Информационные технологии и судьбы рациональности в современной культуре

Размещено на http://www.allbest.ru/

Информационные технологии и судьбы рациональности в современной культуре

элитарный сознание информация

Бурное развитие информационных технологий существенно изменило в кратчайшие исторические сроки всю систему массовых коммуникаций, значительно повлияло на содержание и формы социокультурной деятельности. Оно вызвало новые особенности массового и элитарного сознания, заметно способствовало усилению в нем иррационалистических тенденций. Я хотел бы остановиться на некоторых аспектах этой темы.

Бурное развитие информационных технологий существенно изменило в кратчайшие исторические сроки всю систему массовых коммуникаций, значительно повлияло на содержание и формы социокультурной деятельности. Оно вызвало новые особенности массового и элитарного сознания, заметно способствовало усилению в нем иррационалистических тенденций. Я хотел бы остановиться на некоторых аспектах этой темы.

Начну с феномена «журнализма» в современной культуре, который я попытался выделить и описать в своих публикациях. Этот феномен выражает существенную черту начавшейся информационной эпохи - заметную деформацию культуротворческой деятельности в условиях колоссального роста потоков информации, числа ее производителей и участников коммуникаций, ускорения и умножения изменений социальной жизни, связанных с развитием информационных технологий. Не повторяя уже приводившихся описаний феномена «журнализма» в указанных публикациях, хочу отметить, что он проявляется и в философской продукции. «Спешащее», «ситуативное» журналистское сознание, жаждущее публичной экспозиции и новаций, дает здесь о себе знать в ослаблении теоретической интенции, заботы о концептуальной оформленности текста и концептуальной ответственности автора. Слишком велик удельный вес «версиальности», «мнений», философической скорописи с ее ужасающей компилятивностью, когда из превеликого множества текстов очень трудно извлечь «сухой остаток». Дефицит концептуальности обычно сочетается с гиперкритицизмом и компенсируется релятивистским антуражем, игровыми стилистическими изысками, «публицистичностью». И, конечно же, первостепенное внимание уделяется оригинальной, привлекательной «упаковке». Всё это мы весьма часто видим у западных коллег, да и у нас - не столь уж редко.

В чем смысл и ценность философской деятельности? Зачем, для чего(и кого) мы думаем и пишем? Рефлексия этих вопросов сильно ослабела(вместе с чувством личной ответственности) - один из симптомов «журналистского» сознания и мышления. В наших коммуникациях редко встречается серьезное критическое внимание авторов друг к другу. При весьма большом числе субъектов философской деятельности среди них трудно обнаружить тех, кто действительно создает устойчивые коммуникативные контуры, кто ставит проблемы и выдвигает основательные концепции, образующие притягательный центр коллективного обсуждения, предмет систематичной и продуктивной дискуссии (на западе, кстати, это наблюдается, - например, в кругу представителей аналитической философии).

Негативные проявления феномена «журнализма» связаны с размыванием критериев истинности, правды, подлинной ценности. Это влечет слом экспертных барьеров на пути тиражирования информации, особенно благодаря Интернету. Публикуется что угодно - малограмотный лепет, бредовые идеи, множество серых, компилятивных текстов, сработанных в той же «версиальной» манере, когда ничего нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Философский масскульт! Полное торжество демократии, все равны: талант и энергичная посредственность, профессионал и самонадеянный дилетант, Академик РАН и«Академик высшей магии».

Эту ситуацию нужно рассматривать, конечно, в более широких контекстах. Один из них - разгул иррационализма и «магизма» в современной культуротворческой деятельности. Страна чудес: в России практикует почти полмиллиона магов, колдунов, гадалок, экстрасенсов, целителей и т.п. (каково же число их клиентов!). Это - хорошо организованный рынок, на котором ежегодно оборачивается гораздо более миллиарда долларов. Есть на что покупать прессу, телевидение, которые пестрят рекламой оккультных услуг, изо дня в день зомбируют массовое сознание. И в этом принимает участие немалое число представителей так называемой интеллектуальной элиты.

На рынке оккультных услуг нарастает конкуренция и вместе с нею процессы институционализации. Только в Москве действует около сотни «Институтов», «Академий», «Школ», «Центров» черной и белой магии, целительства, экстрасенсорики. И чуть ли не каждый день возникают новые. Вот что заявляет о себе один из них под названием «БЕЗУАН» - «международный центр высшей магии, парапсихологии и целительства». «БЕЗУАН - это Академики оккультных наук, Магистры высшей магии, это единственные в России методики, разработанные совместно с “Кланом Английских Ведьм”». «Только в центре БЕЗУАН выполняются следующие воздействия: Шабашный приворот. Вживление фортуны на линию судьбы. Переклад удачи, богатства (у Ваших знакомых отбирается, Вам отдается - по фото)», а также «возврат молодости», «наказание обидчиков» и «психологические семинары для дам: Как безоговорочно влюбить в себя любого мужчину» и т.п. Это - реклама из газеты «Центр plus», тираж которой 1 400 000 экземпляров (в номере опубликовано около 50 подобных объявлений):

Я привел один из множества примеров наглости заведомых шарлатанов, их полной безответственности. И это стало привычным, не вызывает сколько-нибудь заметной реакции у государства и общественности. Можно было бы привести большое число имен титулованных деятелей культуры (особенно из числа артистов, писателей и журналистов), которые вполне искренне или в корыстных целях рекламируют, пропагандируют, поддерживают оккультизм. Это как бы крайняя часть спектра «магизма» в современной культуре. Далее располагаются его более «сдержанные» формы, в которых акцентируются «неизведанное», «сверхъестественное», «чудесное» без прямой рекламы практикующих магов и колдунов, но с привлечением религиозно-мистических учений. Еще далее мы видим некую смесь околонаучных и лженаучных воззрений (с философическим уклоном)по поводу природы человека, резервных возможностей психики, парапсихологических феноменов, восточных практик (йоги и др.), выдающихся способностей отдельных личностей. К этой части спектра примыкает область, в которой размыты границы между наукой и псевдонаукой, чему способствует деятельность множества дипломированных ученых и некоторых философов, увлеченных паранаучными идеями. Здесь расстилается океан неопределенности - поприще скепсиса, растерянности, невротизма, всевозможных спекуляций, которым трудно что-либо противопоставить. Ведь нас донимают не только проблемы и псевдо проблемы, мы еще стоим над пропастью незнания о незнании (допроблемная ситуация!), и это всегда служило козырной картой иррационализма.

Наконец, за всем этим располагается то измерение культуры, в котором доминируют проверенные исторической практикой представления, научные подходы, критический здравый смысл, продуктивное воображение и реалистическое проектирование, где постоянно созидаются опорные пункты для противостояния мракобесию, спиритуалистической эйфории, иррационалистическим поветриям, ловкому шарлатанству, обману.

Сказанное выше, конечно же, не претендует на роль некой систематизации. Социокультурная реальность многомерна. Этого нельзя упускать из виду, ибо мы склонны выдавать за реальность в целом одно или несколько ее измерений, с которыми мы освоились. Отмеченные выше негативные явления касаются лишь некоторых измерений нынешней социокультурной реальности. Нечто подобное не раз уже бывало в истории, пусть не в таких масштабах. Иррационализм же всегда являлся неизбежным спутником рационализма и здравомыслия. Можно считать, что иррациональное (в смысле антирационального) выступает неустранимым компонентом индивидуального сознания и поэтому всегда представлено и в элитарном, и в массовом сознании. Вопрос в том, каков его удельный вес, в каких формах оно выражается и каковы его конкретные социокультурные функции.

Здесь трудно вдаваться в анализ понятия рационального и его антипода. В самых общих чертах рациональное есть адекватно отображеннное, целесообразное, логическое, разумное, обоснованное, причем обоснованное не только эмпирическими и теоретическими средствами в процессах познавательной деятельности, не только историческим опытом, но результатами биологической эволюции и антропогенеза - в них основания рациональности, создающей средства для формирования критериев реальности, которые позволяют отличать реально существующее от мнимого, «реально реальное» от виртуально реального, возможное от невозможного и т.п.

Иррациональное выражает хронический дефицит укорененности в бытии и выполняет, в частности, компенсаторную функцию, оно резко расширяет свою представленность в культуре в смутные времена социальных кризисов. И оно связано, как правило, с неадекватными критериями и оценками реальности, несет деструктивный заряд. Да, оно присутствует в творческом процессе, но готовый продукт творчества, обладающий существенной социальной ценностью, есть новая, уникальная целостность и потому есть по сути своей рациональное качество, которое противостоит хаотичному, разлагающемуся, аморфному, субъективистскому, абсурдному.

В современной социокультурной реальности действительно сильно выражены тенденции деструкции, хаотизации, роста неопределенности - того, что многие связывают с феноменом децентрации сознания. Типичной реакцией на это является невротический алармизм, чрезмерный пессимизм, эдакое философическое уныние - знаковая поза «утомленного», «разочарованного» интеллектуала. Моя мысль до крайности проста. Ну, ладно: кризис, беда, угроза жизни! Что же должен делать тот, кто сохраняет человеческое достоинство? Обуздывать паникеров, помогать слабым, искать выход, напряженно думать, решительно действовать, поддерживать веру в творческие возможности, крепить волю.

Долг философа в такой ситуации - всемерно содействовать сохранению человеческого достоинства, ясности мысли, оптимистической перспективы, укреплению веры, силы духа, решимости преодолеть грозные кризисные явления. Другого не дано, если мы хотим сохранить земную цивилизацию. Роль философии - в творчестве новых жизнеутверждающих смыслов и ценностей, в противостоянии разрушительным тенденциям и абсурду. Тем самым философия может способствовать созиданию духовной силы. Дефицит воли - характерная черта нынешней интеллектуальной элиты, а без высокого напряжения духовных сил нельзя глубоко мыслить даже при наличии таланта. Как часто мы видим, что талантливый человек ничтожен как личность.

В этой связи следует сказать несколько слов о постмодернизме, который явился провозвестником начавшейся информационной эпохи и выразил реакцию на ряд ее негативных особенностей. Не думаю, что эта реакция была адекватной. Оголтелый релятивизм, скепсис, нигилизм, эпатирующая манера самовыражения - характерные черты невротического сознания. И это в сочетании с концептуальной худосочностью, которая со временем всё более бросается в глаза.

В Саратове вышла оригинальная книга, посвященная М. Фуко. Ее автор Дмитрий Михель, проделал кропотливую работу, поставив своей целью упорядочить и дискретно, в лаконичной форме представить те позитивы, те основные положения, которые содержатся почти во всем массиве текстов Фуко. Автором выделено 318пронумерованных пунктов. Это квалифицированная сводка мыслей и новаций Фуко, хорошее подспорье при анализе и оценке его творчества. Я утверждаю, что в указанной сводке не представлены сколько-нибудь существенные концептуальные новации. Есть, конечно, интересные ходы мысли, постановки вопросов, обобщения эмпирического материала. Но вместе с тем множество повторений пройденного, общеизвестного, «упакованного» в новые, затейливые термины, множество метафор и метаметафор, расплывчатых постулативных утверждений, используемых для «объяснения», не говоря уже об одиозных суждениях.

За последнее десятилетие философия постмодернизма на Западе сильно поблекла. У нас она тоже не слишком влиятельна. Однако в культуротворческой деятельности (прежде всего в искусстве, литературе, кино), в сфере массовых коммуникаций велико влияние, так сказать, идеологии и психологии постмодерна, которые питают релятивизми нигилизм, разгул низменного субъективизма, упаднические настроения и деструктивные интенции. Иногда задают вопрос: а что мы можем противопоставить постмодернизму? Как будто в философии и в системе культуры ему ничего не противостоит. Известно, что многие направления западной философии находятся в жесткой оппозиции к постмодернизму. Это относится и к теоретическим разработкам многих российских философов.

Хочу еще раз коснуться вопроса о децентрации субъекта, который является одним из наиболее значимых для постмодернизма. Он большей частью выражается слишком абстрактно. Теоретическое клише «децентрации» относится к весьма неопределенному «субъекту», который не имеет ясных логических связей с реальным многоообразием «эмпирических субъектов», с надличностными субъектами разного уровня и плана (групповым, профессиональным, конфессиональным, национальным и т.п., не говоря уже о таких особых планах, как «гносеологический субъект» или «праксеологический субъект»).

Надо признать, что на фоне современных гносеологических проблем классические абстракции «субъекта» обнаруживают существенную недостаточность. Трансцендентальному субъекту, конечно же, нельзя приписывать децентрированность. Понятие трансцендентального субъекта есть теоретическая конструкция (вводимая постулативно), но она должна иметь основательную эмпирическую интерпретацию. А здесь как разобнаруживается серьезный разрыв. В этом, как я думаю, проявляется недостаточность классической гносеологии, зацикленной на внешнем объекте и выносящей за скобки субъективную реальность эмпирического индивида (весьма поучительна в этой связи критика Гуссерлем кантовского трансцендентализма).

Между тем именно субъективная реальность есть первооснова всякой познавательной деятельности и должна служить объектом гноселогического анализа в качестве необходимого условия основательного познания внешнего объекта, ибо даже простейшее отображение внешнего объекта включает самоотображение субъекта. Другими словами, нужна специальная разработка гносеологии субъективной реальности как необходимой составляющей современной теории познания, способной удовлетворять нуждам информационного общества (которое резко обострило проблему самопознания!).

Современный этап развития цивилизации воочию демонстрирует существенную зависимость познания внешнего мира (в отношении его целей, способов и результатов) от самопознания, те грозные последствия, к которым ведет (и уже привел) дефицит самопознания в познавательной и преобразующей деятельности. Эта вопиющая асимметрия в познавательной и преобразующей деятельности и составляет глубинный источник децентрации.

Однако феномен децентрации относится не столько к собственно гносеологическому субъекту в его классическом выражении, сколько как сиологическому и праксеологическому субъектам. Точнее, классические абстракции гносеологического субъекта, «очищаемые» от параметров ценности и активности, не способны выражать, описывать, объяснять те структурные и содержательные изменения, которые связывают с феноменом децентрации сознания.

Теоретически корректное описание сознания вообще и децентрации сознания в частности должно производиться в четырехмерной категориальной системе: 1) онтологического, 2) гносеологического, 3) аксиологического и 4) праксеологического (активность, интенциональность, воля и т.п.), с учетом того, что они взаимополагаемы, но не редуцируемы друг к другу.

Нередко феномен децентрации истолковывается преимущественно в аксиологическом плане, в смысле инфляции ряда высших ценностей, падении их управляющей, организующей, центрирующей роли в динамической структуре индивидуального сознания, и затем это приписывается некоторому массовому субъекту (не вполне определенному). Таково в общих чертах расхожее клише «децентрациисознания». Это клише произведено западными интеллектуалами для«западного сознания», но явно или неявно подразумевает «всякое сознание», создавая недоразумения. Вряд ли, например, имеет смысл говорить о децентрации «китайского» сознания. Да и к широкой массе западных обывателей (и тем более российских) такая характеристика не подходит, их сознание весьма хорошо центрировано, особенно у россиян, насущными жизненными нуждами. Хотя феномен децентрации действительно заслуживает серьезного внимания, надо учитывать склонность интеллектуальной элиты проецировать свое самоотображение на остальных.

Весьма актуально осмысление противоположного децентрации феномена суперцентрированного сознания. В мире нарастают волны экстремизма разного толка, представители которого демонстрируют параноидальную центрацию сознания, создаваемую некоторой сверхценной идеей. Это характерно для воинствующего мусульманского экстремизма. В таком сознании выражена иерархическая организованность, оно сужено, целеустремленно, обладает высокой действенной энергетикой, которая впечатляет на фоне «сытого», «дряблого» «западного сознания». Религиозный или революционный фанатизм нам хорошо знакомы; то и другое иногда сочетается, создавая кумулятивный эффект, как мы видим это у идейных мусульманских террористов, у зомбированных шахидов.

Важно отметить, что когда речь идет о децентрации сознания, нередко остается неясен не только субъект, которому приписывается это качество, но и то, в каком смысле и в каком отношении оно берется. Аспект децентрации присущ «всякому сознанию» (сознанию любого человека), ибо «Я» постоянно «раздергивается» множеством интенций, потребностей, информационных стимулов, ролевых игр и т.д., нов то же время оно столь же постоянно осуществляет рецентрацию, сохраняя свою идентичность. Мы располагаем мощными механизмами самоорганизации психики, которые непрестанно поддерживают идентичность-центрированность «Я» и нарушаются лишь в глубокой патологии. Это - только одна сторона вопроса о децентрации, правда весьма актуальная.

Указанные фундаментальные механизмы психики, выработанные в ходе эволюции и антропогенеза, включают первичные критерии реальности и вероятностной оценки. Их нарушение чревато дезорганизацией и гибелью. Развитие информационного общества как раз и создает существенные угрозы этим фундаментальным механизмам самоорганизации Я. Компьютер, Интернет, электронные средства массовых коммуникаций наращивают все новые этажи виртуальной реальности. Человек живет в ней и ею. Будучи особой формой бытия, виртуальная реальность формирует новые потребности, гедонистические ориентации, фобии, роли и позы, игровые образы собственного Я.

Возникает параллельная квазижизнь со своими критериями реальности, что порождает своего рода раздвоенность сознания, ценностно-смысловую, экзистенциальную децентрацию, перед которой пасуют обычные компенсаторные способы рецентрации (актуальное действие компенсирующего эффекта становится кратким и не достигает диспозиционального уровня).

В итоге нарастает состояние неопределенности не только на уровне оценки текущей информации, но и на самом критериальном уровне, т. е. нарушаются, «размываются» те основания, благодаря которым можно нечто принять или не принять, во что-то поверить или не поверить, происходит резкое снижение критериальных (а тем самыми критических) регистров определенности. И в то же время усиление такого рода децентрации сочетается с усилением центрации средств массовых коммуникаций (их концентрации в руках небольшого числа субъектов - индивидуальных или институциональных). Попробуйте возразить телевизионному оракулу, провозглащающему свои откровения миллионам. Резкое углубление коммуникативной асимметриисоздало небывалые возможности для оперативной манипуляции массовым сознанием.

Это проблемы не только социально-психологического и социально-политического, но, безусловно, и антропологического характера. Они - следствие выдающихся достижений в области информационных технологий, средств и способов коммуникации. Ничего особенного: выдающиеся достижения создают выдающиеся проблемы, для решения которых нужны новые выдающиеся достижения и т.д. Замкнутый круг, из которого, скорее всего, нет выхода. Но ведь это составляет суть биологической и социальной самоорганизации.

Целью и результатом самоорганизации является сохранение, поддержание целостности, жизнеспособности системы (в экстремальных условиях путем включения резервных ресурсов саморегуляции, в итоге - путем эволюции). Исторический опыт позволяет верить, что ресурсы самоорганизации остаются значительными и что сознательная деятельность способна их увеличивать. Это относится к функциональным возможностям головного мозга и организма в целом, к экологическим системам и земной социальной самоорганизации. Мы находимся в начальной стадии информационного общества. Компьютерная революция набирает всё новые обороты, бурно развиваются Интернет-технологии и робототехника, невиданные перспективы открываются генной инженерией и нанотехнологией. Человечество обретает новые, поистине колоссальные возможности. Но как оно ими воспользуется? Какую цепную реакцию новых, еще более масштабных проблем вызовет их практическая реализация?

Стратегическая, судьбоносная задача состоит в том, чтобы сохранить контроль над размножением этих новых проблем. А это возможно лишь на основе преодоления того типа ментальности, который господствовал в индустриальную эпоху, ментальности, возводившей в высший ценностный ранг новацию саму по себе (с ее количественными параметрами: еще больше, дальше, выше, быстрее и т.п.). Здесь мышление творца новации отключено от осмысления ее возможных негативных последствий и ответственности. Наше время настоятельно требует развития нового типа научного мышления, нацеленного в равной мере как на производство новации, так и на оценку ее последствий негативного характера.

Размещено на Allbest.ru