Концепции игровой культуры

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

Глава 1. Игровая концепция культуры Й. Хейзинга

Глава 2. Культура Х. Ортега-и-Гассет

Глава 3. Концепция игрового генезиса культуры Е. Финка

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Феномен возникновения культуры нашел отражение в трудах различных ученых, представителей разных философских направлений. В прошлом веке господствовала орудийно-трудовая концепций культурогенеза. XX век ищет другие ответы на вопрос: “Как в природном мире возник радикально новый феномен - культура?”

Одним из таких ответов стала игровая концепция культуры.

Человек всегда имел способность и склонность облекать в формы игрового поведения все стороны своей жизни. Это является подтверждением объективной ценности изначально присущих ему творческих устремлений -- важнейшего его достояния.

Игра - прежде всего свободная деятельность. Все исследователи подчеркивают незаинтересованный характер игры. она необходима индивидууму как биологическая функция, а обществу нужна в силу заключенного в ней смысла. Игра, скорее, нежели труд, была формирующим элементом человеческой культуры. раньше, чем изменять окружающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры.

Ощущение и ситуация игры, давая максимально возможную свободу ее участникам, реализуются в рамках контекста, который сводится к появлению тех или иных жестко очерченных правил -- правил игры. Смысл и значение игры целиком определяются отношением непосредственного, феноменального текста игры - к так или иначе опосредованному универсальному, то есть включающему в себя весь мир, контексту человеческого существования.

Цель данной работы - исследование концепций игровой культуры.

Глава 1. Игровая концепция культуры Й. Хейзинга

Игровая концепция культуры целостно была сформулирована нидерландским историком и философом идеалистом Й. Хейзингом (1872-1945гг.) в работе, “Homo Ludens; Статья по истории культуры” (1938). Концепция игрового генезиса культуры нашла отражение также в трудах Гадамера, который анализировал историю и культуру как своеобразную игру в сфере языка, а также в работе Е. Финка “Основные феномены человеческого бытия”, как исключительную возможность человеческого бытия. культура игровой хейзинг финк

Проблематика игры с особой остротой звучит в наше неспокойное и часто весьма зловещее время. Именно оно сделало столь актуальным вопрос неразрывно слитого со стихией игры пуэрилизма. (Понятие вводится Й. Хейзингом, как демонстрация видимых свойств игры, жажда грубых сенсаций, тяга к массовым зрелищам).

Жизненная необходимость утвердиться, найти точку опоры, когда вокруг рушатся ценности, столь долго казавшиеся незыблемыми, понуждает общество искать поддержку не у лишившихся доверия авторитетов, а у молодежи, -- в некотором смысле заискивая перед будущим на заре Нового времени провозвестник грядущей пуэрилистской эпохи, элитарный герой-одиночка, внезапный пришелец из некоего чуть ли не горнего мира, решительно вторгается в затхлое людское болото. Вскоре, однако, на передний план выходят серые однородные массы с их неизменным пристрастием к красному, кровавым потопом смывающие вековые устои этики и культуры. В неустойчивые, переходные эпохи резко повышающийся интерес к молодежи приобретает подчас параноидальный характер. Так было с распространением среди советской, а затем и европейской молодежи троцкизма, взращиванием комсомола, появлением гитлерюгенд, хунвэйбинов.

Необходимо заметить, что феномен пуэроцентризма проявляется и в образовательном буме, свойственном Новому времени вообще и нашему нынешнему новому времени в частности. В имманентно насильственной деятельности обучения находит выход сублимированный страх общества перед непредсказуемым молодым поколением и, видимо, пустое стремление предотвратить неминуемую агрессию -- естественную, увы, реакцию на какие бы то ни было перемены.

Таким образом, рассмотрение культуры человечества с точки зрения игры представляется актуальным в настоящее время. Исследование Й. Хейзинга позволяет отличить “чистую игру”, глубоко гуманистическую, от бескультурья и варварства.

Раскрытие игровой концепции культуры, сформулированной Й. Хейзингом предполагает, прежде всего, определить, что автор вкладывает в понятие игры, в чем видит её характер и значение как явления культуры.

В первую очередь надо сказать, что игра, с точки зрения исследователя, гораздо старше культуры, так как понятие культуры предполагает человеческое сообщество, а животные “не дожидались появления человека, чтобы научить их играть”.

Игра переходит границы чисто биологической или чисто физической деятельности, так как уже в наипростейших формах, в том числе и в жизни животных, игра есть нечто большее, чем чисто физиологическое явление, либо физиологически обусловленное психическая реакция. Исследователь указывает, что в игре есть нечто, выходящее за пределы непосредственного стремления к поддержанию жизни. Как бы это не называлось, в любом случае, эта целенаправленность игры являет на свет некоторую нематериальную стихию, включенную в сущность игры.

Й. Хейзинга доказывает, что игра относится к области иррационального, так как игра простирается на животных и на человеческий мир, она не может быть обоснована никакими рационалистическими связями. Ведь укоренённость в рассудке означало бы, что её пределы - человеческий мир. Существование игры не связано ни с какой-либо ступенью культуры, ни с какой-либо формой мировоззрения “Игра, какова бы ни была её сущность, не есть нечто материальное”. Даже у животных она вырывается за границы физического существования. С точки зрения мира, мыслимого как детерминированный, то есть как чисто силовое взаимодействие, игра есть нечто избыточное. Лишь с вторжением духа, который сводит на нет эту детерминированность, наличие игры становится возможным, мыслимым, постижимым.

Существование игры утверждает сверхлогический характер положения в космосе: животные могут играть, следовательно, они нечто большее, чем механизмы; человек играет и знает, что он играет, следовательно, он нечто большее, нежели разумное существо, так как игра неразумна.

“Очищая” понятие игры от игры в жизни животных и в жизни детей, рассматривая её там, где биология и психология её не затрагивают, Й. Хейзинга дает понятие игры в культуре следующим образом: игра предстает как некая заданная величина, предшествующая самой культуре, сопровождающая и пронизывающая её от истоков, вплоть до той фазы культуры, которую в данный момент переживает сам наблюдатель.

Таким образом, игра, с точки зрения игровой концепции культуры Й. Хейзинги, это некоторая свободная деятельность, которая осознается как “ненастоящая”, несвязанная с обыденной жизнью, но, тем не менее, могущая полностью захватить играющего; которая не обуславливается никакими ближайшими интересами (материальными или доставляемой пользой); которая протекает в особо отведенном пространстве и времени, упорядочена и в соответствии с определенными правилами, и вызывает к жизни общественные объединения, стремящиеся окружить себя тайной или подчеркивает свою необычность по отношению к прочему миру своеобразной одеждой и обликом.

Функция игры здесь сводится к двум аспектам: игра - это борьба за что-то или показ этого что-то. Обе эти функции могут и объединятся, так как игра “показывает” борьбу за что-то, или же превращается в состязание в том, кто именно сможет показать что-то лучше других.

“Показывать” или “представлять” - значит “ставить перед глазами”. Это, может быть, простой показ перед зрителями чего-либо данного самой природой (у животных), у детей эти представления наполнены образами. Однако, Й. Хейзингу больше всего интересует духовный элемент в священных культовых представлениях. “Священное представление - это больше, нежели мнимое претворение, больше, чем символическое претворение; это - мистическое претворение. Участвующие в культовом действии убеждены, что оно претворяет в жизнь некое благо. Интересно, что такое представление сохраняет все формальные признаки игры, но с концом игры его действие не прекращается, а продолжает действовать в обыденном внешнем мире.

Й. Хейзинга пытается определить границу между священным действие и игрою: игровое настроение по своему типу изменчиво - в любую минуту может вступить в свои права обычная жизнь. Совсем по-другому обстоит дело с настроением священных празднеств, прервать которые нельзя. И все же, священная игра, столь необходимая для блага общества, чреватая космическим видением и социальным развитием, всегда лишь игра, деятельности которой протекает вне и поверх сферы трезвой обыденной жизни с её нуждой и серьезностью.

Далее можно со всей определенностью выделить две неизменно возвращающиеся формы, в которых культура вырастает как игра и в рамках игры - священное действо и праздничное состязание. Но правомерно ли распространять понятие игры на всякое состязание? На примере анализа греческих состязаний Й. Хейзинга доказывает это положение. Состязание, как и любая другая игра, не имеет никакой цели, то есть финальный элемент действия заключен в процессе как таковом, вне прямого отношения к тому, что за этим последует. Результат игры как объективный факт сам по себе незначителен и безразличен. Исход игры или состязания важен лишь для тех, кто в ней участвует (игроков или зрителей), то есть для тех, кто вступает в сферу игры и принимает все её правила.

Теснейшим образом с игрой связано понятие выигрыша, это понятие появляется тогда, когда в игре есть противник. Выиграть - значит, возвысится в результате игры. Выигравший и в обыденной жизни приобретает славу и почет, и его успех распространяется на всю группу, отождествляющую себя с победителем. Поэтому главное - это сама победа, причем прямая жажда власти, как это видно из рассуждений Й. Хейзинги, не является здесь мотивом. Борются или играют ради чего - то, и в первую очередь - ради возможности наслаждаться победой. Поэтому в игре провозглашается ставка, заклад или приз.

Со всеми соревнованиями тесно связано не только ради чего, но и также в чем и с чем борются за первенство в силе и ловкости, в знании и в искусности, в роскоши и богатстве, в щедрости и в удаче, в знатности и в чадородии. Борются с помощью физической силы, оружия, ума или рук, выставляя себя на показ, громогласно: хвастаясь, ставя все на кон, наконец, прибегая к хитрости и обману. Причем хитрость тоже превращается в предмет состязания и фигуру игры. Плутующий игрок - не шпильбрехер, он делает вид, что следует правилам, пока не оказывается пойманным за руку.

Хейзинга в подтверждении своей точки зрения приводит примеры состязаний в поношении в древне арабском язычестве, в греческой традиции, в германской ранней истории, находит их у англичан и французов.

Глава 2. Культура Х. Ортега-и-Гассет

Хосе Ортега-и-Гассет родился в Мадриде. Философию Ортеги называют "рацио-витализмом" или "перспективизмом". Первый компонент этой философии - разум, как продолжение жизни.

Ортега доводит до логического конца критику чистого разума, начатую Кантом. Разум, по его мнению, не есть только мышление. Разум всегда эмоционален, мотивируется конкретными целями и обстоятельствами. Глубоким мотивирующим слоем личности является характер человека, формируемый эпохой. Он играет решающую роль в способе философствования. В Греции философствовал человек военный и политический. В Средние века - христианин, стремящийся угадать Божественный Замысел. В Новое время философом намеревался стать ученый, исследователь природы. Но его вытеснил буржуа, представленный типами предпринимателя, инженера и адвоката. На их основе возникают научные дисциплины - экономика и юриспруденция. Сегодняшний мыслитель утрачивает военные, то есть "мужественные", а также политические и христианские, мотивы философствования. Философский разум становится гигантской проекцией буржуазной души, с ее критицизмом, расчетливостью, эмпиризмом и прагматизмом. Будущее философии представляется Ортеге мрачным, если принять во внимание выход на арену истории массового человека, который презирает "умствование" и заменяет его "прямым действием", проще говоря, силой.

Отчуждаемый от прошлого временем, человек в искусстве, науке, путем философствования сближается со своими предками. В истории ощущается и некая устойчивая доминанта, которой трудно подобрать определение. Это не прогресс, не регресс, не овладение силами природы, но, скорее всего, расширение и углубление воображения. Преступления и великие подвиги совершались не из-за материальной нужды. Все значимое в истории невыводимо из каких-либо физических или биологических законов. История в целом есть плод воображения. Спонтанное вдохновение и мощная фантазия творческих личностей - вот источники главных достижений культуры. И превращение бессвязного конгломерата событий в осмысленный поток исторической жизни - также есть дело воображения. Воображение - самый мощный онтологический пласт исторической жизни.

В свете сказанного, Дон-Кихот, которому посвящена одна из первых программных работ Ортеги, вовсе не смешная и жалкая фигура, какой она представляется некоторым. Это самый значительный человеческий образ, созданный испанским гением. Он воплощает в себе великую жажду ясности, тоску по идеалу. Дон-Кихот - провозвестник будущего. Он утверждает ценности, которые большинство даже не осознает. Чтобы воплотить идеал в жизнь, нужно в него верить. Перед лицом хаотического бытия человек должен быть не зеркалом мира, а источником творческого огня, вдохновения. Дон-Кихот - лучший символ испанской, да и общечеловеческой культуры. Чтобы понять культуру, нужно понять Дон-Кихота.

Жизнь - общественная и личная - дана нам в виде совокупности обстоятельств. "Сжатие" суммы обстоятельств в осмысленную картину - в этом состоит философствование, да и всякое другое творчество культуры. Полученная из прошлого культура служит, согласно Ортеге, лишь почвой, материалом для подлинного культурного акта. Его суть - извлечение смысла, логоса из объекта. Унаследованная от предков культура ценна как инструмент. Она вооружает нас для новых свершений. Дон-Кихот отвечает за свои обстоятельства, бросает вызов устоявшимся представлениям. "Донкихотство" - это подлинная культура. Многострадальный идальго уже три столетия бродит по миру, надеясь, что кто-нибудь, наконец, его поймет.

В работах Ортеги просматривается морфология культуры, близкая к шпенглеровской, предвосхищающая эпоху постмодерна. История культур - это история великих людей и великих иллюзий. Смысл истории не в "возрастании суммы добра", не в становлении социальной справедливости, а в духовном творчестве, которое представляется Ортеге уделом избранного меньшинства, благородных чувствительных умов, способных понимать и принимать "вызовы" истории.

Каждая из форм сознания - будь то искусство, религия, наука или философия - опирается на все составляющие жизненного разума (мышление, воображение, интуиция, память и т.п.) Но каждая из форм специализируется в соответствии с традициями народа и проблемами, которые встают в ту или иную эпоху. Познание принято считать задачей науки. Ортега же отмечает, что наука, достигнув успехов в познании природы, мало, что смогла сказать о человеке. Наука опирается на методы естествознания, а они - неприменимы к человеку.

Попытки ученых предвидеть ход истории, создать модель идеального общества, совершенный кодекс морали и эффективную систему управления - потерпели крах. Человека пытались рассматривать как вещь среди вещей. А человек - это Личность, микрокосм Вселенной, субъект, обладающий максимальной свободой. Он не имеет природы. Его жизнь - драма и история. Познание человека и культуры более эффективно, если оно осуществляется искусством, а не наукой. Познание культуры есть историческое созерцание, "портретирование" эпох и исторических личностей.

Всякая индивидуальность зависит от мироустройства в целом. И только художник способен уловить эту зависимость. Изобразить что-либо на картине или в романе - значит дать изображаемому возможность вечной жизни. И это при том, что лучшая из картин часто бывает худшим из силлогизмов. То есть, картина часто бывает не оправдана в свете общечеловеческого опыта и логики. Конечно, и искусство недолговечно, особенно, когда оно живет за счет зрителя, потакает ему. Классическое искусство со зрителем не считается. Поэтому в него трудно войти, поэтому оно живет уже долгие века.

Главная задача искусства - не изображение конкретного человека, а понимание человека как обитателя земли, космического и духовного существа. Лучше всех она выражена в Книге Бытия. Там речь идет об Адаме в раю. Адам - всякий человек, во всеоружии своих чувств и способностей, никем и ничем не ущемленных. Рай - это открытый мир вокруг нас. Рай - это природа, мир духа и мир истории. В этом мире реализуется человек.

Любой вид искусства имеет свою "сверхтему". Искусства - суть благодарные, чувствительные орудия. Каждое искусство призвано выразить то, что невыразимо иным методом. Каждое соответствует одной из функций души. Подобно оперенной стреле, оно движется по некоторой траектории "в даль времени", меняет стили, жанры, приближаясь к цели.

Рассмотрим живопись. Мазки на холсте - это еще не искусство. Искусство начинается там, где под цветовой поверхностью мы ощущаем мир идеальных пульсирующих смыслов, скрытую энергию духа, которая возбуждает и проясняет то, что дремлет в душе. Картина - система смыслов, переданных через изображение вещей. От смыслов искусства - лишь шаг до смыслов культуры.

Культура не есть сумма видимых и осязаемых вещей, строго выстроенных идей. Это мир духа, пространство возможностей, долженствований, оценок, идеальных устремлений, подвигов и преступлений. Она не отвлеченна и абстрактна, а жизненна и конкретна.

Натолкнувшись на феномен непопулярности новой музыки, Ортега обратил внимание на то, что и в других жанрах искусства наблюдаются тенденции дереализации и депопуляризации. Ортега соотнес их с прогрессирующим расслоением общества на массу и меньшинство. Новое искусство не хочет заниматься просветительством и намеренно сплачивает вокруг себя нонконформистское мыслящее меньшинство, призывая его отъединиться от массы.

Человеческий мир в искусстве - это, прежде всего, мир личности и затем уже миры живых форм, общественных событий и вещей. Новое искусство обесчеловечивает иерархический культурный мир с энергией, прямо пропорциональной человеческой значимости каждого предмета.

Глава 3. Концепция игрового генезиса культуры Е. Финка

Концепция игрового генезиса культуры поддерживается в современной философии не только Хейзингой и Ортегой.. Обратимся к работе известного феноменолога Е. Финка “Основные феномены человеческого бытия” . В типологии автора их пять - смерть, труд, господство, любовь и игра. Последний феномен столь же изначален, сколь и остальные. Игра охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком.

Игра, по мнению Финка, пронизывает другие основные феномены человеческого существования. Игра есть исключительная возможность человеческого бытия. Играть может только человек. Ни животное, ни Бог играть не могут. Лишь сущее, конечным образом отнесенное к всеобъемлющему универсуму и при этом пребывающее в промежутке между действительностью и возможностью, существует в игре.

Эти утверждения нуждаются в пояснении, поскольку они противоречат привычному жизненному опыту”. Каждый знает игру по своей собственной жизни, имеет представление об игре, знает игровое поведение ближних, бесчисленные формы игры, цирцеевские массовые представления, развлекательные игры и несколько более напряженные, менее легкие и привлекательные, нежели детские игры, игры взрослых; каждый знает об игровых элементах в сфере труда и политики, в общении полов друг с другом, игровые элементы почти во всех областях культуры”.

Трактуя игру как основной феномен человеческого бытия, Финк выделяет ее значительные черты. Игра в его трактовке - это импульсивное, спонтанно протекающее вершение, окрыленное действование, подобное движению человеческого бытия в себе самом. Чем меньше мы сплетаем игру с прочими жизненными устремлениями, чем бесцельней игра, тем раньше мы находим в ней малое, но полное в себе счастье. По мнению Финка, дионисийский дифирамб Ф. Ницше “Среди дочерей пустыни”, зачастую недооцениваемый и неправильно толкуемый, воспевает как раз чары и оазисное счастье игры в пустыне и бессмысленности современного бытия.

Финк считает, что человек как человек играет, один среди всех существ. Игра есть фундаментальная особенность нашего существования, которую не может обойти вниманием никакая антропология. Следовало бы, утверждает автор, когда-нибудь собрать и сравнить игровые обычаи всех времен и народов, зарегистрировать и классифицировать огромное наследие объективированной фантазии, запечатленное в человеческих играх. Это была бы история “изобретений”, совсем иных, нежели традиционные артефакты культуры, орудий труда, машин и оружия. Они (эти “изобретения”) могут оказаться менее полезными, но в то же время они чрезвычайно необходимы.

С игрой у Финка связано происхождение культуры, ибо без игры человеческое бытие погрузилось бы в растительное существование. По мнению Финка, человеческую игру сложно разграничить с тем, что в биолого-зоологическом исследовании поведения зовется игрой животных. Человек - природное создание, которое неустанно проводит границы, отделяет самого себя от природы. “Животное не знает игры фантазии как общения с возможностями, оно не играет, относя себя к воображаемой видимости” . Поскольку для человека игра объемлет все, она и возвышает его над природным царством. Здесь возникает феномен культуры.

Заключение

Итак, одной из самых распространенных культурологических концепций нашего времени является концепция игровой культуры. Различные версии такой концепции обнаруживаются в творчестве Е. Финка, X. Ортеги-и-Гассета, Г. Гадамера и других культурологов XX века. Можно проследить точки совпадения и точки расхождения Й. Хейзинги как с авторами-современниками, так и с философами более раннего периода.

Наиболее ярким представителем этой концепции является голландский культуролог Й. Хейзинга. Игра, в концепции Хейзинга, -- это культурно-историческая универсалия. В своей работе «Homo ludens» -- «Человек играющий» он поднимает самые глубокие пласты истории и развития культуры -- игровые. Культуроформирующее свойство игры связано с тем, что для изменения окружающей среды посредством любой материальной действительности человек должен был совершить предварительно аналогичную работу в собственном воображении, т. е. своего рода «проиграть» деятельностный процесс. Однако Хейзинга не сводит игровой элемент только к духовному проявлению. Игра присутствует и во всех сферах материальной культуры и определяет содержание ее форм.

Анализ современного культурного состояния в аспекте игры предпринял испанский философ X. Ортега-и-Гассет. Являясь беспощадным критиком массовой культуры, захлестнувшей Европу в нынешнем столетии, Ортега-и-Гассет противопоставляет ей подлинную «живую» культуру, которую человек делает личным достоянием, обращаясь к ней в силу спонтанной внутренней потребности.

Игра рассматривается как важнейший феномен человеческого бытия в числе четырех других -- смерти, труда, господства и любви -- немецким философом Е. Финком. Игровое начало пронизывает всю человеческую жизнь и определяет способ понимания бытия.

Список использованной литературы

1. Андреев А.Н. Культурология. Личность и культура. Мн.: Амальфея, 2013. - 420с.

2. Гуревич П.С. Философия культуры. М.: Аспект Пресс, 2015. - 288с.

3. Золкин А.Л. Культурология. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2011. - 335с.

4. Кармин А.С. Основы культурологии. СПб.: Лань, 2014. - 512с.

5. Розин В.М. Введение в культурологию. М.: МГУ, 2014. - 228с.

Размещено на Allbest.ru