, с одной стороны, и цинизма церкви - с другой. Известно, что Ницше с чувством знатока восхищался иезуитами. "В сущности, - писал он, - только моральный Бог отвергнут". Для Ницше, как и для Толстого, Христос - не бунтарь. Суть его учения сводится к тотальному согласию, к непротивлению злу. Не следует убивать даже ради того, чтобы помешать убийству. Нужно принять мир таким, каков он есть, отказаться умножать его несчастья, но согласиться лично, страдать от существующего в мире зла. Царство небесное нам непосредственно доступно. Оно есть не что иное, как внутренняя расположенность, которая позволяет нам привести наши поступки в соответствие с этими принципами и благодаря которой мы можем испытать непосредственное блаженство. По Ницше, не вера, а дела - завет Христа. В таком случае история христианства представляет собой лишь долгий путь измены этому Евангелию. Уже Новый Завет несет на себе печать искажения, и от Павла до Вселенских соборов церковная служба заставляет забыть о делах.

3. Сверхчеловек. Иисус, как христианин. Его личность

Проблема волнующая интеллектуальные круги вот уже более столетия заключается в полном пересмотре, переосмыслении и в чем-то ревизионизме всего духовного опыта европейского глобальной цивилизации, отсчет которой и положило событие, произошедшее более 2000 тысяч лет назад - появление личности Иисуса Христа.

Последующий антихристианский пафос Нового Времени с нигилизмом вплоть до атеизма, и столь же яростное оправдание христианских положений наводят на мысль о том, что личность Христа. Несмотря на разногласия, мистицизм, догматизм, коренным образом повлияла на судьбы Европейской цивилизации, ее новой эры, на становление государств в канве Великого переселения народов из Северной и Восточной Европы, которые и стали столпом Европейской глобальной цивилизации.

Европейская глобальная цивилизация строила свои государства и для восприятия этого механизма им жизненно необходима была мощная идеология, закрепляющая монархическую власть. Мощный нордический дух, не знавший рабства государственных организаций, осознанно воспринял тогда христианство, на тот момент самую цельную религиозную нравственную идеологию - ислам сам еще находится на этапе становления, иудаизм был закрытым эгоцентрическим учением. Язычество молодых народов было не в состоянии обеспечить новый тип национальной сплоченности в рамках государства, слишком уж оно было обращено к гармонии человека с природой.

Чем же привлекло христианство нордические народы? Для иерархического принципа власти оно было незаменимым инструментом управления массами, их моралью. Поэтому заблуждаются те, кто считает христианство религией слабых. Нет, эта религия, как раз таки служила интересам сильных. Лишь позднее произошел ее упадок, из-за замкнутости жречества от мира, и ухода в мистику и механический ритуализм христианство деградировало и обрело те черты, которые потом так критиковались.

Напротив, изначально христианство для нордических ариев стало мощной воинствующей религией объединения земель, борьбы с восточной экспансией. Основой военных объединений крестоносцев и их орденов, методом геополитической экспансии и колонизации (Эпоха великих географических открытий). Оно утверждало превосходство европейца над семитами, мусульманами, аборигенами колоний, подавляло инквизицией инакомыслие, в общем, было могучим цербером государственной системы европейских держав.

Лишь с приходом Ренессанса и разложением феодализма христианство стало сдавать свои позиции в государстве и идеологии.

Что-то очень близкое, нордическое было во Христе, иначе, почему ариям было бы не принять Римский пантеон, ветхозаветного иудейского бога, Магомета? Во Христе было много сурового аскетизма и порядка. Он был доказательством Бога. И в большой мере был оппозицией восточным деспотическим культам. Не малую роль сыграл Апокалипсис, в котором Христос предстает как мощь, власть, символ Победы над востоком и его мистикой.

Чтобы лучше понять все произошедшее с нами за эру Христа, следует обратиться непосредственно к его личности. Но не через призму канонических религиозных образов и экзегез, не через критику ниспровергателей-антиклерикалов. А через идею сверхчеловека. Сверхчеловека Ницше.

Ницше оказался, как это ни покажется странным, наиболее последовательным продолжателем «дела 2000-летней давности» и «метода» Христа. Он был не первым, а одним из последних ниспровергателей христианства, Антихристом - логически завершил свою эпопею моральной переоценки мира, дав все ключи от бездны и «не благую» весть следующему за ним человечеству.

Чтобы понять это стоит провести несколько небольших аналогий между личностями (не образами) Христа и Заратустры. Сама книга «Так говорил Заратустра» была исключительной, из ряда вон выходящим, философским откровением для всей мировой философии 19 века. Она явилась заключительным эпическим аккордом классической немецкой философии, тем последним со времен Гете случаем, когда немецкая философия прорвалась в художественную сферу литературы. Что, например, для русской философии изначально стало методом мировосприятия и обращения к действительности во всей ее неохватности (Ницше был наполовину славянин и ребенком из религиозной католической семьи).

Если отвлечься от новозаветных догм, благолепия мистического мифа рождения и семьи Христа, антиклерикальной критики, наполняющих образ христианства, то мы увидим лично Христа в совершенно ином свете.

А это был человек «отверженный» от всего содержания окружающей духовной жизни того общества, в котором он жил. «Сын» простого плотника, скорее всего незаконнорожденный, от человека чужого рода. Иисус однозначно не был евреем. Вряд ли ортодоксальное фарисейское общество пощадило бы женщину своего рода за «непорочное зачатие». При том этническом разнообразии Малой Азии, да еще и в условиях широко распространенного в тех местах и повсеместно в Риме рабовладения, можно предположить, что Мария была вовсе не из иудейской общины. Не могла она быть и дочерью фарисея, иначе как бы ее отдали замуж за слабоумного Иосифа, как бы заглаживая ее грех. Но миф, наоборот, представляет нам все в радужном свете. В младенчестве Христа слишком много нестыковок. О дальнейшем детстве Иисуса и его отрочестве ничего почти не сообщается, потому что до своего великого земного подвига он был в этом обществе простым человеком, плотником с незаурядным мышлением. Событие с волхвами также не вызывает доверие. Могли проходить люди, может и впрямь не простолюдины - кстати, вовсе не иудейской веры по легенде, остановились на привал в том месте, где родила Мария, нежно посюсюкали с младенцем, что-то подарили молодой маме. Такие обычные события легко превращаются с помощью азиатского жреческого красноречия и мистицизма в невесть какое волшебное действо.

Конечно же, Иисус не был духовно «простым» человеком. Его положение от рождения заставляло чутко, порой болезненно воспринимать окружающую действительность. Он ощущал себя необычным, был умственно и духовно одаренной личностью. По всей видимости, в какой-то момент в его мировоззрении образовался комплекс ответственности за окружающую его жизнь. Некое прозрение, катарсис. Он много размышлял над миром, людьми, хотя и в догмах и дискурсе того общества, в котором он рос и жил. Но нечто чужеродное от рождения, или благодаря этому факту, тяготило его душу в отношении иудейского общества. Его мировоззрение было широким, глобальным, неординарным, сильно отличавшимся от мелочной суеты Ближнего Востока, этого самого пестрого и застарелого мира. Вероятнее всего его главным духовным талантом, гением стало его вневременное сознание - ощущение действительности вне ее повседневных условностей. Его печалили судьбы мира, в котором он жил, ведь он своим «отвлеченным», «чужим» взглядом чувствовал декаданс всей той эпохи, ощущал умозрительно грядущие перемены лика человеческого бытия, как и Заратустра у Ницше.

Сильное, амбициозное сознание Христа было отягощено окружающим ремесленным бытом. Иисус прекрасно знал нужды простых людей. Он четко понимал, что ему в его социальном статусе никогда не подняться к тем степеням благородства, которых он заслуживал. Да и не могла погрязшая в пороке, растлении и фарисействе Малая Азия предоставить хоть малейшие возможности для удовлетворения благородных духовных потребностей Христа. Его тяготило плотницкое положение и малоазиатское социальное болото. Он мечтал покорить мир, возвыситься на 6000 футов над этим болотом. Но где взять этот источник возвышения, за что зацепиться? И Он выбрал лишь тот доступный смертоносный источник восхождения, что Ницше называл «черной дырой» масс. Иисус совершил революцию одного человека. Он понимал, как устроена толпа, во что она верит, и он привлек ее, взял роль пророка, Мессии, хотя и не соответствовал фарисейскому образу мессии, за что и поплатился. Воистину Иисус был «восстанием рабов в морали»: он выбрал противоположный вектор возвышения - не героический славный, а героический мученический. В смысле, что он не избрал долю завоевателя, покорителя, столь почетную для той эпохи. Он выбрал возвышение и мученическое падение во имя рода человеческого, позорную смерть во славу Господа. Вот он парадокс возвышения, дух великой трагедии возвысил Иисуса куда выше, чем эпическая сага о доблестных подвигах с мечом в руках, каковые были предсказаны израильскому мессии. Трагедию всегда воспринимали миллионы, сопереживали ей. До Иисуса такой попыткой был Сократ, но это было не убедительно.

Христос знал о культе Митры, сильно распространенном тогда на Ближнем Востоке. Мог он знать и о Платоне, Сократе и других философско-религиозных школах. Почему его ограничили иудейским мировоззрением, не понятно. Принципы христианства как раз сильно рознятся с ветхозаветными и близки к гуманистическим идеям эллинизма и митраизма.

По писанию со смертью Христа Ветхий завет был прерван. Христос - греческое «спаситель», Петр и Павел - греческое и римское имя. То есть был акт переименования, который говорит явно об отходе от иудейской традиции.

К тому же всем известно, что император Константин с легкостью сумел сочетать христианство с ритуализмом митраизма. Было это не случайно. Вполне возможно, что источники этой стороны христианства до нас не дошли из-за жесткого ревизионизма церкви.

Но в чем же главный феномен личности Христа? Иисус привнес в наш мир нравственное сверхзнание. То самое сверхчеловеческое, которое Ницше пытался объяснить через Заратустру. Его природа не совсем вербальная, поэтому ни Евангелия, ни другие богословские трактаты не смогли в полной мере его объяснить и расшифровать: до сих пор из-за этого священные тексты нам кажутся загадочными, полными скрытого смысла. На самом деле они сами пытались разгадать нравственное гречишное зерно сверхзаниня, но не смогли. Петр и Павел, евангелисты позже привнесли логическую догматическую интерпретацию этого нравственного сверхзнания в доступном им духе иудео-христианства. То есть на сверхзнание наложили уже существовавшую и понятную им идеологию.

Заратустра Ницше критиковал жрецов за «навязанный аскетизм» тем, кому он по сущности не соответствует и приносит лишь рабство и страдания. За десятину, которую они требовали, чтобы быть узурпаторами. Иисус же учил отдавать половину, дарить: есть два платья - одно отдай. Но жрецы исказили его учение всем тем «малоазиатским болотом», оставшимся от царств и деспотий. Христианство содержит в себе сверхзнание данное Христом. Если бы его не было, то христианство бы не состоялось. Однако отчасти оно было извращено в угоду социальных пороков и несовершенств, за что справедливо порицалось выдающимися гуманистами. Становление христианства покрыто завесой тайн. Дэны Брауны просто так не появляются. Борьба за Христа еще не закончена.

«Я учу вас о сверхчеловеке» Заратустры Ницше есть попытка осознать, какие люди движут эволюцией ноосферы, как они восстают против мира, как взвешивают его, как пытаются объяснить его суть «пастве», при этом сами возносятся на 6000 тысяч футов над человечеством. Наверное, таким был когда-то давно, две с лишним тысячи лет назад и Христос.

Заключение

ницше волюнтаризм философ христианский

Ницше осуждает христианство, выдвигая против христианской церкви страшнейшие из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного -- душевную низость. Удалить какое-нибудь бедствие -- это шло глубоко вразрез с её пользой: она жила бедствиями, она создавала бедствия, чтобы себя увековечить... Червь греха, например, таким бедствием впервые церковь обогатила человечество! -- «Равенство душ перед Богом», эта фальшь, этот предлог для всех низменно настроенных, это взрывчатое вещество мысли, которые сделались, наконец, революцией, современной идеей и принципом упадка всего общественного порядка, -- таков христианский «строй»... «Гуманитарные» благословения христианства! Выдрессировать из человечества само противоречие, искусство самоосквернения, волю ко лжи, во что бы то ни стало, отвращение, презрение ко всем хорошим и честным инстинктам! Вот что такое, по-моему, благословения христианства! -- Паразитизм, как единственная практика церкви, высасывающая всю кровь, всю любовь, всю надежду на жизнь своим идеалом бледной немочи и «святости». Потустороннее как воля к отрицанию всякой реальности; крест как знак принадлежности к самому подземному заговору, какие когда-либо бывали, -- заговору против здоровья, красоты, удачливости, смелости, духа, против душевной доброты, против самой жизни...

Это вечное обвинение против христианства я хочу написать на всех стенах, где только они есть, -- у меня есть буквы, чтобы и слепых сделать зрячими... Ницше называет христианство единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, -- он называет его единым бессмертным, позорным пятном человечества...

И вот считают время с того времени, когда начался этот рок, с первого дня христианства! -- Почему лучше не с последнего? -- Не с сегодняшнего? -- Переоценка всех ценностей!

Размещено на Allbest.ru