При рассмотрении соотношения эстетики и политики в работе осуществляется сравнительный анализ привлечённого философского материала. В работе проводится сопоставление различных подходов к указанной проблеме с выявлением точек их различий и совпадений.

Учитывая необходимость рассмотрения ситуации взаимообусловленности политического и эстетического в специфически современном контексте, в работе применяется исторический анализ философских работ, направленный на выявление развития рассматриваемой темы.

Научная новизна исследования. Несмотря на наличие определённого количества работ посвящённой рассматриваемой проблеме, можно констатировать существенный их недостаток для всестороннего её освещения. Особенно верно это для отечественной традиции, в которой изучение этой темы носит достаточно фрагментарный и существенно неполный характер. Настоящая работа представляет собой шаг к возмещению этой неполноты. Новизной, в частности, отличается предпринятая в диссертации попытка сопоставления нескольких разнородных традиций, в каждой из которых политическое и эстетическое рассматривалось в контекстах существенно далёких друг от друга.

1. История политики представляет собой историю репрезентации социальной реальности в политических проектах. Являющийся предметом многочисленных дискуссий кризис политики (один из симптомов которого - разговоры о "конце политического") связан с кризисом репрезентативных стратегий политического мышления. Традиционная для политической мысли социальная критика перестаёт быть эффективной, начиная выполнять несвойственную ей функцию легитимации существующего порядка.

2. Новейшая ситуация в конфигурации политического характеризуется наличием конституирующего узла политики и эстетики. Понимание политического может быть осуществлено в рамках категорий современного художественного дискурса. При этом описание эстетической ситуации также должно делаться в контексте её увязанности с политическим.

Эта взаимосвязь может быть зафиксирована на уровне социальной реальности в процессе сближения поля конвенциональной политики и поля искусства и культурного производства. Осмысление этого процесса должно рассматривать в качестве своего условия конститутивный характер онтологической взаимосвязи эстетического и политического.

3. Взаимосвязь политики и эстетики следует осмыслять в рамках нерепрезентативной стратегии, отходящей от принципа освоения социальной реальности. Взаимопроникновение политического и эстетического может быть осмыслено в рамках "эстетического режима" мысли, направленного на отказ от логики подражания.

Этот режим мысли был впервые разработан в рамках теории художественного и литературного авангарда, наследие которого определяет современный культурный и эстетический ландшафт. В области политической философии такой способ мышления является проектом утопического мышления, в котором референтной точкой выступает не наличная социальная действительность, а действительность отсутствующая.

Теоретическая и практическая значимость. Исследование, предлагая, интерпретацию механизмов эстетико-политического взаимодействия в самом широком аспекте может представлять ценность для дальнейшего философского осмысления ряда актуальных феноменов общественной жизни. Результаты работы могут быть полезны для анализа современных политических и эстетических практик. Кроме того Результаты исследования могут найти практическое применение в учебном процессе в рамках занятий по политической философии и философии искусства. Апробация основных тезисов работы осуществлялась в рамках семинаров по философии в РГГУ и VI научной конференции "Грани культуры", на которой был представлен одноимённый настоящей работе доклад.

Структура работы и характеристика глав. Структура работы обусловлена логикой раскрытия заявленной темы. Во введении указывается актуальность, новизна и степень научной разработанности поставленной проблемы; сформулированы основные цели, задачи и методы исследования; перечислены основные тезисы, выносимые на защиту. Основная часть работы состоит из двух глав. Первая посвящена подробному рассмотрению проблемы политического, в его отличии от конвенциональной политической практики. Политическое рассматривается как онтологическая основа присутствия человека в политическом пространстве, как особый тип переживания и человеческого опыта. Во второй главе даётся анализ двух режимов существования образа - репрезентативного и нерепрезентативного, проводится сравнение этих режимов в контексте политики и эстетики. В заключении делаются выводы и подводятся итоги исследования.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Введение содержит общее описание проблемного поля исследования, формулировку основных целей и задач диссертации, определение метода исследования. Актуальность исследования обосновывается недостаточностью разработанности и систематизации круга проблем, относящихся к теме исследования, необходимостью обоснования такого подхода к проблеме, который бы обеспечил более глубокую проработку эстетических оснований политического действия и политической мысли. Во введении содержится краткий обзор современного состояния дел в области изучения заявленной в диссертации темы, а также обосновывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость исследования. Формулируются выносимые на защиту тезисы и описывается структура работы и краткая характеристика глав.

Первая глава диссертации "Рациональная политика и политическое чувство" посвящена рассмотрению проблемы политического, в его отличии от конвенциональной политической практики. Это различение проводится в контексте проблемы описания актуальных политических практик, обнаруживающей ряд трудностей теоретического характера. Политическое поведение, с точки зрения экспликации его мотивов политическими субъектами, становится все менее прозрачным для объяснения в рамках традиционных классов и наций. Практики политической солидарности имеют тенденцию возникать по вопросам эстетических и культурных предпочтений, зачастую оказываясь более сильными, чем привычные формы мобилизации социальных групп. Указанные феномены приводят к необходимости обозначить эстетический сдвиг в современном политическом поле. Политическое суждение становится суждением вкуса. Политический выбор делается не на основе программ и текстов, а на основе эстетических предпочтений.

Поскольку одной из задач исследования является выделение специфически современных характеристик политического, первый параграф "Эстетика и политика в философском контексте" посвящён краткому рассмотрению истории взаимосвязи эстетического и политического в философских и социально-политических работах прошлого. Не претендуя на полноту изложения, данный обзор призван служить кратким очерком истории указанной проблемы.

В работе отмечается, что взаимосвязь политики и эстетики в рамках классической традиции зачастую рассматривалась имплицитно и лишь в XX веке стала предметом явного предмета философского рассмотрения, при котором взаимообусловленность эстетического и политического выявляется как самостоятельная узловая точка философствования.

В исследовании прослеживаются изменения в отношении и взаиморасположении, в которых оказывались политика и эстетика. История этих взаимоотношений характеризуется как длительный процесс постепенного взаимоотдаления, приведший в конце к такой степени автономии, что, став полностью независимыми областями предметно-ориентированного дисциплинарного знания политика и эстетика обнаружили парадоксальное единство и взаимосвязь, будучи, казалось бы, совершенно различными предметами философского мышления.

В области политической философии указанное единство становится возможным благодаря возникновению в ней ряда идей, подготовивших сближение политики и эстетики. Это, во-первых, интерес к онтологии и сущности политического, важную роль в котором сыграли работы Карла Шмитта, а во-вторых, теории идеологии. В исследованиях идеологии постепенно выделяется тенденция придания ей всё более автономного статуса по отношению к социальной реальности. Рассматриваемая в более широких рамках эта проблематика оказывается подпадающей под более общую постановку вопроса о репрезентации. Проблема репрезентации, анализируемая в том числе в рамках антирепрезентационистских подходов открывает возможности для исследования роли художественного образа в политике.

Второй параграф "Политическая онтология и эстетика" посвящён непосредственному рассмотрению различия политики и политического. Политическое рассматривается как онтологическая основа присутствия человека в политическом пространстве, как особый тип переживания и человеческого опыта.

Внимание к политическому в настоящем исследовании обуславливается констатируемой в нём существенной неполнотой охвата проблемы взаимосвязи политики и эстетики, возникающей в рамках широко распространённого коммуникативного подхода к проблеме.

Появление диагностированной Вальтером Беньямином технической возможности воспроизводить, тиражировать и передавать на расстояние эстетическую продукцию стало решающим фактором в трансформации способа, при помощи которого осуществляется представление общества о самом себе. Пришедшие на смену "печатному капитализму" визуальные медиа сделали сообщение явленным в своей видимости, способным говорить своим собственным языком, не будучи препарированным посредством аналитической работы разума. В письменном тексте разум находит возможность наилучшим образом конституировать Смысл посредством операций разделения и соединения, делая его подобием человеческой речи. Визуальность, напротив, такому членению противится, представляя собой ту область, по отношению к которой рациональное осмысление может выступать лишь как приложимое к ней внешнее действие.

Рассмотрение изменений в характере средств коммуникации, как причины трансформации политического мышления может быть полезным для понимания возрастающей роли эстетического в политике. Однако, не умаляя значимости такого подхода, следует сделать два замечания. Первое касается неизбежно редукционистского характера всякого построения, сводящего социальность к какой-либо его части. Даже если рассматривать осмысленность социального как обнаруживаемую исключительно в интеракции, осуществляемой посредством тех или иных коммуникативных механизмов, сама эта интеракция должна быть некоторым образом осмыслена, как нечто уже присутствующее в социальном. Это соображение позволяет перейти ко второму замечанию. Политика, приложенная к коммуникации, и рассмотренная как способ организации этой коммуникации, оказывается политикой технической. Её ставки и методы оказываются находящимися в прямой зависимости от техники коммуникации. Выявление же её смысла становится затруднительным.

Это приводит к необходимости введения различения собственно политики, как актуальной социальной практики борьбы партий за власть и политического, как такого способа социального бытия, которое определяет саму возможность установления общества. В этом смысле политика оказывается понятием в большей мере социологическим. Оно схватывается в анализе политического поля и может быть описано через конкретные присущие этому полю практики. Политическое же выступает в качестве онтологической характеристики сообщества.

Эту онтологию можно описывать по-разному - как конфликт или напротив, как стремление к консенсусу. Но в обоих случаях оно существует как прямое ощущение социальности, в которой одновременно присутствует и разделение, и единство. В этом вообще заключается парадоксальность присутствия в социальности - одновременное единство и разделённость. Практическая политика, существующая в форме политического действия и политического объяснения, явлена как онтическое измерение политического.

При этом, если обратиться к любому из этих двух понятий - политики и политического, - можно выявить связь каждого из них с эстетической проблематикой. Но эта связь носит разный характер и имеет различия в своих значениях. На уровне социальной поверхности, обозначенной словом "политика", взаимосвязь может быть выявлена как процесс эстетизации политической жизни. Культурная индустрия в практиках политической пропаганды и рекламы носит целиком эстетический характер. Не рациональные преимущества, но способность нравиться и доставлять удовольствие эстетического характера становятся критерием политического выбора. эстетический политический взаимосвязь философия

Эта эстетизация своим содержанием имеет замещение рациональной политической мысли аффектом. Визуальный образ, становится инструментом и средством передачи политического сообщения, и областью, на территории которой разворачивается политическое действие. И дело здесь не только в том, что политическое сообщение обретает в визуальном образе иную форму для собственного развёртывания. Эстетизация политики представляет собой феномен, причины которого следует искать в самом отношении, которое политика как практическая форма деятельности начинает занимать по отношению к сообществу.

Автономизация политического поля и превращение его в сложноорганизованную и профессиональную область деятельности, реализующуюся в рамках целой системы рационально выстроенных институтов, сопровождается процессами разрушения прямых связей между сообществом и политической системой. Вынесение рациональных политических схем из общества в область "высокой" политики приводит к тому, что место, которое ранее было ими занято, оказывается свободным. И занимать его начинает такое политическое, которое не обработано логикой описания оснований социальности рациональной мыслью. Политическое выходит на сцену в своей архаической форме прямой явленности. Политическое, не объясняющее себя, но заявляющее о себе немым языком присутствия. Такое политическое, обнаруживающее себя в чувстве, оказывает влияние на практическую политику, которая, дабы сохранить своё влияние и свою эффективность, вынуждена к этому чувству обращаться. Что в результате приводит к тому, что даже традиционное рациональное политическое действие сталкивается с необходимостью инкорпорировать эстетические принципы.

Обращаясь к исследованию понятия политического, значительная роль в разработке которого принадлежит Карлу Шмитту, в работе уделяется внимание замечаниям Шмитта о центральных смысловых областях в европейской культуре. Скрытое противоречие процесса политизации заключается в том, что перенесение фокуса общественного внимания в центральную область изначально вызвано изначальным стремлением к установлению "минимума единодушия", взаимопонимания и мира, однако по мере переноса такого внимания эта область, становясь политизированной, становится сосредоточением отношений вражды. Это противоречие, по мере своего развития, приводит устремлению человеческого мышления к новым областям, связанных с утопическим желанием мира, которым однако уготована та же участь политизации.

При этом, проблема техники, бывшей по мнению Шмитта центральной проблемой XX века, сменяется новым центром общественного внимания - областью эстетического. Появление возможности массовой воспроизводимости художественных объектов стало тем достижением техники, которое способствовало перемещению фокуса общественного внимания с самих технических средств на образы, тиражируемые с их помощью. Техника, в процессе деполитизации, уступила место эстетике, как центральной смысловой области современности.

Кроме того, именно техника оказала существенное влияние на процесс производства политических решений, способствуя превращению конвенционального политического процесса в организованную технократическую систему. Связанные с этим автономизация практической политики и подъём политического как чувства, оказались, таким образом, обязанными своим происхождением технической эпохе.

Указанное своеобразие политического может быть осмысленно в контексте противопоставления рационального чувственному. Чувственное выступает как аффективное измерение процесса формирования коллективной идентичности. Политическое, позволяющее обнаружить в себе содержание той проблемы, что была обозначена как взаимообусловленность политики и эстетики, выступает в качестве онтологической характеристики сообщества. В той мере, в которой эта проблема вообще является новой, она должна рассматриваться в контексте переосмысления свойственных Просвещению социально-философских схем.

Вторая глава "Судьба образа: репрезентация и автономия" посвящена анализу двух режимов существования образа - репрезентативного и нерепрезентативного в контексте политики, и эстетики. Режим политической мысли Нового времени, существовавшей в рамках стратегии репрезентации социальной реальности анализируется в первом параграфе "Рациональная критика".

Вся сила рациональной критики базируется на двух допущениях. Первое заключается в том, истина является источником силы, истинная репрезентация социальных отношений даёт власть тому, кто ей обладает. Второе связано с тем, что критика, разоблачающая предрассудки и веру, которые в свою очередь возникают там, где социальные отношения не репрезентированы, выполняет работу установления репрезентации и тем самым, осуществляет социальное изменение.

Истина начинает занимать центральное место в новом политическом проекте - проекте демократическом. Обладание ею стало решающим в сознании разумного гражданина и рационального политического агента. Открытие истины в процессе расколдовывания мира стало мощным критическим инструментом в борьбе с предрассудками старого мира, предрассудками в которых чувственное преобладало над рациональным. И именно это чувственное стало объектом критики.

Критика внутренне связана со своим антиподом - верой. Вера, которая на первый взгляд может показаться способом сохранить иммунитет против критики, парадоксальным образом является единственным состоянием человеческого ума, по отношению к которому критика обладает какой-либо силой.

Социальная критика в современном обществе становится частью идеологического механизма легитимации существующего социального порядка. Критика, традиционно ставила своей задачей описать реальность, такой, какова она есть, и сделать это описание всеобщим достоянием. Отбрасывая традиционные и мифологические представления о социальной реальности, критика рационально описывает эту реальность как истинную, раскрывая законы и способы её существования. Парадоксальным образом, через рационализацию и экспликацию существующих отношений в их закономерной взаимосвязи, критика выполняет работу по легитимации этих отношений, предоставляя способ говорить о них, как о необходимых. Традиционные социальные институты, которые до того, как их коснулась рационализующее воздействие критики, не обладали рациональным объяснением собственного существования, претерпев такое воздействие, приобретают дополнительный аргумент для собственно существования - закономерность и внутреннюю рациональную связанность.

Радикальная демократизация доступа к истине - достижение Просвещения и Реформации. Современное информационное общество не оставляет более места монополии на производство истин. Не последнюю роль в демократизации этого производства сыграло развитие свободных и общедоступных медиа. В результате чего рынке истин, а вместе с ней и критики складывается ситуация перепроизводства. В таких условиях ценность единичного истинного высказывания снижается, а эффект его становится всё слабее.

Упадок критики, а вместе с ней и "искупительной истины", представляет собой ситуацию, в которой политическое мышление, опирающееся на репрезентацию социальной реальности в аспекте её истинности, утрачивает доступ к политическому как таковому, замыкаясь в рамках политик легитимации.

Во втором параграфе "Конструирование политической репрезентации" рассматриваются способы описания социальной реальности, который должен рассматриваться уже не как порождённый ею и миметически описывающей её, но как область человеческой деятельности, эту социальную реальность формирующий. Внимание уделяется проведённому Пьером Бурдьё анализу эстетического вкуса как способа проведения социальных различий и конструктивистскому анализу национализма у Бенедикта Андерсена.

Поскольку речь идет о социальной реальности, представленной в форме эстетических предпочтений, то описание её оказывается более эффективным, когда обращается не к рациональному, научному языку, а оперирует посредством эстетического категориального и терминологического аппарата. Эстетика таким образом начинает быть способом мыслить и описывать мир, который под воздействием такого описания формируется определенным способом.

Политика, успех в которой определяется способом навязать то или иное описание реальности и на основании этой объяснительной схемы проложить дорогу тем или иным конкретным социальным действиям, сама начинает оперировать эстетическими категориями, своей ставкой и способом существования выбирает эстетическую проблематику.

Такое рассмотрение вопроса позволяет приблизиться к пониманию эстетического сдвига в политическом мышлении. Описание культурного различия становится способным осуществить то, что Бурдье называл "эффектом теории", эффект, в некотором смысле подобный тому, что осуществлен на практике в рамках политической работы, проделанной политическими движениями XX века. Отличие в том, что эта работа осуществляется уже не при помощи рационального дискурса, описывающего социальную реальность, а апеллирует к культурной и эстетической стороне человеческой жизни.

Описание социальной реальности в терминах культурного различия делает её уже не внешним по отношению к познающему разуму объектом. Напротив, она сама становится результатом представления о себе. Широкое распространение антиэссенциалистского подхода в социальных науках способствует повсеместному утверждению такого способа мыслить. Политические сущности, такие как нация и класс подвергаются подвергаются эрозии.

Помимо понятия класса, при помощи которого социальная реальность репрезентировалась в социалистических и коммунистических движениях XX, другим важным способом политической репрезентации было описание общества при помощи понятия нации. Также, как и класс в марксизме, понятие нации у теоретиков национальных движений носило эссенциалистский характер, апеллируя к нередуцируемым сущностным характеристикам той или иной национальной группы.

Традиционная политическая теория описывает общество при помощи характерных для той или иной политической доктрины сущностей, таких как нация, класс или раса. Способность сделать ту или иную эссенциалистскую схему всеобще признанным способом репрезентации в конечном итоге определяла успех той партии, которая с ней ассоциировалась. Это не означает, что воображение вообще не имело места в этих политических проектах. Напротив, именно оно делает возможным представление как таковое. К числу несомненных достижений конструктивистского метода социальных исследований можно отнести экспликацию механизмов того, как воображение формирует репрезентативные политические стратегии.

Однако сам факт того, что политическая репрезентация потребовала экспликации в сравнительно недавно получившем признание конструктивизме, указывает на то обстоятельство, что в рамках самих политических доктрин воображение было скрытым механизмом, не осознававшимся в достаточной мере их представителями.

Политическим является то высказывание, в котором социальное противоречие схватывается в той форме, в которой это противоречие присутствует в наиболее актуальной форме. В ситуации господства истины политическое говорило языком этой истины и с истиной были связаны главные его ставки. Политическое высказывание должно было говорить об обществе таким, каково оно есть на самом деле, нежели апеллировать к воображению.

Возникновение принципиально новой политической ситуации связано с утратой веры в спасительную истину. В обществе, в котором рынок способов репрезентаций находится в ситуации перепроизводства, способность так или иначе объяснить и представить мир становится не более чем техническим инструментом, пусть и требующим определённых навыков использования этой техники. В этих условиях фокус общественного внимания смещается из сферы производства репрезентаций к тому, что, по набирающему всё большую распространенность мнению, лежит в области дорефлексивного, непредставимого в репрезентации человеческого опыта. Политическое в такой ситуации является политическим настолько, насколько оно затрагивает саму способность производства образов, а не результат этой способности.

Поскольку определённое таким образом политическое оказывается напрямую связанным с производством образа, в третьем параграфе "Воображение и утопия" рассматриваются режимы их производства.

Человеческая способность к воображению представляет собой способность создания мысленного понятия того, что не присутствует в актуальных чувствах. В то же самое время произведённый в результате этой способности образ социальной реальности, будучи направленным на неё и представляемый как репрезентация, присутствует в сознании как её подобие. Здесь возникает противоречие: воображение как процесс производства образа - это создание представления об отсутствующем, результат же мыслится как подобие некоторой вещи.

В зависимости от ответа на вопрос, является ли производство образов миметическим воспроизведением объективно существующей действительности или созданием некоторой новой реальности, определяется статус художественной активности человека и её продуктов как существующих в режиме подражания или автономии. В зависимости от этого статуса отношение эстетического и политического может быть различным.

В модусе репрезентации эстетическое воображение по существу не затрагивает политического в его основе: в логике "реальность - описание - политическое" преобразование эстетическое не находит своего места, оно существует разве что как некоторый "ещё один" способ представления объективной действительности, способный лишь дополнять или иллюстрировать процесс политического обустройства общества, не являясь при этом конститутивно-необходимым элементом.

Если же учитывать то, что воображение само по себе создает автономную реальность, которая, будучи социальной, принципиально затронута политическим, область эстетического оказывается существенным элементом политики. Эстетическое воображение становится условием существование политики, а следовательно и областью, с которой связываются политические ставки.

Завоевание репрезентацией доминирующего положения связано с характерным для Нового времени стремлением к освоению разумом внешнего по отношению к нему объективированного мира. Образ мыслится уже не просто как подобие, но такое подобие, в котором следует установить как можно более точное соответствие. Воображению же отводится место исключительно вспомогательное.

Воображение, не способное к производству нового до такой степени, что всякий его продукт сам по себе становится доказательством существования его эквивалента в материальном мире, оказывается жестко вписанным в логику репрезентации. Рассуждения Декарта определили на долгое время парадигму мышления, в рамках которой были созданы теории тотальности, в которых социальное воображение оказалось привязанным к социальной реальности.

Воображение - в форме вопроса о происхождении идей - центральная тема марксовой "Немецкой идеологии". Согласно Марксу, человек может вообразить лишь то, что связано с его жизнью. И, поскольку сознание само по себе - через систему образования, религию и т.п. - становится частью производственного процесса, такая детерминация воображения оказывается еще более неприступной.

Марксизм как политический проект преследовал цель социального преобразования, а коммунистическая революция своим предметом должна была иметь отношения по поводу материального производства, но не того, что Маркс относил к производству духовному. Поэтому в марксизме внесение суждения вкуса в область политической борьбы должно было трактоваться как неизбежное навязывание воли господствующего класса.

Формирование эстетической альтернативы представлялось марксистам невозможным. Эстетическое не могло поэтому выступать основным полем социальной борьбы. Более того, политическая борьба в культурном поле рассматривалась как заранее обреченная на поражение. Только преобразование характера материального производства гарантировало в конечном итоге соответствующие изменения в производстве образов.

Культурная индустрия, которую Адорно и Хоркхаймер определяют как идеологический аппарат производства образов в своём наиболее законченном виде, не оставляет вовсе никакого места немиметическому воображению, которое бы не просто отображало то, что есть. Однако это "то что есть" - это условия уже не только материального, но и идеологического производства.

Сходного тотализирующего и пессимистического подхода придерживался Ги Дебор. Как и представители Франкфуртской школы, он отстаивал утверждение о том, что к середине XX века "материальный мир" стал включать в себя образы медиа. Медиа стали частью материального мира поскольку они начали носить характер производственной продукции.

В контексте такого тотализирующего подхода всякое возможное воображение - в том числе критическое - оказывается вписанным в рамки спектакля. Критическое воображение становится не более чем критическим мимесисом. Даже анализ самого спектакля неизбежно должен осуществляться на присущем ему языке, а потому оказывается вписанным в методологический контекст анализируемого общества.

Такая тотализация, встраивающая производство образов в фиксированную систему социальных отношений, является результатом рассмотрения последних как детерминирующей структуры. Образ как результат производства, однако, может получить определённую свободу, если саму социальную структуру рассматривать как определяемую практической деятельностью. Идея "практического человека", будучи рассмотренной в рамках детерминирующей схемы определяющих практику социальных отношений приводила к репрезентативному миметическому пониманию образа. Та же самая идея "практического человека", но освобождённая от диктата внешних по отношению к нему социальных предпосылок - детерминирующих и независимых, позволяет придать произведённому образу совершенно иной статус.

Однако, если люди активно включаются в материальный мир, они также участвуют и в его преобразовании. И этот трансформированный материальный (а также культурный, как его часть) мир в свою очередь начинает производить новое сознание. История в таком представлении оказывается нестабильной: новые конфигурации социальных отношений непрерывно продуцируют новые формы деятельности, а значит и воображения.

Как замечает Вальтер Беньямин, образы, значение которых ранее было в значительной мере связано с их положением в физическом пространстве и практике ритуала, начинают приобретать новые значения с появлением возможности их механической репликации. Здесь Беньямин фиксирует точку разрушения миметического режима производства образов - в процессе технического копирования значение образа не просто искажается (что ещё можно было бы объяснить неизбежными потерями и искажениями в процессе подражания), но приобретает совершенно новый смысл.

Таким образом, изменение в материальных условиях производства искусства приводит к тому, что значение того или иного произведения перестает быть фиксированным. Происходит утрата того, что Беньямин называл аурой. Освобожденный от ауры, образ начинает выполнять функции, совершенно отличные от тех, которые он выполнял, будучи привязанным к топосу ритуала. Доминирующая культура перестает начинает преобразовываться активностью тех, кто с ней взаимодействует.

В ходе этого взаимодействия происходит трансформация культуры таким образом, что она приобретает иные функции и смыслы. Эта трансформация и является производством образа. Понимаемое таким образом воображение не является полностью автономным - оно увязано с некоторой социальной реальностью. Но эта связь не является детерминацией, не определяется как подражание. Напротив, эта связь настолько же активна, насколько активен воображающий человек.

Определение позиции человека не как пассивного реципиента социальной системы, её значений и медиа, а напротив, как активного участники производства смыслов, приводит к следующему шагу: пониманию того, что социальный ландшафт не столь тотален и связан: в нем можно обнаружить парадоксы, лакуны и трещины, ведущие к выходам за его пределы.

Разрыв миметической цепочки являет собой то место, где проступает политическое, являющее собой нерепрезентированное чувство присутствия в сообществе.

В четвёртом параграфе способы взаимосвязи политики и эстетики исследуются в связи с режимами производства образов в искусстве. В качестве таковых рассматриваются введённое Жаком Рансьером противопоставление "поэтического" и "эстетического" способов существования искусства.

Эстетические практики, главной формой которых являются практики художественные, являются "способами делать". Поэтому эти художественные "способы делать", т.е. режимы, в которых существует искусство, прямым образом влияют на то, что вообще может быть помыслено, и в первую очередь это касается мысли о политике. Режим производства политического смысла оказывается в тесной связи с режимом существования искусства. Ситуация в искусстве модернизма, в целом примерно соответствует установлению описанного эстетического режима искусств. Стратегии этого искусства применительно к проблеме воображения в социальном контексте на примере сюрреализма (анализ которого базируется преимущественно на его программном документе - "Манифесте сюрреализма", написанного Андре Бретоном в 1924 году).

Один из парадоксов авангарда заключается в его усилии по созданию новых способов видения, которые в то же время прочно укоренены в привычном. И дело здесь не только в пределах человеческого воображения, но в принципиальной ограниченности самой возможности передачи значения. Искусство, каким бы авангардным и новым оно бы ни было, нуждается в том, чтобы быть увиденным в "старом" мире. В противном случае оно оказывается незаметным.

Этот разрыв может служить иллюстрацией к разрыву между политикой представления и искусством автономии. Взаимоотношение политики и искусства на протяжении двадцатого века представляло собой ситуацию постоянного непонимания, сопровождаемого смутным ощущением необходимости его поиска.

По сути, конфликт находится именно в различии онтологических оснований модерна в политике и искусстве XX века, осложнённом одновременной взаимообусловленностью эстетических и политических практик. Политический модерн, представлял собой, главным образом, темпоральную установку, сочетавшуюся с рациональной стратегией освоения и преобразования истории. В этом смысле в своей основе политическое сознание модерна разворачивалось целиком в логике подражания. Художественный модернизм и, в несколько более узком смысле, авангард, несмотря на прямую апелляцию к новому, характерную для ситуации модерна в целом, основывался на идее эстетической автономии, делая ставку на производство новых способов организации чувственности, на разрыв со стратегией подражания.

Однако если бы дело ограничилось лишь этим разрывом между политикой модерна, развивавшейся как мимесис, и искусством модернизма, сделавшего этот мимесис основным предметом своей критики, словом - если бы речь шла о простом несоответствии этих установок, то можно было бы просто констатировать независимость этих областей и различия в характерных для них логиках производства смысла. Ситуация, однако, осложняется очевидным взаимным проникновением и влиянием этих областей, как на уровне практик, так и, что ещё более важно, в интерференции механизмов производства образа и значения.

Искусство модернизма, конститутивным принципом которого была борьба за автономию художественного смысла и отказ от миметической установки, в силу необходимости собственного утверждения оказывалось вовлечённым в Историю. Нельзя сказать, что эта вовлечённость осознавалась как нечто внешнее и несущественное, напротив, темпоральная установка модерна была вполне характерной и распространённой в системе этого искусства. Однако парадокс ситуации в том, что сама логика историчности, которой искусство авангарда было захвачено, в сущности своей противоречила эстетическому режиму, в котором это искусство существовало.

Современная ситуация в политике, ключевой характеристикой которой является преодоление модернистской установки репрезентацию, означает такую ситуацию, где "эстетический режим" её существования оказывается в точке соответствия с эстетическим режимом искусства.

В заключении приводится итоговая формулировка основных результатов исследования. Указывается, что в условиях атономизации и институционализации политики как одного из социальных полей со свойственными ему формами практик, возникает необходимость рассмотрения феномена политического как особой характеристики, позволяющей выйти к проблеме взаимосвязи эстетики и политики. Указывается, что взаимодействие эстетики и политики само по себе становится конституирующим фактором современной конфигурации социального. Политическое поэтому может быть осмыслено в рамках категорий современного художественного дискурса.

Размещено на Allbest.ru