Цицерон "Оратор". Вклад Цицерона в риторику

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Частное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Южно-Уральский институт управления и экономики»

Реферат

на тему: Цицерон «Оратор». Вклад Цицерона в риторику

по дисциплине: Риторика

Выполнила студентка

Тамгина Дарья Олеговна

Челябинск 2013 г

Содержание

Введение

1. Биография Марка Туллия Цицерона

2. Риторика Цицерона

3. Трактат Цицерона «Оратор»

Заключение

Список используемой литературы

Введение

Есть два искусства, которые могут поставить человека на самую высокую ступень почета: одно - искусство полководца, другое искусство хорошего оратора.

Цицерон.

Ораторское слово в античном Риме обладало огромной движущей силой. Республиканский Рим решал свои государственные дела дебатами в народном собрании, сенате и суде, где практически мог выступить каждый свободный гражданин. Поэтому владение словом было необходимым условием для римского гражданина, желавшего участвовать в управлении государством.

Ораторское искусство, вскормленное римской политической жизнью, положенное в основу образования римского гражданина, связанное и с правом, и с литературой, наиболее полно воплотило в себе римский национальный характер. Интенсивная общественная жизнь в Риме времен республики как нельзя более способствовала развитию ораторского искусства, а относительная свобода слова - его широкому распространению, так что красноречие в эту эпоху имело форму, доступную большинству, и носило, до известной степени, народный характер.

Наряду с общественно-политическими причинами, стимулировавшими развитие красноречия в республиканском Риме и определившими его характер, другим важным обстоятельством, воздействовавшим на его развитие, было греческое влияние, особенно усилившееся после установления господства Рима над эллинистическим миром. Процесс усвоения и переработки греческой культуры в Риме проходил в борьбе эллинистических и римских тенденций внутри римского общества, путем преодоления чуждых Риму тенденций в греческой культуре.

Возникнув на национально-римской почве (язык законов, дебаты в суде, сенате, народном собрании), римское красноречие окончательно развилось и сформировалось под воздействием греческого ораторского искусства, с помощью греческой риторической науки. Наивысшего развития римское ораторское искусство достигло в последнем веке республики. Его блестящим представителем был Марк Туллий Цицерон. Цицерон был самым крупным и вместе с тем последним представителем римского классического красноречия, достигшего в его лице совершенства, а также живой связи с интересами римского общества.

красноречие оратор риторика цицерон

1. Биография Марка Туллия Цицерона

Цицерон Марк Туллий (Cicerо Marcus Tullius) -- римский политический деятель, оратор, философ и писатель. Сторонник республиканского строя. Из его сочинений сохранились 58 судебных и политических речей, 19 трактатов по риторике, политике, философии и более 800 писем. Сочинения Цицерона -- источник сведений об эпохе гражданских войн в Риме.

Цицерон родился 3 января 106 года но нашей эры, в Арпине (Италия), в 120 км к югу-востоку от Рима, в семье всадников. С 90 года жил в Риме, обучаясь красноречию у правоведа Муция Сцеволы Авгура. В 76 был избран квестором и отправлял магистратские обязанности в провинции Сицилия. Как квестор, исполнивший свою магистратуру, стал членом сената и прошел все этапы сенатской карьеры: в 69 -- эдил, 66 -- претор, 63 -- консул. В качестве консула Цицерон подавил антисенатский заговор Катилины, получив в виде признания своих заслуг почетное звание Отца Отечества (впервые в истории Рима присвоенное не за воинские подвиги). В 50-51 -- наместник провинции Киликия в Малой Азии. Мир по природе своей не только творение художника, но и сам художник. Начиная с 81 и на протяжении всей жизни Цицерон с неизменным успехом выступал с политическими и судебными речами, стяжав репутацию величайшего оратора своего времени. В качестве наиболее известных речей: «В защиту Росция из Америи» (80 г.), речи против Верреса (70), «В защиту поэта Архии» (62), четыре речи против Катилины (63), «Об ответе гаруспиков», «О консульских провинциях», в защиту Сестия (все три -- 56), тринадцать речей против Марка Антония (так называемые Филиппики) -- 44 и 43.

С середины 50-х годов Цицерон все больше погрузился в занятия теорией государства и права и теорией красноречия: «О государстве» (53 г.), «Об ораторе» (52), «О законах» (52). После гражданской войны 49-47 (Цицерон присоединился к сенатской партии Гнея Помпея) и установления диктатуры Цезаря Цицерон вплоть до конца 44 жил в основном вне Рима на своих сельских виллах. Эти годы характеризовались особым подъемом творческой активности Цицерона. Помимо продолжения работы над теорией и историей красноречия («Брут», «Оратор», «О наилучшем виде ораторов», все три -- 46), он создал основные сочинения по философии, среди которых наиболее важны и известны «Гортензий» (45 г.; сохранился в многочисленных извлечениях и отрывках), «Учения академиков» и «Тускуланские беседы» (все -- 45 г.); к 44 г. относятся два произведения особого жанра -- «Катон, или О старости» и «Лелий, или О дружбе», где Цицерон создал идеализованные и стоящие на грани художественного изображения образы духовно ему особенно близких великих римлян предшествующего века -- Катона Цензория, Сципиона Эмилиана, Гая Лелия.

В марте 44 года был убит Цезарь; в декабре Цицерон возвратился в Рим, чтобы попытаться убедить сенат защитить республиканский строй от наследников диктатуры Цезаря -- триумвиров Октавиана, Антония и Лепида. Речи и действия его оказались безуспешны. По настоянию Антония его имя было включено в проскрипционные списки, и 7 декабря 43 Цицерон был убит.

2. Риторика Цицерона

В теории познания Цицерон склоняется к скептицизму, считая, что нет критерия для отличения реальных представлений от нереальных. Он рассматривает вопросы о высшем благе, о добродетелях как единственном источнике счастья, стремится к совершенству. Такому стремлению соответствуют четыре добродетели: мудрость, справедливость, мужество, умеренность. Его философские воззрения легли в основу взглядов на ораторское искусство.

Каковы же взгляды Цицерона на ораторское искусство? Теория красноречия Цицерона занимает среднее положение между азианизмом и умеренным классическим аттицизмом. В трактате «Об ораторе» он выбирает свободную форму философского диалога, что позволило ему излагать материал проблемно, дискуссионно, приводя и взвешивая все доводы за и против. Цицерон сетует на то, что красноречие среди всех наук и искусств имеет меньше всего представителей. И это не случайно. По его мнению, настоящих хороших ораторов мало, потому что красноречие - нечто такое, что дается труднее, чем это кажется. Красноречие рождается из многих знаний и умений. «В самом деле, - пишет он, - ведь здесь необходимо усвоить себе самые разнообразные познания, без которых беглость в словах бессмысленна и смешна; необходимо придать красоту самой речи, и не только отбором, но и расположением слов; и все движения души, которыми природа наделила род человеческий, необходимо изучить до тонкости, потому что вся мощь и искусство красноречия в том и должны проявляться, чтобы или успокаивать, или возбуждать души слушателей. Ко всему этому должны присоединяться юмор и остроумие, образование, достойное свободного человека, быстрота и краткость как в отражении, так и в нападении, проникнутые тонким изяществом и благовоспитанностью. Кроме того, необходимо знать всю историю древности, чтобы черпать из нее примеры; нельзя также упускать знакомства с законами и гражданскими правами. Нужно ли мне еще распространяться о самом исполнении, которое требует следить и за телодвижениями, и за жестикуляцией, и за выражением лица, и за звуками и оттенками голоса?.. Наконец, что сказать мне о сокровищнице всех познаний - памяти? Ведь само собою разумеется, что если наши мысли и слова, найденные и обдуманные, не будут поручены ей на хранение, то все достоинства оратора, как бы ни были они блестящи, пропадут даром».

Цицерон считает, что основа ораторского искусства прежде всего - глубокое знание предмета; если же за речью не стоит глубокое содержание, усвоенное и познанное оратором, то словесное выражение - пустая и ребяческая болтовня. Красноречие - это искусство, но труднейшее из искусств.

Действующими лицами своего диалога, авторитетом которых Цицерон подкреплял свое мнение, были учителя его молодости, лучшие ораторы предшествующего поколения Лициний Красе и Марк Антоний, а также их ученики Сульпиций и Котт и менее значительные лица.

Он поддерживает Платона и Аристотеля в том, что речь внушительная, отвечающая чувствам и мыслям слушателей, составляет неотъемлемое достояние оратора. В этих суждениях сказалось психологическое направление исследования ораторской речи: «Кому, например, неизвестно, что высшая сила оратора в том, чтобы воспламенять сердца людей гневом, или ненавистью, или скорбью, а от этих порывов вновь обращать к кротости и жалости? Но достичь этого красноречием может только тот, кто глубоко познал человеческую природу, человеческую душу и причины, заставляющие ее вспыхивать и успокаиваться».

Какие же условия для оратора важнейшие? Во-первых, природное дарование, живость ума и чувства, развитие и запоминание; во-вторых, изучение ораторского искусства (теория); в-третьих, упражнения (практика). Собственно, в данных утверждениях нет ничего нового, поскольку об этом писал еще Аристотель. Тем не менее Цицерон старается синтезировать предшествующие теории, осмыслить их и на их основе создать обобщенную теорию ораторского искусства.

В первой части работы «Об ораторе» Цицерон старается создать идеал образованного оратора, оратора-политика, который был бы одновременно и философом, и историком, и знал бы право. История, философия и право были в то время общеобразовательными предметами. «Если же речь идет о том, что по - настоящему превосходно, - пишет Цицерон, - то пальма первенства принадлежит тому, кто и учен, и красноречив. Если мы согласимся назвать его и оратором, и философом, то и спорить не о чем, если же эти два понятия разделить, то философы окажутся ниже ораторов, потому что совершенный оратор обладает всеми знаниями философов, а философ далеко не всегда располагает красноречием оратора; и очень жаль, что философы этим пренебрегают, ибо оно, думается, могло бы послужить завершением их образования». Так возникает образ идеального оратора, образованного и тем самым поднимающегося над обыденным сознанием, над толпой, способного вести ее за собой.

И в других трактатах Цицерон постоянно ставит вопрос о взаимоотношении риторики и других наук, в частности философии. Всякий раз он неуклонно приходит к принципу подчинения всех наук главной ораторской цели. В его риторических трактатах ясно прослеживается отношение к философии и праву как к части ораторского образования и воспитания. Один вопрос разделял философов и риторов: является ли риторика наукой? Философы утверждали, что риторика не есть наука, риторы утверждали обратное. Красе, действующее лицо диалога, предлагает компромиссное решение: риторика не есть истинная, то есть умозрительная наука, но она представляет собой практически полезную систематизацию ораторского опыта.

Цицерон отмечает, что все другие науки замкнуты каждая в себе самой, а красноречие, то есть искусство говорить толково, складно и красиво, не имеет никакой определенной области, границы которой сковывали бы его. Человек, который берется за ораторское искусство, должен уметь сказать решительно обо всем, что может встретиться в споре между людьми, иначе он не может посягать на звание оратора.

Цицерон по традиции, принятой в Греции, выделяет три рода речей: выступления на форуме, выступления в суде на гражданских делах и разбирательствах, хвалебные речи. Однако Антоний, герой диалога, говоря о видах красноречия, указывает, что нецелесообразно к судебному и политическому красноречию приравнивать малопрактическое хвалебное красноречие. Как видим, Цицерон в некоторых случаях ставит дискуссионные вопросы и не дает на них четкие ответы. Это мнение может выразить одно действующее лицо, другие же могут с ним соглашаться или не соглашаться.

Вот как, по Цицерону, происходит формирование оратора: «Итак, можно сказать: человеку даровитому, который заслуживает поддержки и помощи, мы передадим только то, чему научил нас опыт, дабы он под нашим руководством достиг всего, чего мы сами достигли без руководителя; а лучше этого обучить мы не в состоянии». Основное - дар слова, который необходимо развивать постоянно.

Цицерон анализирует построение судебной речи, которая должна доказать правоту того, что мы защищаем; расположить к себе тех, перед кем мы выступаем; направить их мысли в нужную для дела сторону. Он останавливается на типах доказательств и их применении.

Автор рассуждает о страстях, возбуждаемых речью. Раздел о возбуждении страстей изложен им подробно, ибо практически большая часть речей ораторов, и в частности его самого, строилась с учетом воздействия на психику слушателей, но теоретически идеи воздействия не были обобщены. Цицерон показывает превосходство психологического подхода к красноречию.

Он пишет о юморе и остроумии, которые плохо укладываются в риторическую схему. Классификация юмора, не всегда последовательная, иллюстрируется примерами из римской ораторской практики и попутными практическими комментариями Цицерона. Он, таким образом, пытается уложить теорию юмора в рамки классической риторики, хотя сам убежден, что юмор - свойство природное и ему научить нельзя.

Обязанность оратора заключается в следующем: найти что сказать; найденное расположить по порядку; придать ему словесную форму; утвердить все это в памяти; произнести. Как видим, Цицерон придерживается установившейся классической схемы, согласно канону которой дается пятичастное деление риторического процесса, то есть весь путь « от мысли к звучащему публичному слову». Кроме того, в задачу оратора входит расположить к себе слушателей; изложить сущность дела; установить спорный вопрос; подкрепить свое положение; опровергнуть мнение противника; в заключение придать блеск своим положениям и окончательно низвергнуть положения противника.

По мнению Цицерона, самое важное для оратора - это словесное выражение мысли и произнесение речи.

Первое требование к речи - чистота и ясность языка (выражение мысли). Чистота и ясность вырабатываются обучением и совершенствуются посредством чтения образцовых ораторов и поэтов. Для чистоты речи необходимо безупречно выбирать слова, правильно пользоваться морфологическими формами. Ясность речи связана с правильным, нормативным произношением: оратору необходимо правильно управлять органами речи, дыханием и самими звуками речи. «Нехорошо, когда звуки выговариваются слишком подчеркнуто; нехорошо также, когда их затемняет излишняя небрежность; нехорошо, когда слово произносится слабым, умирающим голосом; нехорошо также, когда их произносят, пыхтя, как в одышке существуют, с одной стороны, такие недостатки, которые все стараются избегать, например, голос слабый, женственный или как бы немузыкальный, неблагозвучный и глухой. С другой стороны, есть такой недостаток, которого иные сознательно добиваются: так, некоторым нравится грубое мужицкое произношение, ибо им кажется, что оно вернее придает их речи оттенок старины».

В понятие чистоты языка входила нормативность речи («Ясно, что для этого нужно говорить чистым латинским языком…»), то есть использование нормативного произношения и нормативных морфологических форм и конструкций. Но этого мало. Цицерон замечает: «Ведь никто никогда не восхищался оратором только за то, что он правильно говорит по-латыни. Если он этого не умеет, его просто осмеивают и не то что за оратора, и за человека-то не считают». Далее Цицерон суммирует требования, которые предъявляют к речи оратора, считая, что если его речь удовлетворяет им, то он приближается к идеальному оратору, действующему в нужном направлении на аудиторию: «Кем восторгаются? Кого считают чуть ли не богом среди людей? Того, кто говорит стройно, развернуто, обстоятельно, блистая яркими словами и яркими образами, вводя даже в самую прозу некий стихотворный размер, - одним словом, красиво. А тот, кто так владеет речью, как требует важность предметов и лиц, тот немалой заслуживает похвалы за то, что можно назвать уместностью и соответствием с предметом».

3. Трактат Цицерона «Оратор»

Закончив "Брута", Цицерон поспешил послать книгу ее герою, Марку Юнию Бруту, который в это время был наместником Цизальпинской Галлии, а сам взялся за сочинение похвального слова Катону, весть о гибели которого только что донеслась из Африки. Брут живо откликнулся на сочинение Цицерона. Переписку Цицерона с Брутом о вопросах красноречия читал еще Квинтилиан; если бы она дошла до нас, нам многое стало бы яснее и в составе, и в плане следующего риторического сочинения Цицерона. Однако ясно, что Брут соглашался далеко не со всеми оценками старых и новых ораторов, предложенными Цицероном. Отказываясь их принять, он просил Цицерона разъяснить те критерии, на которых он основывается в своих суждениях, - главным образом, разумеется, в области словесного выражения и, в частности, по вопросу об ораторском ритме ("Оратор").

В ответ на эту просьбу Цицерон тотчас по окончании слова о Катоне принимается за сочинение трактата "Оратор", завершающего произведения своей риторической трилогии. Трактат был начат, по-видимому, летом 46 г. и закончен до конца года. Разъяснить критерии художественных оценок - это значило для Цицерона обрисовать идеальный образ, совмещающий в себе высшую степень всех достоинств и служащий мерилом совершенства для всех конкретных произведений искусства. "Так как нам предстоит рассуждать об ораторе, то необходимо сказать об ораторе идеальном, - ибо невозможно уразуметь суть и природу предмета, не представив его глазам во всем его совершенстве как количественном, так и качественном", - писал Цицерон еще в сочинении "Об ораторе" (III, 85).

Там этот образ идеального оратора появлялся лишь мимолетно в речи философствующего Красса; здесь он стал центром всего произведения. Цицерон без конца подчеркивает идеальное совершенство рисуемого образа, разъясняет его как платоновскую идею красноречия, несовершенными подобиями которой являются все земные ораторы (8-10, 101), напоминает сентенцию Антония: "я видел многих ораторов речистых, но ни одного красноречивого": вот о таком воплощении истинного красноречия и будет идти речь. Этот идеал недостижим, поэтому все дидактические наставления полностью исключаются из трактата: "мы не будем давать никаких наставлений, но попытаемся обрисовать вид и облик совершенного красноречия и рассказать не о том, какими средствами оно достигается, а о том, каким оно нам представляется" пусть видно будет, что я говорю не как учитель, а как ценитель". Именно этот недостижимый идеал есть цель и стимул развития красноречия.

Книги "Об ораторе" рисовали индивидуальный путь к этой цели - образование оратора, "Брут" показывал общий путь к этой цели - становление национального красноречия, "Оратор" должен был, наконец, раскрыть самое существо этой цели, завершив тем самым картину риторической системы Цицерона. В "Ораторе" Цицерон окончательно отказывается от диалогической формы. Все сочинение написано от первого лица, за все высказываемые суждения автор принимает полную ответственность. Повторяющиеся обращения к Бруту придают произведению вид пространного письма. Из уважения к аттицистическим симпатиям Брута Цицерон не пытается строить свое сочинение как последовательно полемический памфлет против "младоаттиков" и кладет в основу книги композиционную схему риторического трактата.

Однако содержание "Оратора" не вполне соответствует этой схеме: одни разделы для целей Цицерона мало существенны, и он их касается лишь мимоходом, другие, напротив, исключительно важны в его споре с аттицистами, и он их разрабатывает с непропорциональной подробностью. Это заставляет его вносить многие коррективы в традиционный план, и в результате возникает композиция совершенно своеобразная, не находящая соответствия ни в каком другом произведении Цицерона.

После книг "Об ораторе", отчетливо распадающихся на большие самостоятельные куски - речи персонажей, после "Брута" с его простым нанизыванием материала на хронологическую нить, искусная сложность композиции "Оратора" особенно останавливает на себе внимание. Так как в научной литературе этот вопрос до сих пор освещен недостаточно, мы остановимся на нем немного подробнее.

"Оратор" Цицерона явственно разделяется на пять частей. Эти пять частей представляют собой пять ступеней, пять уровней последовательного углубления в предмет.

Первая ступень - вводная: вступление, понятие об идеальном образе оратора, самые общие требования к нему: со стороны содержания - философская образованность, со стороны формы - владение всеми тремя стилями. Вторая ступень - специально-риторическая: ограничение темы судебным красноречием, рассмотрение "нахождения", "расположения" и - в нарушение обычного порядка - "произнесения"; словесное выражение временно отложено для более подробного анализа. Этот более подробный анализ словесного выражения представляет собой третью ступень: опять происходит отмежевание ораторского от неораторского слога, опять разбираются три стиля красноречия, опять говорится о философской и научной подготовке оратора и дополнительно рассматриваются некоторые частные вопросы слога. Из трех разделов учения о словесном выражении для дальнейшей разработки выбирается один - раздел о сочетании слов; это - четвертая ступень углубления в предмет.

Наконец, из вопросов, составляющих раздел о сочетании слов, выделяется один и исследуется с наибольшей тщательностью и подробностью - это вопрос о ритме и его рассмотрение по четырем рубрикам (происхождение, причина, сущность, употребление) представляет собой пятую и последнюю ступень, предел углубления трактата. После этого краткое заключение замыкает трактат. Переходы между этими пятью уровнями заботливо отмечены Цицероном. Первая часть открывается вводным посвящением Бруту, после чего Цицерон предупреждает о трудностях темы. Точно такое же посвящение и напоминание о трудностях темы повторено в начале второй части.

Третья часть, о словесном выражении, снабжена своим маленьким введением. На стыке третьей и четвертой частей вдвинуто отступление: к лицу ли государственному деятелю рассуждать о риторике, углубляясь в такие мелкие технические подробности? И, наконец, пятая часть, о ритме, опять вводится особым вступлением, своеобразной апологией ритма, за которой даже следует отдельный план последующего изложения. Так, в пять приемов совершается постепенное раскрытие темы трактата: автор быстро разделывается с вопросами, мало его занимающими, чтобы переходить к вопросам все более и более важным и, наконец, углубиться в тему ораторского ритма, подробный разбор которой служит венцом сочинения. При этом вопросы, занимающие автора неотступно, возникают, повторяясь, на нескольких уровнях исследования: так, о философском образовании и о трех стилях красноречия подробно говорится дважды: в разделе вступительном и в разделе о словесном выражении.

Легко заметить, что из пяти разделов "Оратора" объемом и обстоятельностью выделяются два: третий - о словесном выражении, пятый - о ритме; вместе взятые, они занимают почти две трети всего сочинения. Это объясняется тем, что именно по этим вопросам спор Цицерона с аттицистами достигал наибольшей остроты. Мы видели это по приведенным выше сообщениям Тацита и Квинтилиана: когда аттицисты упрекали Цицерона в напыщенности, расплывчатости и многословии, речь шла именно о словесном выражении, а когда говорили об изломанности и развинченности, имелся в виду именно ритм. Квинтилиан упоминает и еще одно обвинение против Цицерона - в натянутых и холодных шутках; но на этом Цицерон почти не останавливается.

В вопросе о словесном выражении главным для Цицерона было отстоять свое право на величественный и пышный слог, отведя упреки в азианстве и обличив недостаточность и слабость проповедуемой аттицистами простоты. Своим оружием в этой борьбе Цицерон выбирает эллинистическое учение о трех стилях красноречия: высоком, среднем и простом. В диалогах "Об ораторе" и "Брут" он почти не касался этой теории, тем подробнее он говорит о ней здесь. Учение о трех стилях красноречия Цицерон ставит в прямую связь с учением о трех задачах красноречия: простой стиль призван убедить, средний - усладить, высокий стиль - взволновать и увлечь слушателя. Такая зависимость формы от содержания определялась в античной эстетике понятием уместности; Цицерон принимает феофрастовское понятие уместности, но от узкориторического значения он возвышает его до общефилософского, имеющего отношение ко всем областям жизни.

Собственно, для него оно является ключом ко всей эстетике "Оратора": как умопостигаемый идеал един в своей отвлеченности от всего земного, так уместность определяет его реальный облик в конкретных земных обстоятельствах. Такое философское осмысление понятия уместности было делом стоиков, в особенности Панэтия; вместе со стоицизмом оно входило в практическую философию Цицерона и нашло наиболее полное выражение в его позднейшем трактате "Об обязанностях". В дошедшей до нас античной риторической литературе сближение трех задач и трех стилей красноречия встречается здесь в первый раз: может быть, оно было введено самим Цицероном, может быть, почерпнуто из какой-нибудь не получившей распространения теории эллинистических риторов.

Во всяком случае, для Цицерона этот ход был выигрышным. Так как речь, по общему признанию, должна отвечать всем трем стоящим перед красноречием задачам, то идеальный оратор должен владеть всеми тремя стилями, применяя то один, то другой, в зависимости от содержания. Примеры такого использования всех трех стилей Цицерон приводит из Демосфеновой речи о венке и из собственных речей. Имя Демосфена служит для него залогом "аттичности", и он не устает повторять, что только это господство над всеми ораторскими средствами и есть настоящий аттицизм. Римские ораторы, притязающие на это имя, ограничивают себя одним лишь простым стилем, вместо всемогущего Демосфена берут за образец одностороннего Лисия и тем бесконечно суживают свое понятие об аттическом красноречии. Более того, Цицерон отказывает аттицистам даже в совершенном владении этим простым стилем.

В своей классификации трех стилей он выделяет и в простом, и в высоком стиле по два вида: один естественный, грубый и неотделанный, другой искусный, рассчитанный и закругленный. Это деление также нигде более не встречается и явно придумано Цицероном. Красноречие римских аттицистов Цицерон относит к низшему виду, красноречие их греческих образцов - к высшему виду: простота Лисия и Фукидида была результатом продуманного и тонкого искусства (подробную характеристику этого искусства дает Цицерон, описывая идеальный простой стиль, а простота их римских подражателей - результат недомыслия и невежества. Не в силе, а в слабости подражают римские ораторы греческим образцам: "ведь у нас теперь каждый хвалит только то, чему сам способен подражать".

Осуждая римских аттицистов, Цицерон заботится и о том, чтобы отмежеваться от крайностей традиционного пышного стиля, заклейменного прозвищем "азианства". Действительно, многое в речах Цицерона, особенно в ранних, легко могло навлечь упреки в азианской вычурности и претенциозности. Чтобы избежать этого, Цицерон еще в "Бруте" отрекся от своей ранней стилистической манеры, описав, как в своих занятиях на Родосе он избавился от всех юношеских излишеств и вернулся в Рим "не только более опытным, но почти переродившимся". В "Ораторе" он повторяет это отречение, что не мешает ему, однако, приводить примеры из своих ранних речей в качестве образцов. Более того, говоря о различии аттического и азианского красноречия, он заботливо ограничивает термин "азианский" его географическим значением, отрицая применимость этого термина даже к родосскому красноречию: он не хочет, чтобы точный термин стал безответственной кличкой.

Параллельно теме словесного выражения в "Ораторе" развивается другая тема, непосредственно со спором об аттицизме не связанная, но для Цицерона неизбежная при характеристике идеального оратора: тема философского образования. Он перечисляет философские проблемы, знакомство с которыми необходимо для оратора, вновь требует от оратора познаний в области истории и права, вновь ссылается на предания о том, что Перикл учился у Анаксагора, а Демосфен у Платона и, наконец, апеллирует к собственному опыту: "если я оратор, то сделали меня оратором не риторские школы, а просторы Академии". В произведении, обращенном к Бруту, эти рассуждения играют особую роль: они должны напомнить Бруту о философских интересах, роднящих его с Цицероном (Брут усердно изучал ту академическую философию, приверженцем которой считал себя Цицерон), и этим привлечь его к Цицерону от аттицистов.

Следует заметить, что на протяжении всего трактата Цицерон разговаривает с Брутом об аттицистах так, словно Брут к ним заведомо не имеет никакого отношения и является полным единомышленником Цицерона. С этими двумя сквозными темами - словесным выражением и философским образованием - тесно связаны два экскурса, расположенные в самой середине трактата и на первый взгляд слабо связанные с окружающими разделами. Первый из них посвящен общему вопросу и амплификации - это как бы иллюстрация пользы философских знаний для красноречия. Второй из них говорит об этосе и пафосе, т.е. об искусстве возбуждать страсти - это как бы описание действенности того высокого стиля, которого Цицерон требует от истинного оратора и от которого отказываются аттицисты. Здесь Цицерон всего прямее говорит от собственного лица и всего откровеннее прославляет собственные успехи в красноречии, недвусмысленно намекая, что его собственные речи и представляют наибольшее приближение к недостижимому идеалу "Оратора".

Это место подготовлено другим, незадолго до него расположенным, где Цицерон цитирует примеры из своих речей и заявляет: "Ни в одном роде нет такого ораторского достоинства, которого бы не было в наших речах, пусть не в совершенном виде, но хотя бы в виде попытки или наброска". В нашем месте Цицерон восхваляет себя уже почти без оговорок: "Нет такого средства возбудить или успокоить душу слушателя, какого бы я не испробовал; я сказал бы, что достиг в этом совершенства, если бы не боялся показаться заносчивым...".

Особое место в трактате занимает рассуждение на грамматические темы, занимающее почти весь раздел о соединении слов: сам автор сознает его как отступление, развернутое более пространно, чем требует главная тема. Это отклик Цицерона на спор между "аналогистами" и "аномалистами", уже более столетия занимавший античную филологию. Речь шла о том, что считать "правильным", нормативным в языке: формы, следующие теоретически установленным единообразным правилам, или формы, практически употребительные в разговорном и литературном языке? Первого взгляда держались аналогисты, второго - аномалисты. Каково было отношение риторов - аттицистов к этому грамматическому спору?

В Греции аттицисты стояли явно на позициях аномализма: образцом для них были не теоретические правила, а практическое словоупотребление аттических классиков. В Риме не было своих древних классиков, и поэтому ораторы, занятые выработкой норм латинского языка, могли обращаться или к практике современной разговорной речи образованного общества, или к теории грамматического единообразия. По первому пути, пути вкуса, как мы знаем, пошел Цицерон; по второму пути, пути науки, пошли аттицисты, чуткие, как всегда, к ученой эллинистической моде. Здесь союзником аттицистов оказался такой крупнейший писатель и оратор, как Юлий Цезарь; манифестом римского аналогизма стало не дошедшее до нас сочинение Цезаря "Об аналогии", написанное в 53 г. и посвященное Цицерону.

В "Ораторе" Цицерон воспользовался случаем возразить против грамматических взглядов своих литературных противников - аттицистов и своего политического противника - Цезаря (разумеется, имя Цезаря при этом не названо). Он громоздит множество примеров, подчас не связанных друг с другом, подчас неправильно истолкованных (но таков был общий уровень тогдашней грамматики: сам ученый Варрон сплошь и рядом допускал подобные ошибки); однако все они объединены вновь и вновь повторяемым утверждением о главенстве вкуса над знанием. "Сверься с правилами - они осудят; обратись к слуху - он одобрит; спроси, почему так - он скажет, что так приятнее". А вкус есть понятие, ускользающее от научной догматизации и основанное только на представлениях широкой публики - той самой публики, с которой аттицисты не желают считаться.

Собственно, таким же отступлением, почти "трактатом в трактате", выглядит и рассуждение о ритме, занимающее в "Ораторе" так много места. Дело в том, что из всех риторических новшеств Цицерона самым значительным (или, во всяком случае, самым заметным для современников) была именно ритмизация фраз, забота о благозвучии интонационных каденций. Аскетический вкус аттицистов должен был этим более всего возмущаться; и, действительно, Брут в своих письмах к Цицерону просил у него о ритме особых разъяснений. Цицерон охотно откликнулся: он гордился своим новаторством и чувствовал себя в безопасности, так как мог здесь ссылаться и на Аристотеля, и на Феофраста, и на Исократа. Правда, теория ритма в изложении Цицерона получилась не очень стройной и ясной.

Вводя ритм в латинскую речь, Цицерон руководствовался скорее собственным слухом, чем греческими наставлениями, и поэтому теоретическое осмысление своей же практики давалось ему нелегко. Исследователи, много труда положившие на изучение ритма в речах Цицерона, свидетельствуют, что утверждения "Оратора" не всегда совпадают с действительными предпочтениями Цицерона. Особенно это обнаруживается там, где Цицерон приводит примеры ритмической речи и вынужден пускаться в натяжки, чтобы связать их со своей теорией. Сбивчивым получается и порядок изложения: план всего раздела о ритме, намеченный Цицероном, оказывается недостаточным, а план главного подраздела о сущности ритма, оказывается не выдержанным.

Современному читателю разобраться в рассуждениях Цицерона о ритме еще труднее потому, что нашему уху уже недоступно непосредственное ощущение ритма долгих и кратких латинских слогов, и реальная выразительность цицероновских ритмов остается для нас скрытой. Однако общий смысл раздела не вызывает сомнений. Ритм в человеческой речи заложен природой, ощущается слухом, различается вкусом, и поскольку речь есть произведение искусства, обращенное ко всем слушателям, а не произведение науки, рассчитанное лишь на знатоков, постольку она должна использовать и это средство выразительности. Таков основной тезис Цицерона. Тема ритма становится образцово-показательным аргументом в полемике против аттицистов, и в этой своей функции успешно завершает трактат победоносным выпадом: "я, поборник ритма, могу по первому требованию без труда говорить неритмически; а мои противники, ниспровергатели ритма, смогут ли они так же легко заговорить ритмически? Вряд ли; а если это так, то и вся их теория, весь их аттицизм есть не самосознание таланта, а прикрытие бездарности".

Таково содержание "Оратора", самого возвышенно философского и самого узко технического из трех риторических произведений Цицерона. Одно обстоятельство обращает при этом на себя внимание. Того ощущения трагизма современности, которым пронизан "Брут", в "Ораторе" нет. Только дважды проскальзывают упоминания о "времени, враждебном добродетели", и о "скорби, которой я противлюсь". Можно думать, что гражданская скорбь, преисполнявшая Цицерона при виде торжества Цезаря, вылилась в сочинении, предшествовавшем "Оратору", - в похвальном слове Катону. Эта маленькая книга приобрела легко понятную шумную известность, вызвала подражания (Брут, ее адресат, тоже написал подобный панегирик Катону) и, конечно, не могла понравиться Цезарю и его сторонникам: сам Цезарь взялся за перо, чтобы сочинить ответ Цицерону под названием "Антикатон".

Осторожного Цицерона это должно было очень встревожить; со своей обычной мнительностью он забеспокоился, что слишком перегнул палку, и в "Ораторе" он торопится упомянуть, что "Катон" им написан только в угоду просьбам Брута. Рядом с пылкими похвалами административной мудрости и учености Брута это выглядит просьбой о заступничестве, обращенной к любимцу и наместнику Цезаря. Так и было это понято современниками. Понятно, что при таких обстоятельствах Цицерон не хотел раздражать Цезаря никакими политическими намеками в своем трактате и сосредоточился только на риторической тематике.

Закончив "Оратора", Цицерон деятельно заботится о его издании и распространении, посылает письмо Аттику с просьбой исправить ошибку в экземплярах, находящихся у него в переписке, рассылает свою книгу друзьям и просит их об отклике. "Очень рад, что ты одобряешь моего "Оратора", - пишет он одному из них Самого себя я убеждаю в том, что высказал в этой книге все свое мнение о красноречии, какое имел. Если книга действительно такова, какой, по твоим словам, она тебе показалась, то и я, значит, чего-нибудь стою; если же это не так, то пусть моя книга и мои критические способности одинаково пострадают в общем мнении".

красноречие оратор риторика цицерон

Заключение

Итак, в историю риторики и ораторского искусства Цицерон вошел, прежде всего, как блестящий стилист и вдохновенный оратор, своими речами и письменными сочинениями много способствовавший построению, оформлению и убедительности публичных выступлений своих коллег и последователей. Забота о стиле речи, ее эмоциональном воздействии на слушателя в дальнейшем стали постепенно возобладать над ее содержательностью и убедительностью. Тем самым из трех задач оратора: убеждать, услаждать и увлекать, о которых говорил Цицерон, после него риторика сосредоточилась на одной -- услаждении слушателя.

Идеальный оратор, по Цицерону, -- это человек, соединяющий в своей личности тонкость диалектика, мысль философа, язык поэта, память юриста, голос трагика и, наконец, жесты, мимику и грацию великих актеров. Вклад Цицерона в сокровищницу мировой культуры неисчерпаем. Он неисчерпаем хотя бы потому, что современная (обычно называемая европейской) цивилизация - прямая наследница римской античности. Это известно достаточно широко, это общепризнано, но для нас сейчас важно подчеркнуть другое: в связующей цепи одним из немаловажных звеньев был сам Цицерон - его личность, его деятельность, его наследие.

Как ни странно, этот особый характер посмертной славы сумел предугадать один из его современников, который про Цицерона сказал так: «Его триумф и лавры достойнее триумфа и лавров полководца, ибо расширивший пределы римского духа предпочтителен тому, кто расширил пределы римского господства». Современником, сказавшим эти слова, был Юлий Цезарь. Наиболее важным является вклад Цицерона в разработку и совершенствование приемов риторической обработки текста.

Список используемой литературы

1. Зарецкая Е.Н. Риторика: Теория и практика речевой коммуникации / Е.Н. Зарецкая. - М. : Дело, 2002. - 480 с.

2. Кузнецов И.Н. Риторика, или ораторское искусство / И.Н. Кузнецов. - М.: ЮНИТИ, 2004. - 424 с.

3. Почикаева Н.М. Основы ораторского искусства и культуры речи / Н.М. Почикаева. - М.: Феникс, 2003. - 320 с.

4. Кохтев Н.Н. Основы ораторской речи. Московский университет / Н.Н. Кохтев. - М. : 1992. - 521 с.

5. Гаспарова М.Л. Марк Туллий Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве / М.Л. Гаспаров. - М. : "Наука", 1972. 75с.

6. Мельникова С.В. Деловая риторика (речевая культура делового общения): Учебное пособие / С.В. Мельникова. - УлГТУ. : 1999. - 106 с.

7. Утченко, С.П. Цицерон и его время / С.П. Утченко. - М. : Мысль, 1972.

8. Цицерон: Хрестоматия по риторике. - Пермь. 1994.

9. Кузнецов И.Н. Риторика, или Ораторское искусство. - М.: ЮНИТИ, 2004. - С. 39

10. Почикаева Н.М. Основы ораторского искусства и культуры речи. - М.: Феникс, 2003. - С. 53

11. Кузнецова М.И. и др. Ораторское искусство в древнем Риме. - М.: ЮНИТИ, 2000. - С. 63

12. Гаспарова М.Л. Марк Туллий Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве / М.Л. Гаспаров. - М. : "Наука", 1972. с. 4-73.

Размещено на Allbest.ru