Синтез знаний: проблемы и методы

Аналогичные методологические проблемы стоят сейчас перед педагогикой. Проводимые в ее рамках научные исследования до сих пор, как правило, имеют психологическую ориентацию. Но ведь обучение представляет собою сложный многоаспектный объект и заведомо не ограничивается процессами психологического развития индивида. Поэтому необходимо расширить предмет педагогических исследований: он должен охватывать проблемы целей обучения и воспитания, моделирование человека будущего, динамику малых групп, содержание обучения и воспитания, стимулы учебной деятельности и т.д. Чтобы охватить в рамках единой системы научных предметов столь широкий круг проблем, необходимо особым образом синтезировать представления и методы ряда научных дисциплин -- социологии, логики, психологии, лингвистики, этики, эстетики, возрастной физиологии и т.п. Но такая постановка задачи вновь приводит к проблемам построения конфигураторов.

Подобные иллюстрации можно было бы продолжить, обратившись к другим отраслям современной науки и техники, например к исследованию и проектированию больших систем, к эргономике, криминологии, лингвистике, к социальной психологии и т.п. Но смысл дела, очевидно, не в обилии примеров. Ведь единственное, что мы хотим здесь показать, это новые возможности, которые открывает применение моделей- конфигураторов при решении задачи объединения и синтеза разных знаний, относящихся (как мы предполагаем) к одному объекту. А реальность таких возможностей может быть подтверждена и доказана только практикой будущей работы по созданию и использованию конфигураторов. При этом, конечно, было бы большим упрощением представлять дело так, будто сама по себе идея модели-конфигуратора решает все вопросы, связанные с созданием сложного многоаспектного знания об объекте или целостной и однородной системы знаний. И построение такой модели, и последующая работа с ней потребуют преодоления многих трудностей, но сам этот путь, на наш взгляд, делает работу значительно более перспективной.

В итоге описанной выше работы по конфигурированию знаний (см. схему 8) появляются две группы принципиально различных образований: одну составляют структурные модели объекта, другую -- собственно теоретические знания, полученные на основе структурных моделей и синтезирующие набор исходных разрозненных знаний об объекте.

Строение и функционирование теоретических знаний отличаются большой сложностью и, можно даже сказать, внутренней противоречивостью. Полученные на основе структурной модели, они являются подлинными знаниями лишь в отношении к представленному в модели идеальному объекту, и если процедура выведения теоретических знаний из модели была осуществлена правильно, т.е. в соответствии с существующими мыслительными нормами, то в этом отношении они всегда будут истинными и необходимыми. По сути дела это означает, что структура, составленная из знаковой формы теоретического знания и идеального объекта, при выполнении этих условий будет замкнутой и не будет иметь внутри себя рассогласований содержания.

Но отношение к идеальному объекту является отнюдь не единственным отношением, в котором живет и функционирует знаковая форма теоретического знания. Теоретические знания должны употребляться, и эти употребления осуществляются уже не в отношении к идеальному объекту (что было бы бессмысленным, поскольку идеальный объект включен в знание и является одним из его конституирующих элементов), а в отношении к множеству различающихся между собой объектов практики. При этом происходит очень своеобразное преобразование структуры теоретического знания: его знаковая форма сначала как бы вырывается из смысловой связи с идеальным объектом, а затем переносится, или как бы опрокидывается, на объекты практического оперирования, образуя в связи с ними новые структуры знаний (Рис. 9). Таким образом, одна и та же знаковая форма оказывается элементом сразу многих структур знаний и соответственно этому она несет в себе различные смыслы. В одном случае, как мы уже сказали, она выступает в качестве формы выражения знаний об идеальном объекте, в других случаях -- в качестве формы выражения знаний о единичных объектах практической деятельности. В противоположность теоретическим знаниям, которые являются необходимо истинными, знания о единичных объектах практики, если они получены путем такой трансформации теоретических знаний, всегда являются лишь гипотетическими и вероятно истинными.

Рис. 9

Подобное преобразование теоретических знаний в практические (или, что то же самое, перенос знаковой формы с идеального объекта теории на реальные объекты практики) и есть, по сути дела, основной процесс жизни знаний, то, в чем они существуют как знания, и то, ради чего мы их, собственно говоря, создаем. Но из этого с необходимостью следует, что сама знаковая форма теоретических знаний должна быть так устроена и так организована, чтобы обеспечить это преобразование (или перенос формы). В частности, если знаковая форма переносится из системы теоретического знания в многочисленные и разнообразные системы практических знаний и при этом выступает в качестве элемента, конституирующего смысл (а тем самым во многом и содержание) этих знаний, то она должна иметь такое устройство и такую организацию, которые бы обеспечивали ее относительную самостоятельность и сохранение собственного смысла и содержания независимо от того, берется ли она в системе теоретического знания или вне ее. Другими словами, знаковая форма знания и сама по себе, вне системы знания, должна существовать как организованность, несущая определенный смысл, а возможно, и содержание.

Анализ знаковых форм в этом плане показывает, что подобная смыслонаполненность и содержательность «чистых» знаковых форм достигается прежде всего за счет того, что связи замещения и отнесения, характерные для «полных» знаний, как бы переносятся внутрь знаковых форм и воспроизводятся (или имитируются) там их функциональной структурой, так или иначе фиксируемой в материале (морфологии) входящих в нее отдельных знаков и выявляемой затем в процессе понимания этих форм. Благодаря этому знаковые формы знаний выступают как бы в виде полных знаний особого рода; мы называем их «формальными знаниями».

Различные формальные знания сильно отличаются друг от друга по структуре знакового материала. Характер ее зависит от типа того объективного содержания, которое фиксируется в этих знаниях, от «уровня» той плоскости замещения, на которой было получено и употребляется соответствующее знание (cм. схему 4), от отношений и связей его с другими знаниями системы, а также от процедур преобразования в другие знания. В одном случае это будут арифметические соотношения вида 11 - 2, 12 - 3 и т.д. 22 - 4, 23 - 6 и т. д.; в другом -- общие утверждения вида «Диагонали ромба взаимно перпендикулярны» или «Вещество, окрашивающее лакмус в красный цвет, есть кислота; кислота содержит электроположительный водород, замещаемый металлом с образованием соли, электропроводна, при нейтрализации щелочами дает воду и соли и т.д.»; в третьем -- уравнения, включающие коэффициенты и знаки переменных и т.п. Но во всех случаях в структуру формальных знаний будут входить специфические связи, позволяющие использовать их в качестве средств образования реальных знаний о единичных объектах практики. Независимо от того, как будут использоваться формальные знания -- будут ли они непосредственно соотноситься с объектами, как бы «накладываясь» на них, или же будут включаться в структуру рассуждения, эти связи должны дать возможность приписывать объектам практики свойства, непосредственно эмпирически в них не выявленные, или же, минуя эмпирический анализ, переходить от одних признаков объекта через посредство других к третьим. Покажем, как это происходит, на одном из самых простых примеров.

Предположим, что перед нами в колбе находится какое-то жидкое вещество и необходимо выяснить, какими свойствами оно обладает. В решении этой задачи мы можем пойти двумя путями. Первый путь -- чисто эмпирический: мы будем применять к заданному нам веществу различные процедуры физического и химического анализа и постепенно практически выявлять его свойства. Мы узнаем таким образом, каков его удельный вес, в какие реакции с другими веществами оно будет вступать, на какие вещества разлагается и т.п. Но есть еще другой путь, на котором мы можем получить не менее разностороннее знание об этом объекте: это путь использования уже имеющихся формальных знаний. Мы можем, например, опустить в данное нам вещество лакмусовую бумажку, и если она окрасится в красный цвет, то мы сможем утверждать, что это вещество -- кислота, и припишем ему те свойства, которые зафиксированы в общем формальном знании о кислоте.

В наглядной форме эта процедура изображена на схеме 10.

Рис. 10

Знак Х означает на ней данное нам вещество, - (дельта) -- операцию, в которой устанавливается действие вещества на лакмусовую бумажку. Знак (а) обозначает знаковое выражение, фиксирующее эмпирически выявленное свойство объекта Х -- «окрашивает лакмус в красный цвет». Знак (А) обозначает слово «кислота», вертикальная стрелка, направленная вверх, символизирует замещение содержания, выявленного благодаря применению операции - к объекту Х. Вместе знаковые формы (а) и (А) обозначают то, что принято называть «определением». Двусторонняя стрелка, соединяющая их, символизирует связь, характерную для определения (равенство объемов выражений (а) и (А) и возможность оборачивания без ограничений: «все, что окрашивает лакмус в красный цвет, -- кислота» и «все кислоты окрашивают лакмус в красный цвет»). Стрелка, ведущая от (А) к Х, завершает мыслительную процедуру, называемую обычно «подведение объекта под понятие», знак ||| обозначает отождествление выражений «кислота» в двух относительно автономных организованностях формального знания -- «определении» и «развернутом формальном знании». Знаки (В), (С), (D), (Е)... обозначают знаковые формы, фиксирующие все другие общие свойства (или признаки) кислоты; эти свойства как бы «выносятся» на объект Х, приписываются ему -- соответствующая стрелка, ведущая к Х, -- и становятся характеристиками объекта Х в структуре реального знания. Операция «приписывания свойств» завершает процесс образования реального знания посредством процедуры соотнесения общего формального знания с единичным объектом.

Первый путь -- непосредственного эмпирического исследования объекта Х -- дает всегда непосредственно достоверные знания, но он очень сложен и нуждается в особых условиях, средствах и методах; для отдельного индивида они часто просто недоступны. Второй путь предполагает всего лишь одну операцию эмпирического исследования -- она специально выбирается очень легкой, а все другие операции носят сугубо формальный характер: «Если Х есть (а), то Х есть (А)», «Если Х есть (А), то Х есть (В) (С) (D) (E) и т.д.». Все это совершается на основании формальной связки между признаками (а) и признаками (В) (С) (D) (E)... через специальный знак-посредник (А). Благодаря своему формальному характеру второй путь образования знаний о единичных объектах является значительно более выгодным и экономным, а поэтому в практической деятельности, если есть соответствующие формальные знания, он всегда вытесняет первый, эмпирический путь.

На основе анализа этого простейшего примера мы можем еще раз, теперь с несколько иной стороны, охарактеризовать сами формальные знания. Их назначение как раз в том и состоит, чтобы в разных слоях и на разных уровнях мышления обеспечивать второй путь образования реальных, используемых в практике знаний. Именно этим всегда определяется их структура и формы организации: они должны содержать связи и операции, позволяющие на основе одних эмпирически выявленных свойств приписывать единичным объектам другие свойства.

Нередко формальные знания существуют в сфере науки и философии в виде отдельных, совершенно автономных единиц -- тогда их обычно (хотя и не совсем правильно) называют понятиями, но по сути дела это еще преднаучная форма организации знаний. По мере возникновения и развития науки отдельные формальные знания во всех областях вытесняются системами формальных знаний.

В структуре научных предметов систематизация формальных знаний неразрывно связана с систематизацией идеальных объектов и организацией их в единую онтологическую картину. В этом плане история формирования античной математики, ньютоновской механики, молекулярно-кинетической теории вещества и максвелловской электродинамики дает нам ряд совершенно единообразных и прозрачных образцов. В силу этого только вместе с этой онтологией и, можно даже сказать, в неразрывном единстве с ней систематизированные формальные знания образуют систему теории. Однако в традиционной эпистемологии с начала ХIХ столетия и до наших дней система теории, как правило, отождествляется с множеством так или иначе систематизированных формальных знаний. Такой подход имеет два основания. Одно из них -- методологические трудности описания системы теории как составленной из двух совершенно разнородных системных образований -- системы формальных знаний и системы идеальных объектов, представленных в обобщенной онтологии. Другое основание -- реальная обособленность и автономность систем формальных знаний в современном мышлении и в организации научных исследований и разработок. Благодаря интенсивному развитию в ХIХ в. философии математики и математической логики над системами формальных знаний (систематизированных первоначально путем систематизации идеальных объектов и построения обобщенных онтологических картин) были построены новые знания методического и методологического типа, отображающие структуру исходных формальных знаний, отношения между разными формальными знаниями и процедуры преобразования одних знаний в другие. Благодаря этому системы формальных знаний были как бы подвешены к метазнаниям, фиксирующим правила конструктивного развертывания и преобразования одних формальных знаний в другие, а связь их с онтологией была ослаблена или совсем разорвана. Многие системы формальных знаний превратились в формализованные системы.

В результате всех этих процессов систематизации и формализации многие из формальных знаний, входящих в систему теории, неизбежно теряют непосредственную операциональную связь с единичными объектами практики. Однако сама теория оправданна и может существовать в системе культуры лишь до тех пор, пока в ее составе остается достаточно большое число формальных знаний, непосредственно выносимых на объекты практики, и, по сути дела, сама теория всегда существует и развертывается лишь ради них.

Но вернемся несколько назад. Итак, нетрудно заметить, что свойство структуры формальных знаний непосредственно никак не связано с требованием изображать охватываемые в формальных знаниях объекты. Наоборот, можно показать, что если бы мы наложили это требование на формальные знания и при создании их стремились к тому, чтобы они в своем строении всегда изображали бы реальное строение объектов, их подлинную природную структуру, то во многих случаях мы не получили бы формальных связок и не смогли бы использовать формальные знания как способ обобщенной фиксации нашего опыта и средство образования реальных знаний о единичных объектах.

Совершенно иначе обстоит дело со структурными моделями объектов. Они не содержат формальных связок следования, и поэтому их нельзя использовать для того, чтобы, выявив эмпирически какое-либо свойство в объекте, формально приписывать ему другие свойства, «необходимо» связанные с первым. В системе научного предмета структурные модели предназначены для другого -- они должны изображать объект как таковой, в целом, безотносительно к тем или иным частным возможностям его познания и практического использования. Если структурные модели и соотносятся с объектами, положенными вне их, -- практическими или идеальными, представленными в онтологии, -- то при этом обязательно должны накладываться на них в целом, во всей совокупности зафиксированного в них содержания, и между различными элементами или частями этого содержания не может быть того различия между эмпирически выявляемым и гипотетически приписываемым, которое было характерно для формального знания. Можно было бы, наверное, сказать, что структурная модель вся в целом «выносится» на объект, но совершенно по другим основаниям и в иных процедурах, нежели те, которые мы наблюдали и фиксировали в формальном знании. И именно этим определяется основной принцип в подходе к моделям: их структура, несмотря на парадоксальность такого подхода, оценивается прежде всего с точки зрения соответствия ее структуре объекта.

Итак, структурные модели объектов отличаются от формальных знаний буквально по всем эпистемологическим характеристикам. По структуре и материалу знаковой формы, по отношению к объектам и, наконец, что является для нас самым главным, по способам употребления в научном исследовании. И если бы мы хотели продолжить анализ по той схеме, которая была реализована выше при разборе формальных знаний, то должны были бы здесь подробно и во всех деталях описать различные способы употребления структурных моделей в научном исследовании. Но это, естественно, совершенно особая тема.

Хотя модели строятся всегда исходя из уже имеющихся знаний об объекте и в принципе должны «объяснять» только то, что уже известно, практически в процессе построения конфигуратора мы «угадываем» и как-то выражаем в структурной модели еще целый ряд дополнительных свойств объекта, не содержащихся в исходных знаниях. Модель всегда богаче свойствами, нежели сумма знаний, по которым она строилась. Она изображает объект в целом и, подобно объекту, может рассматриваться как бы с разных сторон. При этом мы исходим из того, что модель должна соответствовать объекту и это соответствие распространяется на все ее свойства.

Но такое предположение дает возможность использовать модель-конфигуратор в совсем особой функции: как средство, позволяющее намечать пути и схемы дальнейших исследований объекта.

Наверное, поэтому модели-конфигураторы, как правило, не исчезают из системы науки после того, как с их помощью произведен синтез уже имеющихся знаний, а сохраняются и, более того, начинают жить и развиваться по своей собственной «логике», переходя в онтологию научного предмета и становясь особым, постоянно действующим слоем всякой науки. К тому же на их основе развертывается целый ряд новых «органов» науки, и в частности вся ее методическая часть.

Формулирование рекомендаций относительно предстоящих процедур анализа и описания объекта изучения является важнейшей и специфической задачей методологической работы. Здесь методолог исходит из вновь вставших или намечаемых им практических и теоретических проблем какой-то области деятельности и должен ответить на вопрос, какие предметы изучения нужно сформировать и как в них нужно двигаться, чтобы эти проблемы решить. Образно говоря, методолог должен еще до начала специального научного исследования объекта достроить планкарту этого исследования, наметить все его узлы и подразделения, определить средства и метод работы в каждом из них. При этом он должен двигаться в особом, методологическом слое мышления и знаний. Картина выглядит так, будто мы начинаем строить все здание науки с «верхнего этажа», с методологии, задающей план и программу всех исследований, а затем «подвешиваем» к ним все остальное, вплоть до системы формальных знаний теории. В наглядном виде идея этого движения для одного из фрагментов научного предмета представлена на схеме 11. Знаки (D) и (Е) изображают в ней новые специально-научные знания об объекте, получаемые по заранее составленному методологическому плану.

Рис. 11

В этом движении может быть два разных варианта. В первом случае мы получаем знания (D) и (Е), исходя из планкарты и оперируя с одной лишь моделью, а уже затем интерпретируем полученные знания в отношении к объекту и фиксирующему его эмпирическому материалу. Во втором случае планкарта определяет не сами знания, получаемые на модели, а лишь процедуры эмпирического анализа объекта. В наглядном виде второй случай представлен на схеме 12.

Рис. 12

Предваряющее описание процедур исследования объекта, сопровождающее обычно планкарту, возможно благодаря тому, что методологический анализ всегда имеет большую общность, нежели соответствующий специальный анализ. Он переносит понятия, принципы, схемы расчленений из одной, уже исследованной области в другие, еще не исследованные. При этом методолог апеллирует как к общим методологическим принципам и понятиям, в которых отложился весь опыт человеческой мыслительной деятельности, так и к специальным, как правило более общим, научно-предметным знаниям. В этом контексте как одно, так и другое выступает по отношению к непосредственно изучаемому объекту не как теоретическое предметное знание, а как методологическое или даже методическое. Обязательным элементом такого движения является сопоставление имеющейся модели изучаемого объекта с моделями уже изученных объектов, а новых проблем, встающих относительно этого объекта, -- с теми проблемами, которые решались для других объектов (для этого, конечно, сами проблемы должны быть представлены в достаточно расчлененном виде). В наглядном виде складывающиеся при этом отношения изображены на схеме 13.

Рис. 13

Если результаты сопоставления указывают на сходство проблем и объектов -- уже изученного и изучаемого, то мы можем перенести на новый объект те схемы расчленения и анализа, которые были разработаны или применены при работе с изученным объектом. Характерно, что модель объекта выступает по функции как сам объект. Она соотносится с различными средствами и методами анализа и при этом как бы «поворачивается» разными сторонами и с нее «снимают» разные проекции, подобно тому как их раньше «снимали» с самого объекта. Однако есть и существенное отличие от того, что делалось раньше, так как мы уже знаем структуру модели и потому при каждом «повороте» сами задаем те ее составляющие, которые будут отображены в соответствующей проекции. Итак, сопоставление модели объекта с проблемами и соответствующими им средствами анализа может проводиться как расчленение модели на структурные компоненты. Кроме того, так как нам известна структура модели и мы задаем ей строго определенные процессы и механизмы жизни, появляется возможность определить ту последовательность, в которой должны вычленяться разные компоненты модели, чтобы можно было правильно понять каждый из них и получить систему знаний, с самого начала связанных между собой и описывающих объект в целом. Именно эту сторону дела -- совокупность возможных предметов изучения и последовательность их рассмотрения -- должна фиксировать методологическая планкарта исследований.

Построенная на основе структурной модели, планкарта относится затем к самому объекту и представляющему его эмпирическому материалу: она как бы переносит на них все те расчленения и связи, которые были получены на модели. Поэтому, подобно структурной модели, планкарта (как это и изображено на схеме 13) представляет собой особое изображение объекта, а вместе с тем и особый предмет в науке, со своими особыми принципами и методами построения и развертывания. Планкарта, по сути дела, тоже «конфигуратор», но с иной функцией и соответственно иным строением, нежели модель-конфигуратор. Это своеобразная блок-Рис. объекта. Если модель-конфигуратор должна представить объект как таковой, как единое целое, безотносительно к различным задачам его изучения, то планкарта, напротив, должна представлять объект разложенным на ряд предметов, причем само это разложение и способ связи составляющих его элементов определяются задачами, которые должны быть в данном случае решены. В этом смысле планкарта является уже не столько «изображением» объекта, сколько схемой или «программой», определяющей (регулирующей) деятельность исследователя.

Важно подчеркнуть, что эти два типа образования в системе науки тесно связаны. Структурная модель строится на основе существующих частных знаний и соответственно частных предметов исследования данного объекта и является по отношению к ним своеобразным «метапредметом», охватывающим объект в целом. Но, поскольку он не может быть изучен сразу как целое, «в одном измерении», его необходимо расчленить на отдельные «узлы», образующие особые предметы исследования. Это новое расчленение, основанное на особом соотнесении структурной модели с вновь вставшими проблемами, и реализуется в планкарте. Следовательно, расчленение в планкарте не воспроизводит членения на прежние предметы изучения. Наоборот, оно обязательно должно быть новым, подчиняющимся логике развертывания новых предметов в соответствии с новыми задачами исследования.

Из описания тех процессов, в которых создается, а затем используется методологическая планкарта исследования, должно быть уже ясно, что каждому ее блоку будет соответствовать своя особая система формальных знаний. Она будет развертываться независимо от других систем, оформляя то содержание структурной модели объекта, которое «снято» в проекции соответствующего блока. Таким образом, теория объекта будет складываться из ряда независимых или зависимых друг от друга систем, но во всех случаях они с самого начала будут соотнесены друг с другом и связаны благодаря своему отношению к структурной модели объекта и планкарте исследований.

Планкарта, фиксирующая предметы изучения, их последовательность и процедуры анализа в каждом предмете, является чрезвычайно эффективным методологическим средством, позволяющим организовать исследования в определенном направлении, подчинить их согласованному движению к единой цели.

Литература

1. Алексеев И.С. Возможная модель структуры физического знания // Проблемы истории и методологии научного познания. М., 1974.

2. Алексеев И.С. Принцип детерминизма и физическая картина реальности // Философия и естествознание. М., 1974.

3. Больцман Л. Лекции по кинетической теории газов. М., 1956.

4. Вейлъ Г. О философии математики. М.; Л.. 1934.

5. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

6. Выготский Л.С. Мышление и речь. Психол. исслед. М.; Л., 1934.

7. Галилей Г. Беседы и математические доказательства // Соч. М.-Л., 1934, т. 1.

8. Гейтинг А. Обзор исследований по основаниям математики. М., 1936.

9. Генисаретский О.И. Логический смысл моделей и моделирования // Тез. докл. и выступлений на симпоз. «Метод моделирования в естествознании», 23--28 мая 1966. Тарту, 1966.

10. Генисаретский О.И. Методологическая организация системной деятельности // Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании (Теория и методология). М., 1975.

11. Генисаретский О.И. Специфические черты объектов системного исследования // Проблемы исследования систем и структур. М., 1965.

12. Грязное Б.С., Никитин Е.П. и др. Теория и ее объект. М., 1973. Гильберт Д. Основания геометрии. М.; Л., 1948.

13. Гуковский М.А. Механика Леонардо да Винчи. М.-Л., 1947.

14. Гущин Ю.Ф., Дубровский В.Я., Щедровицкий Л.П. К понятию «системное проектирование» // Большие информационно-управляющие системы. М., 1969.

15. Дубровский В.Я., Щедровицкий Л.П. Проблемы модификации в системном проектировании // Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании (Теория и методология). М., 1975.

16. Дубровский В.Я., Щедровицкий Л.П. Проблемы системного инженерно-психологического проектирования. М., 1971.

17. Зигварт Х. Логика, т. 1. СПб. 1908.

18. Кант И. Критика чистого разума. М., 1948.

19. Кондилъяк Э.Б. Трактат о системах. М., 1938.

20. Кузнецов И.В. Структура физической теории // Вопр. философии, 1967, № 11.

21. Лакатос И. Доказательства и опровержения: Как доказываются теоремы. М., 1967.

22. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Полн. собр. соч., т. 18.

23. Максвелл Дж.К. Избранные сочинения по теории электромагнитного поля. М., 1938.

24. Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956.

25. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 26, ч. III.

26. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3.

27. Методология исследования проектной деятельности // Всесоюз. науч. конф. «Автоматизация проектирования как комплексная проблема совершенствования проектного дела в стране», 22--24 мая 1973. М., 1973. Сб. 2.

28. Москаева А.С. Математика и философия // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

29. Москаева А.С. Об одном способе исследования употребления моделей // Тез. докл. и выступлений на симпоз. «Метод моделирования в естествознании», 23--28 мая 1966. Тарту, 1966.

30. Москаева А.С., Розин В.М. К анализу строения систем знания типа «Начал» Евклида. Сообщ. I--II // Новые исследования в педагогических науках. М., 1966, вып. 8, 9.

31. Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

32. Проблемы прогнозирования материально-предметной среды // Труды ВНИИТЭ. Техн. эстетика, 2, 1972.

33. Проблемы теории проектирования предметной среды // Тр. ВНИИТЭ. Техн. эстетика, 8. М„ 1974.

34. Пупуш М.В. Проблема единства семиотики и Рис. «семиозиса» Ч. Морриса // Проблемы семантики. М., 1974.

35. Раппапорт А.Г. Проектирование без прототипов // Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании (Теория и методология). М., 1975.

36. Раппапорт А.Г., Сазонов Б.В. Проблемы будущего и трансформация проектирования // Техн. эстетика, 1972, № 1.

37. Розин В. М. Семиотический анализ знаковых средств математики // Семиотика и восточные языки. М., 1967.

38. Розин В.М. Анализ знаковых средств геометрии // Вопр. психологии, 1964, № 6.

39. Розин В.М. Логический анализ происхождения функций моделей, употребляемых в естественных науках // Тез. докл. и выступлений на симпоз. «Метод моделирования в естествознании», 23--28 мая 1966. Тарту, 1966.

40. Розин В.М. Об изображении структуры науки // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск. 1967.

41. Розин В.М. Структура современной науки // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

42. Розин В.М., Москаева А.С. Предметы изучения структуры науки // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

43. Садовский В.Н. Аксиоматический метод построения научного знания // Философские вопросы современной формальной логики. М.. 1962.

44. Сазонов Б.В. Методологические проблемы в развитии теории и методики градостроительного проектирования // Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании (Теория и методология). М., 1975.

45. Самсонова Е.Г., Воронина Л.А. Анализ строения эмпирической науки (на материале исследования физики) // Проблемы исследования структуры пауки. Новосибирск, 1967.

46. Сент-Дьердьи А. Введение в субмолекулярную биологию. М., 1964.

47. Симоненко О.Л. Особенности строения «технических» наук // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

48. Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тез. докл. М., 1962.

49. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. М., 1971.

50. Степин В.С., Томилъчик Л.М. Практическая природа познания и методологические проблемы современной физики. Минск, 1970.

51. Тарский А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук. М., 1948.

52. Тезисы докладов симпозиума «Логика научного исследования» и семинара логиков. Киев, 1962.

53. Труды по знаковым системам. Тарту, 1965--1973. Т. II--VI.

54. Щедровицкий Г. П., Алексеев Н.Г. О возможных путях исследования мышления как деятельности // Докл. АПН РСФСР, 1957, № 3.

55. Щедровицкий Г.П. Коммуникация, деятельность, рефлексия // Исследование рече-мыслительной деятельности. Алма-Ата, 1974.

56. Щедровицкий Г.П., Алексеев Н.Г., Костеловский В.А. «Принцип параллелизма формы и содержания мышления» и его значение для традиционных логических и психологических исследований. Сообщ. I--IV // Докл. АПН РСФСР, 1960, № 2, 4; 1961, № 4, 5.

57. Щедровицкий Г.П., Дубровский В.Я. Научное исследование в системе методологической работы // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

58. Щедровицкий Г.П., Ладенко Н.С. О некоторых принципах генетического исследования мышления // Тез. докл. на I съезде О-ва психологов. М., 1959, вып. 1.

59. Щедровицкий Г.П., Надежина Р.Г. О двух типах отношений руководства в групповой деятельности детей // Вопр. психологии, 1973, № 5.

60. Boole G. Investigation of the Laws of Thought. L., 1854.

61. Boole G. The Mathematical Analysis of Logic, Being an Essay toward a Calculus of Deductive Resoning. Cambridge; London, 1847.

62. Brouwer L.Е.J. Intuitionistische Betrachtungen uber den Formalismus // Sitzungsber. Preuss. Akad. Wiss. Phys.-math., Berlin, 1928.

63. Carnap R. Abriss der Logistik. Wien, 1929.

64. Carnap R. Logische Syntax der Sprache. Wien, 1934.

65. Frege G. Begriffsschrift, eine der arithmetischen nachgebildeten Pormelsprachen des reinen Denkens. Halle, 1879.

66. Morgan A. de. Formal Logic or the Calculus of Inference, Necessary and Probable. L., 1847.

67. Peano K. Arithmctices principia, nova methodo exposita. Torino, 1889.

68. Schroder E. Der Operationskreis des Logikkalkuls. Leipzig, 1877.

Размещено на Allbest.ru