История как текст. Проблемы переживания, понимания, истолкования истории (Дильтей, Гадамер)

Размещено на http://www.allbest.ru/

История как текст. Проблемы переживания, понимания, истолкования истории (Дильтей, Гадамер)

Проблема понимания в методологии гуманитарных и социальных наук начала активно обсуждаться в XIX веке, особенно в немецкой философии. Этому способствовало развитие историзма и методологии гуманитарных наук («наук о духе»). герменевтика средневековый познание

Понимание в герменевтике В. Дильтея. Вильгельм Дильтей (1833--1911), историк культуры и философ (представитель «философии жизни»), полагал, что принципиальные различия между «науками о природе» и «науками о духе» заключаются в изучаемых ими предметах. В основе культуры и истории лежит жизнь, которую нельзя изучить путем анализа ее элементов, как это делается в механике, но нужно понимать в ее целостности. Поэтому в «науках о духе» основным методом является понимание предмета в его индивидуальной целостности, тогда как в науках о природе применяется метод объяснения, основным содержанием которого является подведение особенного под всеобщее, объяснение через закон.

Почему существует это принципиальное различие?

· История и культура -- это творение людей, обусловленное временем и характером их отношений. Объектом исторического познания являются индивидуальный характер продуктов человеческой культуры (легенд, обычаев, ценностей, поступков и т. п.), в отличие от повторяющегося однообразия естественно-научных объектов.

· В гуманитарных науках нужно заменить абстрактные обобщения пониманием индивидуального характера исторических событий.

· Причинное (каузальное) объяснение характерно для естествознания, для культурно-исторического познания характерна герменевтика - так или иначе трактуемая методология понимания (Verstehen).

Герменевтика - теория понимания и интерпретации в "науках о духе".

Этапы развития герменевтики:

Античная герменевтика: перевод-истолкование, Гермес бог-посредник.

Средневековая герменевтика: экзегетика священных текстов.

Новое время: Фридрих Шлейермахер (1768-1834) - герменевтика - метод филолога-классика. Понимание - воссоздание тех мыслей, замыслов, которые были у автора произведения (древнего текста).

Два уровня понимания - грамматический (язык в широком смысле), психологический (вчувствование, сопереживание).

Герменевтический круг - текст как целое понимается через части, а части понимаются в контексте целого.

Дильтей - биограф Шлейермахера, основную идею взял у него. Он стремился создать «критику исторического разума». Дильтей не согласен с позитивистской редукцией исторического мира к природе при помощи каузальной схемы. Его заметка на полях "Логики" Милля: "Основная ошибка Милля состоит в признании единых для всех наук методов. Методы должны приспосабливаться к предмету и целям соответствующих наук". Природу мы объясняем - историю понимаем.

Во «Введении в науки о духе» (1883) проводит разграничения наук о природе и наук о духе по предмету. Предмет наук о природе составляют внешние по отношению к человеку явления. Науки о духе заняты человеческими продуктами и отношениями. Последние - имеют смысл. Не наблюдение внешних объектов и обобщение фактов как в естественных науках, а внутреннее переживание направляют историю как науку о духе с ее категориями смысла, цели, ценности и пр. «Мы понимаем социальные факты изнутри, они воспроизводимы до известной степени внутри нас на основе самонаблюдений и интуиции. Природа, напротив, молчит. Она для нас -- нечто внешнее. Наш мир -- общество».

Дильтей: "Под пониманием я подразумеваю процесс, в котором мы используем чувственно данные объективации для достижения знания духовной жизни".

Понимание - расшифровка смысла, скрытого в эмпирически данных артефактах - объективациях духовной жизни (материальных памятниках, текстах, произведениях культуры, документах и т.п.).

Дух, «состояния сознания отражаются в жестах, словах, они объективируются в институтах государства, церкви, науки; именно в этих сплетениях двигается история».

Понимание - это "эмпатия", "перенос" себя на место деятеля, автора духовных продуктов.

Гарантия понимания - жизнь - "жизнь понимает жизнь". Мы как бы сами - самый хороший инструмент познания.

Вчувствование, эмпатия делает возможным раскрытие иного духовного мира. «Когда я листаю письма и сочинения Лютера, -- пишет Дильтей, -- рассказы его современников, акты религиозных соборов в официальном изложении, я живу этими событиями, но в жизни и смерти эти процессы выходят за пределы возможности понимания любого человека наших дней. Все же я, тем не менее, могу вновь пережить их... Я вижу разработанную в монастырях технику контакта с невидимым миром, к которому устремлены души монахов: теологические споры становятся здесь вопросами внутреннего существования. Я вижу, как в миру распространяются по бесчисленным каналам амвоны, кафедры, книги -- все то, что было разработано в монастырях... Таким образом, этот процесс открывает нам религиозный мир его (Лютера) и его соратников начального этапа Реформации».

Где гарантия объективности понимания?

Два уровня - низший и высший.

На уровне здравого смысла - еда, быт, рождение, смерть - жизнь едина во все времена. Поэтому на этом уровне мы неплохо понимаем жизнь людей других эпох и культур

На высших уровнях культуры (романы, философские трактаты, картины и т.п.) духовная жизнь объективируется глубоко и полно. Поэтому, применяя герменевтические методы, мы можем глубоко проникнуть в замыслы и духовный мир творцов высокой культуры.

Немецкий философ Х.-Г. Гадамер (1900 - 2002) критически переосмыслил идеи Дильтея в опоре на трактовку понимания у своего учителя Мартина Хайдеггера.

В философской герменевтике М. Хайдеггера понимание получает онтологическую трактовку - оно становится «понимающим бытием». Прежде чем мы начинаем познавать мир, мы уже расположены в нем. Эта изначальная структура раскрывается в «пред-понимании», задающем горизонт познанию и фундирующем, в свою очередь, понимание как метод познания. У Г.-Г. Гадамера эти идеи получают детальную разработку применительно к историческому пониманию и проблематике истолкования текстов . Предпонимание у него выступает набором «пред-рассудков», обусловленных временем и языком, подчеркивается также важность традиции, в рамках которой осуществляется любое понимание. Понимание является открытым историческим процессом, в котором интерпретирующий и интерпретируемое уже включены в традицию понимания. Гадамер подчеркивает, что отношение интерпретирующего к традиции всегда диалогичное и языковое.

В 60-е годы прошлого столетия много дискутировали о специфике социальных наук и строили их по модели естествознания. Философская герменевтика воспринималась как альтернативная методология гуманитарных наук. Реакция на эту сциентистскую тенденцию обозначена в основной работе Гадамера "Истине и методе" как возвращение опыта искусства, истории и философии, ибо таким способом Гадамер хотел дистанцировать свою философскую герменевтику от методологических концепций гуманитарных наук. Он дискутирует не о каком-нибудь научном методе, а о продвижении на такой уровень, который является, по его мнению, основополагающим для любых, в том числе и научных рассуждений.

Философская герменевтика Гадамера пытается определить общие условия понимания. В интерпретацию документов прошлого всегда включается пред-понимание - груз наших собственных представлений. Осознание радикальной историчности понимания позволяет определить степень влияние предпосылок, на основе которых нам представляются объекты. Гадамер указывал, что герменевтическое сознание должно быть исторически действующим. Понятие действенно-исторического сознания предназначено вовсе не для решения вопроса о границах объективности в гуманитарных науках. Речь идет о природе понимания во всеобщем онтологическом смысле. Например, не только мы должны судить историю, но и она должна выступать масштабом оценки наших деяний. Полезно спрашивать себя: а соответствуем ли мы величию своих предков. Гадамер писал: «Понимание можно мыслить не так как действия субъективности, а как возвращение к традиции, в котором прошлое и настоящее постоянно содействуют друг другу. Это то, что должно проявиться в герменевтической теории, в которой слишком долго господствовала идея метода.» Гадамер. Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. 345

В своей работе "Истина и метод" Гадамер противопоставил научному опыту, целерациональной практике и техническому мышлению - этим "локомотивам" современной цивилизации - практические умения и навыки жизни, здравый смысл, язык, эстетический вкус, игру, сообразительность и образованность. “Философская герменевтика, - писал Гадамер, - включает философское движение нашего столетия, преодолевшее одностороннюю ориентировку на факт науки, которая была само собой разумеющейся как для неокантианства, так и для позитивизма того времени. Однако герменевтика занимает соответствующее ей место и в теории науки, если она открывает внутри науки - с помощью герменевтической рефлексии - условия истины, которые не лежат в логике исследования, а предшествуют ей.” ^{Гадамер Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. С. 616}

Иногда говорят, что Гадамер в основе своей традиционалист и консерватор. Он часто подчеркивал важность предания или традиции. Но было бы несправедливо говорить, что он является консервативным противником рационального мышления, потому что ставит под вопрос просветительское отношение к традиции.

Для Гадамера традиция имеет, по меньшей мере, три больших и специфических значения. Во-первых, традиция может означать традиционность и указывать на преемственность или непрерывность, которая всегда присутствовала, например, в строительстве, живописи или музыке. Традиция проявляется в качестве непрерывности интерпретации, которая должна признавать всякое понимание и любые интерпретации. Во-вторых, традиция может означать верное содержание предания. Тогда говорят о традиции не в единственном роде, а, скорее, о различных традициях во множественном числе. Гадамер применяет это значение, когда он, к примеру, утверждает важность традиции красноречия в герменевтическом понимании текстов. Его мысль состоит в том, что традиции всегда уже говорят нам нечто прежде, чем мы начинаем говорить о чем-либо. Традиции принципиально открыты для других традиций и целенаправленны в разговоре друг с другом. В-третьих, традиция, по Гадамеру, означает признание авторитета и его знаний. В этом смысле традиция для нашего понимания оказывается, прежде всего, голосом другого, к которому следует быть всегда открытым.

Гадамер проясняет некоторые вопросы, связанные с трудностями освоения традиции, когда он пишет об историческом опыте и действенно-историческом сознании. В противовес тем, кто считает условием постижения истории наличие какого-то подобия «машины времени», Гадамер полагает, что временная дистанция, скорее, предпосылка, чем препятствие для корректного исторического понимания. Временная дистанция исключает самые близкий и вредный предрассудок и фактически делает более легким понимание прошлого события. Во всяком случае, не следует разрушать эту дистанцию методами исторического исследования. Историк не должен обманывать себя и других, что можно узнать, как все было в прошлом «на самом деле», и признать историчность собственного понимания. Но не является ли это неким «мягким» признанием несостоятельности истории как науки?

Ответ на этот вопрос дает теория "исторически-действенного сознания", согласно которой истинный исторический предмет является вовсе не предметом, но единством своего и другого - отношение, в котором коренится действительность, как истории, так и исторического понимания. Удовлетворяющая фактам герменевтика призвана выявить действительность истории в самом понимании. Речь идет о том, что Гадамер называл "историей воздействий". Чтобы определить точнее, как историческое действует в нашем историческом сознании, он ввел понятие «слияние горизонтов». Мы всегда исторически ситуированы в нашем понимании и ограничены горизонтом, в рамках которого мы интерпретируем. Обычно мы ограничены в горизонте настоящего с его предрассудками, но мы должны понимать, что даже настоящее принадлежит к преданию. Не существует горизонта настоящего в себе и для себя, как не существует исторических горизонтов, которые не присутствуют, хотя бы в виде следов, в настоящем. В герменевтике речь идет об исполнении «слияния горизонтов», о бодрствовании исторически действующего понимания, которое несет ответственность за применение и исполнение традиций.

Дополнительный материал к вопросу

Критика и дискуссии.

После выхода книги Гадамера развернулись широкие дискуссии, в ходе которых философская герменевтика квалифицировалась как консервативная попытка возрождения исторических традиций и даже предрассудков. У Ю. Хабермаса и О. Апеля сомнение вызывали надежды на возможность свободного диалога и непринужденного разговора. Ведь они возможны в "открытом обществе", и не случайно диалог впервые сложился на почве полисной демократии в Греции. Чем гарантирована вера Гадамера, что единство говорящих и слушающих субъектов достигается приобщением к сути дела, а не насильственным путем? Ситуация расценивалась неоднозначно. Ссылка на убеждения и верования, складывающиеся в ходе исторического бытия людей, считается некритическим оправданием застарелых норм и обычаев. В частности, критические рационалисты считали, что такие убеждения должны быть подвергнуты анализу и оценке со стороны научной общественности. Они полагали, что политические, экономические и прочие решения должны приниматься с учетом технических возможностей. Однако такая критика сама не свободна от возражений: в основе "рациональных решений" оказываются интересы принимающих их людей.

Скепсис по отношению к нереальной переоценке разума по сравнению с эмоциональными мотивами человеческой души, который высказал Гадамер, сегодня спустя 45 лет кажется вполне оправданным. Конечно, в его позиции скрывалась некоторая противоречивость и непоследовательность. Указывая на наивный объективизм естественнонаучной установки, Гадамер выявил целую систему предпосылок, складывающихся на почве исторического опыта и не контролируемых научными методами и критериями. Тем самым поднял уровень критической рефлексии на большую высоту, чем аналитическая философия или критика идеологии. Однако раскрытый им жизненный мир и действующие в нём традиции были объявлены некими естественно историческими образованиями, сложившимися в ходе выживания людей и поэтому не подлежащими рациональной критике. Тем самым Гадамер дал повод для упреков в консерватизме и догматизме.

Добрая воля к власти.

Для обоснования универсальности своего проекта Гадамер постулировал в докладе «Текст и интерпретация» наличие у людей доброй воли к пониманию. ^{См.: Гадамер Х-Г. Текст и интерпретация // Герменевтика и деконструкция. СПб., 1999} В письменном тексте в основном принимаются во внимание те же основополагающие условия, что и в разговоре устном. Оба случая предполагают добрую волю понять друг друга. Она существует везде, где ищут взаимопонимания, существует добрая воля. Вопрос может быть лишь о том, насколько ситуация и ее импликации уже даны, если предполагается определенный адресат или предполагается, что текст должен понять безымянный читатель и, тем более, не подразумеваемый текстом чужой. Написание письма выступает как иная форма попытки разговора, и как в непосредственном языковом контакте или во всех разыгрываемых практических жизненных ситуациях, только препятствие в понимании мотивирует интерес к буквальному смыслу сказанного.

Во всяком случае, пишущий, как и говорящий, пытается сообщить то, что он подразумевает, и это включает предварительный взгляд на другого, с которым он делит свои предположения и на чье понимание он рассчитывает. Другой принимает сказанное, как это подразумевается, т.е. он понимает благодаря тому, что завершает сказанное и конкретизирует его, и при этом ничего не воспринимает в его абстрактном смысловом содержании буквально. Это также служит объяснением, почему в письмах, даже если они направлены партнеру, которому очень доверяют, тем не менее, некоторые вещи высказывают не так, как в непосредственной беседе. Многое из того, что выпадает при письме, передается только в непосредственности разговора, только в нем имеется возможность, опираясь на возражения собеседника, прояснить или защитить то, что имелось в виду. Это хорошо известно по сократическим диалогам и платоновской критике письменности. Логос представляется выведенным из ситуации понимания в письменности, ибо ей недостает само собой разумеющейся корректировки живого разговора. Отсюда вытекает существенное следствие, центральное для герменевтической теории. Если в качестве пишущего некто знает о проблематике того, что подвергается письменной фиксации, то он отвлекается от другого, у которого стремится достичь осмысленного понимания. Если в живом разговоре, в котором понимания стремятся достигнуть с помощью аргументов и контраргументов, ищут слова и сопровождают их интонацией и жестикуляцией, ожидая, что она будет воспринята другим, то при письме, которое не может иметь никакого подобного стремления со-общить, поскольку оно фиксированно, только читателем раскрываются горизонты истолкования и понимания. Таким образом, письмо тоже есть нечто большее, чем чистое фиксирование сказанного. Правда, письменная фиксация отсылает обратно к первоначально сказанному, но она должна одновременно бросать взгляд и вперед, так как все сказанное уже нацелено на понимание и содержит одновременно свое иное.

"Добрая воля к пониманию" стала объектом критики со стороны Ж. Деррида. Его первый вопрос: не является ли добрая воля к пониманию тем, что Хайдеггер называл бытием сущего - волящей субъективностью? Другие два вопроса касались поднятой сразу после выхода книги Гадамера "Истина и метод" Хабермасом и Апелем проблемы о необходимости дополнения герменевтики психоанализом и критикой идеологии. В своем выступлении Гадамер отнесся к этому достаточно осторожно, хотя и не исключил вовсе такую возможность. Деррида заострил вопрос, спросив: не приведет ли такое "дополнение" к радикально новой конструкции и не станет ли она тогда ближе к Ницше, а не к Хайдеггеру? Наконец, вполне ли достаточно описывает герменевтика тот специфический разрыв в понимании и доступ к кругу понимания, который имеет место в случаях невроза и идеологического противостояния? Можно усилить вопрос: не раскрывают ли подобные разрывы и формы их преодоления средствами психиатрии, полиции, общественного воздействия и т.п. формами признания не какие-то аномалии, а саму суть дела, в том числе условия самого герменевтического признания. Признание другого у Гадамера оказывается, прежде всего, нравственным и оно ведет к онтологическому признанию своеобразия участников диалога, которые, сохраняя свою уникальность, объединяются не принуждением и даже не консенсусом, а самой сутью дела, в которой они все заинтересованы. На самом деле существуют до конца не выявленные «дисциплинарные»предпосылки понимания, которые определяются репрессивным опытом признания. Отвечая на эти вопросы Гадамер, выразил свое недоумение: веря в наличие доброй воли, он утверждал, что поставленные вопросы не рассчитаны на его понимание и поэтому являются некорректными.

Герменевтика и теория познания.

По Рорти,, герменевтика опирается на "холистическое" доказательство, выражаемое в понятии "герменевтического круга", согласно которому мы не можем понять частей чужой культуры, практики, языка, теории, пока не поймем, как это работает в целом, и в то же время не можем усвоить работу целого, не понимая частей. Это постижение целого больше похоже на знакомство с человеком, чем на исследование. Мы движемся от событий к догадкам, пока не приходим к пониманию вещей, которые первоначально казались чужими. Обретение новых добродетелей, сноровки, навыков, привычек, образцов и есть дело скорее практического сознания ("фронезис"), чем теоретического исследования ("эпистеме").

Рорти осмысляет различие и взаимосвязь эпистемологии и герменевтики в терминах "нормальной науки". Теория познания, опирающаяся на логос, предполагает соизмеримость научных гипотез. Все, что несоизмеримо, оказывается субъективным мнением. Кун в своем понятии "революционной науки" предпринял попытку реабилитации несоизмеримого. Нормальная наука - результат соглашения рационально мыслящих людей. Анормальный дискурс может оказаться как безумным, так и творческим. Герменевтика, по мнению Рорти, - это исследование анормального дискурса с точки зрения нормального, это попытка придать смысл тому, что происходит, на той стадии, когда нет твердой уверенности ни для доказательства, ни для отрицания. Тогда различие между эпистемологией и герменевтикой проходит не по линии разграничения наук о природе и о духе, а как различие в степени знакомства. Эпистемолог находит основания, герменевтик признает их отсутствие, но пытается согласовать различное на какой-то иной основе, нежели теоретический закон.

Герменевтика Гадамера, по мнению Рорти, это попытка переописания, включающая классический дискурс в картину большего масштаба, это не решение, а "дистанцирование" от проблем классической философии. Герменевтика ориентирована не на познание, а на образование. Образование, как способ говорить о мире и самих себе, таким образом, становится более интересной и важной "вещью", чем познание истин в мире. В качестве английского аналога немецкого слова "образование" (Bildung) Рорти выбирает "наставление" (edification). Речь идет о наставление себя и других на взаимопонимание, которое должно быть установлено между представителями разных культур, наук, разных эпох, народов и т.п. Наставление - своеобразная "активность", которая не является конструктивной, ибо в основном связана с самоизменением. Оно сохраняет при этом основное христианское убеждение в том, что человек должен вытащить себя из оболочки греховной жизни и стать другим.

Рорти считает необходимым сохранение эпистемологической позиции. Настаивать на герменевтике там, где следует применять методологию науки, значит быть либо сумасшедшим, либо недостаточно образованным человеком. Еще М. Вебер именно так выстраивал соотношение понимания и объяснения. Рассмотрение философов-наставников, как партнеров по разговору, есть альтернатива рассмотрению их как людей, которые придерживаются общих взглядов. Любовь к мудрости вовсе не означает любви к аргументации утверждений и репрезентации сущностей. Суть наставительной философии состоит в том, чтобы поддерживать разговор, а не закрывать его утверждением истины. Считать целью философии истину относительно терминов, которые обеспечивают окончательную соизмеримость всех видов человеческой деятельности и практики - значит считать человеческие существа скорее объектами, нежели субъектами. Наличие общенаучного словаря и метода ведет к заблуждению, суть которого в том, что отныне все дискурсы могут, или должны быть, нормальными Философы-наставники впадают в самообман, если пытаются претендовать на открытие истины, в то время как задача состоит в том, чтобы придать новое направление разговору и открыть новое эффективное описание мира.

Герменевтика и теория коммуникации.

Дополнительность научного, нормативно-ценностного и герменевтического подходов может быть реализована в плоскости коммуникации. В этом случае социальные институты, задающие критерии рационального решения, а также технического, инструментального действия, и духовная общность людей на основе традиций, идеалов и ценностей опосредуют друг друга в процессе человеческой коммуникации. Культурные феномены имеют двойственную природу: с одной стороны, они играют функциональную роль, а с другой, являются носителями социальных значений и смыслов. Именно это обстоятельство открывает взаимную дополнительность естественных и гуманитарных наук.

Язык выполняет в культуре, по меньшей мере, три функции: во-первых, воспроизводства культуры или актуализации предания (на эту сторону обращал особое внимание Гадамер); во-вторых, функцию социальной интеграции или координации социальных агентов (теория коммуникативного действия); в-третьих, функцию социализации (проект социальной психологии Дж. Мида). Должны ли мы отсюда сделать вывод о том, что нынешние социальные науки должны быть в конце концов заменены чем-то иным? Одни считают, что это должна быть герменевтика, а другие - нейрофизиология и генетика. Одни предлагают вернуться к старой романтической теории "вчуствования" Дильтея, другие вообще отказываются от объяснения и считают, что различные походы и интерпретации отражают лишь разные ценностные ориентации, третьи готовы отбросить веберовский тезис о ценностной нейтральности номологически определяемой науки, но в то же время ищут пути согласования герменевтической и объективирующей установок. К ним относится, прежде всего, Ю. Хабермас (р. 1929) предложивший теорию коммуникативного действия в качестве пластичного их согласования. Интерпретаторы в силу вовлеченности в социальное взаимодействие хотя и перестают быть нейтральными наблюдателями, однако по той же самой причине получают возможность изнури обеспечить себе беспристрастную позицию.

"Коммуникативное действие" опирается на такие символические (языковые или не языковые) акты, при помощи которых субъект может понимать и контролировать действия окружающих его людей. ^{Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2001. С. 43} С одной стороны, коммуникативное действие направлено на сообщение, с другой, на переговоры: языковое сообщение достигает своей цели, если принимается другими членами языкового сообщества. При этом с точки зрения деятельностного подхода важно не столько содержание, сколько форма, благодаря которой осуществляется достижение консенсуса. Понимание будет достигнуто, если слушатель воспринимает сообщение и может ответить «да» или «нет». Однако понимание неверно ограничивать чисто речевым актом, так как цель общения лежит вне зыка. В таком случае его можно определить как часть социального действия. Однако понимание - это не сами действия, а их координация. Социологов, таким образом, понимание интересует настолько, насколько оно способствует кооперации действий Оправдано ли исследование социальной деятельности в терминах понимания? Очевидно, что социальный процесс не сводится только к пониманию, в своих целях он явно управляется экономическими и политическими интересами. Компетентные решения принимаются предпринимателями на основе экономических норм. Право и законы рыночного обмена образуют институциональные рамки стратегических действий предпринимателей. Однако эти ориентированные на экономический успех действия связаны с необходимостью понимания, ибо социальное действие оказывается одновременно коммуникативным. Теория коммуникативного действия видит свою задачу в соединении экономического и нравственно-исторического действия путем организации общественной критической рефлексии по поводу стратегических решений. Если в герменевтике понимание задается онтологически, то в социологии оно должно опираться на консенсус совместно живущих людей.

В социальных науках субъектно-объектная модель трансформируется с учетом того обстоятельства, что ученый, изучающий общество, сам к нему принадлежит. Это означает, что оно соединяет в себе теоретическое и дотеоретическое знание об обществе. Исследовательская практика - есть часть общественной системы: то как ученые дискутируют друг с другом, в какие отношения они включаются в ходе интеракции в рамках научных институтов, какие нормы и образцы они разделяют - все это не зависит от индивидуального выбора. Исследовательская практика становится частью повседневных практик и может исследоваться соответствующими методами. Можно ли в социальных науках пренебречь этой зависимостью от социального жизненного мира? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо уточнить, что значит участие в жизненном мире? Сводится ли оно к языковой деятельности, или включает какие-то иные способы принадлежности к воспроизводству общественных отношений?

Выражение "быть составной частью социального мира" можно пояснить указанием на символы, которые производят люди как говорящие и действующие существа: утверждения, убеждения, ценности, произведения искусства, предметы материальной культуры а также на институты, общественные системы и другие стабилизирующие учреждения. Социальный исследователь должен определенным образом "относиться" к изучаемой им социальной реальности. Что бы описывать, надо понимать, а чтобы понимать - быть участником. Ясно, что такое "отношение" участия не похоже на наблюдение и не может контролироваться принятыми в науке способами, ибо наблюдение сцепляется с пониманием смысла.

Смыслопонимание - это коммуникативный опыт, предполагающий участие в процессе понимания. Этот процесс является перформативным в том смысле, что речь выступает формой действия, т.е. является не просто сообщением о социальной реальности, но ее изменением. Предписания институтов и других общественных учреждений подлежат исполнению. Это предполагает герменевтическую просвещенность социального субъекта. Однако как соединить установку участника социального жизненного мира с объективной установкой его исследователя. Как один и тот же человек может совмещать обе позиции? Сегодня мы уже не можем принять ни позитивистское, ни герменевтическое решение этого вопроса. В качестве выхода используются методологические возможности коммуникативного опыта.

Восприятие высказываний другого человека предполагает понимание последнего как участника социального и языкового взаимодействия. Социальный исследователь всегда втянут в разговор как партнер, интервьюер, слушатель, зритель и включен в речевое взаимодействие личностей. Установка одной личности на другую характеризуется ценностно и отличается от констатации истинного положения дел. Человек всегда оценивает то, что есть на основе социально значимых образцов. Коммуникативное действие включает как собственное предпочтение, так и оценку притязаний другого. Объективная позиция в социальной науке также строится на оценках, ибо социальная реальность - то во что верят познаваемые субъекты - может расцениваться как "предрассудок", "проекция", "иллюзия" и т.п.

Представители “объективизма”, абстрагирующиеся от роли субъективных намерений, на самом деле вовсе не избавляют от них реальную историю. Игнорируя человеческий фактор, они не способны контролировать его реальное воздействие на ход истории. Религиозные, идеологические, моральные и т.п. ценности, верования и убеждения - весьма мощные факторы исторического развития. Вместе с тем весь этот массив духовного опыта также нуждается в критическом анализе и обосновании. Наука и рациональная философия может способствовать просвещению людей и развитию адекватных жизненно-практических знаний, которые будут не идеологиями и утопиями, а такими стратегическими ориентациями общественного развития, которые действительно будут способствовать выживанию и процветанию людей.

Противопоставление естественнонаучного и социогуманитарного знания нередко опирается на различие истинности и ценности. При этом считается, что наука описывает факты и события так, как они есть, и воздерживается от ценностных суждений. Наоборот, мораль и религия постоянно осуждают действительность на том основании, что она не соответствует высшим ценностям. Постулат свободы науки от ценностных суждений, сформулированный известным социологом М. Вебером, соответствует современному пониманию науки как средства для достижения общественных целей. Но парадокс состоит в том, что наука и техника, понимаемые как средства, на самом деле определяют и цели: сегодня планы развития и политические решения принимаются с учетом мнений экспертов и научных консультантов, которые опираются при постановке задач на технические возможности. Таким образом, планирование общественного развития опирается не столько на духовные ценности или субъективные желания, сколько на объективные возможности техники и экономики.

На этом основании гуманитарии резко критикую вмешательство науки в жизненный мир человека, и стремятся подчинить науку морали и другим духовным ценностям. Но такое подчинение было бы по-своему опасным. Дело в том, что мораль тоже не может основываться сама на себе и сама выступать критерием плохой или хорошей морали. Таким образом, речь должна идти не об односторонней опирающейся либо на точное знание, либо на моральные ценности философской методологии социогуманитарного знания, а о взаимосвязи науки и этики. Разумеется, теоретического понимания их взаимозависимости еще недостаточно. Необходимо добиться того, чтобы в самой социальной системе были созданы условия для их согласования

Выводы: Феномен понимания.

Философская герменевтика, наряду с позитивизмом и критическим рационализмом, неомарксизмом и критикой идеологии, является одним из влиятельных духовных течений современности. "Философская герменевтика, - писал Гадамер,- включает философское движение нашего столетия, преодолевшее одностороннюю ориентировку на факт науки, которая была само собой разумеющейся как для неокантианства, так и для позитивизма того времени. Однако герменевтика занимает соответствующее ей место и в теории науки, если она открывает внутри науки - с помощью герменевтической рефлексии - условия истины , которые не лежат в логике исследования, а предшествуют ей" ^{Гадамер Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. С.616} Герменевтика Гадамера представляла собой серьезную попытку преодоления философского кризиса эпохи, но эта попытка по сравнению с критическими и аналитическими программами выглядит более консервативной. Это вызвало достаточно резкие оценки стороников иных подходов. Хабермас критиковал универсалистские претензии Гадамера и обвинил герменевтику в некритичности. Сегодня герменевтика уже не вызывает прежнего энтузиазма и розовых надежд. Но это не должно быть причиной отказа от неё. Наряду с другими парадигмами онтологической, трансцендентально-рефлексивной, лингвитстической, критической и т.п., она сохраняется в составе философских методов и дисциплин, остается в качестве локальной и региональной практики анализа истории. На это обстоятельство недавно вновь указал один из патриархов французской герменевтики П.Рикер, выдвинувший идею дополнительности герменевтики, как исследования прогрессивного развития культурных смыслов, и психоанализа, как редукцию к энергетическому базису культуры (имея в виду кроме Фрейда ещё Ницше и Маркса как неклассических мыслителей противопоставивших "смыслу" "энергию"- волю к власти, капитал и либидо).

Герменевтика как наука или искусство понимания проделала достаточно сложную эволюцию, включающую, прежде всего, понимание ее методологического статуса. Сегодня, после отказа ее представителей от универсалистских амбиций 70-х годов, предпринимаются попытки уточнить ее цели и задачи в рамках общего "интерпретативного поворота" философии. Таким образом, возникает идея некого "метагерменевтического" проекта, нацеленного на понимание самого понимания.

Попытка определить, что такое понимание неизменно наталкивается на препятствие. Как лбом в стену, мы упираемся в некоторые в очевидности, которые сами себя удостоверяют, или в достоверности, которые хотя и общепризнанны, но недоказуемы. Парадоксально то, что в предельных случаях, мы не понимаем, почему мы понимаем. В отличие от исторической, юридической, религиозной, искусствоведческой и т.п. герменевтик, философская герменевтика обращает внимание на предпосылки понимания, совокупность которых обеспечивает то, что Гадамер называл предпониманием.

Поскольку в случае понимания не возникает проблем, постольку философскую герменевтику можно определить как науку о непонимании. Чаще всего с ним сталкиваются в ситуации перевода с одного языка на другой. Гадамер считает фигуру толмача парадигмальной и генеалогию понимания выводит из перевода. Подобная ситуация истолкования является универсальной при работе с любыми текстами и сообщениями. Гуманистические послания древности не всегда понятны для нас и требуют не только их осовременивания, но приобщения к истории нас самих. Этот аспект самоизменения в процессе понимания другого является настолько важным, что был сформулирован поздним Гадамером в форме универсального постулата, названного им как "добрая воля к пониманию".

Включенность в герменевтику этики, способность диалога вовлекать другого и изменять себя на основе приобщения к раскрывающейся в разговоре сути дела - эти блестящие перспективы также нельзя воспринимать некритически. Деррида в дискуссии с Гадамером показал, что добрая воля к пониманию легко оборачивается "доброй волей к власти". Действительно, в интересах сохранения как собственной индивидуальности, так и своеобразия другого совсем не целесообразно добиваться слияния их горизонтов. Единый для всех универсальный горизонт - это большое несчастье. Конечно, мы пока страдаем от различий, ибо мир далек от гомогенности, но "прореживание" дискурса от идиом, осуществляемое отнюдь не герменевтически, а дисциплинарно-идеологически, или в форме современных масс-медиа, это настолько серьезная опасность для развития культуры, что она породила постмодернистскую реакцию, столь же одностороннюю в своей мультикультурности, как и монокультурализм. Непонимание в этическом, этническом, национальном, гендерном и иных аспектах кажется безусловно отрицательным. Если в случае познания или усвоения традиции непонимание является плодотворным, так как заставляет обратить внимание на скрытые предпосылки понимания и, в частности, на тенденцию понять новое на основе старого, прошлое на основе настоящего, то непонимание другого в жизненной плоскости кажется настоящим бедствием, ибо приводит к конфликтам. Итак, герменевтика имеет дело с различными отношениями между говорящими и слушающими, между языком и миром: высказывания воспринимаются как выражение, во-первых, намерений говорящего, во-вторых, межличностного отношения, в третьих, объективного положения дел. Кроме того, она не может игнорировать и отношений данного высказывания к системе языка в целом. Когда говорящий высказывается в рамках социального контекста, он вступает в отношения не только с наличным положением дел, но и собственными намерениями и ожиданиями, а также с нормами и правилами мира социального взаимодействия.

Литература

Гадамер Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988.

Герменевтика и деконструкция. СПб. 1999

Герменевтика в России. Воронежский университет. 2002

Марков Б.В. Знаки бытия. СПб., 2001.

Микешина Л.А.Философия познания. М., 2002.

Размещено на Allbest.ru