Генезис онтологической функции языка науки

Размещено на http://www.allbest.ru/

Генезис онтологической функции языка науки

Развитие науки в ХIХ-ХХ веке, обусловленное ее теоретическим и методологическим кризисом, потребовало углубления анализа ее оснований до философских и онтологических, когда выяснилось, что сам язык науки (основой которого считался язык физики и математики) не способен выразить открытые ею же новые явления природы, из-за их необычности и противоречивости. Это подорвало авторитет языка науки: он уже не мог считаться идеалом для любой познавательной деятельности, как среди самих научных дисциплин, так и в гуманитарной сфере. Все продолжающееся и углубляющееся разделение научных дисциплин сказалось и на языках этих дисциплин: каждая из них начала создавать для своих нужд свой собственный язык, что означало их обособление и отрыв от других, от науки в целом, и от культуры, поскольку чем более язык науки специализирован, тем менее он понятен обычному человеку.

Кризис классической науки, с одной стороны, и отрыв ее деятельности от непосредственных нужд человечества, с другой, означали смещение фокуса социокультурной значимости науки в сторону гуманитарных дисциплин, изучающих проблемы смысла, понимания, коммуникации. Язык классической науки не мог обеспечить их анализа, что и вызвало интерес к анализу собственно языка науки как такового, на предмет выявления и расширения границ его выразительных возможностей. Этим занялась классическая лингвистика, и быстро обнаружилось, что она не в силах ничего сделать: язык науки един в пределах науки. Так что, чтобы анализировать кризисное состояние языка науки, лингвистике потребовалось развивать собственный язык, т.е. развиваться самой.

Это развитие прошло ряд этапов, сначала в рамках самой лингвистики: от синтаксического анализа к семантическому (логическому); был создан ряд новых лингвистических концепций, в рамках которых возникли новые проблемы, касающиеся уже онтологических вопросов. Тем самым, лингвистика вышла на уровень философии языка. Для нынешнего этапа ее развития характерно обращение разных исследователей языка науки и языка вообще к философским концепциям и заимствование из них более или менее подходящих онтологических идей и принципов. Здесь имеет место большой разнобой, т.к. среди исследователей нет единого мнения о задачах языка в культуре вообще. Вместе с тем, наблюдается тенденция к выходу на некие универсальные и абсолютные основания языка и языковой деятельности, и представляется важным попытаться проанализировать, систематизировать и упорядочить эти попытки. В этом и заключается актуальность настоящей работы.

Степень разработанности проблемы. Современные воззрения о природе языка восходят к идеям Р. Декарта, Г. Лейбница, Дж. Локка, Дж. Беркли, Д.Юма. Локк ввел термин "знак" в отношении слова как базисной единицы языка и утверждал, что знаки являются символами наших идей, а идеи - подлинное и непосредственное наполнение знака. Лейбниц добавил, что слова являются не только символами наших идей, но также и вещей. Тем самым он установил двойственную зависимость знаков от наших идей и обозначаемых предметов. Аббат Кондильяк в XVIII веке высказал идею, что мы сами изобретаем язык для реализации мыслительной способности, а язык снабжает нас инструментом анализа наших мыслей.

Подлинным "отцом" современной лингвистики считается Фердинанд де Соссюр, определивший основные направления исследования лингвистических исследований. Изучением проблемы знака, значения и смысла занимались Ч.С. Пирс, Л. Витгенштейн, Г. Фреге, Э. Сепир, Э. Бенвенист, Р. Барт, А. Тарский, Р. Карнап, Б.Уорф, Ж. Пиаже, Н. Хомский, Дж. Серль, и др., заложившие основы философии языка. Важный вклад в исследование проблем языка, знака и мышления внесли и отечественные ученые - А.А. Потебня, Л.С. Выготский, А.Ф. Лосев, А.Р. Лурия, Г.П.Щедровицкий, М.М.Бахтин и др.

Анализу языка науки уделяли внимание такие исследователи, как К.Поп-пер, Т.Кун, М.В. Попович, В.П. Филатов, Г.П. Щедровицкий, С.А. Васильев и др.

Структурно-семиотическим анализом языка занимались А. Соломоник, Р. Барт, Е. Горный, В.И. Кодухов, Н. Г. Комлев, В.А. Конев, И.Г Корсунцев и др. Функциональным анализом значения и смысла занимались О.Розеншток-Хюсси, Л.А. Микешина, Т.Б. Кудряшова, Л.В. Максимов, В.Т. Мануйлов, В.З. Демьянков, В.М. Сергеев, А.В. Назарчук, С.Е.Никитина.

Исследование коммуникативной функции языка проводили К.-О. Апель, Ю. Хабермас, М.М. Бахтин, И.Р.Фарман и др.

Выявлением и разработкой онтологических оснований языка занимались И.Кант, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, М. Бубер, А. Белый, П.А.Флоренский, С.Н. Булгаков, А.Ф.Лосев, М.К. Мамардашвили, В.В.Налимов, Г.С. Батищев, С. Цо-колов, Э. фон Глазерсфельд, П. Ватцлавик, У. Матурана, Ф. Варела, и др.

Однако, все эти исследования проводились разрозненно, и не ставилась задача их сопоставления и увязывания, в рамках общей философии языка.

Цель исследования - выявление специфики и генезиса онтологической функции языка науки.

Данная цель предполагает решение следующих задач:

§ проанализировать основные проявления кризиса науки в ее языке;

§ рассмотреть социокультурные детерминанты языка науки;

§ показать коммуникативные функции языка науки;

§ сопоставить основные концепции предметно-функционального анализа языка науки в рамках философии языка;

§ выделить основные онтологические концепции языка науки в западной философии языка;

§ рассмотреть взгляды русских философов на онтологические основания языка.

Объект исследования - язык науки в единстве его познавательных и социокультурных функций.

Предмет исследования - онтологическая функция языка как основа его выразительных возможностей.

Гипотеза исследования. Язык обладает многими функциями, определяющими его социокультурную роль: обеспечивать адекватное выражение в социальной коммуникации любых моментов и аспектов индивидуального, социального и духовного бытия. Представляется, что главной из этих функций является онтологическая функция, определяющая условия реализации остальных.

Методологическая основа исследования. Сложность и многоплановость избранной темы потребовали привлечения материалов и источников широкого спектра: естественнонаучных, историко-философских, социально-гуманитарных и лингвистических. Данное обстоятельство обусловило использование таких методов, как компаративный анализ, системный подход и междисциплинарный синтез. Были привлечены некоторые положения философии науки, философии языка, некоторые идеи герменевтики, современные исследования семиотики и онтологии языка. Также был использован ряд принципов методологии социального и исторического познания, обосновывающих идею нелинейности, многомерности и многообразия эволюционных процессов в знаковых системах.

Научная новизна исследования выражается в следующем:

- рассмотрены этапы генезиса - расширения и углубления - языка науки, обусловленного ее кризисом;

- раскрыты социокультурные требования, предъявляемые к языку науки в наше время;

- показана роль междисциплинарных и трансдисциплинарных исследований для развития языка науки;

- показан процесс углубления анализа языка науки от чисто лингвистического к структурно-функциональному и далее - к онтологическому контексту;

- показаны основные формы реализации онтологической функции языка науки в западной философской традиции («переживание», «смыслопорождение», «самопостижение»);

- показаны основания выразительной (символизирующей) способности языка в русской философии («сущность», «энергия», «логос», «эйдос»).

Положения, выносимые на защиту:

1. Кризис науки породил проблему потери языком науки его специфических качеств: непротиворечивости, полноты и определенности. Поиски причин этого вызвали критику научного подхода в целом - за экспансионизм, и языка науки за ограниченность его только понятийными формами выражения, из-за чего почти каждая наука замыкается в себе и отгораживается как от других наук, так и от культуры в целом. Это заставляет исследователей выходить на содержательно-смысловой уровень анализа языка науки как в общефилософском (онтологическом) плане, так и в коммуникативном (психологическом), и в культурологическом (ценностном) плане. Возникает проблема описания генезиса языка науки.

2. В ХХ веке начинается исследование зависимости науки от общекультурных оснований научного сознания: выявляются различные факторы, обуславливающие то или иное видение учеными мира (парадигма) и построение его картины; смену одной картины другой; взаимоотношение научных картин мира; поиски оснований (и языка для) подлинно единой картины мира, в которой были бы сняты противоположности не только между разными науками (естественными и гуманитарными), но и между наукой и культурой в целом, т.к. только это может решить фундаментальную проблему коммуникации - проблему непонимания.

3. Междисциплинарные исследования языка науки, призванные решить проблему синтеза знаний на основе универсальной научной парадигмы, сменились трансдисциплинарными исследованиями, исходящими из идеи ценностного единства научных парадигм (культурный аспект) и стилей научного мышления (ментально-психологический и историко-культурный аспекты). Только такой подход способен вывести анализ языка на уровень полномерной философии языка, отражающей все его уровни и контексты: функциональный, социально-психологический, онтологический.

4. Кризис языка науки сказался и на лингвистике, в которой обнаружилась недостаточность чисто лингвистического анализа языка. Это породило структурализм, в рамках которого выделились предметно-логическое (когнитивное), эмоционально-оценочное (субъективное) и функциональное (коннотативное) направления исследования значений языка. Пришлось пересмотреть традиционный взгляд на соотношение мышления и языка, отказаться от разграничения лингвистического знания на эмпирическое и теоретическое и ввести вместо базового термина «понятие», отражающего структуры значений, новый базовый термин «концепт», отражающий контекст смыслообразования: его объективные (когнитивные) и субъективные (коммуникативные) условия. Разделение этих двух видов условий породили когнитивизм (в лингвистике) и конструктивизм (в философии языка). Рассмотрение собственно коммуникативной функции языка породили трансцендентально-герменевтический подход К.-О. Апеля и теорию коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса, прямо выводящие лингвистику в этику и культурологию, а философию языка - из гносеологии (проблема адекватного выражения предмета в языке, или проблема внешней формы языка) в онтологию (проблема оснований внутренней формы языка), т.е. от понятия предмета к понятию бытия.

5.В феноменологии Э. Гуссерля значительно расширино содержание сознания и языка, введён термин «жизненный мир» и его элемент - «переживание» (феномен) - как предельное основание смыслопорождения в рамках любого языка. М. Хайдеггер попытался с помощью языковых средств выразить деятельные и рефлексивные особенности «переживания» и смыслообразования, чтобы выйти на изначальные формы единства мышления и бытия, с опорой на способы постижения бытия. Но М. Бубер указал на отсутствие в онтологии Хайдеггера личности, предложив универсально-коммуникативную трактовку бытия как общения с абсолютом - Богом - и через Бога - с самим собой как подлинным Я, для которого главное - формы самопостижения собственного бытия. Подлинное саморазвитие Я возможно на основании созданных им подлинных Ты и Мы.

6. Взгляд на бытие с позиции универсального знака - Символа, - который разрабатывал А. Белый, выводит в фокус онтологических оснований языка знак, делая его как бы источником развития содержания и смысла языка на разных рефлексивных уровнях, начиная с абстрактного единства, через действие выражения, кончая всеобщим действием символизации. Дальнейшее исследование этих действий предпринял А.Ф. Лосев, который описывал их в терминах «сущности» и «энергии». Суть его взглядов на язык, разделяемая П.А.Флоренским, С.Н.Булгаковым, А.А. Потебней и др., заключалась в полагании, противопоставлении и сопряжении с помощью языка двух сфер бытия - материальной и духовной, логоса и эйдоса. Тем самым, человек получает возможность мыслить не только в языке, но и в метаязыке, отражающем предельный масштаб бытия и обеспечивающем универсальную коммуникацию.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Выводы и основные положения диссертации могут быть использованы как материалы в учебных курсах по философии науки, спецкурсах по философии языка, истории и теории науки.

Апробация исследования. Диссертация обсуждалась на объединенном заседании кафедры философии, теологии и культурологи РГПУ и отдела социально-гуманитарных наук Северо-Кавказского научного центра высшей школы.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы из 172 наименований. Общий объем работы 157 страниц. В первой главе «Изменение функций языка науки в ХХ веке» рассматривается кризис науки, повлекший кризис, анализ и развитие ее языка, расширение его пределов от теоретических до социокультурных.

В первом параграфе «Кризис языка классической науки» показаны причины и последствия кризиса науки для ее языка. В ХХ веке обнаружилась явная недостаточность искусственного, механистичного языка науки для выражения заведомо неоднозначных явлений, создающих противоречия между контекстами наблюдения и теории. А. Эйнштейн, В. Гейзенберг, Н. Бор, Б. Рассел и другие первыми отметили эту недостаточность, связали ее с мировоззренческими установками ученых и поставили задачу создания нового, более выразительного языка.

Поскольку обеспечение определенности выражения таких явлений не могло уже осуществляться в терминах значений, это потребовало смыслового анализа научного дискурса, исследования его речевого аспекта и выхода к понятиям речевой и языковой деятельности, к ее психологическим, поведенческим и культурным основаниям. Анализ термина «смысл» привел к появлению теорий «смыслопорождения», опирающихся на интерсубъектные, коммуникативные, ценностные представления о смысле. Но вместе с этим возникают вопросы о предметных, онтологических основаниях смысла вообще.

Во втором параграфе «Социокультурное измерение языка науки» рассмотрены общекультурные закономерности развития науки и ее языка, в свете которых исследователи надеялись понять причины происходящих изменений и найти способы выхода из кризиса. Предложенный Н. Бором методологический «принцип дополнительности» был обобщен Т. Куном до социокультурного понятия «парадигмы», включающего в себя разнообразные вненаучные факторы, косвенно или опосредованно влияющие на научные представления. Естественно предположить, что существуют две парадигмы - научная (опирающаяся на предметно-содержательные и логико-понятийные формы мышления) и культурная (включающая мировоззренческие формы, психологические и социально-коммуникативные установки), разошедшиеся в процессе развития общества до противоположности, которые в наше время необходимо объединить в целостную систему «человек-мир».

В третьем параграфе «К новой онтологии языка науки: от бытийности предметного описания к бытийности универсальной коммуникации» рассмотрен процесс углубления анализа языка науки от чисто предметно-описательного к функциональному и онтологическому. Предметно-описательный подход требует для обоснования теории абсолютных методологических оснований, которые, исходя из ограниченных возможностей человеческого сознания, оказываются заведомо ущербными и приводят теорию к кризису, а науку - к разделению на несвязанные друг с другом дисциплины. Они с своем развитии вырабатывают собственные основания и стили мышления, из чего и возникает проблема непонимания между ними. Эта проблема требует рассмотрения взаимодействия таких дисциплин в коммуникационном режиме с целью выйти на синтетическое знание (междисциплинарный анализ) или, по крайней мере, на единые мировоззренческие и ценностные позиции (трансдисциплинарный анализ). Но для этого требуется учет ментальных и интеллектуальных различий, интерпретационных установок и интеллектуальных схем, порождающих смыслы коммуникации и деятельности. Это возможно в рамках понятия «смысловое пространство», в котором и реализуются стили мышления. Тогда на первый план выдвигаются вопросы о функционально-деятельностной (интерпретационной) и онтологической (бытийной) природе «смыслового пространства».

Вторая глава «Становление оснований новой философии языка науки» посвящена рассмотрению исследований языка науки по направлению к философии бытия.

В первом параграфе «Предметно-функциональный анализ языка науки в рамках философии языка» рассмотрены теории знаковой структуры языка в рамках семиотики, семантики и прагматики и выхода в контекст онтологии. Создатели традиционной лингвистики - Э. Бенвенист, Ф. де Соссюр, И. А. Бо-дуэн де Куртенэ - отмечали системный характер языка, как функциональное единство его фонемно-речевых, логико-понятийных и лексико-грамматических структур, выражаемых с помощью базового элемента языка - слова-знака. Вместе с тем, очевидными были смысловые различия словоупотреблений в режиме интерпретации, не выражаемые прямо в языке. Этот факт привел к различению внешней и внутренней формы языка (определяющей предметно-понятийные (когнитивные) значения, эмоционально-оценочные (субъективные) значения и стилистические (коннотативные) значения) и сосредоточению внимания на последней. Так возникает структуралистское направление в лингвистике, целью которого стал структурный анализ интерпретационно-выразительных возможностей языка. Для этого пришлось заново рассматривать соотношение мышления и языка для того, чтобы ввести в сферу анализа не выражаемые в языке (т.е. ненаблюдаемые), но присутствующие в структуре интерпретации моменты: инварианты, значения и «лингвистические нули» (отражающие значимость отсутствия). Для анализа таких элементов лингвисты стали использовать термин «смысловое поле», образуемое набором референциальных языковых инвариантов, с помощью которого можно описывать процессы и результаты интерпретации в единстве таких ее характеристик, как определенность и неоднозначность. Структуру «семантических полей» и стали считать «внутренней формой» значения, включающей в себя базовые смысловые структуры - «концепты».

Такой взгляд лег в основу тезаурусного подхода, были созданы модели информационных тезаурусов, например, для компьютерных систем автоматического перевода, и этот подход стал модным в разных сферах, связанных с языками (в частности, в педагогике). Тем не менее, по С.Е. Никитиной, тезаурусная структура концепта не является всеобъемлющей: с одной стороны, появляется возможность строить концептуально определенные тезаурусные языки для разных наук, но с другой - эти языки не будут отражать концепты предельного охвата, как например, философские («предмет») и общенаучные («закон»).

Это породило «когнитивную лингвистику» и направление когнитивизма в языковедении, суть которого в обязательном учете позиции человека при анализе его речевого поведения. Но что должна включать в себя эта «позиция», чтобы интерпретация была правильной, адекватной и успешной (т.е. вела бы к взаимопониманию)? Очевидно, что для этого нужны смысловые нормы нового типа, и эта идея легла в основание конструктивистского направления, желающего построить «язык науки» на прагматическом базисе, исходя из первых «жизненно-мировых» начал, и по правилам методического мышления, базирующегося на методическом и диалогическом принципах. П. Лоренцен, основатель конструктивизма, различал два прагматических уровня интерпретации языковой деятельности: содержательный (для себя) и диалогический (для другого). Дальнейшее развитие конструктивизма происходило по двум направлениям, разделившимся по признаку определения предметно-содержательного, социокультурного и социально-деятельностного контекстов языка науки. Первое из них восходит к работам Ж. Пиаже, утверждавшего приоритетный характер эпистемической реальности для психологии. Эта идея получила свое обобщение в работах Э. фон Глазерсфельда, П. Ватцлавика, У. Матураны, Ф. Варелы, Г. Рота и др., которые развили ее дальше в контексте психологии, кибернетики, нейробиологии. Второе направление связано с именами К.-О. Апеля и Ю. Хабермаса, видящих цель языковой деятельности в обеспечении гармоничного общения людей. Различие между ними заключается в определении необходимых для достижения коммуникативного взаимопонимания интеллектуальных и социокультурных условий: если для первого они должны определяться в контексте трансцендентальной философии, то для второго - в контексте реальной общественной культуры.

Особой проблемой стал вопрос о виртуальной природе смысловой и коммуникативной реальности; по Т.Б. Кудряшовой, виртуальный феномен не объективен и не субъективен, но он и не субъект-объектен в классическом смысле - он квазиобъективен и квазисубъективен. Квази-реальность виртуального феномена - не мнимость и не идеальность: он вполне реален, однако не субстанциален. В то же время он не потенциален, а реален, но это особая реальность - некое латентное, скрытое, свернутое бытие, «новый» вид или способ бытия. На этой принципиально новой онтологической основе ею строится концепция «внутренней формы языка». В ее основании лежит «переживание», которое является способом постижения-выражения «сущности», которое выполняет четыре функции: включение конституируемого интенциональною объекта в систему связей и отношений мира, достоверностей сознания субьекта, с ее возможными модификациями; имплицитное влияние на познавательный процесс, начиная с начального момента; придания потоку сознания целостности в постижении выразимого смысла; способ «фиксации» относительного завершения процесса. Все это меняет взгляд на понимание, которое предстает, как внутреннее состояние человека, потока сознания, при котором все вновь образующееся знание не только не разрушает структуру потока, и не просто количественно расширяет поток, но органично встраивается в него, придавая ему новые качественные свойства положительного, развивающего характера, то есть, способствуя актуализации и самоактуализации все новых и новых феноменов, в том числе, обязательно, эмоций, продуцируя мотивацию к новым формам выражения.

Качества языка, выявленные в результате всех вышеописанных исследований, прямо выводят к духовному бытию, как фундаментальной составляющей человеческой культуры: мировой (трансцендентальный) процесс понимания можно, с одной стороны, представить как опыт активной деятельности по переводу летейи (сокрытого) в несокрытое (алетейя) (Хайдеггер), эзотерического знания в экзотерическое (И.Д. Левин); осуществление перехода вечных объектов (платоновских архетипов) из идеальною мира в реальный, качественно определенный физический мир (Уайтхед); опыт выражения содержания умственного созерцания во внешних знаках (Соловьев), интуиции - во внешнем выражении (у интуитивистов) и т.д. Очевидно, что все эти результаты требуют для своего обоснования и развития прямого обращения к философским концепциям бытия.

Параграф второй «Онтологические основания нового языка науки» и посвящен рассмотрению философских концепций бытия; он состоит из двух подпараграфов; в первом из них - «Западная философия языка о выражении бытия как глубинной цели языка» - рассмотрены основные западные онтологические концепции, в рамках философии языка.

Проблему онтологических оснований языка науки поставили И.Кант и И.Г. Фихте, но прорыв в ее анализе принадлежит Э. Гуссерлю, который ввел фундаментальное понятие «жизненного мира», в рамках которого наука предстает как специфический вид человеческой деятельности, свойственный далеко не всем культурам и эпохам. В отличие от этого «жизненный мир» есть «универсальное интеллектуальное достояние», общее всем людям и обществам и продолжающее существовать в своем основополагающем значении и в эпоху науки. В основе «жизненного мира» лежит «феномен» - непосредственный образ-переживание, изначально подлинный, к которому неприменимы понятия истины и лжи, и к которому должны быть сведены все остальные формы мышления. Но и Гуссерль столкнулся с проблемой определенности «феномена».

М. Хайдеггер критиковал Гуссерля за неличностную трактовку «феномена»; сам он понимал «феномен» исключительно через формы человеческой активности: он реализуется не просто как «интенциональность» (направленность», но как целенаправленное действие («искание», «спрашивание» и т.п., через что и появляются такие предметы, как «спрошенное», «опрашиваемое» и т.п.), формирующее сферу «присутствия» как наличного для человека бытия. Исходя из этого, Хайдеггер и разворачивает свое «бытийное» представление о науке: каждый язык несет в себе свою онтологию и членит мир, создавая определенное мировидение и мироведение, необходимое для данного общества. Создание устойчивой картины мира и определенного восприятия мира - условие, необходимое для сохранения устойчивости человеческой психики. Именно это условие соблюдается благодаря особой структурирующей функции языка. При этом язык создает каждый раз именно такую онтологию, которая необходима именно данному обществу в настоящий момент его существования, выделяя и отмечая существенные для него явления и оставляя неразличенным то, что не представляет для этого общества особого интереса или угрозы.

В основании бытия, по Хайдеггеру, лежат не просто «феномены», но «экзистенциалы», в которых кристаллизован «опыт присутствия»; они отражают «бытие» в двух вариантах: «бытие-в-мире» (наука) и «бытие-при-мире», как две формы базисного отношения «бытие-в». В этом свете познание есть фундированный в бытии-в-мире модус «присутствия», но критерий этого «присутствия» - в поиске и построении точной и определенной системы терминов. Когда в такую систему пытаются втиснуть все содержание мира, многое просто выпадает и получается заведомо ущербная картина мира; подлинное же познавание заключается в том, чтобы в уже помысленном высматривать непомысленное, которое все еще скрыто внутри уже помысленного.

Дальнейшее развитие этих идей содержится в критике концепции Хайдег-гера М. Бубером, который, опираясь на онтологию христианского богословия, рассматривал отношение Я к Миру, к Другому, к Ты как чисто личностное и абсолютно непосредственное: никакая абстракция, никакое знание и никакая фантазия не стоят между Я и Ты. Сама память преображается, устремляясь от частностей к полноте целого. Никакая цель, никакое вожделение и никакое предчувствие не стоят между Я и Ты. Само желание преображается, устремляясь из своей мечты в явленность. Всякое средство есть препятствие. Лишь там, где средства рассыпались в прах, происходит встреча человека с абсолютом, с Богом. Смысл этой непосредственности - во взаимности, способной доходить до тождества. Именно поэтому человек живет как бы в двух мирах, в каждом из которых свойственный ему язык выполняет не одинаковые, но взаимосвязанные функции по самопознанию личности: «Личность осознает себя как участвующую в бытии, как сосуществующую, и через это - как существующую. Индивидуальность осознает самое себя как существующую так-а-не иначе. Личность говорит: «Я есть», индивидуальность - «Я такова». «Познай самого себя» означает для личности: познай себя как бытие; для индивидуальности: познай свой способ бытия. Абсолют, Бог становится центром и источником тройственного отношения «Я - Ты - Оно». Устранение его из этого отношения приводит к вырождению сознания, познания и языка в двух вариантах: «Субъективизм выхолащивает веру в Бога, объективизм овеществляет Его, объективизм - ложное упрочение, субъективизм - ложное освобождение.

Похожих взглядов придерживался Г.С. Батищев: задача обрести себя рождается именно из свободного решения встретить в других и через других в Высшем Начале универсума нечто такое, что не менее, а может быть, даже и более достойно войти внутрь и образовать обновленное, обогащенное и дополненное, гораздо более подлинное собственное Я, чем то неполное Я, которое человек в себе застал.

Во втором подпараграфе «Русские философы о языковых средствах выражения бытия» рассмотрены онтологические концепции языка, принадлежащие русским философам, для которых характерно изучение онтологических глубин человеческого языка со стороны собственно языка, знака, символа.

Учение о предельных основаниях языка, как системы, обладающей собственным бытием, названное символизмом, разрабатывал А. Белый: Единство есть Символ. Символическое единство есть единство содержания и формы, и элемент символизации есть в любом понятии, как содержательном, так и бессодержательном, как предметном, так и беспредметном, как действительном, так и условном. Этот элемент А.Белый называет «эмблематичность»: эмблема есть всегда эмблема некоторого единства; вершину классификации эмблематических понятий должно занять такое понятие, которое самый эмблематизм понятий выводит из единства; это единство само по себе уже не есть эмблема, а то, побуждает наше понятие строить систему эмблематических понятий; выше мы видели, что таким единством не может быть метафизическое единство; следовательно, самое понятие о метафизическом единстве есть эмблема. Действие эмблематизации может быть положено в основу систематизации творческих ценностей, которую можно положить в основание новой метафизики.

Эти идеи получили развитие у русских «философов Имени»: А.Ф. Лосева, П.А.Флоренского, С.Н.Булгакова. А.Ф. Лосев разрабатывает понятие «выражения» как главную деятельную характеристику имени; в своей ранней работе «Вещь и имя» он пишет: в понятии выражения содержится как момент некоей реальности, так и ее выхождения из своего внутреннего пребывания в себе и в свой внешний и явленный образ. В категории выражения синтезируется момент внутреннего и момент внешнего… которое реально есть, существует в действительности. Исходя из этого, Лосев в работе «Философия имени» различает два онтологических уровня выражения сущности - «эйдос» и «логос» - и так описывает различия и сходства между ними: эйдос… есть нечто простое. Логос всегда сложен; «эйдос есть нечто цельное. Логос… есть нечто множественное и дискретное); эйдос и логос оба есть нечто неизменное, вечное, но один - в плане смысла, а другой - в плане отражения отношений вещей; эйдос есть индивидуальная общность, а логос - перечисление признаков: «в эйдосе - чем предмет общее, тем индивидуальнее», а «в логосе - чем предмет общее - тем формальнее; эйдос внутри самоподвижен, а логос - статичен; эйдос есть смысл, который «интуитивно дан и сущностно воплощен», а в логосе смысл - это «абстракция и метод; эйдос есть явленный лик… смысловое изваяние сущности, логос есть только принцип и метод, закон объединения и осмысления… Он приобретает значение лишь в связи с формальным приведением в связь, в осмысленное целое; «эйдос видится мыслью, осязается умом, созерцается интеллектуально; логос - не видится мыслью, но полагается ею; не осязается умом, но сам есть щупальцы, которыми ум пробегает по предмету; не созерцается интеллектуально, а есть лишь задание, заданность, метод, закон, чистая возможность интеллектуального содержания. Из этого у Лосева вытекает утверждение о первичности эйдоса по отношению к логосу в сфере научного знания: «Чтобы говорить научно, т.е. говорить о бытии в логосе, надо сначала говорить о нем в эйдосе. И в работе «Вещь и имя» Лосев выстраивает последовательно усложняющуюся иерархию деятельных выражений имени как орудия общения ее со всем окружающим.

С.Н. Булгаков и П.А. Флоренский сосредоточивают свое внимание на границе перехода идеального слова в конкретное, но также пользуются при этом принципом предикации. Так, по Булгакову суть языка заключается в процессе именования - то есть, соединения идеи с конкретным объектом реального мира. Именно в этом заключается сила Первослова (с помощью которого Бог создал мир): оно являет себя в энергиях, которые, соединяясь с конкретными образами-семемами, рождают конкретные слова естественных языков. Философы Имени разделяют общую точку зрения, согласно которой слово есть символ, и как таковое оно `подлежит' основной формуле символа: оно - больше себя самого. И притом, больше двояко: будучи самим собою, оно вместе с тем есть и субъект познания, и объект познания. Иными словами, как символ слово являет в конкретном образе и форме свою идею. Слово оформляет мысль говорящего, рождая мысль-слово, и слово являет эту мысль слушающему в Диалоге. П.А. Флоренский подчеркивал, что истинное отражение реальной жизни возможно только через фиксирование антиномий, любой определение должно быть антиномичным. Потому и в языке всегда присутствует надиндивидуальная сторона, но только как одна из его сторон: язык есть живое равновесие `вещи' и `жизни'. В своей сущности язык является вселенским, в своем явлении - индивидуальным. Язык творится как художественное произведение (по словам С.Н.Булгакова), но вместе с тем мы его уже имеем как изначальную данность. Поэтому мы не творим язык, но творим `из него'.

Эти идеи развивает М.М. Бахтин: противоречие между `миром культуры', `идеологией' и `миром действительной единственной жизни' снимается через ответственный поступок - свободный выбор, явленный в `участном', индивидуальном и одновременно надындивидуальном, `соборном' слове. Но любое слово, любое высказывание может осуществляться только при наличии двух сознаний - Я и Другого: «Событие жизни текста, то есть подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов; говорящий, произнося высказывание, уже готовится стать слушающим, а адресат, выслушивая сообщение, уже накладывает на него свое `противослово', и таким образом тоже становится говорящим.

Современный вариант этой идеи разворачивает В.В. Налимов, создавшего «Вероятностную модель языка», для которого метаязык (универсальная семиотическая система) существует объективно, хотя и не дан нам в прямом наблюдении: метаязык должен быть настолько богат, чтобы все, что утверждается в терминах объективного языка, могло быть сказано в метаязыке, в частности, в нем должны быть и средства для построения имен объективного языка. Налимов настаивает на атомарно-континуальной природе слов. В качестве «смыслового дискрета» выступает знак, который кодирует поле смысловых значений. Декодирование означает осмысление значения, и это процесс, происходящий на континуальном уровне. В концепции Налимова явно прослеживается влияние идеалов неклассической науки с ее диалектикой прерывного-непрерывного, необходимого- случайного. Взгляды В.В. Налимова пересекаются с основными положениями диалогизма: словесное общение между людьми происходит путем диалога, а не в виде монологов. Диалог нужен, чтобы повысить уровень понимания высказываний, сделанных на языке с нерегулярной структурой.

Здесь возникает проблема воплощения языка в Культуре во всем богатстве его функций и как проявление и утверждение человека во всем богатстве его бытия и становления. У Хайдеггера феноменология смысла бытия есть одновременно критика бытия. Именно поэтому язык хайдеггеровского текста так труден: он стремится не сообщать о сущем, а схватить сущее в его бытии за счет выхода за пределы наличного языка, создавая новые языковые формы. Но что является наиболее глубоким основанием языкового творчества? По Хайдеггеру, это - разум, по Лосеву - душа. Исследование этих двух начал - дальнейшая задача для философии языка.

онтологический язык наука

Литература

1. Иванеско В.Л. Язык и философия/ «Социально-экономические и технико-технологические проблемы развития сферы услуг». Ростов-на-Дону, РИС ЮРГУЭС. 2004. Вып.3. Т.3. С.103-113. - 0,6 п.л.

2. Иванеско В.Л. Язык и мышление/ «Социально-экономические и технико-технологические проблемы развития сферы услуг». Ростов-на-Дону, РИС ЮРГУЭС. 2005. Вып.4. Ч.1. Т.1. С. 73-76. - 0,2 п.л.

3. Иванеско В.Л. Язык философии науки// Гуманитарные и социально-экономические науки. 2006. №4.С.7-13. - 0,75 п.л.

4. Иванеско В.Л. М. Хайдеггер о бытийных чертах науки/ Философия, культура, гуманизм: история и современность. Оренбург. 2006. - 0,15 п.л.

5. Иванеско В.Л., Минасян Л.А. Западная философия о выражении бытия как глубинной цели языка// Научная мысль Кавказа. 2007. №1. - 0,9 п.л.

6. Иванеско В.Л., Минасян Л.А. Язык науки как сложная семиотическая система/ Социально-экономические и технико-технологические проблемы развития сферы услуг. - Ростов-на-Дону, РИС ЮРГУЭС. 2007. Вып.6. Ч.1. Т.2. - С. 73-76. - 0,25п.л.

Размещено на Allbest.ru