Еще раз о достижениях, предшествовавших появлению структурализма

Размещено на http://www.allbest.ru/

демокрит парадигма атомизм комбинаторика

Статья по теме:

Еще раз о достижениях, предшествовавших появлению структурализма

Мехди Тогрул Ниязи оглы, аспирант Бакинского славянского университета

Принцип бесконечно малого обнаруживается и в семантических «малых» при возникновении идеи структурализма. Поэтому, несмотря на то, что об истории структурализма, о предшественниках этого течения написано в разных языках очень много, для нового размышления остается еще много, если не бесконечно много незамеченных фактов и нюансов. К примеру, возьмем выражение Фердинанда де Соссюра о том, что языковые единицы суть ценности. Это означает, что в языковой системе определяющим является не материальный носитель, субстрат, а значимость этой единицы в системе.

Без предварительного, или сопутствующего объяснения кажется выбор Соссюром такого не структурного понятия как «ценность» кажется странным. В 19-ом веке уже выдвигались аксиологические теории и нельзя сказать, что в них четко вырисовывались структурные идеи. Поэтому на первый взгляд выбор Соссюра кажется странным, и возникает вопрос: в силу каких семантических нюансов понятие «ценность» выявляло не передаваемые другими понятиями аспекты структурных отношений? Попытаемся объяснить это.

Ценности образуются от субъектно-объектных контактов [1]. Вне этих контактов есть субстрат и семантика (значение как факт сознания). Эти компоненты каждый в отдельности зафиксированы наукой и понятийно освоены как нечто имеющее место. Но они не определяются как ценность. Они составляющие части ценности. Не следует понимать это так, будто ценность является простой совокупностью этих составляющих. Ценность возникает благодаря неаддитивным свойствам, возникшим в контакте этих составляющих. В этом смысле в ценности наряду с субстанциональностью есть нечто такое, которое не поддается субстанциональному. Отметим, что мы понимаем субстанцию не только как нечто неизменное при изменяющихся проявлениях [2], что соответствует инвариантно вариантному отношению в теории систем. Под субстанцией понимаем и такой феномен как фиксированный носитель чего-то. Поэтому правомерен вопрос: что является носителем ценности? Не субстрат, не смысл, и не то, что возникает от их контакта. Но тогда, что?

Ответ таков: их соотносительность, которая не определяется в параметрах носителя.

По-видимому, эти тонкости служили поводом для выбора Соссюром понятия ценности, в частности, в связи с шахматной игрой. Природа, или как сказал бы А.Ф.Лосев, чтойность каждой шахматной фигуры определяется не материалом, или цветом, или формой данной фигуры, а ее значимостью по отношению к «поведению», потребностям остальных. Что это означает, хорошо раскрывается Кантом. Он определял понятие «хорошее», или «добро» как полезное. Таким образом, то, что полезно является хорошим. В кантовской философии полезность хорошего выводилась из его отношения к человеческому субъекту. Но когда Соссюр определял взаимоотношения языковых единиц через понятие ценности, он тем самым ставил вопрос о полезности безотносительно человеческому субъекту. В его теории о знаковой системе и сетке отношений в этой системе отношение каждой единицы к другой определяется через понятие полезности. То, что полезно является ценностью. Отношения между знаками могут приобретать свойство полезности, поэтому единицы, входящие в эти отношения становятся ценностями. Добавим, что Луи Ельмслев в своем объяснении Соссюровской теории, подметил этот момент и указал, что у Соссюра в языковой единице главное то, что она приобретает определенную лингвистическую ценность благодаря связям с другими единицами [3].

Таким образом, новизна Соссюровского понятия ценности заключается в том, что он ценность не определяет через соотношение с потребностями человека. Не отвергая возможность и этого типа ценности, он раскрывает другой вариант ценности. Этот вариант определяется полезностью другим элементам. А отсюда выводится и относительность, соотносительность языковых единиц: они суть отношения. То есть они, будучи полезными относительно чего-то в данной функции, могут быть носителями сообразно ей качества. Но они же могут выступать иным качеством в системе отношений с другими явлениями. Отсюда их относительность.

Другая ситуация, связанная с появлением соссюровского структурализма связана с тем, что мало кто воспринимает это появление в общем контексте тех процессов, против которых В.И.Ленин возмущался в свой книге «Материализм и эмприокритицизм». Речь идет об «исчезновении материи», которое было заявлено в физике конца 19-го века. Между тем, это выражение являлось симптоматичным для всей эпохи, так как симптом показывал появление новой парадигмы - десубстанциолизации научных объяснений.

Следует отметить, что десубстанциолизация явлений в смысле отнятия от них единой, устойчивой основы или в форме материального (субстартного) носителя, или несубстартного, но четко обозначаемого основания, сущности происходила во всей истории философии. Когда древние греки в Воде, Воздухе видели субстанцию всего материального мира, это было субстратная субстанциолизация. Однако переход от Воды к Воздуху как к субстанции мира был переходом от более субстратной субстанции к менее субстратной субстанции. Эта линия в Апейроне Анаксимандра продолжалась еще дальше, ибо субстратность в неопределенном Апейроне становилась еще более «тонкой».

Идеи Платона, числа Пифагора изгоняли из картины мира вообще субстратное понимание субстанции. Но в них субстанция оставалась как основа, являющаяся носителем вещей мира.

Атомизм Демокрита вносил в парадигму субстанции новый характер - комбинаторику. Эта последняя была у Эмпедокла в плане комбинаций стихий. Но Демокрит вносил свою лепту в десубстанциолизации тем, что составляющие вещей минимальные элементы теряли тот материальный вид, который был в Воде, Земле, Воздухе Эмпедокла.

Потенциал десубстанциолизации, содержащийся в атомизме полностью раскрылся в своеобразном атомизме Буддизма. В нем, как и у Демокрита, вещи были объяснены как комбинация атомов. Атом (параману), ану (наподобие молекулы) были единицами в последовательных ступенях образования вещей.

Атомистическая комбинаторика Буддизма проявлялось также в специфической трактовке сознания как потока дхарм. В этой трактовке сознание образовалось от комбинаций дхарм, и эти дхармы были причинами многих наших иллюзий. Буддизм таким путем решал собственную проблему с точки зрения обеспечения человека философски обоснованным способом спасения. Для нас же в этом важно то, что это восточное учение также стремилось понимать мир и человеческое сознание, по крайней мере, в терминах более прозрачной или тонкой субстанциональности. Кстати, добавим, что сам термин «дхарма» имел такие первичные значения как держатель, носитель. Однако в процессе философского переосмысления моменты задержания в дхарме свелись к минимуму (даже какой-то доли секунды).

В исламской культуре в ашаритской философии десубстанциолизация вещей мира путем отнятия от атома качества держателя, носителя доводилась до максимума. Эта философия также рассматривала вещи как комбинацию атомов. Но в отличие от Демокрита у них длительность атомов доводилась до мига, то есть в этом они пошли еще дальше чем Буддизм. А цель была в том, чтобы в новых аргументах показать Бога как подлинную субстанцию мира. Ашаритская философия объясняла, что построение атомов, которое дает конкретную фигуру данной вещи, каждый миг исчезает. Но чтобы эта вещь оставалась в системе других вещей, Бог каждый миг творит другие атомы на месте прежних. Когда появление новых атомов происходит в несколько измененных построениях, происходят изменения и в вещи. Чудо же, по Ашаритам, происходит тогда, когда Бог на месте прежних атомов создает атомы в принципиально иных конфигурациях. Так, в место верблюда появляется собака и т.п.

Как видно, Ашариты держателями мира считали не атомы, ибо они только промежуточные единицы. Подлинным держателем мира для них является сам Бог. Причем, Он держит мир каждый миг. Вот эта идея позволяет нам утверждать, что Ашаритская философия представляют собой новую ступень в десубстанциолизации мира.

Другие удары по субстанции, понимаемой как носитель, как держатель, как нечто субстратоподобная отчетливость, нанесли европейские философские течения. Так, Бергсон, доказывая в духе Гераклита текучесть мира, показывал неадекватность наших понятий этому миру. Здесь его главный аргумент заключался в том, что эти понятия сделаны в принципах твердых вещей, поэтому они не способны успевать за текучестью мира.

В 20-м веке линию по нанесению ударов по субстанционализму в философии осуществили Карл Поппер и Людвиг Витгенштейн. Первый показал, что эсенциалистские понятия, то есть понятия, претендующие на отражение сущности явлений, не могут быть состоятельными для научного понятия. Наука может понимать не сущность, а поведение явления. Поэтому его язык должен стать языком описания действий, последствий объекта.

Эта теория Поппера через агностицизм по отношению к сущности вносил свой скептицизм и в отношении к субстанциональной модели мира, ибо как сказали, субстанция и сущность взаимосвязанные понятия, поэтому для объяснения каждого требуется помощь другого и поэтому скептицизм по отношению к одному порождает неверие к другому.

Что касается Людвига Витгенштейна, анти-субстанциональным у него являлась теория семейного сходства. Эта теория по-своему расшатывала гегемонию эсенциалистских понятий. Объясним ее. Традиционно все общие наименования считаются именами, значения которых отображают сущность явлений, обозначенных этими наименованиями. Витгенштейн же на примере разных видов игр доказал, что есть явления, которые не проистекают из единой сущности, хотя и носят одинаковое название. Такие явления скорее объединены семейным сходством. Ведь в семье обычно сын может быть похож не на отца, а, скажем, на его дядю, а дочь на мать отца. Аналогичным образом, по Витгенштейну достаточно часто встречаются случаи, когда явления объединены под одним понятием не потому, что у них одна и та же суть, а потому, что они объединены по семейному сходству. Это означает, что есть группы, и они довольно многочисленны, в которых явления объединены не потому, что имеют общую сущность, а потому, что имеют общее название. А общее название имеют потому, что имеют частичное сходство.

Таким образом, мы попытались воссоздавать общий контекст структурализма по «уничтожению» материи, или материального вообще. Этот процесс мы обозначали общим понятием десубстанционализации. Из-за такой антисубстанцианальности структурализма марксистско-ленинская философия недолюбливала не только структурализм, но и структурный метод целиком, хотя, как ни парадоксально, это не помешало термину «структура» стать излюбленным в советской науке после 70-х годов.

Крылатое выражение Ф. Соссюра о том, что в языке кроме различий ничего нет, ярко отрицало те подходы, которые в поисках сущностей ориентировались на положительные данные. Различия же утверждаются, прежде всего, отрицанием. То, что определяет себя через утверждение того, чем он не является, уже оперирует негативами. Возникает парадокс в духе Даосизма: «есть» вырисовывается перечислением «нет». В этом смысле Роман Якобсон, интерпретируя теорию Ф. Соссюра, писал, что фонема является только носителем отрицания [4].

Как видно, структурализм позитивное субстанциональное объяснение заменял дифференциальными признаками, которые предполагали отрицание, т.е. не тождественность. В этой ситуации позитивность достигалась комбинаторикой, т.е. разные комбинации дифференциальных признаков давали разные языковые элементы. Эмиль Бенвенист, объясняя «структуру» как ключевой термин указывал, что его значение заключается в том, что он вскрывает одну особенность языка. Показывает, как из малого числа элементов через многочисленные комбинации получаются остальные элементы [5]. Теперь, исходя из этой особенности структуры, можно считать, что предшественниками структуралистской комбинаторики были греческий, индийский и мусульманский атомизмы и структурализм именно владея атомистической комбинаторикой, мог обойтись без субстанционалисткого объяснения многих языковых явлений. Мы же в свою очередь, воспринимая методологию структурализма сквозь достижения предшественников, получаем полноту информаций.

Литература

1. Столович Л.Н. Природа эстетических ценностей, М., 1972, 271 с., с.25-28.

2. Витгенштейн Людвиг. Философские работы, ч. II, М.: Гнозис, 1994, с.7.

3. Ельмслев Луи. Метод структурного анализа в лингвистике.

http://project.phil.pu.ru/lib/data/ru/hjelmslev/strukt_metod.html#ref1.

4. Якобсон Роман. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985, с. 87.

5. Бенвенист Эмиль. Общая лингвистика. М.:Прогресс, 1974, с. 23-24.

Размещено на Allbest.ru