Теоретическая философия

Размещено на http: //www. allbest. ru/

1. Теоретическая философия - Соловьев Владимир

Наша жизнь, чтобы иметь настоящий смысл, или быть достойною духовной природы человека, должна быть оправданием добра.

Все поступки человека должны иметь благую цель.

Чтобы жизнь человека имела такой смысл, или была оправданием добра, кроме естественных добрых чувств стыда, жалости и благочестия, принадлежащих к самой природе человеческой, необходимо еще нравственное учение, которое не только закрепляет эти чувства в форме заповедей, но и развивает заложенную в них идею добра, приводя в разумную связь все ее, в природе и истории данные, проявления и выводя из нее полноту нравственных норм для направления, управления и исправления всей личной и общественной жизни.

Поступки и помыслы людские должны соответствовать законам Божьим.

Все ходячие указания на ближайшую практическую бесполезность, опасность и зловредность философских умствований, если бы даже они были верны, во всяком случае ровно ничего не доказывают, ибо кроме практических целей жизни существует в нашем духе самостоятельная потребность, чисто умственная, или теоретическая, без удовлетворения которой ценность самой жизни становится сомнительною.

Философские суждения выстроены самой жизнью.

Жизнь и знание единосущны и нераздельны в своих высших нормах

Все законы учения диктует нам сама жизнь.

Добрая воля и истинное знание, при всей своей неразрывности, остаются двумя различными внутренними состояниями, двумя особыми способами существования и деятельности. Этому соответствует как единство, так и различие между нравственною и теоретическою философией.

Чувства человека и научные знания не всегда совпадают.

Идея добра формально требует от всякого деятеля, чтобы он добросовестно относился к предмету своей деятельности. Это требование имеет всеобщее значение и не терпит никаких исключений.

Настоящий профессионал своего дела не терпит изъянов и неправильностей, делает свою работу качественно, иначе, его нельзя назвать таковым.

Моралист, изъясняющий истинное добро, богослов, толкующий истинное откровение Божества, также заняты истиною, и, однако, не все они бывают философами.

Философия - это прежде всего наука, у которой есть объект и предмет изучения, а также законы, правила, методы и принципы, а не просто набор рассуждений и правил.

Нельзя заключать, что философия заранее уверена и ручается в достижении безусловно достоверной истины; она может ее никогда не найти, но она обязана ее искать до конца, не останавливаясь ни перед какими пределами, не принимая ничего без проверки, требуя отчета у всякого утверждения.

Не всегда конечный результат науки - это нахождение истины, сам процесс поиска иногда оказывается горазда ценнее.

Само собою понятно, как уже замечал Декарт, что заранее составленное намерение всегда и окончательно сомневаться так же противно существу философской мысли, как и принятое наперед решение устранить, во что бы то ни стало все сомнения, хотя бы с помощью произвольных ограничений исследования.

Скептизм не всегда приводит к положительному исходу дела.

Существенная особенность философского умозрения состоит в стремлении к безусловной достоверности, испытанной свободным и последовательным (до конца идущим) мышлением

Все философские выводы основаны на глубоком осмыслении.

Оставаясь в пределах разума и справедливости, самый ревностный представитель какой-либо положительной религии может желать от философа только одного: чтобы свободным исследованием истины он пришел к полному внутреннему согласию своих убеждений с догматами данного откровения исход, который был бы одинаково удовлетворителен для обеих сторон.

В религии, в отличии от философии, нет сомнений и рассуждений, все правила принимаются, как аксиома, без доказательств, в философии напротив, все умозаключения приходят к истине в результате терзаний и сомнений.

А замечается на самом деле вот что: с одной стороны, мысль как бесконечная сила, но только не творческая, а проверочная, или контролирующая, а с другой стороны, бесконечное множество всего, подлежащего этому контролю, Таким образом, истинное начало чистого мышления, или теоретической философии, состоит не в том, чтобы отвергать все существующее, пока оно не будет создано мыслью из нее самой, а в том, чтобы не признавать достоверным никакого положения, пока оно не будет проверено мыслью.

Все научные познания философов проходят тернистое испытание мыслью.

Мы можем пока сказать только, что мерило достоверности для мысли заключается не в чем-нибудь внешнем, а присуще ей самой, ее собственной природе. На каком-нибудь представлении или понятии о предмете мысль может остановиться как на достоверной истине.

Критерий правильности философии соответствие ее же познанию.

Таким образом, наше требование, или первоначальный критерий истины, есть, собственно, не более как аналитическое суждение, которое может быть сведено к простому тождеству: философское мышление должно быть верным себе.

Философия равна философии.

В самом мыслящем уме есть знание о существенной доброкачественности или недоброкачественности своего мышления в каждом действительном случае, а со стороны ему может быть предъявлено лишь такое общее требование с такою общею санкцией: мысли добросовестно, будь верен самому себе, не уклоняйся до конца от чистого стремления к истине, иначе твое мышление не даст ничего прочного и удовлетворительного.

Доводи каждую мысль до конца, не останавливайся на достигнутом, проверяй истину и делай выводы.

Существует множество различных знаний -- житейских, научных, религиозных, имеющих свою относительную достоверность, совершенно достаточную для практических целей. Но основной вопрос теоретической философии имеет в виду достоверность самого знания по существу. Знанием вообще называется совпадение данной мысли о предмете с его действительным бытием и свойством.

Настоящее знание несет в себе и теоретическую и практическую направленность.

2. Бертран Рассел логический атомизм

Я утверждаю, что логика является фундаментальной для философии и поэтому школы должны скорей характеризоваться своей логикой, чем метафизикой Моя собственная логика является атомистической и именно этот аспект я хотел бы подчеркнуть в ней.

Философские учения должны отличаться своей логичностью.

Когда чистая математика строится как дедуктивная система, т. е как множество всех тех утверждений, которые могут быть выведены из заданных посылок, тогда становится очевидным, что если мы убеждены в истинности чистой математики, то не потому лишь, что убеждены в истинности множества посылок. Некоторые из посылок являются гораздо менее очевидными, чем их следствия, и мы в них убеждены главным образом из-за их следствий.

Очевидная истина приходит путем многих выводов и рассуждений.

Один из важных эвристических принципов, который Уайтхед и я нашли путем опыта для применения в математической логике и тем самым в других областях, представляет собой форму бритвы Оккама. Когда некоторое множество предполагаемых сущностей (entities) имеет чисто логические свойства, то оказывается, что в значительном большинстве случаев эти предполагаемые сущности могут быть заменены чисто логическими структурами, построенными из сущностей, которые не имеют таких чистых свойств. В подобном случае при интерпретации основной части утверждений, о которых до сих пор думали как: о предполагаемых объектах, мы можем заменить логические структуры, не изменяя в чем-либо детали этой части рассматриваемых утверждений

Иногда в рассуждении важна не истина, а доводы которые к ней ведут. именно в этих доводах иногда скрывается своя другая истина.

Очевидными примерами являются точки и моменты времени: д-р Уайтхед показал, как построить их из множеств событий, которые имеют конечный размер и конечную длительность. В теории относительности не точки и моменты, в которых мы прежде нуждались, а события-частицы соответствуют тому, что в прежнем языке могло описываться как точки в момент времени или моментные точки.

Частицы несут в себе важное звено, именно они превращают частности в целое, и каждая из них несет определенный смысл.

Словарь имеет наибольшее влияние на здравый смысл.

Слова и предложения несут в себе смысл, который влияет на поведение и деятельность человека.

Наоборот, здравый смысл может вынудить нас к появлению определенного словаря. Правда, это только отчасти верно. Слово сначала применяется к вещам, которые являются более или менее сходными, без какого-либо размышления о том, имеют ли они какие-либо моменты тождества. Но когда однажды используемые объекты фиксируются с помощью слова, то здравый смысл оказывает свое влияние с помощью слова и стремится предположить, что одно слово должно обозначать один объект, который будет универсальным в случае прилагательного или абстрактного слова.

Мысли и действия побуждают человека к высказыванию слов.

Бесполезно говорить, что “термины независимы от своих отношений”, потому что “независимы” -- слово, которое не обозначает ничего. Два события, можно будет сказать, станут каузально независимыми, если никакая каузальная цепь не приводит от одного из них к другому.

Слова несут в себе зависимость от отношения к предмету про которого говорят или человеку о котором говорят.

Дополнительно к факту, что мы не воспринимаем простое как таковое, существует еще одно препятствие для создания правильного логического языка, такого, который я пытался описать. Эта трудность заключается в неопределенности. Все наши слова более или менее заражены неопределенностью, под которой я подразумеваю то, что не всегда ясно, применимы они или нет к данному объекту. Такова уж природа слов быть более или менее общими, а не применимыми только к отдельным частностям, но это не делает их неопределенными, если частности, к которым они применимы, составляют определенное множество.

Многие слова и выражении человека несут в себе двойственность значений, и могут быть применены в разном значении.

Хотя каждое суждение в науке может быть ложным, и практически достоверно, что там имеются такие ложные суждения, однако мы поступим разумно, если будем строить нашу философию на науке, потому что риск ошибиться в философии несомненно больше, чем в науке.

Философия - это серьезная наука, суждениями которой следует оперировать.

Вопрос об интерпретации важен почти для каждой философии, и я вообще не склонен отрицать, что многие научные результаты требуют интерпретации, прежде чем они могут подойти когерентной философии.

Все философские учения прошли путь проверок на истину, рассуждений и выводов.

Задача философии, как я считаю, в сущности, заключается в логическом анализе, сопровождаемом логическим синтезом.

Все философские учения должны быть логически верными.

Философия больше, чем специальные науки, касается отношений между различными науками и возможного конфликта между ними.

Не научные знания философия считает верными, со многими науками философия ведет спор.

Мир состоит из некоторого числа, возможно конечного, возможно бесконечного, сущностей, которые имеют различные отношения друг к другу и, быть может, из различных качеств. Каждая из этих сущностей может быть названа “событием”.

Наша жизнь состоит из фрагментов, событий, которые и наполняют ее смыслом.

Сознание и мозг реально неразделимы, но когда мы говорим о сознании, мы думаем в основном о множестве сжатых событий в рассматриваемой области и их различных отношениях к другим событиям, образующим части других периодов истории пространственно-временного пути, которые мы рассматриваем, в то время как, говоря о мозге, мы рассматриваем множество сжатых событий как целое и рассуждаем о его внешних отношениях к другим множествам сжатых событий, также взятых как целое. Словом, мы рассматриваем форму пути, а не сами события, из которых складывается его профиль.

Мозг и сознание человека это анализатор событий в жизни человека, путеводители к действию.

3. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ

соловьев рассел атомизм философский

На протяжении столетий знанием считалось то, что доказательно обосновано (proven) - силой интеллекта или показаниями чувств.

Научные мысли должны быть подкреплены доказательствами и выводами, ссылками на аксиомы.

Честь интеллекта защищается не в окопах доказательств или "верификаций", окружающих чью-либо позицию, но точным определением условий, при которых эта позиция признается непригодной для обороны.

Доводы - движут доказательство, их правильный подбор, умение применить их к месту.

Но если, согласно Попперу, наука - это процесс "перманентной революции", а ее движущей силой является рациональная критика, то, по Куну, революция есть исключительное событие, в определенном смысле выходящее за рамки науки; в периоды "нормальной науки" критика превращается в нечто вроде анафематствования. Поэтому, полагает Кун, прогресс, возможный только в "нормальной науке", наступает тогда, когда от критики переходят к предвзятости.

Часто истина рождается споре, а самые верные суждения рождаются в жесткой критике.

Скептицизм не есть отрицание джастификационизма; скептики только полагают, что нет (или не может быть) доказательно обоснованного знания и поэтому нет знания вообще. Они видят в "знании" только разновидность веры, свойственной всем одушевленным существам. Тем самым скептицизм, остающийся джастификационистским, дискредитирует знание, открывая дверь иррационализму, мистике, суевериям.

Знание человека - это не существо чувств и эмоций, это дитя познаний и доказательств, рассуждений и высказываний.

Конечно, замена доказательной обоснованности вероятностью была серьезным отступничеством джастификационистского мышления. Но и оно оказалось недостаточным. Вскоре было показано, главным образом благодаря настойчивым усилиям Поппера, что при весьма общих условиях все теории имеют нулевую вероятность, независимо от количества подтверждений; все теории не только равно необоснованны, но и равно невероятны.

Теория без доказательств считаются другими невероятны, а вот создателю теории кажутся вероятными и без доказательств.

Научная честность требует постоянно стремиться к такому эксперименту, чтобы, в случае противоречия между его результатом и проверяемой теорией, последняя была отброшена.

Каждый эксперимент требует от ученого проверки и подтверждения гипотез, реализации поставленных задач и целей проекта.

Способ выдвижения научной гипотезы и то, как ею пользуются для выражения общих суждений - это человеческое изобретение.

Учеными в процессе развития научного знания определена четкая структура научного исследования, для достижения результата необходимо ей следовать.

Следовательно, мы не можем не только доказательно обосновывать теории, но и опровергнуть их. Никакой демаркации между рыхлыми, недоказуемыми "теориями" и жесткими, доказательно обоснованными предложениями "эмпирического базиса" не существует: все научные предложения являются теоретическими и, увы, погрешимыми.

Теория, доказанная кем- то, не требует опровержения, хотя в процессе научного развития она может подвергаться определенному сомнению.

Даже самые респектабельные научные теории вроде ньютоновской динамики и теории гравитации могут терпеть неудачу, запрещая какие-либо наблюдаемые положения вещей.

В процессе научного развития теория может подвергаться определенному сомнению.

В структуру научных теорий входит, как правило, ограничение ceteris paribus [при прочих равных условиях (лат.); в таких случаях теория может быть опровергнута только вместе с этим ограничением. Но если взять теорию без этого ограничения, она уже не может быть опровергнута, так как заменяя ceteris paribus, можно получить уже иную теорию и, следовательно, никакие проверки не могут считаться решающими.

В процессе работы над теорией возможно ее опровержение, но во внимание идут все ее положения как в частности так и в целом.

Имеется важное различие между "пассивной" и "активной" теориями познания. "Пассивисты" полагают, что истинное знание - это тот след, который оставляет Природа на совершенно инертном сознании; активность духа обнаруживается только в искажениях и отклонениях от истины. Самой влиятельной школой пассивистов является классический эмпирицизм. Приверженцы "активной" теории познания считают, что Книга Природы не может быть прочитана без духовной активности, наши ожидания или теории - это то, с помощью чего мы истолковываем ее письмена.

На практике мы также сталкиваемся с активным познанием и пассивным: просто наблюдая за явлениями природы и вмешиваясь в природу и исследую ее. Оба направления в исследованиях имеют место быть.

Чтобы заставить метод отбора посредством элиминации работать и обеспечить выживание только самых добротных теорий, надо создать для них условия суровой борьбы за жизнь.

В процессе работы над теориями, в процессе их изучения и доказательства, уходят теории, истина которых ставится под сомнения, остаются только самые верные.

Что означает "суровая" проверка ограничения ceteris paribus? Надо предположить что существуют другие факторы, воздействующие на данное событие, определить эти факторы и проверить конкретные допущения о них. Если многие из этих допущений опровергнуты, ограничение ceteris paribus может считаться хорошо подкрепленным.

Теория считается действительно истинной, если исключены все факторы, влияющие на истину.

По выражению методологического фальсификациониста, теория должна "сама лезть на рожон". Даже в хорошо определенном контексте методологический фальсификационист оказывается в очень затруднительном положении, когда должен принять решение: где же проходит граница между проблематичным и непроблематичным знанием.

В каждой теории должны быть вопросы, которые ставят ученых в ситуацию сомнения, и если данные сомнения теория уничтожит своими выводами, практическими доказательствами, то данная теория имеет право на существование.

В этой методологии, как ни в какой другой разновидности конвенционализма, решения играют действительно критическую роль. Однако решения могут заводить в безвыходные тупики. Методологический фальсификационист понимает это лучше других. Но он полагает, что такой ценой мы платим за возможность прогресса.

В каждой теории важную роль имеют решения, они могут повести ее в тупик, а могут привести к прогрессу. Здесь, по мнению автора, риск рождает успех.

Размещено на Аllbest.ru