Некоторые соображения относительно нейродинамической и кибернетической интерпретации феномена сознания

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Некоторые соображения относительно нейродинамической и кибернетической интерпретации феномена сознания

Задача нейрофизиологической интерпретации явлений сознания -- это, без преувеличения, одна из наиболее трудных, многоплановых и вместе с тем фундаментальных задач научного познания, которое пока еще находится лишь на дальних подступах к ее разрешению.

За последние пятнадцать лет проблеме нейрофизиологической интерпретации явлений сознания было посвящено шесть крупных международных симпозиумов. Подчеркивая этот факт, А. Р. Лурия (1967) справедливо указывает на значительную активизацию исследований в данном направлении, обусловленную нарастающей потребностью естественнонаучной мысли ликвидировать, как он выражается, «обособленность» психического. Здесь лежит одно из наиболее «узких» мест современной науки и практики.

Обращаясь к этой задаче, мы попадаем в царство гипотез, пытающихся справиться с уже накопленным фактическим материалом, и указать пути дальнейших экспериментальных поисков. Отдавая себе отчет в чрезвычайной сложности проблемы нейрофизиологической интерпретации явлений сознания, мы ограничимся несколькими предположениями, стремясь оттенить те аспекты этой проблемы, которым, на наш взгляд, теоретики уделяют недостаточное внимание.

Феномен сознания, подлежащий нейрофизиологической интерпретации, может быть описан в наиболее абстрактном виде как всякое субъективное явление, присущее всякому индивиду. Опираясь на результаты обсуждения в предыдущем параграфе, допустимо представить указанный феномен в качестве межличностного инварианта субъективных явлений |Р|. При более конкретном рассмотрении |Р| должно быть дополнено характеристиками «текущего настоящего», включающего вектор активности и качество самосознания (см. § 13). Причем, для того, чтобы создать единую теоретическую плоскость анализа, необходимо взять «текущее настоящее» также в качестве межличностного инварианта (т. е. понимать «текущее настоящее» не как свойство данной личности, осуществляющееся в данном временном интервале, а обобщенно, как свойство всякой личности, осуществляющееся в любом временном интервале и представляющее любое содержательное многообразие). Указанное дополнение важно в том отношении, чтобы сделать явными основные признаки всякого субъективного явления, а именно: актуальный характер субъективного переживания (длящегося в определенном интервале), присущее ему содержательное разнообразие, его активный характер и, наконец, свойственное его структуре единство противоположных модальностей «я» и «не-я». В дальнейшем под феноменом сознания, подлежащим нейрофизиологической интерпретации, мы будем иметь в виду |Р|, учитывая, что |Р| включает перечисленные только что взаимообусловленные признаки.

Задача заключается в том, чтобы продвигаться шаг за шагом в описании нейрофизиологического эквивалента |Р|. В наиболее абстрактном виде этот нейрофизиологический эквивалент можно определить посредством понятия|V|. Оно, как указывалось в предыдущем параграфе, должно выражать общие признаки и особенности той нервной активности, которая всегда проявляется субъективно, т. е. несет для личности информацию в «чистом» виде. Отметим еще раз, что |V|, так же как и |Р| есть межличностный инвариант и что |V| является кодом |Р|, а постольку основные свойства |Р| так или иначе отображены в |V|. При этом |V| следует мыслить именно в качестве нейродинамической системы, ибо попытки интерпретировать феномен сознания на атомно-молекулярном уровне (Lotka, 1956; Greidanus, 1961, и др.) вряд ли являются методологически правомерными, по крайней мере, на современном этапе научного познания.

Описание | V| предполагает выявление прежде всего общих и необходимых нейрофизиологических условий всякого субъективного переживания. В этом отношении значительный интерес представляет анализ, произведенный Н. И. Гращенковым и Л. П. Латашем (1966). Авторы выделяют три группы нейрофизиологических мозговых процессов, составляющих в своем единстве необходимую предпосылку всякого сознательного акта. Сюда относятся нейрофизиологические процессы, ответственные за: 1) поддержание бодрствования, 2) активности мозговой деятельности и 3) памяти. Каждая из перечисленных групп расценивается авторами в качестве базисных форм мозговой деятельности, поскольку они опираются на относительно самостоятельные (хотя функционально и связанные) мозговые структуры и не могут быть выведены друг из друга или из каких-либо интегративных форм мозговой деятельности. При этом Н. И. Гращенков и Л. П. Латаш подчеркивают то обстоятельство, что указанные три формы мозговых процессов, будучи обязательными для реализации явлений сознания, вместе с тем не исчерпывают всех достаточных для этого нейрофизиологических условий, ибо лежат в основе любой приспособительной деятельности организма, в том числе и такой, которая не является сознательной деятельностью. «Эти мозговые функции и процессы,-- пишут они,-- не могут, в частности, объяснить наличие такой общей характеристики сознания как субъективное переживание его наличия, его содержания» (Н. И. Гращенков, Л. П. Латаш, 1966, стр. 364). Авторы склоняются к выводу, что качество субъективности обусловлено некоторой, отличной от перечисленных, четвертой формой мозговой деятельности. Это качество, по их мнению, «возникает лишь на определенной ступени эволюции, с появлением особой организации же нейронных процессов в мозгу, с особыми, следовательно, физиологическими характеристиками деятельности этой организации» (там же, стр. 365). В связи с этим авторы выступают против той точки зрения (Г. И. Косицкий, 1966), согласно которой осознанная реакция отличается от неосознанной прежде всего количеством вовлеченных в процесс нейронов, т. е. качество субъективности достигается простым увеличением количества участвующих в реакции нейронных элементов.

Таким образом, |V| допустимо рассматривать в качестве особой нейродинамической организации, включающей механизмы памяти, активности и поддержания бодрствования в виде общей основы психических информационных процессов, протекающих как в осознаваемой, так и в неосознаваемой формах. Ведь по крайней мере некоторые бессознательно-психические явления (в узком смысле; см. § 13) реализуются в состоянии бодрствования, при обязательном участии механизмов памяти и активного нейродинамического моделирования (достаточно указать на информационные процессы, результатом которых является интуитивное решение задачи; эти процессы не обладают качеством субъективности, которое оформляет лишь их конечный продукт). Отсюда следует, что перечисленные три формы мозговой деятельности являются, хотя и необходимыми, но неспецифическими условиями реализации феномена сознания. Организация |V| обладает существенными особенностями в сравнении с нейрофизиологическими эквивалентами бессознательно-психических явлений. Эти особенности, создающие качественное отличие систем типа |V| от всех иных нейродинамических систем, касаются либо состава нейронных элементов, либо свойственных таким системам динамических характеристик, либо, скорее всего, того и другого.

Первое их существенное отличие, на котором следует акцентировать внимание, состоит в способности представления информации для личности в «чистом» виде.

Бессознательно-психические явления могут не только не уступать по своему содержательному разнообразию сознательно-психическим явлениям, но нередко и превосходить их в этом отношении. Но отсюда вытекает, что нейродинамические эквиваленты бессознательно-психических явлений, представляющие их код, несут в себе все это содержательное разнообразие и в данном отношении вряд ли качественно отличаются от нейродинамических систем типа |V| . Не исключено, что имеются некоторые различия принципов нейродинамического кодирования на уровне бессознательно-психических явлений (например, большее «сжатие» информации во времени и т. д.), ибо принципы кодирования не безразличны к специфическому функциональному значению разнотипных информационных процессов, протекающих в головном мозгу или в организме в целом. Н. А. Бернштейн подчеркивал, что накапливаемый в сравнительной физиологии материал «говорит о таком непредполагавшемся разнообразии материальных субстратов регулирующих кодов и самих форм и принципов кодирования, по сравнению с которыми осознаваемые психические коды человеческого мозга представляются лишь одной из частных (хотя и наиболее высокоразвитых) форм» (Н. А. Бернштейн, 1962, стр. 80).

Но можно с высокой степенью вероятности допустить, что из всех неосознаваемых кодов в целостном человеческом организме коды неосознаваемых психических явлений наиболее близки по их принципам к кодам сознаваемых психических явлений, ибо речь идет здесь об однопорядковых информационных процессах.

Для нас важно подчеркнуть именно то обстоятельство, что нейродинамические эквиваленты сознательно-психических и бессознательно-психических явлений несут информацию, в принципе, одного и того же порядка сложности; но в первом случае она приобретает качество субъективной «представленности» (т. е. дана личности непосредственно в «чистом» виде), а во втором -- нет. Это как раз и указывает на существенную особенность организации нейродинамических систем типа |V|, которая должна быть поставлена нами в фокус теоретического анализа.

Однако дело в том, что свойство субъективной «представленности» информации выражает не просто пассивную данность этой информации личности в «чистом» виде, но вместе с тем и способность личности оперировать ею с высокой степенью произвольности, т. е. оперировать идеальными моделями (контролировать и преобразовывать свои субъективные состояния) вне жесткой зависимости от текущих внешних воздействий. Но это означает, что нейродинамические системы типа | V | оказываются непосредственно доступными личности для их преобразования (в отличие от нейродинамических эквивалентов бессознагельнопсихических явлений, понимаемых в узком смысле; этот последний класс нейродинамических систем является для личности «закрытым» в смысле прямого доступа к ним). Но что такое наличие открытого, непосредственного доступа к нейродинамическим системам типа |V|? Здесь коренится важнейшая отличительная черта человеческого способа саморегуляции, ибо «открытость» доступа к этим нейродинамическим системам для личности означает следующее: 1) что каждая из них представляет собой самоорганизующуюся систему и 2) что они образуют тот высший уровень интеграции информационных процессов в головном мозгу, а вместе с тем и самоорганизации, который является личностным, т. е. воплощает в себе основные свойства личности как таковой. Иными словами, личность как сознательно мыслящий и действующий индивид представлена прежде всего и главным образом самоорганизующимися мозговыми нейродинамиче-скими системами типа | V|.

В противном случае, чтобы объяснить тот факт, что нейродинамические системы этого типа непосредственно доступны личности для преобразований, пришлось бы постулировать какой-то еще более высокий уровень мозговой нейродинамики, что выглядело бы весьма искусственно (ибо это, помимо всего прочего, вынудило бы допустить еще более высокий уровень, а для его объяснения еще более высокий уровень и т. д.). В самом деле, если я (или любой) могу произвольно переключать внимание на разные объекты, вызывать по своему желанию то одно, то другое воспоминание, размышлять над интересующим меня вопросом и т. п., то это равнозначно тому, что я могу управлять нейродинамическими эквивалентами этих своих субъективных явлений; но это, в свою очередь, равнозначно тому, что нейродинамические структуры, составляющие указанные эквиваленты, являются самоуправляемыми (ибо помимо них и вне их мое «я» не существует) .

Что касается самого «фактора произвольности», задающего смену субъективных состояний, то он так же содержится в указанных нейродинамических структурах, подобно тому как вектор активности содержится в «текущем настоящем», хотя это, конечно, вовсе не требует признания абсолютной замкнутости «фактора произвольности» в пределах нейродинамической системы, эквивалентной данному «текущему настоящему»; определенная смена моих субъективных состояний, производимая по моей воле, так или иначе находится в зависимости от множества источников, лежащих за пределами данного «текущего настоящего» (его нейродинамического эквивалента) и влияющих в разной степени на формирование и модификации «фактора произвольности».

К ним относятся мои предшествующие субъективные состояния (их нейродинамические эквиваленты), мои сукцессивно и симультанно протекающие бессознательно-психические процессы (их нейродинамические эквиваленты), актуальные внешние воздействия (перцептивные процессы), интегрально отображаемые на мозговом уровне внутренние соматические сдвиги.

Заметим, что к системам личностного порядка следует отнести и нейродинамические структуры, ответственные за бессознательно-психические явления. В каждом данном интервале сознательной деятельности в головном мозгу функционируют, взаимодействуя друг с другом, как структуры типа | V|, так и структуры, ответственные за бессознательно-психические явления. Однако именно первые из них образуют высший уровень мозговой саморегуляции, представляют тот содержательный континуум с его целевыми векторами, который актуально выражает личность в каждом конкретном интервале ее существования.

Качество субъективной представленности информации связано с такими взаимообусловленными свойствами, как «осознание осознания» (отображение отображения) и единство модальностей «я» и «не-я». Оба эти свойства, как уже отмечалось (см. §11 и §13), присущи всякому сознательному акту и, следовательно, должны иметь свое основание в нейродинамических структурах типа |V|. Первое из них заключается в способности осознания своих собственных субъективных переживаний любого содержания, в наличии неустранимого фона, на котором проецируется содержание всякого субъективного переживания, т. е. в способности иметь информацию об информации, или, что то же, оценивать всякий субъективно представленный информационный процесс и в связи с этим изменять его направленность или воспроизводить его снова. Это свойство отображения, несомненно, является одним из проявлений отмеченного выше качества самоорганизации и самоотнесенности, присущего нейродинамическим структурам типа | V|. Проявлением этого качества выступает и второе свойство, состоящее в антиномичной структуре феномена сознания, включающей единство и разграничение противоположных модальностей «я» и «не-я».

Наконец, рассматривая задачу нейродинамической интерпретации феномена сознания, следует обратить внимание на общие характеристики содержательных изменений, происходящих в рамках «текущего настоящего». Имеется в виду то обстоятельство, что «текущее настоящее» может быть разбито на такие временные отрезки, которые «заполнены» разным информационным содержанием; то конкретное информационное содержание, которое было актуализовано, субъективно представлено для личности в одном отрезке времени, сменяется в следующий момент другим информационным содержанием, образуя тем не менее как бы непрерывный континуум «текущего настоящето». Но поскольку разные по информационному содержанию интервалы «текущего настоящего» кодируются разными нейродинамическими комплексами, логично рассматривать всякую систему типа |V| как состоящую из соответствующего набора последовательно активируемых подсистем.

В этом отношениии «текущее настоящее», как и его нейродинамический эквивалент, может быть, по-видимому, квантифицировано, хотя на нынешнем этапе однозначное определение критериев квантификациии не представляется возможным (скорее всего разбиение «текущего настоящего» на кванты нельзя провести для всех случаев на основании установления некоторого минимального временного отрезка, как это делалось нами в отношении восприятия-кванта; существующие психологические данные, рассматриваемые довольно полно Дж. Уитроу (1964, гл. II, § 7), показывают, что подобные минимальные отрезки времени, обозначаемые как «психический момент» и «кажущееся настоящее», варьируют в весьма широких пределах: от 50 мсек до 5--6 сек). Различия между квантами «текущего настоящего» должны определяться не только посредством чисто временного признака, но и посредством признаков цели и специфичности содержания (своего рода «компактности» содержания). Разработка вопроса о принципах квантифицирования «текущего настоящего» является перспективной в плане задачи расшифровки нейродинамического кода содержательных различий, т. е. разных по содержанию субъективных явлений. Однако, какие бы содержательные фрагменты «текущего настоящего» (и, следовательно, его временные отрезки) ни были выделены в качестве квантов, они сохранят общие признаки феномена сознания, такие базисные свойства субъективно представленной информации, как актуальный и активный характер, «отображение отображения» и единство модальностей «я» и «не-я».

Ограничимся несколькими наиболее абстрактными предположениями относительно возможной нейродинамической интерпретации таких признаков феномена сознания, как «отображение отображения» и единство модальностей «я» и «не-я». Оба эти признака тесно взаимообусловлены, что также имеет свое основание в организации нейродинамических систем типа | V |.

Коснемся вначале вопроса о единстве модальностей «я» и «не-я». Подобная аптииомичность структуры феномена сознания указывает на то, что такая же аптиомичность свойственна и организации нейродинамической системы типа | V|, поскольку в ней кодируется и взаимосоотносится информация этих двух противоположных модальностей, т. е. информация о «себе» и «ином». Во всяком случае, попытки относить каждую из указанных модальностей к двум разным типам нейродинамических систем порождает дополнительные трудности. Попытаемся показать это на примере концепции П. Шошара (P. Chauchard, 1956).

Согласно Шошару, феномен сознания осуществляется «образом своего я», под которым понимается специфическая для данной личности нервная интеграция, включающая в качестве необходимого компонента «схему тела». Явление осознания возникает лишь тогда, когда устанавливается связь того или иного мозгового информационного процесса с «образом своего я»; личность осознает нечто лишь постольку, поскольку «образ своего я» как бы «считывает» соответствующую информацию. Тем самым, по Шошару, «образ своего я» обладает способностью контролировать текущую мозговую нейродннамику. Сильной стороной концепции Шошара является критика дуалистической и наивно-эпифеноменалистской трактовки сознания, попытка осмыслить высшие уровни мозговой деятельности в плане саморегуляции.

Однако обрисованная в самых общих чертах концепция имеет и весьма существенные слабости. Прежде всего она оставляет открытым вопрос: каким образом осуществляется осознание осознания (отображение отображения). Ведь всякий сознательный акт личности означает не только осознание некоторого внешнего объекта или внутреннего состояния, но и осознание собственного субъективного переживания. Это в равной мере относится и к осознанию содержания «образа своего я», благодаря которому, по Шошару, информация становится осознанной. Поэтому для того, чтобы объяснить свойство осознания осознания, оставаясь в рамках концепции Шошара, пришлось бы постулировать поистине бесконечный иерархический ряд «образов своего я» (т. е. для осознания информационного содержания данного «образа своего я» потребовалась бы в качестве базиса соотношения или «считывающего» устройства другая, более высоко организованная нейродинамическая интеграция, а для того, чтобы ее содержание было, в свою очередь, осознано, нужна снова другая и т. п.). На этом долгом пути трудно избавиться от пресловутого гомункулуса, который с таким упорством преследует многих теоретиков, обсуждающих проблему сознания и самосознания.

Несовместимость гомункулуса с научным подходом к проблеме сознания слишком очевидна. Однако иногда с гомункулусом пытаются покончить за счет принижения сознания в пользу непомерного преувеличения роли бессознательного. С такой попыткой мы встречаемся в интересной работе Р. Бернгарда (1964). Наряду со многими позитивными положениями, касающимися истолкования закономерностей переработки информации в головном мозгу в свете современных кибернетических представлений и нацеленными против идеалистических и дуалистических взглядов, в работе Р. Бернгарда отстаивается ряд принципиально неверных, по нашему мнению, положений. Исходя из бесспорных фактов, что человек способен накапливать опыт, не сознавая событий, что он может, например, осуществлять решение задачи во сне и т. п., Р. Бернгард делает вывод о том, что подсознание «исполняет более сложные функции, чем сознательные системы» (Р. Бернгард, 1964, стр. 98). «Сознание,-- утверждает он,--не должно больше занимать привилегированного положения в познавательных системах» (там же, стр. 99--100). Это обусловлено якобы тем, что явления сознания представляют низший уровень нервной интеграции в сравнении с подсознательными психическими явлениями. А отсюда, по мнению Бернгарда, ведущая роль в организации поведенческих актов принадлежит подсознательной сфере. «Мы признаем,-- пишет он,-- осознание неактивным компонентом поведения» (там же, стр. 103). Именно такой слишком дорогой ценой гомункулус устраняется с пути естественнонаучного исследования. В итоге же от сознания остается слишком мало, чтобы серьезно принимать его в расчет.

Нам кажется, что более последовательная концепция может быть развита на основе предположения о единой нейродинамической системе, органически воплощающей в себе информацию о «я» и «не-я». Подобная нейродинамическая система (типа | V|, являющаяся в любом интервале сознательной деятельности мозга вместе с тем и единственной (поскольку феномен сознания существует только в форме «текущего настоящего» как актуально длящееся субъективное переживание), обладала бы свойством самоотнесенности и не нуждалась бы для осуществления акта осознания в какой-то иной системе, выступающей в роли «считывающего» устройства. В этом случае функционирование нейродинамической системы типа | V| и, следовательно, акт осознания (независимо от конкретного содержания субъективного переживания) можно мыслить как соотнесение внутри себя, при котором базисом соотнесения будет либо «я», либо «не-я», т. е. осознание «я» достигается соотнесением и противопоставлением с «не-я» и, наоборот, осознание «не-я» достигается посредством соотнесения и противопоставления с «я».

Переменное соотнесение и противопоставление указанных модальностей создает основание для объяснения свойства осознания осознания (отображения отображения), поскольку в таком случае процесс приобретает характер самоотображения, реализуется своеобразное «двойное зеркало», благодаря которому возникает информация об информации; причем, как уже отмечалось (см. § 13) противопоставление модальностей «я» и «не-я» никогда не достигает степени абсолютного противопоставления (постоянно сохраняется их информационное единство, возможность обратного перехода) и, кроме того, указанные модальности не являются абсолютно жестко фиксированными, способны изменять свой знак на противоположный в том смысле, что любой содержательный фрагмент «текущего настоящего» способен вторично изменять знак своей модальности на противоположный, а это равнозначно тому, что «мое» способно становиться для меня «другим» и наоборот (т. е., например, моя мысль о себе или ином становится объектом моей мысли и в качестве объекта этой мысли в определенном отношении «другим»; или мысль, эмоциональная реакция и т. п. другого человека не просто сообщается мне в качестве информации, но становится моей мыслью, моей эмоциональной реакцией, которые, в свою очередь, могут стать вторично или даже в самом процессе их осуществления объектом отображения и оценки в моей мысли и т. д.; здесь возможно множество вариантов и форм переменного соотнесения и вторичного изменения знака модальности, что представляет одно из существенных выражений активности сознательно-психических процессов). Все это свидетельствует в пользу допущения об антиномичной организации динамической структуры.

Для подкрепления тезиса о существовании единой нейродинамической системы, воплощающей информационное содержание противоположных модальностей «я» и «не-я», можно привести ряд косвенных доводов.

«Текущее настоящее» есть субъективно представленная нейродинамическая модель настоящего и предстоящего, т. е. выступает в роли субъективно представленной программы действия личности. Но эта программа, хотя бы в самых общих и существенных чертах, должна обязательно включать информацию как о «себе», так и об «ином». Другими словами, для того, чтобы любая подобная программа была эффективной, обеспечивала бы реализацию целевой установки, необходимо, чтобы в ней по крайней мере коррелировались существенные параметры объекта действия (или ситуации в целом) и субъекта действия (включая прошлый опыт личности); необходимо, чтобы в конечном итоге комплексы соматических изменений, включая отдельные мышечные акты и их последовательность (вплоть до их вегетативного обеспечения), были «привязаны» к параметрам и планируемым преобразованиям внешнего объекта.

В головном мозгу на разных уровнях постоянно осуществляется синтез экстероцептивных и интероцептивных (в том числе проприоцептивных) сигналов информации. Такого рода преобразования сигналов на высших уровнях мозговой нейродинамики, по-видимому, и составляют основу антиномичной организации |V|, единства воплощаемых в ней модальностей «я» и «не-я». При этом скорее всего нейродинамические системы типа | V | обладают рядом существенных особенностей, поскольку они необходимо «подключены» к памяти, которая поставляет информацию в сферу «текущего настоящего» и принимает на хранение дезактуализованную информацию -- так что между «текущим настоящим» и системой памяти существует непрерывная циклическая связь; но допустимо предположить, что и в памяти (как долговременной, так и кратковременной) информация хранится также в форме, объединяющей противоположные модальности «я» н «не-я», ибо такой способ хранения информации был бы весьма экономичным.

Современные нейрофизиологические и психологические исследования дают множество указаний на то, что мозговая деятельность, ответственная за феномен сознания, непременно включает интеграцию информационных процессов интероцептивного и экстероцептивного плана и что нарушения одновременного поступления в головной мозг информации того и другого вида или нарушения ее интеграции на церебральном уровне приводит либо ко всевозможным расстройствам сознания, либо к полному прекращению сознательного состояния личности. Сюда относятся, как это подчеркивается в ряде обобщающих работ (V. М. Buscaino, 1957, и др.), данные о том, что специфическая для явлений сознания нервная активность включает наряду с функционированием афферентных и эфферентных кортикальных комплексов также и обязательное функционирование нейронных комплексов, представляющих «схему тела».

Особенный интерес в этом отношении имеют интенсивно проводившиеся в последние годы исследования деятельности мозга и нарушений психики в условиях так называемой дезафферентации (термин «дезафферентация», ставший в последнее время весьма популярным, употребляется для обозначения резкого снижения поступления в головной мозг информации из внешней или внутренней среды организма).

Давно известны факты нарушения нормального периода бодрствования при обширных выпадениях чувствительности. Приведем один из них, описанный Б. И. Шараповым (1954): у больного из всех видов чувствительности остались только слух и осязание на трех пальцах левой руки; когда ему закрывали слуховые проходы и одевали на левую руку шерстяную перчатку, то он через 5--10 минут погружался в сон, длившийся обычно 20--21 час. В данном случае почти полностью прекращалось поступление информации в головной мозг по экстероцептивной линии, следствием чего было и прекращение бодрствования. Однако гораздо интереснее в рассматриваемом отношении те случаи, в которых резкое сокращение текущей информационной нагрузки на головной мозг не прерывало состояния бодрствования, вызывая лишь различные психопатологические проявления, ибо в ходе их анализа вырисовываются, с одной стороны, зависимость феномена сознания от интеграции экстероцептивной и ннтероцептивпой информации, а с другой,--теснейшая зависимость осознания «себя» от осознания «иного», как и наоборот.

Обширнейший материал на этот счет предоставляют исследования по сенсорной и перцептивной изоляции, а также некоторые данные психиатрической клиники, указывающие на возникновение расстройств самосознания в зависимости от различных нарушений восприятия внешней среды и переработки информации экстероцептивного плана. Известно, что явления деперсонализации могут развиваться у здоровых лиц, длительно пребывающих в необычных условиях (под водой, под землей, у космонавтов. См. Horowitz, 1964). Многочисленные эксперименты с перцептивной и сенсорной изоляцией показали возникновение разнообразных психических расстройств в сфере «я», имеющих преходящий характер; к ним относятся, в частности, утрата контроля над течением мыслей, появление неконтролируемых фантазий и грез, дезориентация во времени, расстройства «схемы тела», параноидоподобные переживания и т. д. (см. О. И. Кузнецов и В. И. Лебедев, 1965; В. М. Банщиков и Г. В. Столяров., 1966; М. Zuckerman, 1964; L. Goldberger, 1966, и др.). Вместе с тем накапливаются данные, свидетельствующие о том, что к аналогичным следствиям приводит и информационная недогрузка мозга по интероцептивной линии (хотя следует учитывать то обстоятельство, что резкое сокращение поступления информации экстероцептивного плана способно снижать поступление в головной мозг информации из внутренней среды организма и, по-видимому, наоборот); такого рода данные, касающиеся прежде всего проприоцептивной информации, были представлены в последнее время Р. Посом (1967), а также в материалах Женевского симпозиума, посвященного проблеме экспериментальной и клинической дезафферентации (см. J. L. Ajuriaguerra, 1965).

Можно думать, что стойкие диссоциации в тех или иных звеньях динамической структуры |V| вызывают чрезвычайно сложную цепь саморегуляторно протекающих перестроек в целостной нейродинамической системе данного типа, что создает по существу неограниченный ряд вариантов расстройства сознания (как осознания себя и осознания иного). Однако все это исключительное многообразие вариантов расстройства сознания имеет более или менее достоверно вычленяемые инварианты, которые феноменологически описываются в качестве психопатологических симптомов и синдромов. Эти феноменологические описания, выросшие из многовекового клинического опыта и используемые прежде всего в клинических целях, образуют эмпирический остов психиатрии и, несомненно, имеют важный смысл. Но следует подчеркнуть, что главные успехи психиатрии в будущем смогут быть достигнуты на путях все более полной нейрофизиологической интерпретации находящихся в ее ведении симптомов и синдромов.

Необходимо отметить, что задача нейрофизиологической интерпретации феномена сознания имеет самое непосредственное отношение к развитию исследований по кибернетическому и бионическому моделированию. Разработка проблемы нейродинамической интерпретации явлений сознания все отчетливее раскрывает за общностью процессов саморегуляции в головном мозгу и кибернетических машинах существенные различия, учет которых представляет собой важнейший стимул совершенствования последних. Это следует подчеркнуть в связи с тем, что определенная общность принципов саморегуляции человеческого мозга и кибернетической машины нередко выдается за полное тождество. Причем иллюзию полного тождества принципов деятельности мозга и машины охотно поддерживает немалое число естествоиспытателей. Некоторые из них видят в таком подходе единственно возможную альтернативу идеалистическим концепциям сознания и заходят настолько далеко, что говорят о психологических свойствах кибернетических устройств (L. Uhr, 1960) или готовы приписать качество сознания и самосознания современным электронным машинам, как это мы видим в работах Дж. Калбертсона (J. Т. Culbertson, 1963, р. 77--78) и Д. Вулдриджа (1965, стр. 337).

Утверждение, что вычислительные машины обладают разумом, мыслят, представляет собой в лучшем случае лишь метафору (если под разумом и мышлением имеются в виду соответствующие человеческие свойства). Когда же термины «разум» и «мышление» берутся в том смысле, который придавали им радикальные бихевиористы, и затем используются в качестве предикатов понятия вычислительной машины (см., например, Э. Беркли, 1961, и др.), то это нисколько не продвигает нас вперед, ибо в указанном смысле «разум» и «мышление» можно приписать даже электромотору. Поэтому многие авторы справедливо подчеркивают, что мышление в психологическом смысле не присуще современным машинам (Н. П. Антонов и А. Н. Кочергии, 1963; W. Krajewski, 1963, и другие).

Методологические установки бихевиоризма в области кибернетического моделирования до крайности упрощают проблему и тем самым замыкают горизонт исследований лишь рамками имитации отдельных психических функций, препятствуя переходу к качественно новому уровню -- созданию действительно самоорганизующихся искусственных систем. Возможности кибернетики в этом отношении неоспоримы (см. Н. Винер, 1966; А. Н. Колмогоров, 1964; Гаазе-Рапопорт, 1961, и др.). Но они станут доступными для реализации лишь при условии учета результатов углубляющихся биологических и физиологических исследований. И нужно согласиться с теми авторами (Fogel et al., 1965), которые отмечают, что уровень наших знаний о процессах, протекающих в головном мозгу, во многом лимитирует развитие не только бионического, но и кибернетического моделирования.

Продвижение в области нейрофизиологической интерпретации феномена сознания имело бы для кибернетики первостепенное значение в плане выявления хотя бы самых общих, но специфических черт той динамической структуры, которая лежит в основе мозговых информационных процессов высшего уровня.

Феномен сознания есть функциональное свойство, присущее личности. При более абстрактном подходе это свойство допустимо относить к нейродинамическим системам типа | V|. Естественно, что указанное свойство обусловлено структурно-динамическими особенностями |V|. Однако это свойство не может быть жестко привязано исключительно к нейронному субстрату в такой же мере, как и соответствующая ему динамическая структура.

Опыт естествознания и технического развития свидетельствует, что одно и то же свойство, в принципе, воспроизводимо на разных по своим физико-химическим характеристикам субстратах, взятых в качестве конструктивных элементов. Поэтому методологически правомерно перейти к еще более абстрактному уровню рассмотрения феномена сознания (как функционального свойства определенной самоорганизующейся системы) и говорить не о нейродинамической структуре, а просто о соответствующей дикамической структуре, которая способна быть реализована на любых подходящих субстратных началах. Разумеется, субстратные характеристики нейронов и нейронных комплексов весьма существенно определяют функциональные свойства состоящих из них динамических систем; но в высшей степени вероятно, что в будущем смогут быть созданы такие элементы и построенные из них конструкции (отличающиеся от нейронных по целому ряду морфологических и физико-химических признаков), которые окажутся в состоянии воспроизводить динамическую структуру |V|, а следовательно, и свойство субъективной представленности информации для целостной самоорганизующейся системы и способность оперирования информацией в «чистом» виде (моделирования в идеальном плане).

Признавая неограниченные возможности кибернетическрго моделирования, следует сохранять трезвость в оценках достигнутых результатов. Во всяком случае в современных вычислительных машинах нельзя обнаружить функциональные свойства, обозначенные нами как переменное соотнесение противоположных модальностей и отображение отображения. Искусственное воспроизведение этих свойств предполагает воспроизведение на любой субстратной основе динамических структур типа |V|; только таким путем можно действительно моделировать феномен сознания.

В этом отношении трудно согласиться с теми авторами, которые считают, что моделирование феномена сознания принципиально невозможно. Так, например, Е. И. Бойко (1966), высказывая целый ряд глубоких критических замечаний относительно концепции Калбертсона, справедливо подчеркивает недопустимость отождествления субъективных феноменов с некоторым подмножеством физических явлений; но при этом он делает следующий общий вывод: «Самая постановка вопроса о возможности моделировать субъективные психические феномены представляется нам вопиющим логическим противоречием» (Е. И. Бойко, 1966, стр. 176).

Нам, однако, кажется, что такая постановка вопроса вполне оправдана как в методологическом отношении, так и самими реальными тенденциями развития кибернетического моделирования. Во-первых, из категорического отрицания явлений сознания у современных вычислительных машин вовсе не следует, что это свойство не сможет быть воспроизведено у будущих искусственных устройств. Во-вторых, признавая правомерность функционального подхода к человеческой психике, мы тем самым обязаны признать и правомерность моделирования субъективных явлений. Что касается того часто выдвигаемого аргумента, что феномен сознания присущ только общественному субъекту, то он не является решающим, поскольку искусственные детища человека, наделенные феноменом сознания, явятся продуктом общественной системы и будут ее компонентами. Разумеется, создание такого рода искусственных самоорганизующихся систем означало бы научно-техническую революцию грандиозного масштаба и преобразование человеческого общества в самоорганизующуюся систему качественно нового типа.

Несмотря на то, что реализация подобных возможностей должна быть отнесена скорее всего к отдаленному будущему, сами эти возможности коренятся в настоящем, все полнее вырисовываются в современных научных исканиях и результатах. Это прежде всего выражается в утверждении функционального подхода к явлениям жизни и психики. Заметим в этой связи, что по меньшей мере странными являются нигилистические выпады против кибернетики и тот фельетонный жанр, в котором отдельные философы, например, Э. В. Ильенков (1968а), обсуждают проблему моделирования и воспроизведения с помощью кибернетических устройств явлений мышления и сознания. Такой подход к глубоким научным проблемам нашего времени вряд ли может считаться допустимым. Поэтому мы полностью солидарны с решительной критикой подобных тенденций (см. Б. В. Бирюков и Л. М. Семашко, 1970).

Успехи кибернетики и молекулярной биологии, а также первые шаги в освоении космоса создали достаточное основание для того, чтобы считать правомерным функциональное определение жизни. С тех пор, как это определение стало обсуждаться в нашей философской и естественнонаучной литературе прошло не так уж много времени (см. В. Л. Рыжков, 1959; И. С. Шкловский, 1962; А. Н. Колмогоров, 1964, и др.), и мы видим, что функциональная концепция жизни все прочнее утверждается. Но из признания функционального подхода к живым системам логически следует признание функционального подхода к сознающим себя системам. Все дело в том, чтобы шаг за шагом выявлять специфику динамических структур, ответственных за тот уровень информационных процессов, который характеризуется феноменом сознания. И на этом стратегическом направлении нейрофизиологические данные о процессах переработки информации в головном мозгу будут иметь первостепенное значение.

В последнее время убедительные доводы в пользу функциональной концепции психики были приведены Ю. И. Лашкевичем (1967), показавшим, что интроспективные, по его выражению, феномены могут рассматриваться как свойство определенной функциональной организации системы, независимо от физических признаков составляющих ее элементов. Ю. И. Лашкевич полагает-- и с этим трудно не согласиться,-- что замена нейронных элементов в тех или иных подсистемах головного мозга элементами другой физико-химической природы, сохраняющими, однако, функциональные свойства нейронов, и, следовательно, функциональную организацию системы в целом, не приведет к ликвидации интроспективной психики. В противном случае, действительно, нейроны следовало бы наделить какими-то явно сверхъестественными качествами.

В связи с утверждением функционального подхода предпринимаются попытки представить себе в самом общем гипотетическом виде хотя бы некоторые черты функциональной организации систем, способных быть носителями феномена сознания. Так, В. И. Кремянский (1963, 1966) говорит о таких циклических процессах, которые были бы в состоянии обеспечить характерное для явлений осознания качество самоотнесенности. Ю. И. Лашкевич (1967) пытается описать те функциональные особенности, которые должны быть присущи системе, обладающей (по его терминологии) «сложными ощущениями». Он относит сюда: 1) наличие кратковременной памяти, 2) возможность взаимодействия входных каналов в самых различных сочетаниях, 3) осуществление конкуренции между возможными процессами переработки входной информации, 4) наличие подсистемы, целиком состоящей из замкнутых путей (обратных связей), которая ответственна за объединение элементов входной информации в «сложный комплекс ощущений». Можно указать также на ряд других аналогичных попыток (Н. М. Амосов, 1963, 1965; I. Zeman, 1963, 1965, и др.), которые являются плодотворными уже потому, что стимулируют дальнейшие размышления и поиски.

Однако названные функциональные черты пока еще носят, на наш взгляд, слишком абстрактный характер; фиксируя некоторые общие н необходимые условия, они не отображают специфических особенностей функциональной организации динамической системы, обладающей феноменом сознания. Естественно думать, что реальное приближение к пониманию этих специфических особенностей связано с исследованиями нейрофизиологических процессов, протекающих в нашем головном мозгу и ответственных за наши субъективные явления.

Нейродинамическая интерпретация выступает, таким образом, в качестве наиболее существенного основания функциональной интерпретации феномена сознания вообще (последняя может быть названа также кибернетической интерпретацией, поскольку она абстрагируется от конкретных, субстратных характеристик как элементов, так и состоящей из них системы). Продвижение в области нейродинамической интерпретации феномена сознания способно подсказывать новые пути кибернетического моделирования психической деятельности, создавая тем самым предпосылки для разрешения теоретических противоречий проблемы «мозг и машина» (к обсуждению некоторых аспектов этой проблемы мы еще вернемся в следующем параграфе).

нейродинамический нейрофизиологический сознание

Размещено на Allbest.ru