Историография П.Я. Чаадаева

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

"Национальный исследовательский ядерный университет "МИФИ"

Обнинский институт атомной энергетики - филиал федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего профессионального образования

Национальный исследовательский ядерный университет "МИФИ"

РЕФЕРАТ

по курсу "Философия"

на тему "Историография П.Я. Чаадаева"

Выполнила: студентка

Верова С.Ю.

Проверил преподаватель

Масленников И.О.

2014

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. БИОГРАФИЯ

ГЛАВА 2. ФИЛОСОВСКИЕ ВЗГЛЯДЫ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

чаадаев исторический философский наследие

В историографии философии имя Петра Яковлевича Чаадаева (1794-1856) связано в первую очередь с дискуссией о путях развития Европы и России. Именно в контексте этой дискуссии, столь существенной для развития русской общественной мысли XIX века, его фигура принимает определенность и выступает, может быть, наиболее яркой среди ее участников.

Отечественные исследователи русской общественной мысли XIX века непременно интересовались творческим наследием Чаадаева. С самого начала современники давали противоположные оценки взглядам Чаадаева, заостряя внимания на каком-либо одном аспекте. Эту традицию продолжили исследователи, зачастую обращаясь к его наследию скорее с полемическим, нежели с научным интересом. Поэтому чаадаевская историография изначально представляет самые разнообразные оценки его идей и их исторического значения. Решающим фактором, оказывавшим влияние на развитие историографии, являлось изменение политической ситуации.

ГЛАВА 1. БИОГРАФИЯ

Петр Яковлевич Чаадаев родился в Москве 27 мая 1794 года и вскоре был перевезен в село Хрипуново Ардатовского уезда Нижегородской губернии, где находилось имение его отца.

Отец - Яков Петрович, представитель литовского дворянского рода, начал службу в Лейб-гвардии Семеновского полка, откуда он уволился в чине полковника и занял должность советника Нижегородской уголовной палаты.

Мать Петра Яковлевича - Наталья Михайловна - была дочерью известного историографа Михаила Михайловича Щербатова. Родители умерли, когда Петр был ещ? младенцем, и он вместе со старшим братом Михаилом остался на попечении Щербатовых[4, с.10].

Воспитанием их занялась тетка, княжна Анна Михайловна Щербатова, а их имущественные дела вел дядя Дмитрий Михайлович Щербатов [4, с.11]. По словам М. И. Жихарева, лет до семи «за детьми ходили няньки», которые затем устранялись, и «принимались дядьки, учители, гувернеры, наставники». Тогда детей начали учить в лучших традициях современного им домашнего образования: «Это учение в то время всегда было делом прихотливого случая» [1, с.52].

Когда дошло до учителей, то дело взял в свои руки Дмитрий Михайлович Щербатов. В качестве воспитателей приглашались лучшие московские педагоги. К пятнадцати годам П. Чаадаев в совершенстве владел английским и немецким языками, а французским пользовался столь же свободно как и русским. Зная иностранные и древние языки, он читал в подлинниках европейскую литературу и тексты древних классиков [1, с.53].

Еще до поступления в университет Чаадаев начал интересоваться политикой. По свидетельству М. И. Жихарева, летом 1807 года, когда в деревне «в щербатовском семействе играли какое-то представление по случаю торжествования тильзитского мира <...>, Чаадаев ушел на целый день в поле и забился в рожь, а когда его там отыскали, то с плачем объявил, что домой не вернется, что не хочет присутствовать при празднование такого события, которое есть пятно для России и унижение для государства» » [1, с.56].

Уже в ранней юности в Петре Чаадаеве проявились не совсем обычные черты характера, стремления. Взрослых современников просто поражала "необыкновенная самостоятельность" его поведения и "независимость мышления", его непохожесть на сверстников, его какая-то воинствующая самобытность. Поведение его было странное. Он не терпел, когда его спрашивали, к кому и зачем он уходит из дому, о чем думает.

В 1808 году наступает новый этап в жизни будущего мыслителя: учеба в университете. "По надлежащему испытанию", как сказано в официальном акте, Петр и Михаил Чаадаевы были приняты в Московский университет. Образование тогда здесь было, по единодушному свидетельству современников, поставлено весьма неплохо. Всего за четыре года до поступления в университет братьев Чаадаевых Александром I в России была проведена реформа университетского образования, существенно обновившая всю постановку преподавания в этих учебных заведениях страны и всю атмосферу общественной жизни в них. Были узаконены разные органы студенческого самоуправления, отменены некоторые инструкции, оказенивавшие преподавание3.

Атмосфера Московского университета начала XIX века позволяет судить об условиях на которых шло формирования мировоззрения Чаадаева. Она была просветительская, хотя и несколько с «немецким душком», что означало знакомство с философией Канта, Фихте и Шеллинга[3, с.11].

И здесь же впервые в Петре Чаадаеве проявилась та самая черта его натуры, которая в дальнейшем столь многое определила в его судьбе. Оказалось, что он "от остальных людей отличался необыкновенной нравственно-духовной возбудительностью... Его разговор и даже одно его присутствие, - как писал один из современников Чаадаева,- действовали на других, как действует шпора на благородную лошадь. При нем как-то нельзя, неловко было отдаваться ежедневной пошлости. При его появлении всякий как-то невольно нравственно и умственно осматривался, прибирался и охорашивался".

Окончив курс в университете, в начале 1811 года, Чаадаев начал томиться ожиданием, желая скорейшего определения на службу. Наконец в декабре 1811 года6 братья отправились в Петербург и 12 мая 1812 года были зачислены подпрапорщиками в Лейб-гвардию Сем?новского полка - здесь некогда служил и их дядя-опекун [5,с.169].

Служба в армии оказала неизгладимый отпечаток на взгляды будущего мыслителя. После первых впечатлений европейской жизни, испытанных в течение наполеоновских войн, в Петербурге Чаадаев, по-видимому, вместе с либеральными кружками своих друзей, отдавались тем великодушным мечтам, которые наполняли их нравственное существование и вознаграждали их за тяжелые и неприятные испытания действительности.

С этим периодом жизни связан ещ? один замечательный эпизод его биографии - знакомство и дружба с А. С. Пушкиным. С ним Чаадаев познакомился в Царском Селе в доме Карамзина. Известны его штудии по философским и историческим вопросам, о которых пишет большинство его биографов, в связи, как правило, с его дружбой с Пушкиным. «Чаадаев хотел вдолбить мне в голову Локка», - вспоминал, по словам О. А. Смирновой-Россет, сам Пушкин» [3,с.11].

Переломным моментом жизни Чаадаева является отставка. Имеются свидетельства о том, что это решение было им принято не под влиянием либеральных идей. 9 февраля 1820 г. он писал брату: «Ты хочешь, чтобы я обстоятельно тебе сказал, зачем мне нужны деньги. <...> Если меня сделают шутом, то мне нужно будет кроме тех 2000, которые должен князю, по крайней мере 8, чтобы монтироваться и поставить себя в состояние жить на квартире и потому не издерживать более как свой доход, платить же я буду из шутовского жалования. Если же меня не сделают, то деньги эти мне не нужны. Тогда я выйду в отставку и непременно еду жить в Париж, сперва разделавшись с тобою и все окончив» [6, с.9-10].

Полтора месяца спустя Петр Чаадаев писал Михаилу: «Спешу сообщить тебе, что ты уволен в отставку. Весьма завидую твоей судьбе и воистину желаю только одного: возможно скорее оказаться в том же положении. Если бы я подал прошение об увольнении в настоящую минуту, то это значило бы просить о милости; быть может, мне и оказали бы ее - но как решиться на просьбу, когда не имеешь на это право? Возможно, однако, что я кончу этим». И уже после подачи прошения об отставке Чаадаев писал тетушке: «Моя просьба об отставке произвела сильное впечатление на некоторых лиц. Сначала не хотели верить, что я серьезно домогаюсь этого, но до сих пор не могут понять, как я мог решиться на это в то момент, когда я должен получать то, чего казалось я желал, чего желает так весь свет, и что получить молодому человек в моем чине считается в высшей степени лестным. Есть люди, которые думают, что во время моего путешествия в Троппау я обеспечил себе эту милость и что я подал в отставку лишь для того, чтобы набить себе цену. Через несколько недель они убедятся в своем заблуждении. Вы знаете, что во мне слишком много истинного честолюбия, чтобы тянуться за милостью и тем нелепым уважением, которое она доставляет <...> Самое большое через два месяца я увижусь с вами. Брат и я обоснуемся на некоторое время в Москве, я до тех пор, пока не представится возможность удалиться в Швейцарию, где я, думая обосноваться навсегда <...> Мне невозможно оставаться в России по многим основаниям» [6, с.15-16].

ГЛАВА 2. ФИЛОСОВСКИЕ ВЗГЛЯДЫ

В России в конце ХХ - начале XXI вв. произошли изменения, которые поставили перед обществом и исторической наукой задачу переосмысления истории России в целом и переоценки уже накопленного историографического опыта. История исторического сознания в России и развития самой исторической науки стало выдвигаться на передний план современного исторического познания. Вопросы зарождения исторического сознания в России уходят корнями в XVIII в. и первую половину XIX в. Советская историография и методология не видела научных проблем в этой области. Истоки исторического сознания в России имеют большую социальную значимость, поскольку позволяют вскрыть те противоречия в социальном самосознании российского общества, которые во многом не позволяют успешно решать задачи развития, ставшие перед ним в начале XXI в. «Национальная идея» российского общества так и не была сформулирована на рубеже XX и XXI вв., отношения России с Западной Европой по-прежнему оказываются не только политической, но историко-концептуальной проблемой. Эти проблемы были осознаны в российском научном сознании в 30-е - 40-е гг. XIX в. и породили западничество и славянофильство не только как формы политического движения, но и как формы общественного исторического сознания, истоки которых происходят из «Философических писем» Чаадаева.

Философские источники исторической концепции Чаадаева не раз обсуждались в историографии. О них упоминали еще его современники. В ноябре 1836 года Д.В. Давыдов, рассказывая Пушкину о разговоре Чаадаева со Строгановым и о его желании оправдать себя, писал: «Но это просто гадко, а что смешно, это скорбь его о том, что скажут о его признании умалишенным друзья его, ученые Балланш, Ламенне, Гизо и какие-то немецкие Шустера-метафизики!».

Французский исследователь Шарль Кене сравнивает идеи «Философических писем» с произведениями мыслителей, которые могли оказать на Чаадаева влияние (Ф. Р. Шатобриан, П. С. Балланш, Ф. Р. де Ламенне, Ф. П. Г. Гизо, А. Сен-Симона, Ж. де Местр, Л. де Бональд, Платон, Р. Декарт, И. Кант, Б. Спиноза, Ф. Бэкон, Ф. В. И. Шеллинг, Ш. Бонне, Ф. де Экштейн, Г. В. Ф. Гегель, А. В. Шлегель).

В пятом «Философическом письме» он прямо отмечает: «Среди умственных течений современности есть, в частности, одно, которое нужно особенно выделить. Это род тонкого Платонизма, новое порождение глубокой и мечтательной Германии; это преисполненный возвышенной умозрительной поэзии трансцендентальный Идеализм, который уже потряс ветхое здание философских предрассудков в самой их основе» [7,с.37].

Из более чем восьмидесяти наименований книг, посвященных истории, лишь десять так или иначе касаются истории России. Одна из них - «Житие Петра Великого», компиляционное переводное издание 1772 г. - относится к петровскому периоду. Две книги посвящены взаимоотношениям Англии и России и России и Польши. Одна - истории взаимоотношений славян, россов и германцев и лишь одна - критический отзыв на статью Погодина, посвященную допетровской истории России.

Идеи Чаадаева во многом зависят от того вида, в котором представляется история русской нации. Человек умный, он видел совершенную нескладицу и пустоту во всем том, что рассказывали ему русские писатели риторического направления, которых одних мы имеем. Кроме того, были компиляторы, усердно пересказывавшие все без разбора факты" » [12, с.149]. Это подтверждается свидетельством М. И. Жихарева, вспоминавшего, что «всего менее удовлетворительно он [П.Я. Чаадаев - А.Г.] знал русскую историю, хотя был в ней довольно сведущ» [7, с. 456].

Работу Н.Г. Карамзина "История государства Российского", Чаадаев оценивает с отрицательной позиции так как она лишена, по его мнению, мысли: «История нашей страны, например, рассказано недостаточно; из этого, однако, не следует, что ее нельзя разгадать. Мысль более сильна более проникновенна, чем мысль Карамзина, когда-нибудь это сделает».

Чаадаев стремился как можно скорее повлиять на ход развития России и отвратить от нее ту опасность, которую предвидел. Чтобы ощутить его пророческие настроения, достаточно обратиться к его письму А.С. Пушкину 1831 года: „...Заметили ли вы, что происходит нечто необычное в недрах морального мира, нечто подобное тому, что происходит, говорят, в недрах мира физического?... Разве есть какая-либо возможность не быть затронутым в задушевнейших своих чувствах среди всеобщего столкновения всех начал человеческой природы! Мне пришлось видеть недавно письмо вашего друга, великого поэта: это -- такая беспечность и веселие, что страх берет. Можете ли вы объяснить мне, как подобный человек, знакомый некогда с печалью всех вещей, не испытывает ныне ни малейшего чувства горя перед гибелью целого мира?.. И мир, безопасность, будущее, -- все сразу обратилось в ничто“ [4, с. 70].

Но в „Философических письмах“ был не только призыв к переустройству России. Обоснование этой необходимости было лишь результатом, возникшем на основе применения Чаадаевым особой методологии и особой аксиоматики. И чтобы понять их суть, следует очень внимательно просмотреть все труды „басманного философа“.

Современная историческая наука, которую он характеризует как "повествовательную", была для Чаадаева неприемлемой. Направление, которого придерживается современная ему историческая наука, неправильно. Он пишет, обращаясь к своей "даме": «…Неужели вы не находите, сударыня, что и вообще традиционная, или повествовательная история по необходимости неполна? Современная точка зрения истории не может удовлетворить разум» [7, с. 392]. Он называет такую историю "вульгарной": «…Нельзя рассматривать движение веков так, как их рассматривает вульгарная история» [7, с. 392].

Чаадаев критикует исторический эмпиризм и возражает против утверждений, будто задача современной историографии состоит в овладении все большим и большим количеством фактов. Но, разумеется, и не отрицает, что признаками обретения истины является проработка всей совокупности исторических фактов. Он имеет в виду не простое историописание, а осознание общих закономерностей, единства, то есть выработку рационального воззрения на историю, которую, по его мнению, осталось только осмысливать. В шестом письме он отмечает, что: «Никогда не будет достаточно фактов, для того, чтобы все доказать…Самые факты, сколько бы их ни собирать, еще никогда не создадут достоверности которую нам может дать лишь способ их понимания, действуя по отношению к ним приемами чисто рациональными…такое воззрение на историю привело бы, без сомнения, к более положительным результатам» [7, с. 392].

Чаадаев выделяет в современной ему исторической науке два направления: «динамическую» и «психологическую» историю. Первая использовала факты, соединяя их при этом, но не осмысляя ни ход, ни логику этого движения. Вторая пыталась объяснить историю через личность, и игнорировала «высший закон». В седьмом письме он отмечает, что: «Динамическая и психологическая история, пытается все объяснить личностью и воображаемым сцеплением причин и следствий, фантазиями людей и последствиями этих фантазий, якобы неотвратимыми, т.е. представляет человеческий ум собственному его закону, а не понимает, что как раз вследствие неизмеримого превосходства этой части всей природы в целом над остальной ее частью действие высшего закона должно быть здесь еще более очевидным, чем в той другой части» [9, с. 418].

Прежде всего, его историческая концепция должна решить задачу, установить существует ли единство истории человечества, и если существует, то в чем состоит и чем определено. Историческая концепция должна выработать понимание всеобщего закона, управляющего историей. В этом смысле она противостоит старой истории, которая хотя и стремилась отыскать принцип исторического единства, но была непоследовательна. Он отмечает в шестом письме:

«Она не смогла еще прийти ни к единству, ни к той высшей нравственной оценке, которая вытекала бы из отчетливого понимания всеобщего закона, управляющего нравственным движением веков» [10, с. 395].

Чаадаев стоит за «религиозный способ осознавать историю», согласно которому истинное единство истории - это «религиозное единство истории". И утверждает, что ходом исторических событий управляет «совершенно мудрый разум»3. Истинный мыслитель «стремится лишь как можно лучше постигнуть пути господни во всемирной истории человечества» [12, с.353].

Чаадаев утверждал, что весь христианский мир должен содействовать водворению Царства Божия на земле: «В мире христианском все должно непременно способствовать установлению совершенного строя на земле да и ведет к этому на самом деле».

Чаадаев, заканчивая размышления о мировой истории, утверждает, что к цели истории, а именно Царству Божьему на земле, может привести только западный путь развития: «Лишь путь Западной цивилизации ведет к "новому строю" - к царству Божью на Земле». Таким образом, западный путь развития видится Чаадаеву более перспективным.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Творческое наследие Чаадаева является системой взглядов, в которой решается комплекс социальных, религиозных, философских и исторических вопросов. Чаадаев не приемлет современный ему способ изучения истории, который занимается лишь собиранием фактов. Он выделяет рационалистический подход в изучении истории, который осмысливает историю и основой, которого является христианское понимание истории.

Христианство является главным фактором развития мировой истории в исторической концепции Чаадаева. Цель исторического процесса - воплощение Царства Божия на земле; христианство является единственной подлинной и истинной религией, поскольку именно оно предполагает воплощение царства Божия на Земле; сам исторический процесс развития общества протекает при определяющем воздействиим христианского духа.

История развития человечества, в понимании Чаадаева, представляет собой нравственное развитие одного человека. Чаадаев выделяет исторические личности, которые не были по достоинству оценены человечеством.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Жихарев М. И. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х годов XIX в. М., 1989.

2. Зеньковский В.В. История русской философии. М., 1998. Т. 1.

3. Каменский З.А. Парадоксы Чаадаева // Чаадаев, П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. В 2-х т. Т. 1. М., 1991.

4. Пыпин А. Н. Проявление скептицизма - Чаадаев // П.Я.Чаадаев: pro et contra: Личность и творчество П.Чаадаева в оценке рус. мыслителей и исследователей. СПб., 1998. С. 174.

5. Тарасов Б. Чаадаев. М., 1990.

6 Тарасов Б.Н. Молодой Чаадаев: книги и учителя // Альманах библиофила. М., 1985. Вып. 18.

7 Чаадаев П. Я. Письмо М. Я. Чаадаеву, 9 февраля 1820 г. // Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений. Т. 2. М. 1991.

8 Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений. Т. 1. М., 1991.

9. Чаадаев П.Я., Полное собрание сочинений и писем, Т. 2, М.: Наука, 1991

10. Чаадаев П. Я. Философическое письмо. Письмо седьмое // Полное собрание сочинений. Т. 1. М., 1991.

11. Чаадаев П. Я. Философическое письмо. Письмо шестое // П. Я. Чаадаев Полное собрание сочинений. Т. 1. М., 1991.

12. Чаадаев П. Я. Философическое письмо. Письмо второе // Полное собрание сочи-нений. Т. 1. М., 1991.

13. Чернышевский Н. Г. Апология сумасшедшего // П.Я.Чаадаев: pro et contra: Личность и творчество П.Чаадаева в оценке рус. мыслителей и исследователей. СПб., 1998.

Размещено на Allbest.ru