Ч.С. Пирс и перспективы философской антропологии. Набросок методологической пропедевтики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Ч.С. Пирс и перспективы философской антропологии. Набросок методологической пропедевтики

В.И. Пронякин

Постановка проблемы. Одной из доминантных черт современной философии является ее отчетливо выраженная антропологическая ориентация. От конца ХІХ и на протяжении всего ХХ века эволюционная поступь антропологически настроенной мысли сопровождалась всплесками доктринальных артикуляций, многие из которых составили вполне самодостаточные, концептуально завершенные артефакты духовной онтологии; парадигмальный статус подобного рода артикуляций естественен и очевиден.

И действительно, в своем процессуальном измерении современный антропологический дискурс воплотился в диковинной череде метафизических инверсий и метаморфизаций. Возникали и самоутверждались - как в порядке «друг за другом», так и в «режиме» календарной и ментальной «одновременности» - влиятельные, культурно-исторически значимые персоналии, философские школы, учения, течения... Экзистенциально «нагруженный» символизм ницшеанства и российского метафизического ренессанса (т. наз. «Серебряный век»); проникновенный мировоззренческо-методологический синтез знания и понимания в Баденской школе неокантианства; семиотически конституированная антропология прагматизма; проникнутые идеей вселенского гуманизма религиозная антропология М. Шелера и эволюционизм П. Тейяра де Шардена; «человековедческий» универсализм интегративных интенций многочисленных школ психоанализа, феноменологии, философской герменевтики; напряженная сосредоточенность смысложизненых исканий всех без исключения разновидностей экзистенциальной мысли... Парадигмальная означенность последних десятилетий века минувшего и первых лет наступившего века, проходящего стадию поисков метафизической самоидентификации, была представлена мировоззренчески и методологически знаковой альтернативой между постструктурализмом и коммуникативизмом. И мировоззренчески, и методологически первый базировался на радикальном преодолении традиции, в т. ч. и антропологической, второй - на бережном отношении к традиции с учетом характера трансформаций ее смыслосодержащего состава и основополагающих установок. Теперь, когда философским самосознанием давно уже пройден пресловутый «рубеж» столетий, встает судьбоносный (для настоящего и будущего философии) вопрос: когда следует ожидать возникновения какой-либо концепции (или «хотя бы» идеи) антропологической направленности, «равноценной» (по своей культурно-исторической значимости) предшествующим? И на каком фундаменте возможно построение такого рода концепции?

Пока философская мысль пребывает в «режиме ожидания», перспективы антропологии будущего приходится отыскивать в «метафизическом опыте» коммуникативизма, творчески преобразовывавшего наследие средствами его всесторонней семиотической метаморфизации. Известно, что, начиная с периода, когда сформировалась рефлексия философской антропологии (ее можно, по ряду оснований, начинать от Канта), в европейской философии рефлексивность (метафизическое основание дискурса) обрела трансцендентально-антропологический статус. Пройдя ряд семиотических трансформаций, рефлексивность актуализировалась в статусном модусе трансцендентальной прагматики, получившей всестороннюю разработку именно в коммуникативной фило-софии.

Коль скоро свою доминантную статусность рефлексия философского антропологизма обрела в результате инверсий ее семиотического состава, есть все основания предполагать, что конституитивные возможности философии будущего зависят от креативного потенциала «накопленных» интерпретативных ресурсов. Попробуем оценить этот потенциал, отправляясь «от достигнутого».

В свете поставленной задачи представляется перспективным рассмотреть философию прагматизма, и в первую очередь - антропологический «срез» философии Чарльза Сандерса Пирса [13], так как именно его доктрина образует «срединную» (то есть - «бифуркационную») фазу парадигмальных метаморфизаций, ознаменовавших продвижение западного мышления по пути «от Канта» к Апелю и Хабермасу [см.: 1].

Предлагаемый материал представляет собой проективный набросок к выборочно заданному перечню методологических средств (принципов, методов, дескриптивных приемов и т. п.), с помощью которых креативный потенциал антропологии Ч. С. Пирса откроется в возможные антропологически ориентированные интерпретативные перспективы.

Изложение основного материала. Теоретико-методологическую основу всякого историко-философского исследования представляют, в первую очередь, фундаментальные принципы, разработанные и отшлифованные в классической традиции. В истоках традиции заложены методологические приемы истолкования текстов, использовавшиеся христианскими экзегетами Александрийской школы, интерпретативно-дискурсивные практики философски ориентированной теологии (Аврелий Августин, Ансельм, Аквинат, П. Абеляр); применение указанных приемов и практик способствует интерпретативной экспликации латентного, неявно заданного семиотического состава исследуемых текстов; интенциональная ориентация мышления, мотивированная целями подобного рода экспликаций, не утратила своей методологической значимости и сейчас. Продемонстрируем некоторые из этих приемов.

Современные наработки в области истории христианской религиозно-метафизической философии (главным образом - латинского средневековья) открывают методологическую перспективу, в свете которой выявляются возможности конституитивных метаморфизаций объективистских онтологий в концептуальные построения трансценденталистского толка¹. Исследователи рассматривают природу и сущность метафизики на путях установления ее «значимых форм», явленных в истории философии, разделяя эти формы на те, что укоренены в «архитектонической склонности» тех или иных метафизиков, и на такие, где исследование метафизических истин не подчиняется жестко «идее системы», а связано с определенным тематическим интересом [см.: 5]. В частности, немецкий философ В. Крампф выделяет: тему сокрытого единства бытия; тему «душевного бытия»; тему бытия и становления; тему отношения между индивидуальным и общим. Работа над конкретными метафизическими темами способствует формированию последовательного систематического мышления [12]. В процессе систематизации (по сути - рационализации) мышления и осуществляется «очищение» метафизических ментальных актуализаций от интенцио-нально-интуитивных, непроясненных, логически

невыверенных интеллектуальных импликативов.

Некоторые исследователи рассматривает эволюционные аспекты европейской метафизики в контексте парадигмальных мыслительных инверсий. Так, Л. Хоннефельдер считает, что средневековая метафизика обоснована «вторично» - после Аристотеля [11, S. 165-166]. Философы латинского Запада, указывает Хоннефельдер, проявили, в отношении Аристотеля, «относительную самостоятельность» и переосмыслили классическое античное понятие метафизики. Тем более их не удовлетворяла позднеантичная трактовка метафизики, распространившаяся благодаря комментаторам Аристотеля из школы Аммония - через Аверроэса. В соответствии с этой трактовкой метафизика является «первой философией» в связи с тем, что ее предмет - божественное сущее - первичен как причина, предшествующая материи и движению, как источник трансцендентного. В противоположность этому латинские авторы интерпретируют метафизику как учение о сущем как таковом, рассматривая божественное сущее в качестве одного из аспектов предмета метафизики [11, S. 167].

Хоннефельдер напоминает, что в качестве «науки о сущем как таковом» (в противоположность теологии) метафизика получает системное оформление в философии Аквината. Вместе с тем, не все мыслители приняли томистское понимание природы метафизики. Для того, чтобы истолкование метафизики удовлетворяло бы одновременно требованиям Аристотеля и установкам теологии, под метафизикой должна подразумеваться онтология, осуществляющаяся как трансцендентальная наука [11, S. 167].

Опираясь на приемы интерпретативной экспликации, считаю, возможно показать, что метафизика Пирса представляет собой сублимированный семиотический коррелят прагматической логики, эпистемологии, онтологии и аксиологии.

Далее следует указать на принцип единства логического и исторического - один из наиболее успешных, эвристически плодотворных методологических инструментов, используемых в ходе историко-философских исследований. Этот принцип, доставшийся нам в наследие от немецкого классического идеализма, часто применяем и описан в многочисленных публикациях украинских и зарубежных авторов, посвященных историко-философской проблематике. Можно было бы представить и порядок его использования, равным образом, как и характер и степень эффективности научно-теоретических результатов, которых возможно достичь с его помощью. Отмечу, в частности, что означенный метод применим в целях решения задач темпоральной и концептуальной компаративистики, выявления особенностей эволюционных преобразований, осуществленных прагматической философией, и в особенности - философией Ч. С. Пирса, - в процессе перехода ряда течений западной философии ХХ в. от классической «бессубъектной» метафизики и трансцендентальной логики к коммуникативной антропологии и трансцендентальной прагматике.

Обращаясь снова к наследию, подчеркну, что специфика обнаружения и истолкования метафизической и антропологической компонент такого философского феномена, как прагматизм, требует применения методологии, позволяющей реконструировать полисемантичные и символические предметно-содержательные мыслительные артефакты. Философия Пирса являет собой ярчайший пример философского образования подобного рода; она содержит концептуальные включения формальной и трансцендентальной логики, импликативы эмпирического и метафизического опыта, семиотические производные антропологической рефлексии «жизненного мира», наконец, элементы смыслового состава философии, несущие спекулятивно-символическую нагрузку (метафизика «Агапе»). В целях аутентичной реконструкции философии Пирса, представленной в указанном качестве, перспективными выглядят принципы герменевтики йенской романтической школы, в соответствии с которыми семантико-прагматическое отношение предмета исследования (текста) и исследователя (в данном случае - историка философии) представляет собой диалогически обустроенное пространство интерпретации. В результате, реконструируя культурнорефлексивную «метафизику текста» пирсовой антропологии, возможно показать, что ее содержание представляет собой своеобразную знаковую амплификацию духовно-онтологических реалий, образующих несущий культурно-антропологический каркас человеческого бытия, когда амплификативная «работа» рефлексии осуществляется средствами логико-семиотических экспликаций структур бытия в структуры мышления, т. е. реализуется в форме дискурса. Посредством применения этой «классической» (в рамках герменевтической традиции) методологии открываются подступы к раскрытию антропологического измерения категориального строя метафизики и логики в прагматизме Пирса, а также к обнаружению сущности семантико-прагматического «поворота» в трансцендентализме Пирса от логики к коммуникативной антропологии.

Особое внимание следует уделить «методологическому опыту» неклассической философии ХХ века, накопившей богатый арсенал комплексных интерпретативных средств. В их числе: приемы семиотической реконструкции текстов, использовавшиеся феноменологической герменевтикой (Э. Гуссерль, П. Рикер), философской герменевтикой (Х.-Г Гадамер). В частности, можно вспомнить, что, например, у Э. Гуссерля одним из реконструктивных ориентиров служит герменевтическая онтологии смысла; в ней открываются метафизические перспективы аутентичной рефлексивной «модели» действительного тождества бытия и мышления. Такая онтология отличается некоторыми уникальными свойствами. Во-первых, в ней преодолевается инореальность феноменального: в ее предмете даны не явления, а сущности. Во- вторых, события и факторы предмета образуют иерархическую структурную целостность, в которой отсутствуют событийные анахронизмы, немотивированные смысловые инверсии, какие-либо иные несоотнесенности. Такая онтология, в-третьих, семиотически упорядочена: она раскрывается в понимании (в герменевтическом горизонте), она корректна как семантика («события» и «факторы» выражены в адекватных знаках, что исключает возможность возникновения ошибочных толкований), она синтаксически (логически) непротиворечива. Наконец, здесь открывается перспектива сознательного использования данных метафизического опыта - опыта целого, в котором снято традиционное для эпистемологических типов философии расхождение между данными опыта «внешнего» и опыта «внутреннего».

Иерархической выглядит и структура предмета такой онтологии. В ней органично сопрягаются основные уровни бытия: телесный (вещественный), исторический (выраженный в смене событий и качеств), конституитивный (творческий, субъективный), социальный (интерсубъективный, осуществляющийся как со-бытие). Субстанциально-деятельную, мотивационную («двигательную») и организующую функцию выполняет здесь трансцендентальная субъективность - в ней обретает полноту, завершенность иерархия бытия, она является действенным субъектом метафизического опыта. Именно трансцендентальность, как характерное свойство субъективности, гарантирует ей (субъективности) свободу смыслосозидания, т. к. «санкционирует» легитимность интерпретативного приоритета прагматики в дискурсивных практиках семиотических реконструкций.

Представляется, что использование гуссерлевой методологии позволит осветить структурно-функциональную значимость дискурсивных практик трансцендентальной прагматики в интерактивном поле коммуникативного действия.

Относительно методологии Гадамера следует сказать, что ее теоретическая значимость заключается в фундировании особого рода рефлексии: герменевтической рефлексии культуры; такая рефлексия, используя дополнительность традиционных, логико-дискурсивных и неклассических, семиологических познавательных средств, допускает построение онтологий, в которых «бытийная» гетерогенность цивилизационного и культурного «снимается» в составе смыслового (социокультурного) изоморфизма. Становится возможным, в частности, найти эквивалентное знаковое (семиотическое) выражение некоторым важнейшим параметрам социальной топологии или иначе: выстроить эквивалентную формулу репрезентативности институционализированных («социально-вещественных») параметров современной исторической реальности в терминах языковых, лингвистических.

К числу таких параметров следует отнести элементы семиотической топологии; в семиотическом (культурологическом) ракурсе видения предмет предстает как символический контекст, образующий полисемантическую, многосмысловую структуру - семиотическая топология замещает топологию социальную. Важно иметь в виду, что иерархия топологических координат зависит от выбора интенционального ракурса, т. е. не фиксируется жестко однозначно и содержит возможность разнообразных инверсий.

Семиотическая реконструкция философии Пирса средствами герменевтики Гадамера позволит, возможно, подтвердить уже общепризнанный вывод о том, что традиционную оценку прагматизма как редукционистской мировоззренческой доктрины нельзя принимать как исчерпывающую; напротив, категориальный строй метафизики и логики в прагматизме Пирса, содержащий антропологические импликации, в сущностном плане исключает редукционистские и, равным образом, объективистские и субстанциалистские черты.

К сказанному добавлю, что в специфицированной форме и «адресной» направленности (а именно: непосредственно в отношении философии Пирса) дискурсивную практику семиотической реконструкции использовали представители современной коммуникативной философии; так, К.-О. Апель продемонстрировал сущность и характер семиотической трансформации учения Канта, осуществленной Пирсом [см.: 1]. В дискурсивном опыте коммуникативизма содержится ответ на вопрос: какими путями осуществилась постнеклассическая (трансцедентально-прагматическая) рецепция антропологии Пирса, сказавшаяся, в конечном счете, на семиотических преобразованиях, происшедших в постмодерной метафизике.

Потенциально плодотворным может оказаться структуралистский метод разрешения бинарных оппозиций бытия и мышления как сущностных воплощений языка. Дело в том, что порядок семиотических и концептуальных корреляций, опосредствующих системное взаимодействие метафизики и антропологии в смысловом составе философии Ч. С. Пирса задается главным образом посредством инструментальной процедуры замещения в знаковой бинарной оппозиции семантики и трансцендентальной прагматики.

Решая конкретные исследовательские задачи, есть резон опереться на корпус методологических достижений, наработанных отечественным и российским историко-философским вестерноведением советского периода. Прежде всего, хотелось бы отметить значительный вклад в концептуальную реконструкцию знаковых актуализаций западной метафизической и философско-антропологической мысли, внесенный учеными МГУ (кафедра истории зарубежной философии) в период доктринального господства в гуманитарной сфере домагически трактуемого марксизма. Формально отдавая дань постулатам официальной идеологии, российские философы (А. Богомолов, А. Зотов, Ю. Мельвиль и др.) предприняли попытку дескриптивного анализа западной, преимущественно - англо-американской философии рубежа ХІХ - ХХ вв., уделив значительное внимание прагматизму, в том числе и его персонифицированной, пирсовой версии. В результате глубокого, всестороннего изучения прагматизма авторы пришли к выводу: из множества течений западной философии прагматизм -- одно из тех, которые в наибольшей степени связаны с проблемой человека. Несмотря на то, что труды московских исследователей создавались в относительно отдаленное время (60-80-е годы прошлого столетия), их наработки сохраняют не только «чисто» библиографическое, но и концептуально-теоретическое значение, прежде всего в той области историкофилософского познания, где реализуется ретроспективный поиск и содержательно-рецептивное воспроизводство в отношении «ставших», осуществившихся философских учений, направлений, движений.

Особое внимание следует обратить на возможность конструктивного решения задач интерпретативной направленности в границах философии, генезисно восходящей к истокам преодоления когнитивизма и логицизма. Такая возможность была реализована украинскими философами в 60 - 80 годах, то есть именно тогда, когда предпринималась упомянутая попытка российских авторов. Речь идет о концептуальных разработках в рамках проблематики так называемых «мировоззренческих аспектов законов и категорий материалистической диалектики», которая составляла весомую долю в корпусе тогдашних философских исследований.

На основе этих разработок в Украине сложилась подлинная философская школа, которая отличалась принципиальным антропологизмом. Образование такой школы имело далеко идущие последствия, сохраняющие свою методологическую значимость и в настоящее время. Как отмечал выдающийся отечественный ученый В. Г. Табачковский, мировоззренческо-антропологическая переориентация тогдашней украинской философии, благодаря своим реальным, а еще больше - потенциальным возможностям, способствовала «размыванию» тоталитарного миропонимания, что насаждалось государственной идеологией [10, с. 38].

Этот «антропологический поворот» В. Г. Табачковский оценивал как переход философии от гносеологической «заинтересованности» в мире к переживанию и пониманию мира прежде всего в его значимости для человеческой личности. Но при этом сама философия толкуется как мировоззренческое знание, направленное на целостность бытия [10, c. 38].

Экзистенциальное напряжение, которое возникает в «переживательном» мироотношении, делает философию тем, чем она и должна быть, а именно - метафизикой, ведь именно в этом отношении мир предстает перед человеком в проективной целеустремленности от сущего к должному, рефлексивная установка метафизического сознания открывает в предмете такие семиотико-топологические (знаково-смысловые) константы, как необходимость, целесообразность, сущностность, жизненность (экзистенциальная витальность), целостность².

Этот метафизический предмет и оказался в центре внимания украинской школы «мировоззренческих аспектов диалектики». Отличительной чертой его рассмотрения стало то, что в качестве его субстанциальной основы усматривалась человеческая деятельность; последняя трактовалась как универсальная интегративная форма бытия человека в мире; благодаря ей философия осуществляла антропологически заданный синтез онтологических и гносеологических измерений мироотношения. Деятельность, писал В. П. Иванов, «абсолютным образом заключает в себе действительное содержание человека и человеческое содержание действительности» [3, с. 63]. Ту же самую мысль, только по-иному, утверждал Н. Ф. Тарасенко, когда указывал, что деятельность как субстанция действительности «определяет форму бытия объекта и вместе с тем способ его данности человеку» [6, с. 141].

С методологической точки зрения крайне важно, что в концептуальном плане деятельность трактуется как фундаментальная (по отношению к принципиально артикулированному характеру философского мировоззрения, а именно: антропологически ориентированному мировоззрению) категория, на основе которой открывается возможность универсального видения мира. В этой универсальности проективно отображается метафизическое решение философской проблемы отношения «человек - мир»; необходимо только постоянно иметь в виду, что метафизическая (трансцендентально-антропологическая) рефлексия «схватывает» указанное отношение в его изначальной амбивалентности, что для такой рефлексии традиционные «онтология» и «гносеология» являются лишь подчиненными, хотя и взаимно связанными частными сферами знания. Отсюда и вытекает методологическая ценность трансцендентально-антропологического философского мироотношения: в его границах преодолеваются односторонности как эпистемологизма (который в своем логическом пределе сводит реальность к знанию), так и натуралистического объективизма (этот тоже не различает знание и его предмет, воображая, что можно воспринимать предмет «таким, каким он есть сам по себе»).

Деятельностно-антропологический подход к анализу прагматизма дает возможность глубже, полнее, всестороннее раскрыть прагматическое представление о человеке как деятельном существе.

Что касается современной отечественной философии, то в ее методологическом арсенале также наличествует комплекс теоретических установок и принципов, могущих послужить основой для построения «будущих», «возможных» антропологий. В данном плане следует, прежде всего, указать на концептуальные наработки Украинского феноменологического общества (А. Богачев, А. Ермоленко, В. Кебуладзе, А. Лой, С. Пролеев и др.); украинские философы располагают современными средствами феноменологической дескрипции, процедурная (инструментальная) ценность которой заключается в дискурсивных возможностях устанавливать надежную смысловую корреляцию в семантико-прагматических сопряжениях интенционального поля [об этом см.: 4]. Использование названной дескриптивной методики может споспешествовать более последовательному, логически выверенному, достоверному в очевидности результатов, эксплицированию метафизического и антропологического содержания из когнитивных и эмпирических составляющих философии Пирса.

В последнее десятилетие прошедшего - начале наступившего столетия украинскими учеными в научный обиход активно внедряется концепт неевклидовой рефлексивности. Терминологически и доктринально авторство концепции принадлежит В. Г. Табачковскому [см., в частности: 9]; он же разработал систему и порядок ее методологического применения; в теоретическое обеспе-чение исследовательских потребностей методологию неевклидовой рефлексивности внесен Г. Аляевым, В. Бычко, В. Ляхом, В. Окороковым, С. Шевцовым и др. Представлю некоторые фундаментальные параметры такой рефлексивности: разомкнутость, развернутость ее смыслового горизонта, открытого в интерпретативную бесконечность; символизм мировидения; дискретность (нелинейность, многовекторность) интенциональных ориентаций мышления; полисемантизм дискурса; смысловой полиморфизм [см.: 7, с. 74].

По моему мнению, указанная методология наиболее эффективна в отношении исследования содержательно гетерогенных, полисемантичных культурных феноменов [см.: 7, с. 71] (к каковым, вне всякого сомнения, относится и философия Пирса). Примером может служить семиотически многозначное содержание учения Ф. Ницше: это учение, «размещенное» в смысловом поле «неевклидовой» рефлексии, наиболее перспективно осваивать средствами «трансконтекстуального» интеркультурного дискурса, который, во-первых, аутентичен доминирующей модальности нынешних рецептивных приоритетов³, а во-вторых, успешно корреспондирует с имманентной семиотикой ницшеанства «как такового» - ведь его отличает практически неохватный спектр несоотносимых, по «нормам» common sense, знаковых смыслосочетаний [см.: 7; 9].

Философия Пирса в не меньшей степени семиотически многозначна; в ее состав входят эмпирические, когнитивно-эпистемные, спекулятивные, трансценденталистские, религиозно-философские и т. п. импликативные компоненты. Решая задачу историко-философской реконструкции философско-антропологических воззрений Пирса в их коррелятивном сопряжении со специфическими особенностями метафизики прагматизма в целом и метафизики самого Пирса в частности, целесообразно использовать методологические возможности, содержащиеся в теории неевклидовой рефлексивности [8].

В перечне методологических оснований, которые представлены в предложенном очерке креативных потенций антропологии Пирса, особо следует отметить «Программу исследования соотношения философии и истории философии как реализацию проекта создания теоретической философии, метафизики конца ХХ в.», разработанную известным украинским историком философии и метафизиком-теоретиком Г. А. Заиченко. Возможный успех такой попытки философ связывал с решением фундаментальной задачи: обоснованием аутентичного, генетически содержащего проективность мировидения в бинарных (антиномичных) смыслосочетаниях языка [2, с. 184-190].

«Философ-теоретик, то есть настоящий метафизик, - был убежден Г. А. Заиченко, - обретает чувство надежности той почвы, на которой он стоит, в результате сознательного и обоснованного выбора новой системы категорий и новых идей, реализованных в системе категорий» [2, с. 190]. Возможность аутентичного выбора он связывал с обоснованием «языка философии», способного осуществить всеохватно-многомерный, включающий противоречиво-амбивалентные, гетерогенно сущие смысловые сопряжения, мировоззренческий синтез. Философ настаивал: и монистический, метафизический синтез, и философский плюрализм - как в прошлом, так и в современной философии - «комплементарные составляющие единого, закономерного процесса философского познания и постижения мира» [2, с. 181]. Условия универсального синтеза, по мнению Г. А. Заиченко, укоренены в самой «природе» философии, а именно - в ее изначальной антиномичности. Он писал: «Философия антиномична. Антиномичность философии проявляется в соотношениях основных ее измерений и их генезисных истоков. Это антиномии теории познания и многообразия реальных познавательных форм; теоретического мировоззрения и тех, во многом конкурирующих, а подчас и противостоящих друг другу, форм мировоззрения, которые складываются и под влиянием отдельных наук, религиозных учений и под влиянием различных (в том числе исторических) типов обы-денного знания; философской онтологии и многообразия форм реального бытия природы и человека; философской методологии и конкретных методов познавательной и практической деятельности людей» [2, с. 186].

Учет методологического потенциала, содержащегося в концепции Г. А. Заиченко⁴, позволит исследователям расширить репрезентативное поле прагматизма Пирса в его гетерогенной, «полифонично-стереолексичной» многомерности, а также в большей степени доказательно раскрыть анти- редукционистскую и антисубстанциалистскую направленность пирсовой метафизики.

ВЫВОДЫ

Специфика обнаружения и истолкования метафизической и антропологической компонент прагматизма требует применения методологии, позволяющей реконструировать полисемантичные и символические предметно-содержательные мыслительные артефакты. В ходе решения задачи историко-философской реконструкции антропологических воззрений Ч. С. Пирса в их коррелятивном сопряжении со специфическими особенностями пирсовой метафизики, при прочих условиях важную роль играют фундаментальные принципы историко-философского познания, разработанные в классической традиции.

Методология неклассической философии ХХ века способствует определению порядка семиотических и концептуальных корреляций, опосредствующих системное взаимодействие метафизики и антропологии в смысловом составе философии Ч. С. Пирса.

Учет современных методологических достижений в отечественной философии открывает возможность для более последовательного, логически выверенного, достоверного в очевидности результатов, эксплицирования метафизического и антропологического содержания из когнитивных и эмпирических составляющих философии Пирса.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Прагматизм Ч. С. Пирса, выступающий опосредствующим звеном в ходе эволюционных трансформаций западной философии на пути от классики «через» неоклассику к постклассике, как раз и является примером такой метаморфизации.

2. Метафизическая мысль, указывал М. Хайдеггер, направлена на целое и захватывает экзистенцию.

3. Имеется в виду стремление современных философов осваивать исследуемую предметность в плюралистическом, «мультиверсумном» смысловом пространстве.

4. Хорошо известно, что свою Программу Георгий Антонович намеревался разрабатывать, изначально исходя из условий построения комплементарного компендиума конституитивных возможностей философского универсализма; при этом он полагал, что наиболее широкие горизонты этих возможностей открываются именно в семиотическом проекте Пирса. К сожалению, днепропетровский ученый не успел приступить к реализации своего замысла. - Разделяя в целом идею Г А, Заиченко, хочу сказать вот о чем: действительно, только трансцендентально-антропологический подход содержит реальную перспективу (возможного в будущем) мировоззренческого универсализма, хотя само решение - чрезвычайно сложно, если вообще возможно. Впрочем, оно осуществимо (в относительных, конечно, пределах) при условии рефлексивного освоения и предметной (воплощенной в дискурсивную практику) актуализации фундаментальной универсалистской идеи ХХ века о космогенетичности языка.

пирс неклассический философия метафизика

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ

1. Апель К.-О. От Канта к Пирсу: семиотическая трансформация трансцендентальной логики // Трансформация философии. Москва: Логос, 2001. - С. 171-192.

2. Заиченко Г. А. История западной философии. Классика против постмодернизма. Днепр: Наука и образование, 2000. - С. 181190.

3. Иванов В. П. Человеческая деятельность - познание - искусство. - Київ: Наукова думка, 1977. - С. 63.

4. Кебуладзе В. Феноменологія. - Київ: «ППС-2002», 2005. - 120 c.

5. Кимелев Ю. А. Современные зарубежные исследования по истории философской метафизики. - Москва: ИНИОН РАН, 1996. - 48 c.

6. Практика - познание - мировоззрение. - Київ: Наукова думка, 1980. - С. 141.

7. Пронякин В. Зияющий дискурс, или интерпретативный беспредел. Ницше в рецептивном поле постмодерна // Філософсько-антропологічні студії '2005. Філософія Ф. Ніцше і сучасність (До 160-річчя від дня народження). - Київ, Stylos, 2005. - С. 70-96.

8. Пронякин В. И. К оценке интерпретативных перспектив нелинейных дискурсов // Вісник Дніпропетровського університету. Серія «Філософія. Соціологія. Політологія». - № 1 (23). - Дніпропетровськ, 2015. - С. 11-16.

9. Табачковський В. Фр. Ніцше: «Неевклідова рефлективність» // Філософсько-антропологічні студії '2005. Філософія Ф. Ніцше і сучасність (До 160-річчя від дня народження). - Київ, Stylos, 2005. - С. 3-16.

10. Табачковський В. Г Ще раз про долю творчої спадщини вітчизняних філософів-шістдесятників // Розбудова держави. - Київ, 1996. - № 3. - С. 37-40.

11. Honnefelder L. Der zweite Anfang der Metaphysik: Voraussetzungen, Ansatze und Folgen der Wiederbegrundung der Metaphysik im 13/14 Jahrhundert // Philosophie im Mittelalter: Entwiklungslinien und Paradigmen. - Hamburg, 1987. - S. 165-166.

12. Krampf W. Die Metaphysik und ihre Gegner. - Miesenheim am Glan, 1973. - 161 S.

13. Peirce Ch. S. Collected Papers. Vol. 1-6. / Ed. by Ch. Hartshorne and P Weis. Cambridge, 1931-1935; Peirce Ch. S. Collected Papers. Vol. 1-8. / Edited by Charles Hartshorne, Paul Weiss, and Arthur Burks. - Cambridge, Massachu-setts, Harvard University Press, 19311958; Peirce Ch. S. Collected papers. Cambridge, Massachusetts, Harvard University Press, 1960; Peirce Ch. S. Col-lected Papers. Cambridge, Massachusetts, Harvard University Press, 1965.

Размещено на Allbest.ru