Размещено на http://www.allbest.ru/

[Введите текст]

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

ЛИТЕРАТУРА АВАНГАРДА И ВЛАСТЬ. ПОЭТИКА И ПОЛИТИКА ГРУППЫ ОБЭРИУ

Карелин Владислав Михайлович

Специальность 09.00.11 - социальная философия

Москва - 2011

Работа выполнена на кафедре социальной философии

ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет»

Научный руководитель:доктор философских наук, профессор

Подорога Валерий Александрович

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Сидорина Татьяна Юрьевна,

кандидат философских наук, доцент

Захаров Александр Владимирович

Ведущая организация:Московский государственный

университет имени М. В. Ломоносова

Защита состоится « » декабря 2011 г. в 15.00 на заседании Совета Д.212.198.05 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» по адресу:

125993, ГСП-3, Москва, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет».

Автореферат разослан « 27 » ноября 2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат философских наук Киселёва И.С.

Общая характеристика работы

Диссертационная работа посвящена социально-философскому анализу взаимоотношений литературы авангарда и власти на примере творчества группы ОБЭРИУ и сталинской тоталитарной власти.

Актуальность темы исследования. ОБЭРИУ («Объединение реального искусства») -- одно из наиболее интересных творческих объединений литераторов, действовавших в советское время. В результате государственной политики эта группа перестала функционировать, многие ее участники стали жертвами репрессий. Их наследие, датируемое преимущественно 1920-30-ми гг., долгое время оставалось в нашей стране недоступным для широкой публики. После нового открытия их сочинений в позднее советское и в постсоветское время интерес к их творчеству стал снова актуальным, и в настоящий момент оно оказалось интересным для ряда гуманитарных дисциплин; также оно сыграло определенную роль в искусстве последних десятилетий. Число работ по обэриутскому творчеству постоянно растет, основная часть публикаций о нем относятся к области таких дисциплин, как филология и лингвистика, и весьма редко оно становится объектом философского рассмотрения.

В условиях тоталитаризма особую значимость приобретает использование повседневного языка. Постепенно формируется тоталитарный язык, его экспансия захватывает все общество. Тоталитарность языка, используемого репрессивной властью, проявляется в первую очередь в том, что те сферы, которые он не может подчинить себе, становятся нежелательными и подвергаются планомерному уничтожению.

Важно отличать использование языка, его подчинение идеологии правящего режима от формирования самого тоталитарного языка. Тоталитарный язык, с помощью которого власть подчиняет себе общество, предстает как особое лингвистическое явление: тоталитарный язык перформативен. Его действенность воплощается посредством универсальной значимости Приказа.

Распространение тоталитарного языка и есть распространение политики правящего режима, стремящегося к неограниченному управлению обществом как замкнутой однородной системой. Таким образом, захватывая социальную реальность, тоталитаризм делает ее политической. В результате этого всем элементам общества, включая маргинальные творческие сообщества, навязывается статус субъектов политики: следовательно, даже их нежелание включаться в навязываемый тоталитарный режим становится также политическим явлением. Однако характер политического у обэриутов не связан с привычным пониманием политики как политики класса, государства и т.п.: это индивидуальная политика, политика сообщества, ориентирующегося не на установленный властью порядок, а на личностное знание.

Объект исследования. Объектом исследования данной работы является взаимодействие тоталитарной власти и искусства авангарда.

Предмет исследования. Предмет исследования -- особенности функционирования авангардной литературы в условиях сталинской власти.

Степень разработанности проблемы. Исследование проблемы взаимодействия авангардной литературы с тоталитарным контекстом состоит из множества аспектов, которые в разное время изучались представителями различных научных дисциплин.

Теории тоталитаризма рассматривались в работах К. Фридриха, З. Бжезинского, Х. Арендт, В. Брахет-Маркес, Э. Морена, В. Шляпентоха, Ч. Тилли и др. Среди современных исследователей, изучавших исторические и социокультурные аспекты сталинской эпохи можно назвать таких авторов, как Ш. Фицпатрик, Дж.А. Гетти, Р. Сервис, Н. Верт, С. Коткин, Й. Хелльбек, М. Юнге, Р. Биннер, О. Наумов, О. Хлевнюк, Х.-Д. Лёве, Н. Козлова и др.

Проблемы функционирования литературы и искусства в условиях сталинской власти в своих работах затрагивали многие теоретики, среди которых назовем И. Голомштока, Я. Плампера, М. Вайскопфа, Б. Гройса, М. Рыклина, Е. Бобринскую, Р. Краусс, Д. Хмельницкого, В. Паперного, И. Кондакова.

Поэтика ОБЭРИУ на протяжении последних двух десятилетий интенсивно изучается филологами, среди наиболее известных из которых назовем таких, как Ж._Ф. Жаккар, М. Мейлах, А. Кобринский, Л. Кацис, М. Янкелевич, А. Герасимова, Т. Цивьян, В. Фещенко, В. Сажин, Ю. Хейнонен, Ю. Валиева, Д. Токарев. Отдельно внимания заслуживают работы исследователей, которые подвергают рассмотрению обэриутскую литературу с точки зрения философских проблем: М. Ямпольский Ямпольский М. Беспамятство как исток (Читая Хармса). -- М.: Новое литературное обозрение, 1998., Д. Токарев Токарев Д.В. Даниил Хармс: философия и творчество // Русская литература. -- 1995. -- № 4. -- С. 68_93., В. Фещенко Фещенко В. Логика смысла в произведениях Александра Введенского и Гертруды Стайн // Поэт Александр Введенский. Сборник материалов. Конференция «Александр Введенский в контексте мирового авангарда». -- Белград -- М.: Гилея, 2006. -- С. 267-291., К. Дроздов Дроздов К.В. Липавский и Друскин: Чинари в поисках смысла // Вестник РГГУ. -- 2007. -- № 4. -- С. 141-153; Дроздов К.В. Поэтическая философия чинарей (А. Введенский, Д. Хармс, Я. Друскин, Л. Липавский, Н. Олейников). -- Дисс. … канд. культурологии. -- М.: РГГУ, РАШ, 2007., И. Протопопова Протопопова И.А. Чинари и философия (часть 1-я) // Труды «Русской антропологической школы». Вып. 4 (часть 2). -- М.: РГГУ, 2007. -- С. 46-99., В. Подорога К вопросу о мерцании мира. Беседа с В.А. Подорогой // Логос. -- 1993, № 4. -- С. 281-291; Подорога В.А. Мимесис. Материалы по аналитической антропологии литературы. Т. 2. Ч. 1. Идея произведения. Experimentum crucis в литературе XX века. А. Белый, А. Платонов, группа ОБЭРИУ. -- М.: Культурная революция, 2011 (кн. 5 «Обморок мира». -- С. 423-605).. Однако объем философских интерпретаций обэриутских текстов до сих пор остается сравнительно скромным. В одном из номеров философско-литературного журнала «Логос» за 1993 г. основная часть содержания посвящена публикациям текстов обэриутов. Однако первоначальный замысел редакторов представить тему «Философские аспекты творчества обэриутов» не был успешным: как оказалось, «филологи не имеют средств, чтобы идентифицировать философию у обэриутов, а философы не имеют желания этим заниматься» Логос. -- 1993. -- № 4. -- С. 6.. Не исключено, что «"идентификация философии" у обэриутов затруднена определенного рода профессиональным снобизмом историков философии: далекие от академической традиции тексты могут показаться на первый взгляд дилетантской трансформацией "большой философии", доморощенными спекуляциями, интересными разве что исследователям разного рода маргиналий культуры. Возможно, именно поэтому <…> о "философии обэриутов" пишут в основном филологи -- причем прежде всего в плане обнаружения философских влияний» Протопопова И.А. Ук. соч. -- С. 47.. Можно сказать, что к настоящему времени ситуация существенно не изменилась, и понимание тех или иных аспектов литературы обэриутов в существенной мере остается за рамками философского осмысления.

Самим обэриутам философия была не чужда: их интересовали различные философские теории, они читали философскую литературу, а двое из них -- Л. Липавский и Я. Друскин -- имели философское образование. Идеи философии иногда находили отражение в их трудах, а, например, Друскин много позже обращался к различным философским концепциям как исследователь, когда стал анализировать обэриутские произведения.

Тоталитарный характер общества исключает возможность существования человека вне политики. Однако не все общество находится в активных отношениях с политической реальностью. Если говорить о таком отношении применительно к обэриутам, то их интерес к политике был незначительным. Тем более не выражался в прямых формах: в какой бы то ни было антисоветской пропаганде, политических манифестах или «подрывной работе» -- словом, в тех видах деятельности, в которых их пыталось обвинить репрессивное правосудие. В некоторых их текстах, написанных до середины 1930-х гг., сегодня можно усмотреть прямую иронию над властью, правда, выраженную весьма слабо Вагинов К. Козлиная песнь // Вагинов К. Козлиная песнь. Труды и дни Свистонова. -- М.: XXI век -- Согласие, 2000; Кувшинов Ф. Детские «производственные» стихотворения Д. Хармса // Хармс-авангард. Материалы международной научной конференции «Даниил Хармс: авангард в действии и в отмирании. К 100-летию со дня рождения поэта». -- Белград: Издательство филологического факультета Белградского университета, 2006. -- С. 312-313..

Политическая установка обэриутов обнаруживаются не в сфере социального активизма, а в выстраивании политики внутренней коммуникации сообщества; политическое в их творчестве появляется там, где возникают тексты вроде «Разговоров» Л. Липавского и множество других произведений, которые не могли быть опубликованы в то время. Невозможность противостоять тоталитарному режиму, страх перед ним определяют основное отношение обэриутов к политическому действию. А это значит, что главным в их поведении становится избегание, уклонение, неучастие. Эта особенность нашла воплощение, прежде всего, в области детской литературы, которая была одной из немногих сфер, обеспечивающих возможность выживания.

Методологическая и теоретическая основа. Методология нашей работы определяется предметом, объектом, целью и задачами исследования.

С точки зрения исторической науки данное исследование близко к методологии ревизионизма в исследованиях сталинской власти. Традиционный подход к изучению проблематики сталинского правления базируется преимущественно на представлении об особенностях личности, мышления, стиля власти Сталина, которые и определяли практически весь характер политики, тогда как в ревизионистском (т.е. ревизионистском по отношению к традиционному) к активным участникам политических процессов относятся не только властные элиты, но и население, обладающее способностью к осознанному выбору и самостоятельному пониманию политики (как в плане поддержки власти, так и в плане целенаправленного сопротивления ей). Вместе с тем, настоящее исследование опирается и на возможности традиционного подхода, избегая крайностей обеих методологий.

Обращение к историческим исследованиям представляется оправданным по ряду причин. Во-первых, они являются источником эмпирического материала (определенных фактов, сведений), которые могут применяться для социально-философской интерпретации социокультурных феноменов сталинской эпохи. Во-вторых, использование исторических исследований способствует реализации междисциплинарного подхода, актуального для тематики нашей работы. В-третьих, во многих работах, преимущественно представленных ревизионистской школой, можно обнаружить ряд интересных мировоззренческих интерпретаций феноменов сталинизма, которые могут быть продуктивно использованы для конструирования философской аналитики.

При рассмотрении проблематики отношения тоталитарной власти и общества мы используем элементы теории фундаментальной антропологии Р. Жирара, интерпретирующей позиции жертвы и палача в процессе гонений (репрессий).

Исследуя основные возможности теории речевых актов для объяснения феноменов тоталитаризма, мы используем традиционную для данной области методологию, предложенную Дж. Остином, П. Стросоном и др. На основе этой теории разрабатывается понятие о феномене интерпассивности, введенном в изучение политических процессов С. Жижеком.

При изучении социально-философских аспектов взаимодействия тоталитаризма и авангарда использовались подходы, сформулированные в работах Б. Гройса Гройс Б. Коммунистический постскриптум. -- М.: Ad Marginem, 2007; Гройс Б. Стиль Сталин // Гройс Б. Утопия и обмен. -- М.: Знак, 1993. -- С. 11-112; Гройс Б. Утопия и обмен. Вместо введения // Там же. -- С. 5-10., Ф. Серса Серс Ф. Тоталитаризм и авангард. В преддверии запредельного. -- М.: Прогресс-Традиция, 2004., И. Голомштока Голомшток И. Тоталитарное искусство. -- М.: Галарт, 2004., Е. Бобринской Бобринская Е. Русский авангард: границы искусства. -- М.: Новое литературное обозрение, 2006. и др.

Для анализа творчества литературных групп в аспектах проектов авангарда и модерна используются теоретические подходы Ж. Рансьера Рансьер Ж. Разделяя чувственное. -- Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2007., Ю. Хабермаса Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. -- М.: Весь Мир, 2003., П. де Мана Ман П., де. Слепота и прозрение. Статьи о риторике современной критики. -- СПб.: Гуманитарная академия, 2002., В. Подороги Подорога В.А. Homo ex machina. Авангард и его машины. Эстетика новой формы // Логос. -- 2010. -- № 1. (74). -- С. 22-50. и др.

Научная новизна диссертации. В диссертационном исследовании впервые предпринимается попытка выявить основные аспекты взаимодействия литературы авангарда и тоталитарной власти на примере творчества участников группы ОБЭРИУ и сталинского режима. Проведен социально-философский анализ сталинского тоталитаризма, систематически проанализированы современные подходы к интерпретации данного феномена; выявлены основные аспекты антропологии тоталитарного насилия, специфики функционирования авангардного искусства в условиях тоталитаризма. Выявлены основные особенности интерпретации политического в литературе группы ОБЭРИУ, а также стратегий письма, обусловленных тоталитарным контекстом. В работе продемонстрирована значимость языка тоталитарного режима в аспекте политической прагматики перформативов. сталинский мартирология авангард литература

Цель исследования. Выявить основные аспекты взаимодействия литературы авангарда и тоталитарной власти (на примере группы ОБЭРИУ).

Задачи исследования. В соответствии с поставленной целью, исследование решает следующие задачи:

1) выявить основные аспекты представлений о тоталитаризме в современных социально-философских теориях;

2) раскрыть базовые аспекты антропологии тоталитарного насилия в сталинском контексте;

3) определить роль и статус речевого взаимодействия в реализации действий тоталитарной власти;

4) исследовать основные особенности мифологии власти сталинизма;

5) проанализировать особенности выбора жертв в ходе репрессий;

6) рассмотреть проблемы изучения политики ОБЭРИУ;

7) провести анализ конкретных примеров взаимодействия сталинской власти и авангарда;

8) оценить основные факторы, определяющие виктимность авангардной литературы;

9) исследовать возможности рассмотрения авангарда и власти с точки зрения конкуренции их утопических проектов;

10) выявить основные особенности деятельности ОБЭРИУ, обусловленные необходимостью выживания группы в условиях тоталитаризма.

Положения, выносимые на защиту.

1. Мы исходим из того, что тоталитарная идеология советского государства стала формироваться в конце 1920 -- начале 1930-х гг. и поэтому еще не представляла собой единого и одномерного явления. Изучение этого периода определяется концептуальными рамками контекста, в котором рассматривается характер и цели репрессий, направленных против творческой интеллигенции. Политика тоталитарного режима стремится полностью подчинить себе все сферы культурной и бытовой жизни общества. В условиях тотального господства большевистской пропаганды язык повседневного общения ставится под полный контроль. Принудительность речевого воздействия власти на общество достигается за счет Приказа (эффект идеальной языковой перформативности). Другими словами, разрешенным языком общественной коммуникации становится универсальный язык лозунгов, армейских, бюрократических и классово-пролетарски ориентированных приказов, юридических норм и подзаконных актов, распоряжений, уведомлений, приговоров и запретов. Тоталитарное государство обретает свою негативную мощь в развертывании языковых явлений, как если бы они могли быть вариациями единого Приказа.

Таким образом, экспансия тоталитарного языка и есть экспансия тоталитарного режима.

2. Тоталитарный характер режима исключает возможность существования поэтической группы ОБЭРИУ вне политического контроля со стороны власти. Всем маргинальным группам (не только творческой интеллигенции) придается статус политических субъектов. Любая их реакция на власть, включая даже самые уклончивые и пассивные виды отказа от контактов с режимом, оказывается политическим явлением. Так, основным способом реагирования становится избегание, уклонение от участия в какой-либо политической деятельности; однако всякие попытки ухода из-под контроля жестко пресекаются властью. Отсюда страх и невозможность сопротивления государственному насилию.

3. Поэтический язык ОБЭРИУ индивидуален, уникален и неповторим, как всякий поэтический язык; он складывался на основе внутреннего опыта сообщества и принадлежит стихотворной и философской культуре дореволюционной России. Поэтика группы не могла не противостоять тоталитарному режиму и воплощенному в речевом акте Приказу, стремящемуся сделать все общество унифицированным, однородным и политически безмолвным. Следовательно, политическое у обэриутов обусловлено не внешним воздействием со стороны государства, а поэтикой самого сообщества и его духовной эволюцией. Их политическое предстает не как политика в традиционном классовом понимании слова. Ведь им противостоит, угрожая смертью, классовая диктатура, разные виды институционального насилия, включая надзор НКВД, преследование и казни «противников» режима без суда и следствия. Политика ОБЭРИУ так и осталась индивидуальной политикой, ориентированной на ценности личностного знания и коммуникацию внутри сообщества, объединенная одной идеей -- поэтическим Творением.

4. Всегда и всюду, на всех рубежах культуры и истории человеческое Творение противостоит могуществу и воле Приказа. Наше исследование попыталось вновь задать вопрос об этом, фактически, вечном противостоянии и найти ответ на материале малой политической истории поэтического сообщества ОБЭРИУ.

Научно-практическая значимость. Результаты исследования могут послужить основой для дальнейших исследований философской антропологии власти, антропологии авангардного искусства, для социально-философского осмысления феноменов сталинской эпохи. Кроме того, результаты работы можно использовать для составления учебных курсов, посвященных современным теориям тоталитаризма и междисциплинарным проблемам изучения авангардного искусства.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована для защиты на кафедре социальной философии РГГУ. Промежуточные результаты исследований представлены и обсуждены на семинаре аспирантов в Секторе аналитической антропологии Института философии РАН. Основные положения и результаты исследования нашли отражение в ряде публикаций (в периодических изданиях «Новое литературное обозрение», «Синий диван», «Вестник РГГУ», «Философский журнал» и в сборниках статей), а также были представлены на научных конференциях (VI и VII конференции «Грани культуры», 2010, 2011 гг.; III и IV международные конференции «Иерархия и власть в истории цивилизаций», 2004, 2006 гг.; «Философия -- детям», 2005 г.; «Гротеск в литературе», 2004 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка из 237 наименований. Общий объем работы составляет 12,5 п.л.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, рассматривается степень разработанности проблемы, определяются предмет и объект исследования, формулируются цель и задачи, методологические и теоретические основы исследования, раскрывается его практическая значимость.

Глава 1 «Социально-философский анализ контекста сталинской эпохи» анализирует специфику социально-политического контекста, определявшую в соответствии с основными тенденциями тоталитарного режима наиболее значимые возможности развития литературы и искусства. В изучении данного контекста основные акценты сделаны в рассмотрении проблем, связанных с искусством и деятельностью творческих объединений анализируемого периода.

Параграф 1.1 «Тоталитаризм: к вопросу о дефинициях». Представлены наиболее актуальные подходы к определению феномена тоталитаризма, выделяющие различные ключевые особенности такого политического порядка. Обоснована роль концепций, которые описывают тоталитарное состояние в самых общих чертах с использованием минимального набор характеристик -- а именно реализации и обеспечения идеологии, бюрократии, монопартийности. В соответствии с позицией Э. Морена, избранной нами в данной области в качестве основополагающей, тоталитаризм представлен как комплексное явление -- результат синтеза, качественно превосходящего свои компоненты Морен Э. О природе СССР. Тоталитарный комплекс и новая империя. -- М.: Наука для общества, РГГУ, 1995. -- С. 25.. На наш взгляд, определение тоталитаризма не должно быть принципиально сложным (в особенности если под сложностью понимать большое количество сфер его действия, признаков, участников и т.п., упоминаемых в той или иной дефиниции) в тех случаях, когда исследуется определенная область общественных явлений. Тоталитарное задает лишь общий контекст реализации тех или иных культурных явлений.

Рассмотрены основные особенности употребления терминов «сталинизм», «репрессии», «террор», «надзор», «диктатура». В отношений действий государства мы традиционно используем в качестве основного термин «репрессии», однако, в его критическом понимании, подразумевая, что в рамках сталинского контекста точнее говорить о «преследованиях», а не о репрессиях, «поскольку в этом случае как бы ретушируется активный аспект действий государства в пользу реактивного (ре_прессии)» Юнге М., Бонвеч Б., Биннер Р. Оперативный приказ № 00447: выполнение в провинции // Сталинизм в советской провинции: 1937-1938 гг. / Сост. М. Юнге, Б. Бонвеч, Р. Биннер. -- М.: РОССПЭН, Германский исторический институт в Москве, 2009. -- С. 13..

Социально-философский анализ различных сторон сталинского террора представляет тоталитаризм как незавершенный «проект». Множество гетерогенных стадий в развитии страны, перемены в общественном мнении, в особенностях функционирования партийного аппарата, в специфике неформальных отношений Сталина с подчиненными -- все это и многое другое говорит о неравномерном характере социально-политического порядка в стране, что требует особого исследования каждого отдельного этапа.

Изучение феноменов сталинского тоталитаризма остается прерогативой исторического знания. Однако изыскания, посвященные данной проблематике, тесно соприкасаются с социологическим, культурологическим, психологическим и философским знанием. Междисциплинарный характер таких исследований вкупе с расширяющейся базой доступных архивных материалов повлиял на появление нескольких радикально отличающихся друг от друга научных школ. Проведен анализ современных подходов к изучению феномена сталинизма. Показаны основные особенности т. наз. «традиционной», «ревизионистской» и «постревизионистской» методологий изучения сталинского тоталитаризма. Традиционная ориентирована на изучение причин и источников сталинской политики, которые связываются преимущественно с волей властителя и тенденцией к выстраиванию плана действий, носящего целенаправленно тоталитарный характер. Ревизионистская предполагает в первую очередь отказ от центрации на вожде. В результате этого соучастником политических процессов в тоталитарном режиме могут оказаться простые граждане. При этом роль народа не пассивная: ревизионистами отмечается множество возможностей в реализации собственного потенциала людьми, далекими от реальной политики, -- не важно, идет речь об оппозиционно настроенных лицах и группах или о тех, чьи интересы можно характеризовать как в целом аполитичные. В числе наиболее ярких представителей ревизионизма в исследованиях сталинской истории можно назвать таких исследователей, как Дж. А. Гетти, Н. Верт, С. Дэвис, Ш. Фицпатрик, Р. Сервис, О. Хлевнюк. Концепцией «сталинизма как цивилизации» пользуются представители течения, которое в современных исследованиях иногда называется постревизионизмом или неоревизионизмом. «Они понимают идеологию не как нечто влияющее на общество, а как нечто, продуцируемое самим обществом; они пытаются продемонстрировать, как процесс продуцирования работает у отдельных личностей (не групп). <…> Хотя постревизионистское течение использует особую терминологию, оно в некотором смысле также обращается к ревизионистской проблематике "общественной поддержки", так как те советские граждане, которые серьезно видят себя в позитивной связи с "советским проектом" (то, что раннее поколение ученых назвало бы "советским режимом и его целями"), могут уверенно быть представлены как оказывающие поддержку режиму. Однако этот подход отличается от ревизионистского масштабом притязаний: у первого -- меньше (интерес к индивидуальному, а не групповому или классовому), у второго -- глобальнее (не ограничен отдельной группой или классом)» Fitzpatrick S. Popular Opinion in Russia Under Pre-war Stalinism // Popular Opinion in Totalitarian Regimes: Fascism, Nazism, Communism / Ed. by Paul Corner. -- Oxford: Oxford University Press, 2009. -- P. 24..

Параграф 1.2 «Антропология тоталитарного насилия» посвящен антропологическому измерению сталинского тоталитаризма. Принципиально важным является то, что понимание проблемы насилия не ограничивается осмыслением действий Сталина, но рассматривает антропологическую проблематику в аспекте взаимодействия общества с властью. В основном, феномены насилия рассматриваются на примере эпохи т. наз. Большого террора, как эпизода, в котором тоталитарные черты сталинского правления были представлены особенно рельефно.

Проанализированы основные аспекты эффективности сталинской власти, демонстрирующие, что ее результативность была низкой. Согласно ряду мнений, Большой террор, хотя и был спланирован, но в окончательном виде представлял собой всего лишь серию хаотических событий, оставался мало контролируемым и слабо централизованным Davies S.R. Popular Opinion in Stalin's Russia: Terror, Propaganda, and Dissent, 1934-1941. -- Cambridge: Cambridge University Press, 1997. -- P. 113; Lee S.J. Stalin and the Soviet Union. -- L., N.Y.: Routledge, 1999. -- P. 25; Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. -- М.: РОССПЭН, Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2010. -- С. 148..

В таком контексте не столько задачи, сколько способ воплощения проектов власти являются направляющим фактором диктатуры. Наиболее значимым феноменом для рассмотрения проблемы власти в таком ракурсе может стать стилистика власти, однако недостаточно ограничиться лишь рассмотрением действий вождя, представляет интерес его действие, включающее в коммуникацию и подчиненных. Такой подход позволяет выйти за рамки простого представления о субъект-объектном взаимодействии и подчеркнуть роль других людей, принудительно подключенных к процессам власти. Сама же возможность рассмотрения некоторых особенностей правления Сталина обусловлена ранее использовавшимися им тактиками по борьбе с оппозицией, подготавливавшими стратегии террора в масштабе всего общества.

Определенная противоречивость была типична не только для сталинской политики, но и для общественных настроений того времени. Несмотря на репрессивный ее характер, люди зачастую демонстрировали согласие (чаще всего молчаливое) с ней, даже в тех случаях, когда подобные ситуации затрагивали их родственников и близких. Это позволяет представить сумму феноменов сталинского режима в отношении граждан как гонительский текст Girard R. Des choses cachйes depuis la fondation du monde. Recherches avec J.-M. Oughourlian et G. Lefort. -- P.: Grasset & Fasquelle, 1978; Жирар Р. Козел отпущения. -- СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2010.. Подлинным гонителем, ответственным за репрессивную практику, предстает не политический лидер, а толпа, которая поддерживает его действия. Показана недостаточность рассмотрения тоталитарной власти с точки зрения доминирования только диктатора: в процессе конструирования системы властных отношений активное участие принимают и жертвы террора.

Однако разделение социума на общности гонителей и гонимых подчеркивает не только соучастие гонителей («преступной толпы»), но и более четко определяет гонимых. Последние не принимали участия в репрессивной политике, т.к. автоматически вытеснялись из ее системы. Их наличие обеспечивает наличие лакун в системе диктатуры -- зон, в которых режим ослабевает и теряет свое значение. Определение таких областей не представляет ключевого интереса для нашей работы, однако само их существование определяет характер реализации диктатуры и позволяет разграничить представления о диктаторском и тоталитарном в контексте сталинского режима. В общих чертах характер этого отличия состоит в отклонении тоталитарной практики от диктаторской вертикали.

Параграф 1.3 «Пространство политической речи» предлагает философский анализ речевой коммуникации в условиях тоталитарного режима. Необходимость рассмотрения данной проблематики продиктована тем, что речевое взаимодействие играет важную роль как в тоталитарном контексте, так и в авангардной литературе и в системе коммуникации авангардных сообществ.

Подчеркнута особая роль перформативной специфики речевых актов в тоталитарном языке -- в силу того, что они основываются на декларативных высказываниях, в силу сопровождения речи связанным с ним действием, в силу актуализации соответствующих конвенциональных полей и т.д. Методологической основной анализа стала теория речевых актов, выявляющая значительную роль конвенциональности в тоталитарном порядке, генерируемой системой пропаганды. Развитие конвенционального поля, принципиально значимого для социально-политического использования перформативности, сопровождается дополнительным эффектом, усиливающим действенность перформативности, -- а именно формированием эгалитарных условий коммуникации (которые и обеспечивает конвенциональность) формирующих сцену, на которой фигурируют совместно и актор и действие, и знак и референт.

Специфика перформативности в философско-политическом рассмотрении представлена в контексте концепции интерпассивности, согласно которой возможно создать такие речевые условия, которые будут предоставлять возможность субъекту совершать действия посредством другого субъекта Жижек С. Интерпассивность, или Как наслаждаться посредством Другого // Жижек С. Интерпассивность. Желание: влечение. Мультикультурализм. -- СПб.: Алетейя, 2005..

Сфера действий перформативов представляется лежащей «по ту сторону» пропозициональной истинности, благодаря чему тоталитарная речь открывает возможности для использования парадоксов, которые, в свою очередь, позволяют включать в режим высказывания пропагандистские концепты, чей статус не обязательно включен в систему оценок политического. Язык является всего лишь одним из элементов тоталитарного комплекса, образующего особый социокультурный порядок. Однако первоочередную значимость он имеет при рассмотрении его как одного из средств, которым в своей деятельности также крайне интенсивно пользуются и другие члены общества, а именно представители литературных групп.

Параграф 1.4 «Мифология тоталитарной власти». Другой сферой, тесно связанной с потерей истинностью своего первоочередной роли в контексте анализируемой темы, является мифологическое сознание. Мифология власти сталинской эпохи интенсивно воплощалась в так называемом культе личности. Рассмотрены основные элементы культа личности, его формирование на начальных этапах и дальнейшее поддержание. Выделяются различные причинные его успешности, наиболее значимыми из которых можно назвать две. Одна состоит в историко-культурных корнях советского большевизма, сохранившего наследие интеллигентских кружков, в которых значимую роль играли их лидеры. Другая связана с мифологическим и псевдорелигиозным характером коммунизма в России, что частично модифицировало его форму в соответствии с традиционными народными представлениями. Одной из наиболее эффектных практик в сталинской тоталитарной системе было непосредственное обращение к архаическим слоям сознания. В частности, для этого интенсивно использовались архетипические образы, с которыми идентифицировался Вождь.

Рассмотрена проблема оценки статуса рациональности в условиях тоталитарного режима. Показана существенная значимость использования психологических механизмов, обеспечивающих воздействие тоталитарного порядка на общественное сознание. Вместе с тем, далеко не все слои общества выражали полное согласие с политическим курсом, более того -- не все граждане были подвержены манипуляциям.

Параграф 1.5 «Практика выбора жертв» рассматривает основные аспекты, определявшие репрессивную политику сталинской власти в отношении тех или иных групп граждан. Ключевую роль в отношении потенциальных жертв репрессий играет представление о них как о врагах. Основной стратегией, обеспечивающей такое представление, является их предварительная социальная маргинализация, что делает жертв террора уязвимыми в любых условиях. По мнению ряда современных теоретиков, одной из главных целей террора была своего рода социальная инженерия, позволявшая максимально ослабить или разрушить социальные связи, превращая общество в сравнительно однородную массу. Те, кто представлял какие-либо неформальные сообщества (т.е. тем самым на практике отрицал требование социальной гомогенности), таким образом, автоматически представлялись противниками политического строя и, приобретая маргинальный статус, становились потенциальными жертвами репрессий.

Глава 2. Литература группы ОБЭРИУ в тоталитарном контексте посвящена основным проблемам взаимодействия литературы авангарда (на примере поэтики обэриутов) с феноменами тоталитарного в социально-политических условиях сталинской эпохи.

Параграф 2.1 «Проблемы изучения политики ОБЭРИУ» освещает попытки исследовать отношение обэриутов к политическим проблемам своего времени на примере некоторых научных публикаций. Показано, что данный аспект рассмотрения в обэриутской поэтике не играет значительной роли, однако большее значение имеет проблематика осознания политического. Соответственно, основной задачей в этом отношении является не изучить, как влияла политика на обэриутов, а понять политическое через их творчество Принципиальным для нашего исследования является различие между политикой и политическим: «Если термин "политика" принадлежит традиционному словарю политических наук и отсылает нас к автохтонным представлениям о власти <…> то политическое -- это личностное знание <…> Политическое -- это сингулярное, не регулярное, индивидуальное, не коллективное, избыточное, не достаточное; оно принадлежит свободно изменяющемуся сообществу, отдельным его акторам, не связанным между собой едиными целями, идеологией, волей к власти <…> Это сообщество не существует компактно в реальном пространственно-временном и культурном локусе, оно виртуально, постоянно меняется, скапливается вокруг возникающего очага личностного знания» (Подорога В.А. Апология политического. -- М.: ГУ ВШЭ, 2010. -- С. 7-8)..

В параграфе 2.2 «Авангард в мартирологии и вне трагедий» рассмотрены основные вехи истории обэриутов в их отношениях с властью. Трагический финал проекта показывает парадоксальное отношение власти к искусству: с одной стороны -- она придает ему огромное значение, с другой -- вводит государственную монополию на него. Однако это противоречие со временем разрешено посредством введения метода социалистического реализма, который не только диктует правила создания произведений искусства в соответствии с определенным каноном, но и является средством контроля деятельности художников и творческих объединений.

Параграф 2.3 «Виктимность авангардной литературы» рассматривает основные тенденции развития литературных объединений, ориентирующихся на авангардное творчество в тоталитарном контексте.

Среди наименее фрустрированных представителей нового советского искусства можно назвать целый ряд литературных объединений, существовавших в тесном взаимодействии с властью. Однако показано, что тоталитарное требование массовой унификации общества, реализуемое в соответствии с курсом сталинской «социальной инженерии», приводит к резкому ограничению возможностей даже конформистских объединений, а впоследствии и к полному запрету неформальных авангардных групп. Таким образом, ни творчество группы ОБЭРИУ, ни само существование этого объединения не были сопоставимы с требованиями тоталитарной власти.

Параграф 2.4. «Авангард в тоталитарной среде: утопия и конкуренция» представляет различные аспекты функционирования проектов авангарда и тоталитаризма как взаимно конфликтующих и как утопических.

Историческая ситуация в России после гражданской войны и революции, согласно мнению Бориса Гройса, предоставила людям искусства подходящий шанс для практического воплощения их интуиций. «Большая часть художников и литераторов авангарда немедленно заявила о своей полной поддержке новой большевистской государственной власти, и в условиях, когда интеллигенция в целом отнеслась к этой власти отрицательно, представители авангарда заняли ряд ключевых постов в новых органах, созданных большевиками для централизованного управления всей культурной жизнью страны. Этот прорыв к политической власти не был для авангарда лишь результатом оппортунизма и стремления к личному успеху, но вытекал из самой сущности авангардистского художественного проекта» Там же. -- С. 25.. Как доказывает Гройс, авангард изначально ориентировался на завоевание власти и был «тоталитарен до тоталитаризма» Рыклин М. Пространства ликования. Тоталитаризм и различие. -- М.: Логос, 2002. -- C. 162.. Более того, сфера художественного изначально не представляла основного интереса для авангарда. «Предоставленная ему революцией возможность господства в сфере искусства была незамедлительно использована представителями авангарда Малевича, Татлиным и другими для подавления своих противников, традиционалистов. Короче говоря, теми, кто стремился переустроить общество с помощью искусства -- а именно этого, а не вхождения в историю искусства добивались футуристы, конструктивисты, а позднее и продуктивисты, -- были приняты на вооружение методы, широко применявшиеся тогда в большой политике для борьбы с уклонами внутри партии и политическими противниками большевизма. Авангард имитирует действия новой власти и в случае необходимости обращается к ней за поддержкой своих притязаний не неограниченное господство в сфере культуры. Другими словами, художественное намерение авангардистов "неотделимо от установки на власть". Вместо того чтобы противопоставлять себя и свой проект власти, художник-авангардист видит в ней свое alter-ego» Там же. -- C. 162-163..

Все это не означает, что авангард отрицает художественное -- у него иное представление о художественных целях. «Изначально художественными, в отличие от правовых государств, признаются цели самой революционной власти. Она вышла на историческую сцену с собственным проектом создания тотального произведения искусства ("нового человека"), проектом даже более радикальным, чем авангардистский. Авангард, открыто приняв сторону революции, вступил в конкуренцию с властью за право реализации своих проектов. В этом состязании он эволюционировал от супрематизма к конструктивизму и чистому продуктивизму, т.е. к полному отказу от выделения искусства из материальной среды» Там же. -- C. 163..

Однако вопрос о том, является ли творчество обэриутов авангардным, требует отдельного рассмотрения. Можно выделить два больших периода в обэриутском творчестве, радикально отличающихся друг от друга, но не имеющих четкой границы. Первый период -- интенсивное экспериментирование в области языка, взаимодействие с другими авангардистскими группами, обширное заумное творчество, манифесты; второй период -- доминирование «нормального» языка, создание абсурдных текстов с некой сюжетной или квазисюжетной канвой.

На первый период приходится время доминирования интереса к авангарду, когда еще не было введено жесткое регламентирование деятельности литературно-художественных объединений. Этот этап можно назвать авангардным -- но авангардным по художественной форме. Если извлечь из контекста наиболее типичные произведения обэриутов, созданные примерно до начала 1930-х, то сравнение с произведениями других представителей русского авангарда даст разве что незначительные стилистические различия, особенности употребления определенных «словечек» и т.п., но не более того. Одной из форм общения остаются манифесты. Их у обэриутов не много, но они не остаются незамеченными, т.к. целенаправленно созданы как типичные формы коммуникации с массой; самые известные примеры -- «Декларация ОБЭРИУ» Декларация ОБЭРИУ // Хармс Д. Жизнь человека на ветру. -- СПб.: Азбука, 2000. -- С. 445_452., многочисленные «мини-декларации» во время публичных выступлений и т.п. Второй период сопряжен с появлением форм, близких к классическим. Создаются произведения абсурдного содержания, однако содержащие сюжеты, нарративы, т.е. то, от чего старательно отказывалась авангардная литература. Характер сообщества меняется: из стремящегося быть экстаравертным, социально активным, оно становится интровертным, а его социум теперь -- это микросоциум самой же группы. В этом периоде творчество обэриутов представлено как творчество модерна.

Завершение формального существования ОБЭРИУ, условно соответствующее первому периоду, знаменует собой окончание формально авангардистского этапа творчества. Однако все остальное время и соответствующее ему творчество, которое формально можно называть чинарским (по названию другой условной субобщности «чинари», выделявшейся внутри обэриутского проекта), следует преимущественно модернистским установкам. Если исключить сравнительно небольшой период заумного творчества и внешней активности, можно сказать, что «это не было литературной группой в общепринятом понимании -- с манифестом, уставом и проч., а являлось скорее эзотерическим интеллектуальным сообществом <…>, где устная беседа вольно перетекала в письменный текст и обратно. Архаическая ориентированность чинарей проявлялась также и в отсутствии стремления непременно реализовать в печати плоды своих интеллектуальных размышлений и творческой фантазии: как бы ни сокрушалась публицистическая филология последних десятилетий о несчастной творческой судьбе произведений наших авторов, -- ни у одного из них нет и намека на сожаление о том, что ни одна строчка из их текстов не увидела света при жизни (мы не имеем в виду произведения для детей четырех из пяти "чинарей" -- они публиковались обильно)» Дмитриенко А., Сажин В. Краткая история «чинарей» // «…Сборище друзей, оставленных судьбою». А. Введенский, Л. Липавский, Я. Друскин, Д. Хармс, Н. Олейников: «чинари» в текстах, документах и исследованиях. В 2 т. Т. 1. -- М.: Ладомир, 2000. -- С. 5-6..

Хотя граница между обоими периодами нечеткая (впрочем, равно как и между проектами авангарда и модерна), можно говорить о преобладании модернистских тенденций во всем творчестве обэриутов. В пользу этого иногда свидетельствуют черты традиционности, которые можно обнаружить еще в авангардистском периоде Несколько подтверждающих это ярких интертекстуальных примеров представлено, в частности, в некоторых работах филолога Леонида Кациса: Кацис Л. Эротика 1910-х и эсхатология обэриутов // Кацис Л. Русская эсхатология и русская литература. -- М.: ОГИ, 2000. -- С. 489_511; Кацис Л.Ф. Владимир Маковский: Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. -- М.: РГГУ, 2004..

Некий «остаток», доставшийся обэриутам по наследству от предтеч-авангардистов, позволяет считать литературу ОБЭРИУ по форме авангардной. По сути, это «политический остаток», который не только формально маркирует обэриутов как авангардистов, но и становится основанием для политически обоснованных преследований. Наиболее заметен политический остаток у обэриутов в том, что можно назвать элементами утопического мировоззрения, разворачивавшегося в разных сферах. Одной из таковых является сфера «детского» творчества, предстающего в качестве проекта утопического детского мира. Однако похожий утопический проект -- нового, молодого мира, создаваемого в советском обществе, -- создавался и усилиями тоталитарной власти.

Утопичность была свойственна как для авангардного творчества, так и для тоталитарных режимов. Стратегии утопического мышления были в некотором роде яблоком раздора: власть не могла смириться с тем, что кто-то еще стремится к использованию аналогичного политического средства, находясь при этом на общей с ней территории.

Эстетическое сознание политики и политическое сознание авангарда в своей частичной тождественности впоследствии провоцируют критическое состояние, поворотной точкой которого является постановление об упразднении литературно-художественных объединений. Утопическое авангарда идет на спад вместе с закатом самого авангарда (последними из представителей которого и можно считать обэриутов См.: Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. -- СПб.: Академический проект, 1995.), тогда как утопическое политики (социалистический реализм) идет на подъем. «Торжество авангардистского проекта в начале 30-х годов совпало с окончательным поражением авангарда как оформленного художественного движения. Такое подавление авангарда не требовалось бы, если бы квадратики и заумные стишки авангарда действительно замыкались бы в эстетическом пространстве. Само по себе преследование авангарда показывает, что он действовал с властью на одной территории» Гройс Б. Стиль Сталин. -- С. 37.. Однако схожесть и соперничество следует понимать как противостояние лишь в некотором концептуальном представлении, конкуренция подразумевает исключительно виртуальное противоборство. Говоря о конкурирующих утопиях русского авангарда и сталинизма, нужно иметь в виду их абсолютную потенциальность: потенциальность авангардного письма полностью исключает практическую деятельность вплоть до потенциального момента перехода авангарда из состояния политического в состояние политики. «Противостояние» двух систем сводится, таким образом, лишь к спору. Но власть оставляет за собой право силового решения, чем подтверждает и наличие утопии, и характер соответствующего понимания.

Параграф 2.5 «Стратегии приспособления, выживания, смерти» посвящен рассмотрению реализации творческого акта и его трансформациям в тоталитарном режиме, связанным с проблемой выживания обэриутов перед лицом тоталитарной угрозы.

Анализируя особенности обэриутской литературы, проявляющиеся в ее таковом взаимодействии с политическим контекстом, можно выделить следующие стратегии письма, к которым прибегали обэриуты.

1. Метафоризация -- иносказательное представление актуальной социально-политической ситуации. Трансформированное представление окружающего мира для критики, возможность которой находится только в метафорическом языке. Возможность дешифровки (заложенная автором) плюс возможность иронического прочтения дискредитирует такую стратегию и делает ее малоприменимой. Такая стратегия представляется привлекательным объектом для филологического анализа, но встречается гораздо реже, чем это может представляться.

2. Антисмысловая речь. Движение поперек смысла, стремление избавиться от него любыми средствами вплоть до избегания содержательных и порождающих смысл сочетаний слов. Эта стратегия дает возможность осуществлять творческие акты как таковые, а также служит пространством трансформации и кристаллизации негативного психологического состояния.

3. Практический нарратив. В самом простом понимании -- попытка отвлечь внимание власти от деструктивных намерений. Более тщательный анализ раскрывает эту стратегию как потенциальное средство «вхождения» литератора в смерть как способа сделать возможным собственное существование именно как писателя Бланшо М. Пространство литературы. -- М.: Логос, 2002. -- С. 89-90. и участника литературного объединения.