Духовное лидерство в социокультурном пространстве современной России

- возрастание роли «политика» и «художника» (как обобщенных характеристик лидеров мнений) приводит к конкуренции сценариев ценностного технократизма и духовного романтизма в преобразовании социума; приоритетной зоной духовной консолидации современного российского общества определяется нравственно-этическое измерение.

8. Сосуществование сценариев романтизма и технократизма обозначает два основных «проблемных участка» в духовно-символическом пространстве современной российской действительности: идеологический дефицит (отсутствие социетальных идей) и технологическое несовершенство (необеспеченность целеполагания технологиями реализации целей). При исследовании роли субъектов общественных преобразований, формирующих инновационно-реформаторский потенциал общества, выделены основные проблемы восприятия и реального функционирования различных типов лидерства в российской культуре XXI века: утрата притязаний на лидерство традиционными группами интеллигенции; дистанцирование от универсально-значимой лидерской функции интеллектуалов-экспертов; формирование в статусе «теневого лидерства» флагманов современного бизнес-слоя; усиление роли политико-идеологического лидерства; актуализация образа лидера, понимаемого как воплощение мифологемы «повседневного героя».

9. Современная социокультурная ситуация порождает проблемные зоны, препятствующие возникновению и развитию духовного лидерства. К числу ведущих характеристик современной социокультурной ситуации, оказывающих влияние на формирование и функционирование духовного лидерства в XXI веке, могут быть отнесены: прагматизация и рационализация социокультурной среды; гетерогенность и децентрация социокультурного пространства; институционализация социокультурного бытия; дезориентация и хаотизация духовно-ценностных сфер, футурологическая неопределенность повседневности; тенденция к ограничению проявлений духовного лидерства уровнем микросоциальных процессов и субкультурных образований. Одновременно, эти условия служат основой для обратных тенденций, ведущих к активным поискам реальных воплощений лидерства в контексте насущных, неизбывных потребностей в обретении ориентиров и перспектив социокультурной динамики.

Практическая значимость исследования

Разработанные в диссертации теоретико-методологические положения позволяют продвинуться в культурологическом изучении проблем лидерства, вопросов ценностного единства в обществе; смены интеграционных и дезинтеграционных состояний социокультурного пространства; соотношения универсальных и локальных уровней культурной идентичности.

Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в педагогическом процессе, при подготовке основных курсов по культурологии, основам социокультурного проектирования, культурной политики, социологии культуры, общей социологии, социологии коммуникаций, социальной философии, политологии, социальной психологии в высших и средних учебных заведениях, дополнив их содержание в части изложения роли субъектов преобразования действительности.

Авторские методики анализа медиапространства (ценностно-тематический рейтинг средств массовой информации) могут быть использованы для совершенствования учебных курсов по социологии культуры, социологии журналистики, теории и практике массовых коммуникаций.

Практическая значимость материала диссертации видится в возможности использования результатов исследования для разработки и внедрения специализированных курсов: «Духовное лидерство в истории культуры», «Социология лидерства», «Лидерство в социокультурном пространстве современной России».

Положения исследования могут быть использованы в представленных аспектах для анализа деятельности средств массовой информации с целью совершенствования их работы по позиционированию фигур, лидирующих в социокультурном пространстве, в том числе для учета возможного характера восприятия подобных материалов аудиторией.

Авторские подходы к анализу роли российских элит как интеграторов современного социокультурного пространства, систематизация проблем формирования и функционирования различных типов лидерства в России могут найти применение в разработке концепций, программ и проектов по культурной политике.

Апробация диссертационной работы, изложение ее основных положений осуществлено в 50 публикациях: в том числе в четырех монографиях (три - авторские, одна - в соавторстве), в трех учебных и научно-методических пособиях, 43 статьях (7 из них в рецензируемых научных журналах).

Основные положения диссертационной работы обсуждались на российских и международных научных и научно-практических конференциях: «Судьба России: образование, наука, культура» - Четвертая всероссийская конференция, посвященная 80-летию Уральского государственного университета им. А.М. Горького, Екатеринбург, 12-14 октября 2000 г; «Большой Урал - ХХI век» - всероссийская научно-практическая конференция «ХIII Уральские социологические чтения», Екатеринбург, УГТУ-УПИ, 2001 г.; «Святыни и ценности культуры Урала» - I Славянский научный собор. - Челябинск, 24 мая 2003 г.; «Культура, искусство, образование: новое в методологии, теории и практике» - XXVI научно-практическая конференция ЧГАКИ. - Челябинск, 4 февраля 2005 г.; «Журналистика и СМИ в многополярном мире» - всероссийская научно-практическая конференция, Москва, 2-5 февраля 2005 г.; межвузовская научно-практическая конференция, посвященная НОУ ЧИЭП им. М.В. Ладошина, - Челябинск, 2006.; «Социальное пространство Урала в условиях глобализации XXI века» - международная научно-практическая конференция «XVI Уральские социологические чтения», - Челябинск, 7-8 апреля 2006 г.; «Молодежь в науке и культуре ХХI века» - V всероссийская научная конференция молодых ученых, аспирантов и соискателей. - Челябинск, 2 ноября 2006 г.; «Культура, личность, общество в современном мире: методология, опыт эмпирического исследования» - всероссийская конференция Екатеринбург, 2007 г.; «Молодежь в науке и культуре XXI века» - VI международная научно-творческая конференция молодых ученых, аспирантов и соискателей. 1-2 ноября 2007 г., Челябинск.; «Экономические, юридические, социокультурные аспекты развития региона» - всероссийская научно-практическая конференция. - Челябинск, НОУ ЧИЭП им. М.В. Ладошина (27 марта 2008 года); «Единое социокультурное пространство» - I международная научно-практическая конференция, Челябинск, ЧГАКИ, 27 марта 2009 г.

Материалы исследования и теоретические выводы послужили основой для содержания лекций, семинарских и практических занятий со студентами Челябинской государственной академии культуры и искусств и Челябинского государственного университета по курсам: культурология, социология культуры, прикладная культурология, культурная политика, основы социокультурного проектирования, методы социологических исследований, социология массовых коммуникаций, социология журналистики.

Апробация идей и выводов диссертационного исследования нашла отражение в мониторинге ценностного пространства современных СМИ (осуществленном в рамках программы грантов Президента Российской Федерации «Конкурс молодых ученых - кандидатов наук»: МК - 7541.2006.6).

Структура диссертационного исследования. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы. Содержание работы изложено на 312 страницах, библиографический список включает 400 наименований.

Основное содержание работы

Во «Введении» обосновывается актуальность и степень научной разработанности темы, дается характеристика теоретико-методологических принципов, формулируются объект и предмет анализа, определяется цель и ставятся задачи, выделяются проблемное и терминологическое поле исследования.

В первой главе «Лидерство: динамика представлений и концептуализация феномена» обосновано собственное понимание феномена лидерства в культурно-историческом и содержательно-теоретическом прочтении, выявлены субстанциальные аспекты и осевые принципы лидерства, представлен его типологический анализ.

Культурно-исторические метаморфозы образа лидера. Культурно-исторический анализ лидерства осуществлен в синтезе трех основных направлений: осмысление содержательной трактовки термина; концептуальное обоснование идеи лидерства; выделенный образ лидера. Культурно-историческая динамика представлений о лидерстве видится как смена сложившихся в культуре образов восприятия лидеров: лидер-герой, лидер-государь, лидер-аристократ, лидер-пророк, лидер-эксперт, лидер-менеджер, - в циклическом колебании персонификации / деперсонификации культурного героя; технологичности (рациональности) / иррациональности (утопичности) объяснения лидерских проявлений

Тема героической личности, великого человека в истории - одна из самых ранних концепций лидерства, центральная тема которой связана с процессом делания истории за счет деяния: деятельности отдельных, ярких индивидуумов (Т. Карлейль, С.Хук, Н.И. Кареев, Н.К. Михайловский, П.Л. Лавров). Именно данный образ в большей мере отвечает выделяющей природе лидерства, причем, данная выделенность чаще всего имеет персонально закрепленный характер, связанный с конкретной героической персоной. Отличительной особенностью лидера-героя можно признать активно-преобразующее воздействие на исторический процесс, ход которого отождествляется с личностно-героическими свершениями.

Теории идеального правления (лидер-государь) нашли отражение в трудах классических философов (Геродот, Фукидид, Платон, Аристотель, Н. Макиавелли, Ш. Монтескье, А. де Токвиль, Г. Гегель, Р. Эммерсон); так и в современных исследованиях (Ж. Блондель, Л. Даймонд, Р. Такер, С. Хантингтон и др.). Основное отличие от идеи лидера-героя, состоит в деперсонификации образа лидера-государя, в выработке общей модели идеального правления. Кроме того, большое значение придается лидерскому окружению и окружающей макро-действительности как неотъемлемым составляющим лидерства (в героическом образе лидера последние мыслились лишь ареной преломления замечательных качеств героя, объектом его воздействия). Так у Т. Гоббса правитель предстает человеком, играющим роль, продиктованную окружением; у Р. Такера - предписанную политической культурой общества; у Г. Гегеля - выражающим потребности общественного развития. Свойственная лидеру-герою зависимость от времени заменяется в случае с лидером-правителем ориентацией на место: выраженность лидерских качеств сохраняется лишь при условии властного статуса.

В теории элит (лидер-аристократ) лидирующее положение фиксируется в различных вариациях: высший уровень компетентности (В. Парето); наиболее активные в политическом отношении управленцы (Г. Моска); лица, пользующиеся в обществе наибольшим богатством, престижем и властью (Г. Лассуэлл); лица, занимающие ведущее положение в различных общественных сферах (В. Гэттсмен). Парадоксальность элитологических концепций, утверждающих идею избранничества, заключается в том, что именно в них субъектность лидерства уже не просто деперсонифицирована (обезличена), но и размножена - распространена на многих лидеров: современные принципы плюрализма элит утверждают внутренние деления на суперэлиты, субэлиты, региональные элиты, а также дифференциацию по сферам деятельности - экономическая, политическая, научная элита (в противовес Х. Ортеге-и-Гассету, К. Лэш пишет уже о «восстании элит»). Выявление в элите персонального начала в значительной мере затруднено: с одной стороны, члены элиты могут рассматриваться самостоятельными, уникальными субъектами; с другой, - их индивидуальность имеет смысл как в привязке к определенному статусно закрепленному капиталу, так и к оттеняющей его группе, лишенной данных привилегий (элита на фоне массы). И хотя состав элиты и может рассматриваться как неоднородный, допуская ранжирование по критерию «внутренней элитности» как интенсивности выражения «лучших» качеств, вместе с тем, даже наиболее значимый представитель «элиты элит» всегда зависим от референтной группы, чьи интересы он явно или скрыто выражает.

Идея лидера-пророка как прародителя, предвестника судьбы очень важна для понимания духовного лидерства. Образ пророка всегда персонифицирован (не случайно, религиозные течения определяются в сознании не столько ценностно-доминантной основой программной части, сколько узнаваемым лицом пророка), он отделен от лидера-героя важной чертой: его влияние на ход истории состоит не в активизации собственных лидерских возможностей, а, скорее, в актуальности присутствия в конкретном историческом отрезке. Лидер-пророк не совершает подвигов на поле истории, его преобразующая функция осуществляется особенным проживанием; мыслится уже не столько в формах внешнего героизма, и отличительность его качеств лежит не в плоскости активно-значимых сверхспособностей - ловкости, военной доблести и т.п. Вышесказанное дает основание трактовать образ лидера-пророка в качестве архетипической основы духовного лидерства.

В современной действительности образ лидера-пророка, совершая трансформацию от сакрального проживания к сакрализации знания, - заменяется образом лидера-эксперта и может рассматриваться, скорее, как продолжение теории элит (научной, интеллектуальной элиты). Его персонификация как бы раскалывается надвое: с одной стороны, безусловно, носит адресно-конкретный характер (в этой связи можно вспомнить наиболее известный анализ творчества великих ученых, осуществленный В. Оствальдом, Г. Селье и др.); с другой - он представитель элитной прослойки, когорты экспертов. Лидер-эксперт, обладающий ресурсом уникального знания, эксклюзивной информации, наиболее просвещенный (в отличие от посвященного пророка) создает этико-философский дискурс общества - предельное знание о знаниях. Обладая ценным ресурсом недоступной для большинства информации, лидер-эксперт становится, по выражению К. Мангейма, «центром систематизации» знания, что позволяет ему находиться в ранге исключительности. Особую значимость подобный лидерский тип приобретает в эпоху постиндустриализма, организуя разделение представителей «второй» и «третьей» волн (Э. Тоффлер), выступая на авансцене общественного развития в виде новой «техноструктуры» (Дж. Гэлбрейт), «новой интеллектуальной технологии» (Д. Белл).

В целом, метаморфозы восприятия образа лидера представляют собой попеременную актуализацию признака «особости» - силы, власти, знания, опыта, информации. Каждый рассмотренный образ позволяет выделить смысловые характеристики, проясняющие трактовку духовного лидерства: персонально закрепленная ответственность изменяющего ход исторического движения деяния, оборачивающегося событием истории (образ лидера-героя); возвышающая природа влияния на группу (лидер-государь); ценностный характер преобразования действительности, творческое инициирование новых структур общественного устройства (лидер-аристократ); определение хода исторического развития (направления, идеалов и целей движения) собственным существованием - активностью присутствия, событийностью жизни (лидер-пророк).

Теоретическое, концептуальное обоснование природы лидерства делится на два основных лагеря лидерского гностицизма и агностицизма, представляет динамику наложения линий «технологизма» (рационализма) и «шаманизма» (иррациональности, утопичности), где в первом случае природа лидерства видится как формируемая, как набор определенных навыков, приобретаемых в ходе личностных усилий (теория общих черт лидерства, атрибутивные, ситуативные, мотивационные и поведенческие теории лидерства, теории обмена и трансактного анализа); а во втором - как необычный дар, необъяснимый внутренний ресурс, посланный свыше (харизматическое лидерство М. Вебера, теория пассионарности Л.Н. Гумилева, теологическая концепция «тяги» С. Хоружего). Иррационально-утопические построения были фундаментом в изучении героико-пророческих образов лидеров: непостижимость лидерской природы связывалась не столько с иррациональностью приобретения лидерского потенциала, сколько с отсутствием навыков практического научения лидерству, свойственных рациональной линии лидерского технологизма (наиболее полно воплотившейся в современном образе лидера-менеджера).

Субстанциальные аспекты духовного лидерства. Сравнительный анализ существующих определений лидерства, позволил выделить три класса обобщающих трактовок понятия (не противоречащих друг другу существенно, но акцентирующих различные стороны в понимании лидерства):

1. Определение лидерства как властно-административного или идеологического влияния - персонифицированной формы взаимодействия публично-политической власти и общества, основанной на административном и символическом (идеологическом) капитале;

2. Понимание лидерства в ключе управленческо-предпринимательской модели взаимодействия - рассмотрение лидерства как управленческого статуса, социальной позиции, связанной с принятием важных решений; формы взаимовыгодного обмена между запросами группы и способами их удовлетворения со стороны лидирующего лица; конкурентная борьба за право распределения различного рода ресурсов;

3. Лидерство как особая эмоционально-заразительная сила личностного магнетизма - акцент на психологических взаимоотношениях лидера и группы последователей.

Традиционно лидерство рассматривается в качестве высшей ступени иерархической системы, как некая точка достижения доминантного состояния субъекта, основанного на: властно-закрепленном капитале; управленческой позиции, социальном статусе; зависимости от реакций выдвигающих или поддерживающих групп. Признавая значимость подобного истолкования лидерства, мы все же считаем необходимым акцентировать духовно-символическое начало лидерства, понимаемое нами не в традиционных определениях идеологичности (программно-идейные построения) или нравственно-этических качеств лидера, а как особую форму ценностного взаимодействия уникальной личности и последователей.

Сущностное прочтение духовного лидерства предполагает движение к укрупнению традиционных трактовок и определений лидерства, осуществляемое по следующим направлениям:

1. Укрупнение поля влияния лидерства: рассмотрение его не только на уровне межличностного взаимодействия малых групп; разделения лидерства и формального руководства; преодоление институционализации лидерских проявлений, утверждение многослойности посыла и восхождение к своеобразному вбиранию различных общественных полей, вхождение в сферу общезначимости.

2. Укрупнение масштаба воздействия лидера на окружающую действительность: широкомасштабность реформаторского проекта, понимание осуществляемых лидером преобразований как стратегической трансформации.

3. Углубление воздействия лидера на окружающую действительность как интенсивность притязаний на переустройство, креативность и революционность - ценностно-законодательная природа лидерства, духовно-символический захват социокультурного пространства, социокультурное новаторство.

Таким образом, духовное лидерство мы понимаем как феномен деятельностного преобразования действительности, осуществляемое через взаимодействие и взаимообусловленность ценностного мира конкретного человека (лидера) и универсальности ценностных перспектив человеческих общностей. При этом, универсальность рассматривается как имманентная характеристика лидера, детерминированная, тем не менее, конкретными историческими социокультурными условиями.

Основываясь на классификации ценностных теорий В.И. Плотникова, была выработана четырехкомпонентная основа, осуществляемой лидерами ценностной трансформации: психологическая (лидер как кумир), нормативная (лидер как идеолог), трансцендентальная (лидер как духовный учитель), онтологическая (лидер как новатор истории). Во всех типах духовного лидерства мы имеем дело с ценностной трансформацией, но в различных границах: от духовного преображения ценностного мира конкретной единичной личности до системного проекта, знаменующего новый дух времени, определяющего уже макро-сознание поколения, а иногда и человечества.

Рассмотрение проблематики лидерства и последующий анализ концепций исследовательских школ и направлений, с одной стороны, позволили укрепиться в необходимости междисциплинарного исследования проблемы; с другой - обозначили необходимость более четкого и монографически-определенного подхода к выявлению природы и сущностных характеристик духовного лидерства.

Духовное лидерство: содержательные характеристики и типологические черты. Концептуализация феномена духовного лидерства стала возможной при учете творческого наследия русской и западной философско-культурологической мысли: концепции жизненного порыва А. Бергсона, идее сверхчеловека Ф. Ницше, персоналистической философии и классификации времени Н.А. Бердяева, проблемы жизнетворчества как оппозиции закона и веры, единства нравственного принципа и лица (Н. Гартман, Б.П. Вышеславцев).

Оппозиция в прочтении исторических преобразований, представленная в концепциях К. Ясперса («осевое» время) и Л.Н. Гумилева (теория пассионарности) вывела к непосредственной демонстрации различия в трактовке духовного лидерства, пониманию двух его возможных вариаций, берущих начало из единого истока, но обнаруживающих смысловое несоответствие: лидерство духа (Ясперс) и дух лидерства (Гумилев), столкновение человека-прорыва и человека-призыва - разделения онтологического и нормативного типов проявления духовного лидерства, принципа универсальной значимости и общественно-значимых, разделяемых большинством убеждений.

Общая природа проявлений духовного лидерства отражалась через введение четырех осевых принципов духовного лидерства.

Прежде всего, мы можем выделить индивидуально-универсальную перспективу жизненного пути лидера - соединение индивидуальной судьбы с судьбами человечества, сопряжение жизненного и исторического пути («проектировщики бытия» К.М. Кантор); ценностном преобразовании мира или преобразующем мир поступке (М.М. Бахтин), представляющем собой не столько конкретное деяние, сколько особую форму проживания, обозначенную как жизненная манифестация.

Жизненная манифестация - определение значимых принципов развития собственным существованием и может рассматриваться в качестве основы второго осевого принципа духовного лидерства, обозначенного как доминанта общественной идентичности через доминирующую идею жизни лидера. Доминирующая идея жизни лидера понимается как идентификационный маршрут - предопределение собственной судьбой духовного опыта последующих поколений. Совпадая с образом каждого конкретного отдельного «Я», духовный потенциал лидерства каждый раз оживает в индивидуально-интимном внутреннем движении, выступает своеобразной мерой осознания духовности последователей (так этическая и нравственная составляющая оценивается по сформулированным религиозными лидерами заповедям).

В отличие от публичного политика и общественного деятеля духовный лидер чаще всего настроен на аутентично-автономный характер творчества как персонально значимого дела. Автономность понимается нами как персонифицированный характер творчества, независимый от социальной институциализации и определяющего воздействия групп.

При этом не следует причислять духовное лидерство к виду затворничества и самозамкнутости; автономность лидерства продиктована не столько стремлением искусственно отгородиться от коллективной поддержки и провозглашением форм независимости от групп, сколько естественно возникающим бунтарством духа. Бунтарство духа не связывается напрямую с формами общественного протеста, а представляет скорее бунт внутреннего характера, духовную революционность, определенную философию вопреки, новаторские формы преобразования окружающей действительности.

Обращение к специфике онтологического и нормативного типов лидерства фиксирует различия в характере ценностного преобразования, осуществляемого онто - и норма-лидерами, определяемые нами как маргинальная и референтная основа идентификационного маршрута.

Духовный онто-лидер, находясь в состоянии принципиальной неодновременности с окружением, оказывается в маргинально-диссонирующем положении между: между устоявшимся и новым, разрозненным и целостным, искомым и найденным (симптоматично в этой связи название книги о российской интеллигенции М. Гефтера «Маргиналы в Маргиналии») - пересечение укорененно-стабильного состояния ценностной определенности и зарождающейся перспективы обновления ценностной идентификации. Онто-лидер, таким образом, пребывает в промежуточной зоне ценностной безместности, состоянии, определенном К. Марксом универсальной ничтойностью (дающем возможность максимальной энергийности в стремлении стать всем). Обращаясь к хрестоматийно закрепленной роли интеллигенции, укажем на одно важное обстоятельство в ее определении - «прослойка» - промежуточность, дающая способность преодолевать ограниченность классового интереса, восходить к системе универсальной значимости, быть, по определению К. Мангейма, «свободно парящей интеллигенцией». Маргинально-диссонирующий характер героя наглядно демонстрируется русской классической литературой в теме лишнего человека - выпадающего за рамки привычных структур, живущего в разрез с кодексом установленных обществом ценностно-нормативных предписаний, выполняющим роль «культурного аутсайдерства» (К. Касьянова).

Свойственная нормативному лидерству референтность свидетельствует о том, что норма-лидер выступает выразителем идей и ценностей современной ему эпохи, способным «считывать» страхи, надежды, ожидания, образ мыслей и характер чувств последователей (властитель дум). Подобный характер лидерства действует в соответствии с определенным А. Тойнби механизмом Вызова-и-Ответа. Актуальный Ответ на Вызов времени, выступающий своеобразным вариантом реагирования на спрос времени, представляющий собой творческий импульс необходимого преобразования среды, усложнения ее структуры.

Норма-лидер заметен - в этом отражен референтный характер лидерства: как накладывающего особую мету героя своего времени; так и в эффективности принятия лидера, признания в качестве властителя дум, способного организовать, объединить и направить в нужное русло активность современников. Неслучайно само появление лидера, а, точнее, его ожидание, актуализируется в периоды кризиса идентичности, дезинтеграции вокруг значимого ценностного пространства, усиления утраты смыслов жизненных ритуалов. Духовный лидер предстает своеобразной объединяющей идеей, не столько сплачивающей массы, сколько дающей связующую нить индивидуального «я» с историей, культурой страны, универсально значимыми основами мира, воплощающей в себе «напряжение коллективной надежды» (Э. Кассирер).

Во второй главе «Теоретико-методологические подходы к исследованию лидерства» впервые систематизируются исследовательские практики изучения лидерских проявлений, обосновывается авторская модель анализа медиапространства как актуального поля лидерства в современной информационной культуре.

Лингво-культурологический анализ лидерства. Данный подход к фиксации лидерских проявлений основывается на взаимодействии лидеров и последователей через анализ речевых практик, образно фиксируемых как «рассказанное лидерство» (антропология слова) и построенных на основе интерпретации действий лидера последователями, окружением или им самим. духовное лидерство социокультурный

Опосредованные формы сканирования речевых практик базируются на использовании биографического метода, техниках глубинного интервью, документальных представлений последователей, - всего того, что можно определить как закадровый текст. Общая опора на биографическую методологию как тематизацию субъективности (во всем многообразии вариаций: «история жизни», «история отдельного случая», «жизненный путь», «устная история») позволяет фиксировать сопряжение биографии лидера и историко-культурного контекста эпохи. Сквозным принципом, пронизывающим методологию биографического анализа становится способ конструирования жизни или жизненная конструкция индивида.

Прямое сканирование речевых практик построено на непосредственном установлении корреляционной зависимости между лингвистической основой текста и воссозданием личностно-психологического образа его автора (мотивационный анализ Д. Винтера; операционно-когнитивное кодирование Э. Толмена, О. Хольсти, Л. Зигельмана; нарративный анализ Х. Олкера и др.). Большинство авторов данного направления при анализе языковых структур исторических деятелей (от Ленина и Сталина - О. Хольсти, С. Уокер; до Иисуса Христа - Х. Олкер) опираются на методологию В.Я. Проппа, открывшего понятие функции как поступка действующего лица.

Многообразие методологических подходов к анализу текстов лидеров, может быть систематизировано на основе четырех ведущих направлений лингвистического анализа: 1. исследование частоты употребления определенных речевых конструкций в тексте лидера; 2. исследование эмоциональной нагрузки текста лидера; 3. исследование содержательно-смысловой нагрузки речевых практик лидерских групп; 4. воссоздание образа лидера через речевые конструкции последователей.

Таким образом, лингво-культурологической анализ лидерства позволяет находиться в своеобразном поле обнаружения интерпретаций лидерства - понимании высказанного или «рассказанного лидерства». Ограничения использования данного подхода к анализу лидерства связаны с тем, что анализ остается в большинстве своем лингвоцентрическим, не преодолевающем рамки текста и не в полной мере отражающим особенности взаимодействия лидера и группы (референтную аудиторно-оценочную основу нормативного лидерства).

Представленность лидерства в социокультурной среде: рейтинговая основа фиксации. Аудиторно-оценочная основа фиксации лидерства обращена к интерпретации обнаружения - многовариантным выборам лидера последователями. Все многообразие фиксации нормативного лидерства (репутационный анализ, практики электоральной социологии, сравнительно-оценочные исследования) сводится к общей рейтинговой основе исследований, концентрирующих внимание на символическом капитале признания лидера элитарными (рейтинги влияния) или массовыми (рейтинг предпочтений) группами.

Опираясь на концепцию символического капитала П. Бурдье (капитала известности и популярности, основанного на факте «быть известным») персональный рейтинг норма-лидера понимается как фиксируемое состояние символического капитала, обретшего своего носителя и закрепленного за конкретным именем. Рейтинговое восхождение того или иного лица представляется как интенсификация символической власти лидера над полем культуры - своеобразная зона захвата общественных ожиданий, воплощения значимых ценностей. Таким образом, процесс становления нормативного лидерства мы можем рассматривать как деятельность по обеспечению над-ситуативных основ популярности в аудиторном пространстве (совокупности и наложении полей потенциального, реального и целевого взаимодействия лидера и группы) и движение к оформлению зоны референтного влияния - целевой аудитории лидера. Рейтинг в сфере духовной культуры позволяет диагностировать не столько оцениваемый объект, сколько выступает показателем духовного развития оценивающего субъекта. Соответственно, и вектор возможных исследований духовного лидерства может быть понят не только в терминах «Мы-определяющего лидерства» (лидер через оценивание окружения), но и в обратном повороте «определяющее-Мы-лидерство» (через персону лидера о духовном состоянии масс).

Общая духовная ситуация времени во многом определяется характером культурной идентичности со значимыми (озвученными лидерами и созвучными большинству) символами, идеями и ориентирами времени - общим смыслообразующим образом действительности. Этот образ становится фиксируемым, «запечатленным образом» благодаря средствам массовой информации, упорядочивающим его изменчивость в информационных картинах дня, недели, месяца, года, десятилетия. Средства массовой информации как «действующие метафоры» (М. Маклюэн) или «современные мифы» (Р. Барт) оказываются своеобразными маскировщиками идеологии, обеспечивая символическое единство социальной среды.

Таким образом, анализ современного поля масс-медиа представляется нам в качестве синтезирующего подхода, позволяющего учитывать как коммуникативную природу лидерства (связь с воспринимающей аудиторией), так и характер текстового обращения - медиа-послания. Состояние постиндустриальной информационной культуры предопределяет необходимость перехода к изучению медиапространства, образующего актуальное поле современного лидерства.

Медиапространство как актуальное поле лидерства современной информационной культуры. Функциональная природа медиапространства оценивается в значениях референции (создания образцов, легитимизирующих социальные практики и нормирующих отношения к ним) и репрезентации (производство и оформление способов мышления, существующих в обществе в разных социальных группах).

Ценностная основа современного медиапространства определяет ситуацию присвоения транслируемых ценностей и смыслов в качестве основы мировосприятия потребляющего. В трактовке Ю. Хабермаса - это особая публичная сфера, обеспечивающая возможность широкого общественного диалога, своеобразная легальная платформа общения, понимаемая как арена ценностного обмена. В пространстве медийного диалога воспринимающая аудитория продляет информационный эффект в повседневной практике, воспроизводит полученные знания о мире как сценарии личностного самоопределения в нем.

Ценностная составляющая медиапространства видится нам в том, что декларируемая функция информирования представляет собой не столько информацию о происходящем событии, сколько о событийности происходящего - присваивает событиям ценностную значимость, придает им собственно статус событийности («мы делаем новости!»).

Еще большее воздействие связывается с ценностной персонификацией поля масс-медиа - особой формой одушевления ценности через значимых персон, агентов духовно-интеллектуального производства, обозначенных нами, в соответствии с терминологией П. Лазарсфельда, как лидеры мнений. Благодаря участию лидеров мнений, коммуникация осуществляется в логике превращения «незнакомого в знакомое» (С. Московичи) с использованием механизмов анкоринга и объективации.

Социокультурное пространство может быть исследовано через изучение аксиологических аспектов медиапространства в свою очередь организованного лидерами мнений, персонифицирующими и олицетворяющими ценности, приближая их к массовому принятию и признанию большинством через личностное влияние лидера.

Выявление значимых публичных персон (лидеров мнений) и диагностика духовных основ современного российского общества предстает в виде многоуровневого образования, логической последовательности процедур, осуществляемых через иерархию следующих уровней:

1. Уровень базовой организации материала - учет формально-значимых характеристик анализируемых публикаций;

2. Уровень локальной организации материала - портретная диагностика героев; выявление общего контекста беседы - локального тематизма рассказа; выделение ценностно-смысловых блоков повествования; ценностная иерархия выделенных блоков;

3. Уровень ценностной концентрации материалов - содержательная интерпретация текстов с учетом следующих показателей: временная ценностная перспектива, характер переживания социального времени, приоритетная зона духовной консолидации, возможные сценарии духовного возрождения, оценка субъектов общественных преобразований и избираемых ими сценариев развития, содержательный концепт сообщения.

В качестве методических основ исследования использовались принципы латентного кодирования, направленные на поиск и последующую интерпретацию скрытых, имплицитных значений содержания текста. В тексте лидера, помимо распространенной процедуры определения категорий анализа (приравненных к слову, упоминанию) интерпретативная практика базируется на процедуре мобилизации смысла сообщения в тематически определенных текстовых отрезках, выражающих локальный тематизм, лейтмотив беседы. В тексте лидера (текст интервью) ценностно-смысловой блок фиксирвоался как оформленный и логически выстроенный мини-рассказ внутри большего повествования. Связность текста определялась последовательностью из 3-9 высказываний, образующих семантическое единство. Основой такого рода контекстного прочтения выступает методика предикативного анализа текста Т.М. Дридзе (выявление макропредикатов - основная мысль текста), при использовании которой структура текста предстает в виде списка оценочных суждений, в котором эти суждения: а) приведены к обобщенному виду; б) каждому оценочному предикату (текстовому отрывку) приписан вес в зависимости от его места в предикативной структуре текста; в) фиксация их частотности в тексте относительно общего числа оценочных утверждений.

Последовательное обобщение всех выделенных уровней анализа позволяет обозначить поле ценностной персонификации как духовно-символической основы современного медиаобраза действительности (отраженного в оценках лидеров мнений).

Таким образом, мы приходим к необходимости изучения социокультурного пространства через анализ медиапространства, не являющегося в полной мере его «референтом» (хотя, информационно-коммуникативная составляющая нередко трактуется в качестве базового элемента культурного пространства), а представляющего актуальное поле лидерства современной информационной культуры, особую среду производства и трансляции культурных кодов, образующих репрезентативную культуру современной России.

В третьей главе «Аксиологические аспекты лидерства в медиапространстве» на основе нарративных практик анализа тестов масс-медиа обобщаются основные тенденции, характеризующие как нынешних лидеров мнений, так и духовно-символическое поле современной российской культуры.

Образ действительности в портретной диагностике лидеров мнений: анализ медиа-посланий. Исследуемый в теориях массовой коммуникации «эффект ореола» (или «эффект нимба»), распространяющийся на авторитетную, популярную персону, - во многом создается благодаря частоте присутствия публичного лица в СМИ. По мысли П. Бурдье, в современном обществе понятие «быть» трансформируется в «быть замеченным у журналистов», что способствует, согласно Л. Паэнто, формированию сообщества «медиатических интеллектуалов», контролирующих рычаги символической власти над сознанием воспринимающей аудитории. «Люди известности» (Л.Е. Гринин) становятся новой властвующей информационной элитой, или, как некогда определил Р. Миллс - «классом профессиональных знаменитостей», определяют барометр общественного мнения, нормируя социальные представления и модели желаемого устройства. Современные медийные герои, обозначенные в терминологии П. Лазарсфельда лидерами мнений, оказываются «держателями лингвистического капитала» (П. Бурдье), транслируя с общественной трибуны (в обновленном статусе - масс-медиа) наиболее ценные ориентиры общественного развития.

Базой эмпирического исследования аксиологических аспектов медиапространства стал контент-анализ российской прессы (газеты: «Аргументы и факты», «Известия», «МК-Урал») начала XXI века (2000-2007 гг.). Используя дискурсивные, нарративные практики анализа текста было изучено 776 публикаций (текстов интервью), посвященных 994 героям.

Портретная диагностика лидеров мнений на основе фиксации социально-демографических характеристик, позволяет делать выводы не столько о статистическом распределении половозрастных признаков героев материалов, сколько об особом «ценностном заказе» общества на того или иного «героя времени». Было зафиксировано, что декларируемая тенденция качественного обновления ценностного пространства социума не находит полного воплощения в реальных лидерах мнений, что приводит общество в состояние ценностного неравновесия, столкновения актуальных и традиционных способов мышления и поведения.

Доминирующим типом выражения лидерской позиции в контексте данного несоответствия становится путь естественной диффузии, выраженный в форме ценностного ожидания: постепенного переустройства сознания через вытеснение «неработающих» ориентиров и расширение «зоны влияния» новых моделей мышления и поведения.

В качестве ведущего темпорального основания выступает социальный презентизм/актуализм, выраженный в пессимистических оценках настоящего при разнотипной мифологизации прошлого и устранении от четких проективных видений будущего устройства. Доминирование социального презентизма позволило выявить три ведущих состояния общества: транзитное состояние - ситуация нахождения между прошлым и будущим в определенном ценностном вакууме; состояние стабилизации как «укорененной определенности» - прагматическая ориентация и нацеленность на успех; состояние кредитованных возможностей - характерное для обществ опережающего отражения, в которых настоящее понимается преимущественно в качестве «трамплина» к возможному будущему.

Второе направление портретной диагностики лидеров мнений осуществлялось нами в соответствии с отраслевым критерием - привязкой к профессиональной сфере деятельности героев публикаций как зоне распределения символического капитала, понимаемого как способность человека к производству мнений, наличие особой «легитимной компетенции», проявляющейся в праве интерпретации происходящего. Результаты осуществленного анализа позволяют выявить два наиболее популярных образа лидеров-мнений: «политик» и «художник» (равно как и популярность двух общественных сфер - политики/государственного управления и художественной культуры/ искусства). Таким образом, можно говорить о преобладании двух полюсов, «зашифрованных» в названных образах: эмоционально-чувственном (художник) и рационально-прагматическом (политик), олицетворяющих культ духа и культ разума (безусловно, такое отождествление фиксируется скорее в традиционно-стереотипном прочтении образов, что, однако не мешает фиксировать «романтическую нагрузку» в политической сфере, равно как и не лишает сферу художественного творчества рационально-прагматического начала).

Усиление того или иного образа определяет и способы достижения поставленных целей преобразования действительности: утопической (сценарий ценностно-духовного романтизма) и прагматической (сценарий разумного технократизма) ориентации; позволяет прогнозировать приоритетную зону ценностной консолидации, определять характер и направленность духовных перспектив современности.

Ценностные основы интеграции социокультурного пространства.

Поиск фундаментальной ценностной основы идентичности российского общества XXI века, способной обеспечить легитимность осуществляемых преобразований, дающей возможность наметить возможные перспективы духовного развития, напрямую связан с осмыслением ценностно-идеологической составляющей действительности.

Для выявления значимых ценностных ориентиров в высказываниях лидеров мнений нами исследовался содержательный концепт сообщения - повторяющиеся образы, явно выраженные ценности, отражающие своеобразный «базис» сплочения. В таком значении концепт можно соотнести с «категориями очевидности» (О.А. Кармадонов), имеющими особое культурное значение для общества в определенный исторический период, с приписанным ценностно-символическим содержанием и реакцией на это содержание. Именно они могут рассматриваться в качестве базового фундамента социальной идентичности, опорных конструкций последующего ценностного самоопределения.

Сущностный концепт сообщений в высказываниях лидеров мнений фиксировался в двух основных вариантах: поиск оснований идентичности: постановка проблем объединения, сплочения, консолидации (концепт - объединяющая национальная идея); содержательная основа идентичности: образы, ценности и представления, вокруг которых возможно сплочение нации. Проблематика объединяющей идеи, на наш взгляд, неразрывно связана с проблемой духовного лидерства, индивидуально-универсальная природа которого (ориентирующее-на-себя начало, лидер как доминанта общественной идентичности) рассматривалась нами в предшествующих главах. Референтный характер нормативного лидерства наиболее значим именно в периоды кризиса идентичности как поиск центра, объединяющего разрозненные и дезинтегрированные ценностные миры социума. Во многом лидер сам становится той самой, обретшей «лицо» объединяющей идеей, дающей связующую нить индивидуального «я» с историей, идеологией, культурой страны, универсально значимыми основами мира. Именно поэтому понимание ценностных оснований, способов формирования и принятия объединяющей идеи проясняет и характер востребованного в обществе лидерства.

Осуществленный анализ высказываний лидеров мнений в ХХI веке, свидетельствует о продолжающейся ситуации поиска оснований идентичности, актуальности постановки проблем объединения в практике современной российской действительности. При этом обнаруживается преобладание утопической направленности в принятии объединяющих идей, скорее осознанная потребность в «большой Мечте», чем в рационально выстроенных программах общественных преобразований.

Системообразующим основанием объединения, ведущим ценностным ориентиром сплочения, несмотря на провозглашаемые (на уровне официальной идеологии) идеалы либерально-демократического и рыночно-капиталистического устройства, оказывается категория «порядок» (не являющаяся оппозиционной по отношению к выбранным векторам движения, но и не выступающая в полной мере их отличительной чертой, опорной конструкцией). Представленная в итоговом распределении медиа-посланий лидеров мнений категория «свобода» чаще всего трактуется в терминах ограничения, мыслится в целом как принимаемый, но не своевременный идеал. Подобная «ностальгия по единению» в целом отражает пульсирующий характер российской истории и вызвана потенциальной «раздвоенностью» культуры, присущей ей «тоталитарностью» (Н.А. Бердяев) при которой тяга к преодолению раскола нередко оборачивается потребностью в сверхцентрализации.

Анализ возможных сценариев ценностного самоопределения актуализирует вопрос о субъектах общественных преобразований, способных учесть потребности, устремления, ожидания и общую ориентацию общественного «спроса», занять лидирующее положение в духовно-символическом пространстве современной России.

В четвертой главе «Духовное лидерство в России: современное состояние и возможности формирования» представлена авторская характеристика роли нынешних российских элит как интеграторов социокультурного пространства, выделены основные проблемы восприятия и реального функционирования различных типов лидерства, зафиксирован комплекс характеристик современной социокультурной ситуации, оказывающих влияние на формирование и функционирование духовного лидерства в XXI веке

Столкновения противоречивых тенденций, выражающиеся в сосуществовании утопизма и прагматизма, романтизма и технократизма, ценностей исконно русского и западно-ориентированного пути, обозначают два основных проблемных участка в духовно-символическом пространстве современной российской действительности: идеологический дефицит - пребывание в сфере средств без четкой формулировки целей; технологический вакуум - оторванность целеполагания от практической реализации целей, дефицит средств, противоречие духовного проекта и его эмпирического воплощения. Доминирование того или иного сценария в обществе определяет и соответствующий тип лидерства, равно как и выдвигающиеся на авансцену общественного внимания лидеры способны формировать перспективы последующего социального развития.

На наш взгляд, именно состояние идеологического дефицита на сегодняшний день оказывается наиболее ощутимым на уровне массового сознания, порождает состояние обезличенности, а, скорее, без-ЛИКости времени (отсутствие фундаментальных личностей, узнаваемого лика пророка, идеолога), как бы символизирует подведение черты под прежней эпохой «великих людей» и «великих потрясений» (отсюда и мифологизация образов прошлого, зафиксированная при анализе временных перспектив).

Современная социокультурная ситуация диктует необходимость соединения образов идеологического характера (лидер-государь, лидер-пророк) и управленческих, тактических позиций (лидер-менеджер, лидер-эксперт). Однако пропагандируемый сценарий духовного романтизма, связанный с явной потребностью в выдвижении романтиков-идеологов, «властителей дум», «архитекторов» общественных преобразований, - наталкивается как на невозможность, так и на нежелание «художников» взять на себя функции духовного лидерства. Класс интеллигентов-художников стал все чаще восприниматься как скомпрометировавший себя, не прошедший испытание свободой и искушением рынка, выбравший инерционный характер действий. Подтверждением этому становится распространенный как в научной, так и в публицистической литературе образ уходящей с авансцены общественного развития интеллигенции.

«Обмирщение» пророка знаменует сужение зоны духовно-символической компетенции до замкнутых границ поля конкретных задач аналитико-прагматического характера, что создает объективные условия для актуализации образа лидера-эксперта. Однако современный тип лидера-эксперта также занимает позицию дистанцирования от лидерских полномочий. Он в большей мере - игрок в специализированно-замкнутом поле, для подлинной роли духовного лидера лишенный универсального порыва на духовно-символическую интервенцию действительности, на вхождение в зону общезначимости, раздвигающую узкие рамки институционально закрепленных границ.

Парадоксальным можно признать и то, что в век культа успеха и успешности как магистральной категории развития общества, на первый взгляд, должно произойти срастание философии времени и олицетворяющего его образа лидера-менеджера. Анализ медиапространства свидетельствует о том, что данный тип героя, как правило, оценивается в негативном контексте и позиционируется в некотором противопоставлении духовности (традиционной оппозиции духовного и материального богатства), оказывается лишенным именно духовно-идеологической нагрузки, перенося «центр тяжести» с вопросов стратегического характера на тактику реализации уже заявленных целей. В этом смысле лидер-менеджер - необходимый и востребованный участник игры в рассматриваемой нами ситуации технологического вакуума. Однако он вряд ли может занимать лидирующие позиции в преодолении идеологического дефицита в общенациональном масштабе (хотя, нельзя не учитывать привлекательность данного образа для определенных групп) и представляет скорее тип «теневого лидерства».