Корреспондентская (классическая) концепция истины

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Корреспондентская (классическая) концепция истины

Одной из самых распространенных в философии и науке указанного периода является корреспондентская (от английского слова correspondence - соответствие) концепция истины, истоки которой мы находим уже у Аристотеля. Иногда эту концепцию называют также классической. Как следует из названия концепции, главным понятием для нее является понятие соответствия. Истинное здесь - это соответствующее.

Причем, рассматриваемая концепция изначально двойственна. Действительно, с одной стороны, можно говорить (и чаще всего говорят именно так) об истинности знании (об истинности суждения, высказывания, предложения, системы предложений). При этом в качестве истинного знания рассматривается знание, соответствующее своему предмету. - Это, так сказать, гносеологическое истолкование данной формулы. Если мы, к примеру, утверждаем, что сумма внутренних углов треугольника равна ста восьмидесяти градусам, то наше утверждение истинно. В этом нетрудно убедиться, измерив с помощью транспортира углы в реальных треугольниках.

С другой стороны, можно говорить об истинности «фрагментах бытия», в частности, об истинности вещей, имея в виду их соответствие их идеям (их понятиям, их сущностям). - Это, как говорят, - онтологическое истолкование корреспондентского подхода. Так, мы можем сказать о человеке: это - истинный друг. Имея в виду человека, обладающего качествами (верность, доброта, отзывчивость и т.д.), которые мы связываем с понятием (с идеей) «друг».

И в том, и в другом случае эта концепция, на первый взгляд, представляется понятной и естественной.

Однако более внимательное ее рассмотрение показывает, что она содержит немало неясностей.

Главная из них - это неясность содержания самого понятия соответствия. Действительно, что означает, например, соответствие между высказыванием о вещи и самой этой вещью? Ведь очевидно же принципиальное отличие высказывания о вещи (знания о вещи) от самой вещи. Можно сказать, что высказывания (знание о вещи) и сами вещи принадлежат разным мирам: знания являются частями мира идеального, а вещи являются фрагментами материального мира. Соответственно знания и вещи не имеют между собой ничего общего. Так, высказывание о вещи не имеет пространственной формы, не содержит в себе вещества, из коего сложена вещь. Оно не имеет свойств, которыми обладает вещь. И т.д. В чем же тогда соответствие между высказыванием и вещью?...

Не менее серьезной проблемой для обсуждаемой концепции истины является проблема установления соответствия (степени соответствия) или несоответствия высказывания и вещи (проблема критерия истинности высказывания). В самом деле, для установления соответствия высказывания и вещи необходим некоторый способ, метод (критерий истинности). Однако, и сам этот метод распознавания истинных (или неистинных) высказываний должен быть проверен на истинность, что требует привлечения другого критерия истинности и т.д. Есть у корреспондентской концепции истины и другие проблемы. Тем не менее, эта концепция остается, так сказать, на вооружении философов на протяжении почти всей истории философии.

Некоторое усовершенствование классическая концепция истины получила в работах выдающегося польского логика Альфреда Тарского (19011983). Он развил так называемую семантическую концепцию истины. Тарский показал, в частности, что строгое определение истины должно удовлетворять двум требованиям: 1) требованию материальной адекватности; 2) требованию формальной непротиворечивости. Первое требование выражается следующей формулировкой: «Р» истинно, если и только если Р. Здесь Р является предложением, обозначающим определенную реальную ситуацию. Соответственно, «Р» здесь является именем этого предложения. Второе требование указывает на необходимость тщательного разграничения объектного языка и метаязыка. Такое разграничение позволяет избежать некоторых парадоксов, издавна тревоживших философов. Примером такого рода парадоксов является «парадокс лжеца», известный уже в античности.

Концепция когеренции

Достаточно авторитетной в философии и науке является также концепция когеренции (от латинского cohaerentia и соответствующего английского coherence - связность, согласованность). Сторонники этой концепции пытаются обойти трудность установления соответствия между фрагментами знания и фрагментами действительности, трудность, свойственную корреспондентской концепции истинности. Они видят истинность знания не в том, что оно соответствует действительности, а в том, что оно (знание) является когерентным, то есть самосогласованным, логически связным, непротиворечивым.

Подобные взгляды на истинность знания можно обнаружить, например, у И. Канта. Он писал об этом: «Формальная истинность состоит всего лишь в согласии знания с самим собой, при полном отвлечении от всяких объектов вообще и от всяких их различий. И поэтому всеобщие формальные критерии истинности - не что иное, как общие логические признаки согласованности знания с самим собою, или, что то же, с всеобщими законами рассудка и разума». Впрочем, сам Кант весьма далек от абсолютизации указанных (формальных) критериев истинности. Он подчеркивает, что «знание, вполне сообразное с логической формой, т.е. не противоречащее себе, тем не менее может противоречить предмету». Поэтому, он вполне справедливо полагает, что самосогласованность знания и его соответствие «всеобщим законам рассудка и разума» является необходимым, но недостаточным условием содержательной истинности этого знания.

Обсуждаемая концепция, несомненно, имеет «рациональное зерно». Действительно, знание, претендующее на звание истинного, не может быть самопротиворечивым. Ведь если один фрагмент рассматриваемой системы знания (принцип, закон, теория) противоречит другому (или другим) ее фрагменту, то из такой системы знания (да и система ли это?), в соответствии с известным логическим правилом, следует любой вывод.

Концепция когеренции является достаточно операциональной, то есть с ее помощью можно определять, способен ли тот или иной массив знания претендовать на истинность. Допустим, что мы имеем некое множество высказываний, описывающих определенную предметную область. Из этого множества мы можем путем установления взаимной когерентности высказываний выбрать подмножество потенциально истинных высказываний. Эта концепция обосновывает также возможность получения истинного знания путем его логического вывода из знания, истинность которого уже установлена. Дело в том, что знание, дедуктивно выведенное из данной системы, будет когерентно этой системе и самокогерентно. Особенно широко и успешно эта концепция применяется в логико-математических науках, а также в тех разделах естествознания, в которых используется аксиоматический метод.

Главной трудностью концепции когеренции является то, что она не выводит за пределы знания. Когерентность, присутствующая в этой концепции, характеризует только отношение одних фрагментов знания к другим, но не касается непосредственно «когерентности» знания и действительности. Иначе говоря, по-прежнему остается справедливым вывод И. Канта, согласно которому когерентность знания не является достаточным условием истинности (в смысле классической концепции). Впрочем, у когерентной концепции здесь есть свои аргументы. Во-первых, требование когерентности можно почти неограниченно применять ко все более расширяющимся областям знания. То есть, проверять на когерентность не только знания, содержащиеся в данной теории, но и требовать когерентности этого знания другим теориям, картине мира, философской системе и т.д. Можно требовать также когерентности этого знания все расширяющемуся эмпирическому базису знания. Наконец, сторонники обсуждаемой концепции вправе указать на то обстоятельство, что знание - это тоже действительность, ибо оно есть феномен бытийствующего духа человека. Экстравагантные воззрения на истину развивал Фридрих Ницше (1844-1900). Истина, провозглашал он, есть род заблуждения, без которого определенный вид живых существ не мог бы жить. Другими словами, немецкий философ, в духе своего учения о воле к власти, утверждает, что истину следует понимать как орудие жизни, как орудие власти, в крайнем случае, - как средство приспособления человека к действительности. Ценность для жизни человека, убежден он, является последним основанием того, что мы называем истиной. Истинность того или иного знания доказывается, по Ницше, полезностью этого знания, его способностью помогать человеку в удовлетворении его потребностей, а также - возросшей властью человека, обладающего этим знанием, над другими людьми и природой. Такому пониманию истины соответствует ницшеанское истолкование науки. Наука, утверждает он, есть «превращение природы в понятия в целях господства над природой».

Подобные взгляды были систематически развиты представителями прагматизма. Прагматизм (от греческого слова pragma - дело, действие) - философское учение, сложившееся в последние десятилетия Х1Х века в США. Основные идеи прагматизма выдвинули и разрабатывали Чарльз Пирс (1839-1914), Уильям Джеймс (1842-1910), Джон Дьюи (1859-1852). Они подвергли критике предшествующую философию за ее метафизическую направленность и предложили вариант ее (философии) радикальной переориентации. Философия, по их мнению, должна стать общим методом решения жизненных проблем, встающих перед человеком. Наибольшее внимание философы должны уделять поэтому не абстрактным идеям, а убеждениям и верованиям, которые выступают в роли регуляторов деятельности и поведения людей. Одно из ключевых положений прагматизма, названное им принципом Пирса, формулирует У. Джеймс: «Наши убеждения суть фактические правила для действия. Для того, чтобы выявить смысл какого-либо утверждения, мы должны лишь определить тот способ действия, который оно способно вызвать: в этом способе действия и заключается для нас все значение данного утверждения» (Прагматизм. СПб., 1910, с. 34). В соответствии с такой установкой истолковывается сторонниками прагматизма смысл понятия истины. Идеи, теории, убеждения оцениваются прагматистами с точки зрения их практических следствий. Истинными могут быть названы только те из них, которые имеют благоприятные для субъекта, ими обладающего, последствия, только те, которые оказались полезными, выгодными для этого субъекта. Понятно, что при таком истолковании истина не есть нечто независимое от человека, не есть нечто неизменное. Напротив, истина есть нечто индивидуальное и множественное. Знания, идея, убеждения рассматриваются У. Джеймсом, и в еще большей мере Дж. Дьюи, не в качестве образа (отражения, описания) независимой от человека действительности, а в качестве средств осуществления намерений и планов человека, в качестве инструментов, орудий, применяемых человеком для приспособления к миру и преобразования его. Соответственно, истинным знанием, убеждением, верой будут те, которые надежно, эффективно и успешно «работают», ведут человека к успеху, полезны для него.

Кроме нескрываемого самими прагматистами субъективизма их истолкования истины (что не может рассматриваться только как проявление слабости рассматриваемой концепции, тем более, что прагматисты не отрицали значимости социальных связей и отношений человека) этому истолкованию свойственна своеобразная узость, ограниченность. Мы имеем в виду то обстоятельство, что далеко не любое знание может быть оценено в категориях успешности, полезности, выгодности. Более или менее адекватно с помощью этих категорий может быть оценено прикладное знание. Гораздо труднее это сделать по отношению к знанию фундаментальному, а также по отношению к философским убеждениям. Закономерно поэтому стремление прагматистов к «радикальному эмпиризму», стремление преодолеть абстрактность и созерцательность традиционной философии.

Каждая из рассмотренных выше концепий фиксирует, на наш взгляд, существенное «измерение» истины. Так, классическая концепция характеризует истинность знания через отношение знания и его (объекта) предмета: знание истинно, если оно соответствует своему (объекту) предмету. Концепция когеренции характеризует истинность знания через отношение знания к самому этому знанию: знание истинно, если оно когерентно, если оно согласовано с самим собой. Наконец, прагматистская концепция характеризует истинность знание через его отношение к субъекту познания и знания: знание истинно, если оно полезно (в широком смысле этого слова) человеку. Очевидно, что эти концепции не исключают друг друга. Они могут быть рассмотрены как дополняющие и обогащающие друг друга.

Другими словами, вполне правомерно говорить о согласовании, гармонизации наиболее авторитетных концепций истины. Нет никаких сомнений в том, что такое согласование не только возможно, но и необходимо. Здесь, по всей видимости, будет уместна стереометрическая аналогия. В рамках этой аналогии отдельные концепции истины (корреспондентскую, когерентную, прагматистскую, конвенционалистскую и др.) следует уподобить проекциям пространственного тела на соответствующие плоскости системы координат. Каждая из этих проекций, разумеется, содержит ценную и не заменимую другими проекциями информацию об интересующем нас пространственном теле. Однако каждая такая проекция дает только одностороннюю («плоскостную») информацию об этом теле. Полную информацию об изучаемом нами теле можно получить, только объединив данные, содержащиеся во всех плоскостных проекциях. Заметим, что таких проекций, совсем не обязательно должно быть три. Их может быть гораздо больше, поскольку изучаемое нами тело может быть пространственно многомерным. Многомерному телу в нашем случае соответствует целостная концепция истины. Ее, очевидно, можно получить только через синтез, через согласование и гармонизацию частных («плоскостных») концепций истины. Разумеется, такой синтез осуществить гораздо сложнее, чем решить задачу восстановления пространственного тела по его плоскостным проекциям. Но, думается, «игра стоит свеч»: результатом такого синтеза будет взаимообогащение и взаимное дополнение частных концепций истины; в результате такого синтеза может сформироваться весьма содержательная и целостная концепция истины. Каждая «частная» концепция истины фиксирует только один (впрочем, весьма существенный) момент содержания категории истины. Можно сказать, что каждая такая концепция является односторонней, абстрактной в гегелевском смысле этого слова. Она не учитывает многие другие (существенные) моменты содержания категории истины. Так, например, корреспондентская концепция концентрирует внимание на соотношении знания и его предмета; концепция когеренции - на соотношении различных элементов знания; прагматистская концепция - на соотношении знаний (верований, убеждений) и результатов человеческой деятельности, организованной на основе этих знаний и т.д. Все эти («частные») концепции истины при соответствующей их интерпретации, несомненно, могут быть гармонизированы между собой. И эта гармонизация есть путь к более конкретной и многосторонней, к более целостной концепции истины.

Карл Поппер, Анри Пуанкаре, Пол Фейерабенд об истине

Многие исследователи, работающие в области гносеологии и философии науки, убеждены, что, вследствие неясности содержания понятия «истины» и трудности (невозможности) ее достижения, необходимо вообще свести к минимуму употребление этого понятия в философии и науке.

Так, например, К. Поппер длительное время настаивал на том, что попытки понять идею истины («эту весьма странную и неуловимую идею») безнадежны, на том, что ни одна научная теория не может считаться истинной в строгом смысле этого слова. Он развивал подход, который называется фальсификационизмом, или фаллибилизмом. Этот подход он противопоставлял верификационизму (джастификационизму). Сторонники верификационизма утверждали, что научное знание должно быть позитивно (эмпирически) обоснованно, подтверждено. К. Поппер был убежден, что программа верификационизма никогда не может быть выполнена. «Мы, фальсификационисты, - писал он, - считаем, что нам удалось обнаружить способ реализации старого идеала различения между рациональной наукой и различными формами предрассудков, несмотря на крушение первоначальной индуктивистской, или джастификационистской, программы. Мы считаем, что этот идеал может быть реализован очень просто, если признать, что рациональность науки заключается не в том, что она по традиции прибегает к эмпирическим свидетельствам в поддержку своих положений (астролог делает то же самое), а исключительно в критическом подходе, который, конечно, наряду с другими аргументами критически использует также и эмпирические свидетельства (в частности, при опровержениях). Следовательно, для нас наука не имеет ничего общего с поисками достоверности, вероятности или надежности. Наша цель состоит не в установлении несомненности, надежности или вероятности научных теорий. Осознавая свою способность ошибаться, мы стремимся лишь к критике и проверке наших теорий в надежде найти наши ошибки, чему-то научиться на этих ошибках и, если повезет, построить лучшие теории».

В соответствии с таким подходом он полагал более адекватным применение для характеристики научных теорий не понятия «истина», а понятия «правдоподобие» (verisimilitude). В таком случае нет более или менее истинных научных теорий, но есть теории более правдоподобные, чем другие. Сам К. Поппер, поясняя смысл введенного им термина, писал о более ранней теории Т(1) и более поздней теории Т(2). «1. Т(2) делает более точные утверждения, чем Т(1), и эти более точные утверждения выдерживают более точные проверки; 2. Т(2) учитывает и объясняет большее количество фактов, чем Т(1); 3. Т(2) описывает или объясняет факты более подробно, чем это делает Т(1); 4. Т(2) выдержала те проверки, которых не выдержала Т(1); 5. Т(2) предложила новые экспериментальные проверки, не обсуждавшиеся до ее появления (эти проверки не были выдвинуты теорией Т(1) и, может быть, даже неприменимы к Т(1)), и Т(2) выдержала эти проверки; 6. Т(2) объединила или связала различные проблемы, которые до ее появления не имели между собой связи». Например, в соответствии с таким подходом, теория относительности Эйнштейна более правдоподобна, чем теория Ньютона.

Впрочем, в своих поздних работах, после изучения семантической концепции истины, развитой, как уже отмечалось, польским логиком Альфредом Тарским, К. Поппер начинает достаточно интенсивно использовать понятие истины, объективной истины в частности. Так, в только что процитированной работе он подчеркивает: «Теория объективной истины ... позволяет нам высказывать утверждения, подобные следующему: некоторая теория может быть истинной, даже если никто не верит в нее.». Справедливости ради стоит отметить, что, признавая правомерность использования понятия истины, К. Поппер и в поздних своих сочинениях продолжает оставаться фаллибилистом. Характерно в этом плане его утверждение: «Даже тогда, когда мы наталкиваемся на истинную теорию, мы, как правило, можем только догадываться об этом, и для нас может оказаться невозможным узнать, что это и есть истинная теория».

Любопытные воззрения на истину развивают конвенционалисты (от латинского слова conventio - соглашение). Они утверждают конвенциональный характер, по сути, всех положений науки, конвенциональный характер всех научных истин. Одним из самых известных и авторитетных представителей конвенционализма был французский математик и физик Анри Пуанкаре. Еще в начале двадцатого века Пуанкаре обсуждал вопрос о том, какая геометрия (евклидова или какая-либо из множества неевклидовых) характеризует реальное пространство. Иными словами, он обсуждал вопрос, какая из геометрий является истинной. Он пришел при этом к парадоксальному выводу: «Никакая геометрия не является более истинной, чем другая; та или иная геометрия может быть только более удобной». К аналогичному выводу Пуанкаре пришел, обсуждая достоинства и недостатки механики Ньютона сравнительно с достоинствами и недостатками механики Эйнштейна. Мы можем, утверждал он, сохранить принципы ньютоновской механики, поскольку опыт показал нам, что они удобны. Таким образом, согласно конвенционализму, в основе научного знания лежат конвенции (соглашения) между учеными, заключаемые ими по соображениям удобства, простоты, привычности и т.п.

История науки показывает, что конвенции (соглашения) действительно играют большую роль в научном познании. Например, научное сообщество широко использует соглашения для выработки определений научных понятий и терминов, при осуществлении выбора системы единиц измерения физических и других величин, при подборе символики, применяемой при изложении той или иной теории, при разрешении многих других теоретических и практических проблем науки. Тем не менее, существуют достаточно жесткие, диктуемые конкретным научным и социокультурным контекстом, границы, в пределах которых только и достижимы работающие, жизнеспособные научные соглашения. Эти границы определяются, в первую очередь, характеристиками самого объекта познания. Так, например, мы можем договариваться между собой, в каких единицах измерять массу электрона (в граммах, килограммах, фунтах и т.п.). Однако масса электрона не изменится от того, в каких единицах мы будем ее измерять. Кроме того, эти пределы (пределы свободы научных конвенций) диктуются также теми характеристиками, которые перечисляют сами конвенционалисты: простота, удобство, привычность. Действительно, почему, например, нам удобно пользоваться для описания пространственных характеристик макромира, то есть мира привычных нам масштабов, евклидовой геометрией? - Видимо, не в последнюю очередь потому, что эта геометрия достаточно адекватно их - пространственные характеристики этого мира - описывает. Заметим, впрочем, что более глубокое рассмотрение вопроса о геометрии различных фрагментов мира, осуществленное в общей теории относительности, приводит к выводу, согласно которому различным фрагментам действительности свойственны различные (неевклидовы) геометрии.

Отметим также, что в последние десятилетия в философии науки значительно возрос интерес к тем сторонам науки, которые являются следствием, результатом научных соглашений, укрепилось понимание высокой значимости научных соглашений в жизни научного сообщества. Упомянем в этой связи понятие научного консенсуса. Это понятие интенсивно применяется в современной философии науки. В частности, оно необходимо для описания значимости для реального процесса научного познания не только отношений «субъект научного познания - объект (предмет) научного познания», но и взаимоотношений разных субъектов научного познания, для описания значимости научных коммуникаций. Это понятие необходимо для понимания многих важных для науки процессов: придания некоторой научной гипотезе статуса научной теории, принятия некоторых эмпирических данных в качестве достоверных, осуществления выбора из нескольких конкурирующих теорий наиболее истинной, принятия решения о финансировании того или иного научного проекта и т.п. Разумеется, всякий научный консенсус имеет социокультурно обусловленный и исторически преходящий характер. Но само присутствие консенсуса в науке совершенно неизбежно. Значимость и неизбежность присутствия консенсуса в науке объясняется, в частности, всегда имеющей место недоопределенностью научных понятий, проблем и высказываний. Преодоление этой недоопределенности и достигается путем научного консенсуса, путем принятия индивидуального или группового решения, имеющего когнитивно-волевой характер.

Весьма критично относится к понятию истины и к возможности ее достижения также американский философ и методолог науки Пол Фейерабенд (1924-1994). Он развивал подход, который можно охарактеризовать как эпистемологический анархизм. Одним из принципов этого подхода является принцип пролиферации (размножения) теорий. Этот принцип, указывает Фейерабенд, «призывает создавать и разрабатывать теории, несовместимые с принятыми точками зрения, даже если последние являются в высокой степени подтвержденными и общепризнанными». Новые теории должны соперничать со старыми теориями. И, в свою очередь, они будут тесниться еще более новыми теориями. Причем, по Фейерабенду, больший или меньший авторитет теорий зависит не только (а, может быть, не столько) от их внутреннего совершенства и степени их эмпирической подтверждаемости, но и от пропагандистской деятельности создателей и сторонников соответствующих теорий. В итоге он приходит к выводу, что познание (научное познание в том числе) не является процессом, приближающим нас к некоторому идеалу, к истине. «Познание, - пишет П. Фейерабенд, - оказывается в этом случае океаном постоянно увеличивающихся альтернатив, каждая из которых принуждает другие уточнять свои точки зрения, и все они вместе вносят свой вклад - благодаря процессу конкуренции - в развитие мощи нашего мышления».

истина когеренция конвенционалист

Достижима ли истина

О многочисленных трудностях достижения истины или даже о недостижимости ее говорили на протяжении всей истории философии. Аргументы скептиков, релятивистов и агностиков хорошо известны. Эти аргументы достаточно серьезны и заслуживают столь же серьезного обсуждения. Среди них - указание на бесконечность, неисчерпаемость универсума, с одной стороны, и конечность опыта человека и человечества на любой стадии его развития, с другой. Среди них - подчеркивание исторической изменчивости и социокультурной обусловленности знаний, которыми располагает человек. Здесь же - констатация того факта, что познание и знание всегда субъектно, субъективно нагружено. То есть, познание и знание неизбежно несут на себе печать персональных и социокультурных особенностей субъекта познания. Если иметь в виду именно философское познание, то о недостижимости истины в нем свидетельствуют, как кажется, непрерывные дискуссии между представителями разных философских школ и направлений и непрекращающаяся на протяжении всей истории философии своеобразная «пролиферация» философских концепций. Великий философ двадцатого столетия Мартин Хайдеггер пишет в связи с этим: «Не видим ли мы ... во всей истории философии, что касается ее усилий добиться абсолютной истины и достоверности, постоянно одну катастрофу за другой? Мыслителям вроде Аристотеля, Декарта, Лейбница и Гегеля приходится мириться с тем, что их опровергает какой-нибудь докторант». Поэтому многие современные философы считают, что философия должна отказаться от претензий на достижение истины и быть всего лишь мировоззренческой проповедью.

Думается все же, что такая позиция является излишне категоричной, односторонней, прямолинейной. Фундаментом ее является недопустимое отождествление истины с абсолютной истиной, понимаемой в контексте гносеологии как полное, исчерпывающее и окончательное знание о мире и человеке. Недостижимость такой - абсолютной - истины представляется несомненной в свете признания бесконечности, неисчерпаемости универсума. Абсолютная истина - это представитель того ряда, в который входят также другие абсолюты: абсолютная свобода, абсолютное добро, абсолютная справедливость, абсолютный смысл. На достижение этих абсолютов можно надеяться, по сути, только в рамках религиозного (или квазирелигиозного) мировоззрения. Достижение их человеком означало бы, что он перестал быть человеком и стал Богом. Если же не отождествлять истину с абсолютной истиной и считать, что истина всегда соразмерна с человеком, что она является атрибутом именно человека, то притязания человека (человечества) на достижение истины, на обладание ею вполне правомерны. Тогда вполне правомерно говорить, что человек может не только искать, находить и творить истины, но и том, что человек обладает истинами. Он обладает ими, хотя бы потому, что живет, действует, добивается практических успехов и, тем более, потому, что ему удается (впрочем, далеко не всегда и не во всех отношениях) осуществлять себя в качестве человека. Стремясь быть человеком, человек обретает истину. Таким образом, человек - творец, носитель и критерий истины.

Возвращаясь к гносеологии, следует подчеркнуть: разумеется, истины, которыми обладает человек (человечество), должны быть охарактеризованы как исторически и социокультурно обусловленные и ограниченные, как относительные, частичные и даже субъективные. На первый взгляд, эти характеристики - историческая и социокультурная обусловленность, ограниченность, относительность, частичность, субъективность - не могут быть свойственны истинному знанию. Разве независимость от субъекта, объективность не является сущностным признаком истины? Разве истина не является в равной степени истиной для человека, ангела, Бога? - Не будем спешить с выводами. Рассмотрим, совместима ли субъективность знания с его объективностью.

Прежде всего, отметим, что этот вопрос уже затрагивался нами выше. Здесь добавим к сказанному только несколько пояснений. Во-первых, субъект познания является многоуровневым и многообразно укорененным в универсуме. Так, например, в философии, в гносеологии в частности, издавна говорят о субъекте эмпирическом и субъекте трансцендентальном. Понятно, что эмпирический субъект гораздо в большей степени, чем трансцендентальный, отягощен собственно субъективными, индивидуальными характеристиками (к ним следует отнести особенности физиологии и психологии данного эмпирического субъекта, своеобразие его интересов, специфику его образования и воспитания и т.д.). Трансцендентальный субъект представляет собой некий инвариант, присутствующий в каждом эмпирическом субъекте. Применительно к гносеологии, трансцендентальный субъект есть синтез основных познавательных способностей человека: чувственности, рассудка, разума, воображения, памяти и т.п. Иными словами, трансцендентальный гносеологический субъект освобожден от многих характеристик эмпирического гносеологического субъекта, характеристик, искажающих, деформирующих процесс и результат познания. Поэтому, очевидно, результат познания, осуществленного трансцендентальным субъектом, будет в гораздо большей мере объективен, чем результат познания, осуществленного эмпирическим субъектом. Поскольку же, трансцендентальный субъект присутствует в каждом эмпирическом субъекте познания, в каждом человеке, постольку каждый человек, по крайней мере, потенциально может достичь знания высокой степени объективности. Разумеется, трансцендентальный субъект остается субъектом. Но, видимо, это та субъективность, которая атрибутивно присуща человеку. Такую субъективность человек может преодолеть, только перестав быть человеком. Подобную возможность мы здесь не рассматриваем.

Обоснование совместимости характеристик субъективности и объективности истинного знания можно продолжить, имея в виду уже упомянутую многообразную укорененность человека в бытии универсума. Мы уже писали о том, что обосновать познаваемость универсума и, соответственно, правомерность притязаний человека на достижение истинного знания можно, только рассматривая познание и знание как онтологические феномены. Там же было сказано, что знание есть особая форма самораскрытия универсума, осуществляющаяся через познавательную способность человека. Иначе говоря, в определенном смысле познание универсума человеком есть осуществление самопознания универсума. Познание универсума человеком, таким о б- разом, является онтологическим, объективным процессом. Этот процесс имеет глубочайшие (дочеловеческие, в том числе) истоки и вплетен во множество других (индивидуальных и социальных) процессов, которые осуществляет человек.

Здесь обязательно следует упомянуть одно из активно развивающихся в последние десятилетия направлений гносеологии - эволюционную эпистемологию. В ключе этой эпистемологии работали поздний К.Р. Поппер, К. Лоренц, Ж. Пиаже. Суть названной эпистемологии хорошо раскрыта в книге К. Хахлвега и К. Хукера. Эти авторы утверждают: «Развитие знания представляет собой непосредственное продолжение эволюционного развития, и динамики этих двух процессов идентичны». «Мы полагаем, - продолжают они, - что те структуры и процессы, которые мы желаем раскрыть, объясняют всю эволюцию жизни на планете - от формирования клеток (и, вероятно, от химической эволюции, предшествующей этому) до формирования культур».

Иными словами, с точки зрения сторонников эволюционной эпистемологии, эволюция человеческого познания, в частности, эволюция научного познания, представляет собой часть и этап единого эволюционного процесса, включающего в себя как биологическую эволюцию, так и культурную эволюцию человека.

Мы рассматриваем эволюционную эпистемологию в качестве важной составляющей онтологического обоснования познания и знания. Стоит подчеркнуть, что идейная основа эволюционной эпистемологии может быть распространена и на более широкий, чем биологическая и культурная эволюция, круг процессов. Речь идет в данном случае о добиологической эволюции, о процессах самоорганизации, подготовивших становление биологических систем. Речь идет, соответственно, об интенсивно развивающихся ныне исследованиях процессов самоорганизации, речь идет о синергетике. Если иметь в виду такую - широкую - версию эволюционной эпистемологии, то можно сказать, что эволюция человеческого познания представляет собой часть и этап единого процесса эволюции Вселенной, в которой мы живем и которую познаем.

Разумеется, эволюционной эпистемологии еще многое предстоит сделать для демонстрации единства развития человеческого познания и различных этапов, уровней и форм эволюции Вселенной. Ей необходимо освобождаться от попыток сведения процесса человеческого познания к тем или иным формам биологической активности, от прямолинейных переносов категорий и принципов синергетики на сферу гносеологии. Мы отнюдь не склонны абсолютизировать ее нынешние объяснительные и эвристические возможности. Но, во-первых, мы не склонны также и занижать их: то, что уже достигнуто эволюционной эпистемологией, внушает определенный оптимизм. Во-вторых, как мы уже отметили, этот вариант эпистемологии ценен своей стратегией онтологического обоснования познаваемости мира, правомерности притязаний человека на достижение истинного знания.

Для раскрытия сущности истины и для обоснования возможности достижения человеком истинного знания необходимо, на наш взгляд, использование категории меры.

Хорошо известно, что в истории философии (в системе Гегеля, например) категория меры теснейшим образом связывалась с категориями качества и количества. Мера, следовательно, фиксирует единство, взаимозависимость качественных и количественных характеристик интересующего нас предмета. Можно сказать, что она есть выражение сущности, определенности этого предмета. Другими словами, для того чтобы поистине познать предмет, нам необходимо постигнуть собственную меру этого предмета. Необходимо, как указывал в свое время К. Маркс, подходить к каждому предмету в соответствии с его собственной мерой. Можно сказать также, что истинным будет тот подход (теоретический или практический) человека к объекту (предмету), который основан на учете как меры человеческой (меры субъекта), так и меры этого объекта. Очень важно при этом не приписывать, не навязывать изучаемому предмету меры, свойственной данному субъекту познавательной деятельности. Опасность такого приписывания и навязывания вполне реальна. Уже Протагор, как мы помним, утверждал антропоцентрический взгляд на процесс познания. «Мера всех вещей человек!» - гордо провозглашал он. Макс Штирнер в своей нашумевшей книге «Единственный и его собственность» пошел еще дальше. «Не человек, а я есть мера всех вещей», - писал немецкий философ, развивая сугубо субъективистскую, откровенно эгоцентрическую позицию. К чему привело человечество движение по антропоцентрическому пути, мы знаем. Попытки насильственного навязывания субъективистски искаженной человеческой меры земной природе - не это ли главная причина нынешнего глубочайшего экологического кризиса. Кстати, в рассматриваемом плане не является более предпочтительным подход, который можно было бы связать с именем Платона. Согласно этому подходу, «Бог есть мера всех вещей». Действительно, как показано Л. Фейербахом, З. Фрейдом и многими другими мыслителями, теоцентризм - это своего рода скрытый антропоцентризм. В любом случае подходы Протагора (Штирнера) и Платона могут быть охарактеризованы как разновидности монистической точки зрения, утверждающей наличие некоторой единой, универсальной (человеческой у Протагора или божеской у Платона) «для всех вещей» меры. Такая точка зрения, как уже сказано, ведет к «навязыванию» некоторой частной меры всему универсуму. Она пытается представить частное (или особенное) в качестве всеобщего. Именно она служит основанием отождествления истины с абсолютной истиной. Именно она служит основанием узко прагматического, «хозяйского» отношения человека к природе. Монистическая (в указанном смысле) точка зрения не соответствует ни требованиям современного познания, ни требованиям современной практики. На смену ей, очевидно, должна придти плюралистическая точка зрения, основывающаяся на признании многомерности (чтобы не сказать «бесконечномерности») любого фрагмента действительности.

Такой - плюралистический - подход подчеркивает многоуровневость и многоформенность (многомерность, бесконечномерность) каждого объекта, а также многоуровневость и многоформенность (многомерность, бесконечно- мерность) человека. Признание многомерности (и, тем более, - бесконечно- мерности) универсума ведет к признанию относительности, ограниченности и изменчивости всех человеческих истин. Можно сказать, что в рамках плюралистического подхода истина предстает как принципиально не завершаемый процесс гармонизации многообразия мер, свойственных человеку, и многообразия мер, свойственных универсуму. Такая гармонизация, разумеется, может осуществляться только на основе синтеза самых различных - научных и вненаучных - видов когнитивных практик.

Размещено на Allbest.ru