Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Счастье и несчастье древнерусского человека по «Молению» Даниила Заточника

СОДЕРЖАНИЕ

• ВВЕДЕНИЕ
• 1. ПОНИМАНИЕ СЧАСТЬЯ И НЕСЧАСТЬЯ В МИРОВОЗЗРЕНИИ ЯЗЫЧЕСКИХ СЛАВЯН
• 2. СЧАСТЬЕ И НЕСЧАСТЬЕ ЧЕЛОВЕКА В «МОЛЕНИИ» ДАНИИЛА ЗАТОЧНИКА
• ЗАКЛЮЧЕНИЕ
• СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность проблемы исследования: XI - начало XIII в.в. дали немало ярких религиозных и светских сочинений, которые пополнили сокровищницу русской культуры. Особое место в литературе этого времени занимает «Моление Даниила Заточника», дошедшее в двух редакциях (XII и XIII вв.). Даниил Заточник побывав в заточении, испытав ряд других житейских драм, размышляет о смысле жизни, о гармоничном человеке, об идеальном правителе. Это произведение синтезирует в себе панегирик, поучение, притчу, обличение, являясь попыткой понять сущность человека, его жизни в соотнесении с другими людьми, попыткой разобраться в различных вариантах собственной судьбы.

В. Г. Белинский, не вдаваясь в вопрос о том, кто был Даниил Заточник по профессии, считал его своего рода древнерусским интеллигентом; П. Миндалев, И. Будовниц, Б. Романов - княжеским дружинником, дворянином в его положении XII-XIII вв., отличавшемся от последующего - XVI-XVII в., когда дворянство выделилось в отдельное сословие. А. Щапов и П. Гудзий предполагали, что Заточник холоп. М. Тихомиров, вслед за Д. Айналовым, подчеркивал отличное знание Даниилом Заточником ремесел и выводил отсюда принадлежность его к ремесленникам.

Молению посвящена обширная исследовательская литература, тема нищеты главного героя так или иначе затрагивалась во многих исследованиях, для обсуждаемой проблемы существенны работы, в которых сделана попытка определить социальную среду, к которой принадлежал автор Моления (Будовниц, Гудзий, Данилевский, Лихачев, Романов).

Д.С. Лихачев подчеркивает игровой характер данного сочинения, его глубинную связь со скоморошеством, с притчево-фольклорными основаниями русской культуры. Следует отметить, что древнерусская литература этого периода отражала отсутствие в отечественной культуре оппозиции светского и церковного начал, что позволяло ей играть существенную объединяющую роль по отношению к русскому обществу.

Происхождение этого памятника, так же как и точное определение его автора, до сих пор является спорным. Достовернее всего следующая гипотеза, наиболее обстоятельно развитая академиком В.М. Истриным - Даниил Заточник написал свое «Моление» как обращение к переяславскому князю Ярославу Всеволодовичу в XIII в., в период от 1213 до 1236 гг. Будучи сыном зажиточных родителей и принадлежа к дворянскому классу, он не поладил с родными, впал в бедность и решил использовать для улучшения материального положения свою образованность и литературный талант.

«Моление» Даниила Заточника в своей образной системе больше, чем какое-либо другое произведение русской литературы XI-XIII вв., опирается на явления русского быта. Эти историко-бытовые черты в «Молении» впервые были суммированы Д. В. Айналовым в его работе «Очерки и заметки по истории древнерусского искусства».

«Моление» не биографический документ, а сатира. В вычурном риторическом стиле автор умоляет князя использовать его (автора) таланты.

В определенном смысле «Моление» - это документ, протестующий против человеческой тупости и социального неравенства, яркая апология мудрости. Автор был, безусловно, хорошо образованным человеком острого ума. Это произведение сложной структуры, объединяющее в себе разные жанры. Включает рассуждение о достоинствах правителя - своеобразный «политический идеал» XII века.

Целью курсовой работы является проанализировать представления древнерусского человека о счастье и несчастье в данном произведении.

В процессе исследования ставились такие основные задачи:

1. проанализировать понятия счастья и несчастья в понимании древних славян;

2. рассмотреть представление о счастье и несчастье в «Молении» Даниила Заточника;

3. раскрыть основное содержание представлений Даниила Заточника о счастье и несчастье в сознании древнерусского человека.

Объект исследования: «Моление» Даниила Заточника.

Предмет исследования: счастье и несчастье древнерусского человека по молению Даниила Заточника.

Методы исследования:

- обработка и анализ научных источников;

- анализ архивной литературы, учебников, пособий, статей, комментариев по истории, культуре, публицистике, истории русской культуры, литературе, мифологии и др.

Структура работы разработана в соответствии с поставленной целью и основными задачами, состоит из введения, двух глав, четырех параграфов, заключения и библиографического списка.

1. ПОНИМАНИЕ СЧАСТЬЯ И НЕСЧАСТЬЯ В МИРОВОЗЗРЕНИИ ЯЗЫЧЕСКИХ СЛАВЯН

Счастье или несчастье - внутреннее состояние человека. Философскими понятиями, близкими счастью, являются: эвдемония в значении «судьба, человека, находящегося под защитой добрых богов», которая впоследствии обозначала обладание высшими благами; удовольствие - положительные внутренние переживания; удача - положительные условия жизни; блаженство - удовольствие в его высшей степени. Естественным для характеристики счастья является содержание тех ценностей, которые человек считает важными для себя. Стремление к счастью, т.е. к реализации ценностных установок, определяется морально-этическими нормами, которыми руководствуется человек.

Психологическая специфика счастья и несчастья заключается в хрупкости счастья и сложности перехода из состояния несчастья в состояние счастья. Отсутствие одного из этих состояний не свидетельствует о наличии другого. В основе психологической природы счастья лежат объективные и субъективные факторы, которые чаще всего не совпадают для счастья и несчастья. Между интенсивностью переживания счастья и несчастья прослеживается прямая связь. Восприятие счастья и несчастья во многом определяется комплексом личностно-психологических свойств данного человека.

Характерная для русского сознания моральность обнаруживает себя в отношении счастья и несчастья, что позволяет отнести представления о счастье и несчастье к категории высокого. На первый план выходит проблема моральной правомерности собственного счастья и нравственно очищающий, искупительный смысл, который придается страданию и несчастью.

В народном сознании счастье и несчастье, наряду с другими персонифицированными воплощениями судьбы (доли), выступают как мифологические существа. Поиск ответа на вопрос об источнике счастья и несчастья приводит к соединению в сознании личного ощущения счастья - несчастья и мифологического существа как источника этого ощущения.

Одним из возможных толкований слов «карна» и «жля» в древнерусском языке является их соотнесение с мифическими персонажами, олицетворяющими скорбь, горе, душевное страдание, о чем свидетельствует памятник древнерусской литературы «Слово о полку Игореве».

Счастье и несчастье связаны с процессом деления на части, распределения целого между членами одной группы. Счастьем могла быть сопричастность к разделяемому, а также хорошая часть, получаемая в результате деления; несчастьем могла быть, соответственно, невозможность участвовать в дележе и получить свою долю. Субъектом такого деления является некая высшая сила.

Изначально, в ее качестве мог выступать старейшина рода или общины; силой, наделяющей человека счастливой или несчастливой долей, могло быть божество: Род, в христианском учении - Бог. Объектом воздействия этой силы является человек, который может проявлять свою волю (искать свою долю, счастье), однако она не должна противоречить воле высшей силы. Проявление своеволия, неумение понять предначертанное, предназначенное - все это могло быть причиной несчастий человека. Таким образом, по отношению к счастью и несчастью человек занимает неоднозначную позицию.

С одной стороны, он пассивен по отношению к счастью и несчастью в связи с иррациональностью и абсолютностью этих сил. С другой стороны, осознавая и принимая свою судьбу, которая, как и сама жизнь, может быть счастливой и несчастливой, человек познает самого себя, свое предназначение. Благодаря этому знанию, он уже способен к самосовершенствованию, улучшению своей жизни.

Несчастье воспринимается как нечто тяжелое, горькое, серьезное. Счастье может пониматься как легкое, незаслуженное, либо иметь значение высшей степени блаженства, что приближает его к сфере «высокого», а, следовательно, иллюзорного. Счастье и несчастье абсолютны по силе воздействия на человека. Однако за ним сохраняется право управлять своей жизнью. Для того чтобы стать счастливым, необходимо трудиться, не думать о счастье, не посягать на счастье других людей, надо уметь достойно переживать как несчастливые, так и счастливые моменты жизни. В несчастье нужно сохранять присутствие духа и надеяться на лучшее. К своему счастью необходимо относиться настороженно, стараться сохранить его, разумно использовать.

Мир описывался у древних славян системой основных содержательных двоичных противопоставлений (бинарных оппозиций), определявших пространственные, временные, социальные и т. п. его характеристики. Дуалистический принцип противопоставления благоприятного - неблагоприятного для коллектива реализовался иногда в мифологических персонажах, наделенных положительными или отрицательными функциями, или в персонифицированных членах оппозиций. Таковы: счастье (доля) - несчастье (недоля). Праславянское обозначение положительного члена этой оппозиции имело смысл «хорошая часть (доля)»".

Основными парами таких противопоставлений филологи считают: счастье (доля) - несчастье (недоля); жизнь - смерть; чет - нечет; правый - левый; мужской - женский; верх - низ; небо - земля; юг - север и восток - запад; солнце - луна; белый - черный; священный - мирской и другие. На этом основании ученые предприняли реконструкцию гипотетического первичного грозового мифа.

В оценке своего счастья и несчастья человек придерживается единственно возможной точки зрения: счастье - нечто желанное, обладающее абсолютной ценностью; несчастье - очень плохое и тяжелое, от него необходимо уклониться, что сделать довольно трудно. Счастье - ценность, однако отношение к ней и к человеку, ею обладающему, разное: положительное, «светлое» или негативное, «темное». То же самое можно сказать и о несчастье: сочувствовать чьему-либо несчастью - быть равнодушным к несчастью других. Счастье и несчастье выступают как живая всеобъемлющая сила.

Итак, можно сделать заключение, что проведенное исследование представлений русского человека о счастье - несчастье позволяет сделать вывод о том, что представления о счастье и несчастье, характеризующиеся сложностью и многоплановостью, являются одними из ключевых в русской национальной картине мира. Они организуют жизненный мир субъекта, во многом определяют то, как он воспринимает окружающую действительность.

Представления о счастье и несчастье также выступают как оценочные суждения о жизни в целом: они формулируют цель существования, определяют критерии выбора образа жизни за пределами индивидуального бытия. Ценностная специфика счастья выражается в ее итоговом, результирующем характере, поскольку счастье является следствием реализации тех ценностей, которые представляются значимыми для данной личности.

Проблема счастья не стоит в центре внимания русских средневековых источников. Причина заключается в том, что на тему земного счастья рефлектирует светская, а не религиозная культура. В соответствии с ней земное счастье призрачно и мимолетно, погоня за ним может обернуться вечным несчастьем.

Однако в обыденной жизни было и свое понимание счастья, хотя оно редко находило отражение в письменных текстах. Философствования на тему счастья - роскошь, которую могли позволить себе те слои населения, которым не надо было все свои жизненные силы концентрировать на выживании. Счастье для большинства людей древнерусского общества оставалось близким к понятию «благополучие», оно выражалось в достижении хозяйственного изобилия и в избавлении от непосильных трудов.

2. СЧАСТЬЕ И НЕСЧАСТЬЕ ЧЕЛОВЕКА В «МОЛЕНИИ» ДАНИИЛА ЗАТОЧНИКА

Говоря об обыденных представлениях человека в прошлом, мы не всегда задумываемся над тем, испытывали ли люди те эмоции, которые испытываем мы теперь и имелись ли у них такие представления, как у нас. Скажем, тема счастья и несчастья. Она для древнерусской литературы и для древнерусской культуры достаточно эфемерна, как не покажется это странным. Мы в своей жизни переживание состояния счастья редко воспринимаем непосредственно. Чаще мы вспоминаем о том, что были счастливы тогда-то и тогда-то. Нам кажется, что это действительно было то состояние, в котором мы испытывали особые эмоциональные переживания, хотя не всегда, наверное, это было действительно так. Но зато когда дело доходит до несчастья, тут уж мы воспринимаем его непосредственно.

Каждый из нас чувствует, что он несчастлив именно в тот момент, когда он переживает состояния несчастья. Но если мы не всегда или редко рефлексируем эти состояния, то люди прошлого вообще, судя по всему, не задумывались о них. Во всяком случае, можно констатировать, что само слово «счастье» в источниках не встречается. Более того - в ранних источниках нет ни одного слова, которое лексикографы могли бы связать с современным представлением о счастье.

Слово «счастье», «счастливый» появляется только с середины XVI века, но в этих случаях чаще всего речь идет о доли, счастливой или несчастливой. Да и само слово счастье, если мы вслушиваемся в него, связано с частью чего-то, что передается или что сохраняется. Вопрос: существовали ли все-таки представления о счастье в Древней Руси и можем ли мы как-то докопаться до них? Думаем, что, несмотря на отсутствие самого слова, человек Древней Руси состояние счастья и уж точно состояние несчастья переживал. Есть, по крайней мере, один источник, в котором речь идет именно об их переживаниях. Это уникальный документ, который, к сожалению, редко упоминается, но который стоит того, чтобы о нем поговорить подробнее. Речь идет о тексте, который был создан еще в XII веке, а потом неоднократно редактировался и переписывался, Это довольно популярный текст в Древней Руси - «Слово» или, в более поздней редакции, «Моление Даниила Заточника».

В тексте произведения неоднократно цитируются, хотя и в скрытой форме, притчи царя Соломона, а на Руси Соломона называли «приточником» - человеком, который рассказывает притчи. Даниил же называет себя «заточником», разница примерно такая же, как между заключением и приключением. Во всяком случае то, что он в какой-то степени ассоциирует себя с Соломоном, не подлежит сомнению. Вообще эти ассоциации создают любопытный фон для восприятия всего «Слова Даниила Заточника».

Однако сейчас мы будем говорить не о том, насколько реальная фигуре Даниила Заточника, сколько о содержании его произведения.

Даниил обращается к князю, в наиболее ранних редакциях это князь Ярослав Владимирович, вполне реальное лицо, с просьбой взять его на службу. Обращение нам это кажется чрезвычайно высокопарным и не вполне ясным: рассмотрим несколько строк, которые открывают «Слово Даниила Заточника». Даниил пишет: «Вострубим, яко во златокованые трубы, в разум ума своего и начнем бити в сребреные арганы возвитие мудрости своеа. Восстани слава моя, востани в псалтыри и в гуслех. Востану рано, исповем ти ся (то есть исповедуюсь тебе). Да разверзу в притчах гаданиа моя и провещаю во языцех славу мою. Сердце бо смыленого урепляется в телеси его красотою и мудростию. Бысть язык мой трость книжника скорописца, и уветлива уста, аки речная быстрость».

Интересно, что весь этот текст состоит из цитат. Буквально к каждой из приведенных строчек можно найти точную параллель в Псалтыри, в книгах пророков, скажем, Иезекииля или в Притчах Соломоновых. И за каждой из этих строк стоит очень серьезный и глубокий образ, но мы этот язык плохо считываем. Даниил Заточник, обращаясь к князю, говорит: да, конечно, от меня пока никакого проку, но я покаялся, ты окопай меня, обложи навозом, может, какой-то прок и будет, а ты уж потом будешь размышлять - выгонять меня или не выгонять. Судя по такому торжественному и красивому заходу, Даниил рассказывает свою предысторию.

Рассказывает, что когда-то служил у князя, что - судя по всему - по причине своего нерадения был изгнан и теперь находится в очень тяжелом положении. Он прямо оценивает это нынешнее положение как нищету: говорит, что «одержим нищетою» и пребывает в состоянии «художества» - от слова «худо» (тут надо учитывать любовь автора к каламбурам).

С первых же слов Даниил сетует на то, что ест пепел как хлеб, питье его растворено слезами, он низвержен, к нему, как разбойники, пришли бедность и нужда. Создается впечатление, что, действительно, из-за какого-то конфликта, в котором он был повинен и в котором раскаивается, Даниил был изгнан и теперь вынужден скитаться из дома в дом в земле чужой. Он очень определенно описывает, что именно в своей жизни считает несчастьем - как и современному человеку, чувство несчастья ему гораздо ближе и понятнее.

Прежде всего, к несчастью относится нищета. Он говорит: «Вопию к тобе, одержим нищетою… Княже мой, господине!

Избави мя от нищеты сея … Лепше смерть, ниже продолжен живот в нищете» (то есть лучше умереть, чем продолжать жизнь в такой нищете). Что он вкладывает в понятие нищеты, можно реконструировать на основании образов, которыми оперирует Даниил.

Следствием и составной частью нищеты является то, что герой вынужден терпеть многие обиды. Он пишет: «Аз бо есмь, княже господине, аки трава блещена, растяща в застении (то есть трава, которая растет в тени, за стеной), на ню же ни солнце сиаеть, ни дождь идет, тако и аз всем обидин есмь», - всего его обижают. Он продолжает: «Аз бо есмь, княже, аки древо при пути (то есть дерево, которое растет около дороги): мнозии бо посекають его и на огнь мечють (то есть всякий норовит ветки обломать и бросить в огонь); тако и аз всеми обидим есмь».

Все его обижают, и наибольшие нравственные страдания ему доставляют обиды, которые исходят от близких друзей.

Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что, по мнению Даниила, источник всех этих несчастий один - он не огражден княжеской грозой. У князя есть нечто, что он называет грозой и что способно уберечь его от всех неприятностей. Это - главная милость, которую может оказать князь нашему нищему, которой тот, видимо, по своей вине лишился и которую теперь во что бы то ни стало хочет получить вновь, сравнивая себя с Адамом, изгнанным из рая.

Остро переживая состояние несчастья, Даниил формулирует собственные представления о счастье. В основу рассуждений на эту тему он, видимо, кладет общепринятые «стратегические» сценарии счастливой жизни.

Их оказывается не так уж много, поначалу всего два: 1) служба у князя; 2) счастливая женитьба - «у богата тестя чти деля: а ту пеи и яжь». Чуть позже (в первой половине XIII в., в так называемом «Молении») к ним добавляются еще два: 3) уход в монастырь и, наконец, 4) служба у боярина. Однако все они - за исключением первого - для Даниила суть несчастье. Собственно, едва ли не все «Слово» сводится к своеобразному объяснению, почему это так. счастье несчастье моление заточник

Он говорит князю о возможных других путях решения своих проблем. Их не так много: кроме службы у князя, счастливая женитьба «у богата тьстя чти великиа ради; пий и яж» (жениться и иметь богатого тестя). Позже, в первой половине XIII века, уже в «Молении», добавляются еще два возможных выхода - это уход в монастырь или служба у боярина. Надо сказать, что ни один вариант, за исключением службы у князя, Даниила не устраивает. Потому что каждый из этих якобы счастливых путей в конечном итоге обернется несчастьем для Даниила. Начнем по порядку.

По мнению Даниила, счастливая женитьба может легко превратиться в несчастье, стоит только заполучить в качестве приложения к богатому тестю злую, или «злобразну» жену, а таких женщин кругом полным-полно: «Дивней дива иже кто жену поимаеть злобразну прибытка деля» » (то есть для того, чтобы получить какой-то прибыток, человек женится на злобразной жене - конечно, это чуднее чудного).

Даниил сравнивает злую женщину со всевозможными бедами и напастями и утверждает, что она - хуже всего: «жена зла» есть «гостинница неуповаема (то есть гостиница, в которой круглые сутки шум), кощунница бесовская, … мирский мятежь, ослепление уму, началница всякой злобе, в церкви бесовская мытница, поборница греху», «лютая печаль, истощение дома», - и самое главное, - «засада от спасениа». То есть она даже не даст ему спастись на том свете! Даже красивая женщина таит опасность: если кто-то женился на красивой женщине и не смотрит, какими делами она занимается, то лучше ему болеть лихорадкой и даже лучше вообще быть проклятым, считает Даниил.

То есть как добрый человек он советует ей не смотреться в зеркало, чтобы не впасть в еще большую печаль. Пожалуй, следует отметить только одно - здесь внешние черты злой и злообразной жены в большей степени являются характеристиками ее натуры. У нее не просто большой рот, но этот рот она открывает - она злоязычна. У нее не просто большая нижняя челюсть, но она еще и выпячивает ее вперед, когда открывает рот.

Не менее любопытны и отрицательные характеристики монашеской жизни, другого варианта потенциально счастливой жизни для Даниила из более поздних списков «Моления». В этом случае все невзгоды, проистекающие из нищеты, будут исключены. Даниил пишет: где пиры и брашны большие (большое угощение), там чернецы и черницы (монахи и монахини) и беззаконие. Такое представление о безбедной и бездельной жизни монахов отражено во многих древнерусских источниках XII-XIII веков. Поэтому уход в монастырь для него - не выход, а тоже несчастье, но несчастье другого рода. Наиболее краток Даниил в определении того, почему служба у боярина для него тоже несчастье. Он говорит: «Лучше бы ми нога своя видети в лыченицы в дому твоем (то есть лучше мне в лаптях у тебя ходить), нежели в черлене сапозе в боярстем дворе» (чем в червленых, то есть ярко-красных сапогах в боярском дворе). Он говорит: «лучше бы ми в дерюзе (в дерюге) тебе служити тебе, нежели в багрянице в боярстем дворе… Лучше бы ми вода пити в дому твоем, нежели мед пити в боярстем дворе, лучше бы ми воробей испечен (печеного воробья) примати от руки твоея, нежели баранье плечо (лопатку) от государей злых».

С чем связан такой категорический отказ от лучшей, более обеспеченной жизни? Даниил объясняет - у боярина нет той грозы, которая есть у князя. Он добавляет: «Кораблю глава кормник (кормчий), а ты, княже, людем своим», «велик зверь, а главы не иметь, тако и многи полки без добра князя», «женам глава муж, а мужем князь, а князем Бог». Так выглядит иерархия для Даниила. Он пишет: вода - мать рыбам, князь - людям своим.

Примечательно, что в пассажах о князе, якобы пародирующий Священное Писание, Даниил, всюду практически заменяет словом «князь» в цитатах из Библии слова Господь и Бог, для него они едва ли не синонимы. Что касается отношений с боярином, которые Даниила не устраивают, то объяснение кроется в «мирской притче», поговорке, Даниил: «Глаголет бо ся в мирских притчах: ни птица во птицах сычь; ни в зверех зверь еж; ни рыба в рыбах рак; ни скот в скотех коза; ни холоп в холопех, хто у холопа работает». Вот это и есть объяснение.

После Андрея Боголюбского изменилась сама система управления: был государь и были холопы. Те бояре, о которых пишет Даниил, это не бояре-старшие дружинники, это не аристократия местная, которая, скажем, богатела на транзитной торговле, как это было в Новгороде, это - холопы князя. И тот, кто становится холопом у такого холопа, даже не холоп!

В связи со всем вышесказанным, можно сделать вывод, что перед нами вовсе не пародия, как это часто утверждают литературоведы. Перед нами - гимн. Гимн холопскому состоянию. Вот оно - счастье для человека «среднего сословия» (точнее, социальной прослойки, живущей за счет князя и ничем, кроме службы ему, не занимающейся, - милостников) древней Руси. О том, что эта мысль была близка и дорога многим современникам и ближайшим потомкам «Заточника», свидетельствует многовековая жизнь «Слова» («Моления»!) в культуре древней Руси.

Именно это состояние оказывается единственно счастливым для человека конца XII - начала XIII века.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Даниилу Заточнику (конец XII - начало XIII в.) приписывается авторство двух произведений: «Слова», адресованного новгородскому князю Ярославу Владимировичу (1182-1199) и «Моления», адресованного переяславскому князю Ярославу Всеволодовичу (1213-1236). В древнерусскую эпоху эти произведения считались «кладезем» житейской мудрости.

В «Молении» синтезированы черты, свойственные публицистическим и дидактическим сочинениям. Здесь авторские мысли отлиты в форму кратких каламбуров и афоризмов, отражающих грустные размышления Даниила о жизни и нелегкой доле умного, но незнатного и небогатого человека. Автора моления считают родоначальником дворянской публицистики, с характерной для данной идеологии идеей служения справедливому князю. Как следствие - панегирическое восхваление княжеской власти здесь противопоставлено резкому обличению боярства. В одной из редакций этого произведения присутствует редкая для средневековья критика монашества.

В судьбах простых людей этих людей многое зависело от их личных качеств, от случая, от щедрости или скупости князя. Они знали княжескую жизнь, несли дворцовую службу, воевали, судили, скакали гонцами в чужие земли, сопровождали посольство, объезжали далекие погосты, закалывали из-за угла княжеских соперников, заковывали их в цепи, присутствовали на поединках.

С одним из таких людей, взирающих на князя как на единственного покровителя, мы знакомимся по его собственной челобитной, писанной затейливым языком, но с большим мастерством и эрудицией. Это Даниил Заточник, написавший письмо-прошение переяславскому князю Ярославу Всеволодичу в XIII веке. Даниил происходит из холопов, но блестяще образован, начитан и, по его собственным словам, не столько храбр на рати, сколько умен, «крепок в замыслах».

Заточник справедливо уверен, что нищета - это не просто тяжкий порок: это медленная пытка, деформирующая личность и убивающая в нём всё человеческое. Нищета превращает человека в разумное животное, а социум - в отвратительное стадо. Отвратительное только потому, что оно состоит из бывших людей. Фактически массовую нищету народа литератор XIII века приравнивает к преступлению против человечности. Это даже хуже, чем геноцид: это растление человеческих душ.

Даниил Заточник, кратко и афористично осветивший собственную глубокую мудрость, свои личные несчастья и нарастающий системный кризис в древнерусском обществе, идёт по протоптанной дорожке: пылко хвалит начальство за несуществующие заслуги и под сурдинку даёт советы по управлению державой. Д.Заточник описал генетическое вырождение русского народа в первой трети XIII-го века. Слабые мужчины потеряли всякий авторитет в глазах женщин, которые на это ответили тотальным остервенением. Злые женщины рождали безнравственных, слабых мужчин и сильных злобою женщин. Эти родители боялись своих детей, а дети презирали своих родителей. Страной правили лихоимцы и кромешники - ибо других уже не было. Мыслящая часть населения вопияла от таких неустройств и молила слёзно властных людей не дать им умереть от голода.

Даниил Заточник - исключительный для древнерусской эпохи пример творческой индивидуальности, основанной на мудром осознании собственных неординарных способностей. «Моление» - это редкий образец высокой литературы, правдивая и суровая характеристика жизни той эпохи, поэтическая дань уважения умному человеку, не востребованному обществом.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Айналов Д.В. Два примечания к «Слову» Даниила Заточника. // Изв. ОРЯС. 1908, т. XIII, кн. 1.

2. Белинский В.Г. Русская народная поэзия. // Отеч. записки. - М.: 1841, т. XIX, № 11.

3. Будовниц И.У. Памятник ранней дворянской публицистики (Моление Даниила Заточника). // ТОДРЛ. Т. VIII. 1951.

4. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т. 1. - СПб.: 1861.

5. Гудзий Н. К. К какой социальной среде принадлежал Даниил Заточник. // Сборник статей к 40-летию ученой деятельности акад. А.С. Орлова. - Л., 1934.

6. Данилевский И. Н. Холопское счастье Даниила Заточника // Казус 2002: Индивидуальное и уникальное в истории. - М., 2002.

7. Зарубин Н.Н. Слово Даниила Заточника по редакциям XII и XIII вв. и их переделкам. - М., 1932.

8. Лихачев Д.С. Социальные основы стиля «Моления» Даниила Заточника. // ТОДРЛ. Т. X. 1954.

9. Миндалев П. Моление Даниила Заточника и связанные с ним памятники. - Казань, 1914.

10. «Моление» Даниила Заточника - послание к переяславско-суздальскому князю Ярославу Всеволодовичу (XIII в.).

11. Романова Б.А. Люди и нравы древней Руси: Историко-бытовые очерки XI-XIII вв. - 2-е изд., - Л., 1966.

12. Русакова И.Б. Мифологические образы счастья и несчастья в русской языковой картине мира (на материале пословиц) // Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие. Материалы Международной научной конференции «Кирилло-Мефодиевские чтения», 15-18 мая 2006 г. - М.: Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, 2006.

13. Рябцев Ю.С. Путешествие в Древнюю Русь: Рассказы о русской культуре. - М.: ВЛАДОС, 1995.

Размещено на Allbest.ru