Психическая причинность как вид информационной причинности и "каузальная замкнутость физического"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Психическая причинность как вид информационной причинности и «каузальная замкнутость физического»

Философские науки

Дубровский Давид Израилевич, доктор наук, профессор, главный научный сотрудник Российская академия наук

Объяснение психической причинности составляет один из главных вопросов проблемы «сознание и мозг». В аналитической философии употребляется термин «метальная причинность», который в наших целях допустимо использовать наряду с термином «психическая причинность», но с условием, что последний может обозначать и различные неосознаваемые психические причины, т.е. действующие «в темноте». Поэтому будем использовать термин «ментальная причина» лишь для тех случаев, когда в роли причины выступает явление субъективной реальности (наиболее трудный для объяснения случай информационной причинности).

Вопрос: имеются ли достаточные основания для выделения информационной причинности как особого класса причинности по сравнению с физической причинностью? Придется кое-что повторить.

Отличие информационной причины от физической причины определяется принципом инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя. Здесь причинный эффект вызывается именно информацией на основе сложившейся кодовой зависимости, а не самими по себе физическими свойствами носителя этой информации, которые могут быть разными (что наглядно выступает в языковой коммуникации).

Важно подчеркнуть, что понятие информационной причинности не противоречит понятию физической причинности, которое сохраняет целиком свое значение, если не претендует на роль универсального средства объяснения всех явлений действительности, всех без исключения причин, скажем, на объяснение причин последнего мирового экономического кризиса или, чего проще, действий моего приятеля, вызванных моей просьбой. В составе информационного причинного фактора, разумеется, всегда есть физические компоненты и для него остаются в силе физические закономерности, но они недостаточны, неадекватны для объяснения вызываемого им следствия. Понятие информационной причинности существенно расширяет теоретические средства объяснения и становится необходимым в тех случаях, когда собственно физическое объяснение оказывается невозможным или неадекватным. Так обстоит дело, когда предметом исследования служат самоорганизующиеся системы (биологические, социальные, а в ряде отношений и технические).

Сосредоточимся теперь на понятии «ментальной причины». Прежде всего надо уточнить понятие «метального» (аналогично тому, как надо было выше уточнить понятие «физического»). В аналитической философии понятия «ментального», «ментального свойства» носят зачастую слишком абстрактный характер. В них фиксируется лишь определенная противоположность «физическому», отличие «ментального языка» от «физического», специфика описания «ментальных свойств» (отсюда основные камни преткновения: «дуализм свойств», «аномализм ментального», «множественная реализуемость», «экстернализм ментальных свойств» и др.). Тем не менее, несмотря на абстрактность «ментального», всё же допускаются его эмпирические иллюстрации путем использования психологических и феноменологических данных.

Однако при этом зачастую игнорируется, не выделяется необходимое свойство ментального - его принадлежность тому или иному Я. Не существует такого ментального явления, которое не было бы в той или иной степени компонентом целостной субъективной реальности данного индивида, его Я. Всякое ментальное явление несет на себе печать своего Я - и в отношении уникальных свойств этого Я, и в отношении его инвариантных свойств. Феноменологический анализ этих инвариантных свойств показывает, что к ним должны быть отнесены не только смысловые и ценностные регистры, но и фундаментальное свойство активности Я (оно выражается такими понятиями, как интенциональность, целеполагание, желание, убеждение, стремление, вера, воля).

Активность Я интегрально выражается в его постоянной способности к самоорганизации, к поддержанию своей идентичности, реализации веровательных установок и целевых векторов. Свойство активности в той или иной степени присуще всякому выделенному ментальному явлению, так как за ним всегда стоит его Я. А постольку свойство активности (наряду со свойством принадлежности) должно быть включено в содержание понятия ментального. Это особенно важно, когда рассматривается вопрос о ментальной причинности.

В аналитической философии при обсуждении вопроса о ментальной причинности оперирование абстрактным понятием «ментального» (лишенным, как правило, этих свойств) и его соотнесение со столь же абстрактным понятием «физического» порождает неразрешимые парадоксы.

Это хорошо показано А.З. Черняком в его содержательной статье, посвященной вопросу о «каузальной эффективности ментального», пожалуй, единственной в нашей философской литературе публикации, в которой на высоком профессиональном уровне специально анализируется эта острая тема под углом проблемы «сознание и мозг». А.З. Черняк рассматривает два вопроса ментальной каузальности - ее релевантность («что делает нечто ментальное участником причинно-следственных отношений»?) и ее эффективность (как нечто ментальное «может иметь каузальное влияние в мире?»).. Он показывает, что объяснение ментальной каузальности требует обоснованного ответа на оба вопроса. Но ни в одной из предложенных редукционистских концепций это требование не удовлетворяется. Все способы отождествления ментального с физическим чреваты логическими противоречиями или неопределенностями. К тому же они бросают вызов убеждениям здравого смысла. «Если принять, что ментальные свойства не эффективны, если вся без остатка каузальная работа выполняется физическими характеристиками, то отсюда следует эпифеноменализм ментального».

А.З. Черняк критически рассматривает и функционалистский вариант редукционизма, но вместе с тем отмечает сильные стороны функционального подхода: его совместимость с «множественной реализуемостью», объяснение каузальной релевантности ментального, поскольку «функции имеют собственные каузальные влияния в мире, несводимые к каузальным влияниям их физических реализаторов». В тоже время А.З. Черняк видит слабость функционализма в том, что он «скорее всего» не может описывать «чувственные качества» и «вероятно, не вся каузальность, связанная с ментальными свойствами, может быть объяснена функционалистски, а именно их репрезентативность в отношении реальности», т.е. как ментальные свойства могут «представлять нечто, чем они сами (и соответствующие им функциональные состояния) не являются».

Эти соображения заслуживают внимания. Но важно подчеркнуть, что функциональное объяснение не обязательно должно быть редукционистским, оно может исключать редукционистскую стратегию и методологию. В данном случае ментальная причинность может ограничиваться биологическими и биосоциальными самоорганизующимися системами, рассматриваться как частный случай, разновидность информационной причинности в указанных системах. Эта причинность, как уже отмечалось, определяется сложившейся кодовой зависимостью, которая носит исторический характер. А постольку образование данной кодовой зависимости, как нового функционального компонента самоорганизующейся системы, является случайным (определяется для данных условий лишь с той или иной степенью вероятности, иногда чрезвычайно малой).

Такими историческими, случайными новообразованиями (напоминающими творческий акт) являются даже фундаментальные кодовые зависимости, определяющие биологическую и социальную самоорганизацию. Это - кодовая структура языка (возникновение множества различных языков), а также фундаментальная для всей земной жизни кодовая структура ДНК.

Один из первооткрывателей генетического кода Фрэнсис Крик специально подчеркивал возможность возникновения иных ее вариантов и то обстоятельство, что «определение кода можно рассматривать как абстрактную задачу вне существующих биохимических деталей». Сложившаяся структура генетического кода «по большей части явилась результатом исторической случайности в далеком прошлом». Эта структура зависит от того, какая именно аминокислота и какой именно адаптор соответствуют друг другу. «Возможно, существующий вариант этого взаимного соответствия определился на очень раннем этапе эволюции и, вероятно, выбор в его пользу был случайностью».

Если бы выбор оказался другим, универсальный генетический код земной жизни был бы другим, а вместе с ним стала бы иной и вся земная жизнь. Соответственно, имели бы место отличные от нынешних информационные репрезентации (по крайней мере, уж точно, те из них, в которых организму даны «непосредственные» отображения внешних явлений). Приведенные высказывания Ф. Крика прекрасно подтверждают специфику кодовой зависимости и информационной причинности, отличие последней от физической причинности. Понятно, что жизнь на Земле могла возникнуть и развиваться лишь при определенных физических условиях, столь же несомненно, что в ходе эволюции отбирались наиболее экономичные и адекватные коды по своим физическим показателям (величине массы, энергии, пространственно-временным параметрам). Но биологическая самоорганизация и составляющие ее информационные процессы могут быть объяснены лишь на основе принципов функционализма.

Между информацией, воплощенной в определенной кодовой структуре, и тем, что она репрезентирует, есть строгое соответствие, но совершенно не обязательно некое подобие; раз возникнув, это соответствие остается в силе, пока оно отвечает потребностям самоорганизующейся системы, пока адекватно представляет ей «значение» для нее репрезентируемого объекта. Это характерно для квалиа (переживания «красного» или «боли» по отношению к тому, что их обычно вызывает, что является их причиной). Но именно информация, т.е. ощущение красного или чувство боли, в свою очередь, выступают причинами определенных действий человека. Приведу еще два аргумента в пользу обоснования специфики ментальной причинности по сравнению с физической причинностью.

1. Когда речь идет о ментальной причинности, то обычно не упоминают почему-то следующее важное обстоятельство: ментальная причинность означает не только воздействие ментального на физическое, но и воздействие ментального на ментальное. Когда, например, одна мысль (Б) вызывает другую (В), то в ряде случаев можно довольно четко описать и представить отношение Б к В как причину и следствие. Естественно, что Б в качестве определенной информации имеет своим носителем определенную нейродинамическую систему Y, а В - другую нейродинамическую систему Z. Переход А в Б есть кодовое преобразование, т.е. переход Y в Z. Ничего другого ментальная причинность не может означать. Это - преобразование информации, данной мне в «чистом виде», носители которой мной не отображаются; последние, однако, не могут быть названы в точном смысле «физическими», так как представляют собой биологические, нейродинамические функциональные системы.

То же самое, в принципе, имеет место, когда ментальная причина вызывает телесное следствие (скажем, движение руки). В этом случае она инициирует и запускает двигательную программу, моторный информационный паттерн (процесс хорошо изученный в современной нейронауке). К слову, само возникновение качества субъективной реальности в ходе эволюции неразрывно связано со способностью психического, ментального управления, т.е. информация в форме субъективной реальности может мгновенно запускать моторные программы, вызывать соответствующие действия (современные исследования в нейролингвистике, в том числе касающиеся «зеркальных нейронов» и «зеркальных систем» еще раз убедительно свидетельствуют о такого рода фундаментальной связи. См. об этом: 32).

2. Ментальная причина наиболее ярко проявляется в произвольных действиях, обусловленных ценностно-смысловой структурой нашего Я. Эти действия находятся за пределами физического объяснения, но, как уже говорилось выше, доступны для информационного и психофизиологического объяснения. Известно, что более высокая по ценностному и веровательному рангу ментальное явление способно обладать более мощным причинным действием на ментальные же и на телесные процессы. Нам знакомы многочисленные факты, когда в результате психотренинга некоторые индивиды (йоги и др.) достигали поразительных эффектов психической регуляции своими вегетативными нервными процессами (обычно «закрытыми» для произвольного управления). Хорошо известны соматические эффекты «сверхценной идеи» и многие подобные проявления чрезвычайной мощи психической причинности, саморегуляции, ментального управления. Эти эмпирические аргументы должны находить место в способах и средствах объяснения ментальной причинности. Последнее не может быть наглухо замкнуто в логических конструкциях. Теоретическое, порывающее живые связи с эмпирическим, напоминает схоластику, не способно служить решению нашей проблемы (более подробный анализ проблемы психической причинности и психического управления содержится в: 19, с. 194 - 200).

Теперь можно, наконец, приступить к ответу на критические замечания В.В. Васильева. Приведу их полностью (но позволю себе для удобства четкого ответа автору разбить этот текст, ни в чем его не нарушая, на части, обозначив их (1), (2), (3), (4) и выделив курсивом наиболее важные места): «Главная проблема теории Дубровского, по-видимому, в том, что он не вполне проясняет, есть ли информационная причинность просто высокоуровневое проявление базовой физической причинности, или же она представляет собой нечто самостоятельное.(1) Иными словами, являются ли каузальные возможности квалиа чем-то превосходящим каузальные возможности нейронных «кодов», в которых они реализованы (2), - и если да, то как можно согласовать это с принципом каузальной замкнутости физического. Между тем создается впечатление, что он склоняется к отрицательному ответу. (3) Но такой ответ крайне затрудняет объяснение того, зачем вообще нужны квалиа. Попытки подобного объяснения неизбежно вращаются по кругу, поскольку всегда можно сказать, что все те функции, с которыми предположительно связаны квалиа, могли бы быть реализованы без них» (4).

Характер приведенных замечаний свидетельствует о том, что автор не выходит здесь из русла одномерного физикалистского видения проблемы, не предполагает иной теоретической перспективы. Кроме того, его аргументы являются недостаточно прицельными, поскольку он оставляет в стороне суть моей концепции. психический причинность ментальный казуальный

Итак (1): информационная причинность не является «просто высокоуровневым проявлением базовой физической причинности». Она есть «нечто самостоятельное» в том смысле, что принципы ее описания и объяснения, а так же обусловленные ими концептуальные и эмпирические обоснования существенно отличаются от принципов описания и объяснения физической причинности, от теоретического и эмпирического базиса ее обоснования. Этим определяется и онтологический статус информационной (и ментальной) причинности. Как будто в науке возможно обоснование онтологических утверждений, минуя анализ и обоснование тех познавательных средств (теоретических и эмпирических), с помощью которых это производится. Здесь желательно оставить в стороне метафизические конструкции и интерпретации, которые, на мой взгляд, сами по себе в данном случае мало продуктивны. Безусловно, они могут вовлекаться в обсуждение проблемы ментальной причинности, но это требует дополнительных рассуждений и специального анализа.

(2). Являются или не являются «каузальные возможности квалиа чем-то превосходящим каузальные возможности нейронных «кодов», в которых они реализованы»? Вопрос не вполне корректен, поскольку неясен смысл термина «превосходящий» («быть превосходящим»). Всякое квалиа необходимо воплощено в своем нейронном коде, не существует вне и помимо него (это следует из первой посылки моей концепции). Но одно и то же по содержанию квалиа может быть воплощено в разных нейронных кодах и вызывать различные следствия, из которых одно может «превосходить» другое (по каким-то показателям, в том числе и по физическому эффекту). Не исключено и то, что квалиа в одном и том же кодовом воплощении, но в другом функциональном контексте способно вызывать следствие, намного «превосходящее» предыдущие и т.д. Но, главное, в том, как уже много раз говорилось, что нейронный код является функциональной динамической структурой, несущей информацию, сами по себе физические компоненты и свойства которого не определяют вызываемое им данное конкретное следствие.

(3) И тут следует «роковой» пункт, насчет «принципа каузальной замкнутости физического». В.В. Васильев как будто снимает с меня подозрение, что я его отрицаю. И напрасно! В той трактовке этого принципа, который представлен в его книге, я не могу его принять, о чем уже шла речь. На мой взгляд, автор берет его в виде абстрактного клише, как и в случаях употребления «ментального» и «физического». Мы, говорит В.В. Васильев, не можем помыслить ничего, что отличалось бы от «ментального» и «физического», «ничего такого представить мы не в состоянии». Точно так же мы не можем себе представить нечто отличное от «каузальной замкнутости физического». Здесь у нас «просто нет альтернативы». Кто такие «мы», к сожалению, не уточняется. В современной космологии есть такая альтернатива, например, Большой взрыв.

Судя по всему В.В. Васильев истолковывает принцип каузальной замкнутости физического в том смысле, что всякое событие в мире имеет достаточную физическую причину. С этим, однако, нельзя согласиться. Очевидно, что некоторые причины не могут именоваться физическими (об этом также уже шла речь).

(4) Далее следует стандартный для аналитической философии ход мысли: если я допускаю необходимую воплощенность квалиа (информации) в нервном коде, то непонятно зачем нужны квалиа, и я попадаю якобы в замкнутый круг. В.В. Васильев мог бы продолжить свой ход мысли: если я допускаю, что информация необходимо воплощена в своем коде, то непонятно, зачем нужна информация. Она тоже оказывается эпифеноменом! Таково типичное рассуждение радикального физикалиста, игнорирующего специфику информационного процесса, информационного управления, явлений самоорганизации и саморегуляции. Для него «физическое» покрывает и «объясняет» все мыслимые изменения в мире, включая биологические и социальные. «Каузальная замкнутость физического» действительно порождает «замкнутый круг». Он возникает не только для редукционистов-физикалистов, но и для редукционистов-функционалистов.

Важно подчеркнуть, что В.В. Васильев, как и многие теоретики, в мышлении которых берет верх парадигма физикализма, не разводит четко понятия «физического» и «функционального», нередко отождествляют «функциональное» с «физическим». Редукционисты-функционалисты типа Деннета игнорируют специфику ментальных функций, ограничивают понятие функции поведенческими актами, отождествляют информацию и ее носитель. С этой позиции, конечно, тоже неясно, зачем нужны квалиа. Но парадигма функционализма - это надо еще раз подчеркнуть - вовсе не предполагает только редукционистскую программу и методологию объяснения явлений субъективной реальности (ментального), она способна служить теоретической основой информационного подхода к решению «трудной проблемы». Эти вопросы многократно обсуждались в моих работах, и нет нужды снова к ним возвращаться.

Вызывает удивление, что истолкования В.В. Васильевым понятий «физического» и «каузальной замкнутости физического» совершенно отключены от современных философских и метанаучных трактовок детерминизма, которые широко обсуждаются в нашей и зарубежной литературе. Для него как бы не существует категорий случайности, спонтанности, вероятностной детерминации, саморегуляции и самодетерминации, точек бифуркации и диссипативных систем. Он не касается обсуждения вопросов о телеономических процессах первого и второго рода, разработок проблемы «целевой причинности», которые казалось бы столь близки задаче обоснования ментальной причинности, крайне важны для методологии функционализма и понимания ее роли в исследованиях самоорганизующихся систем.

Надо отметить, что В.В. Васильев в последней главе своей книги не раз видоизменяет, дополняет, уточняет свои соображения по вопросам «каузальной замкнутости», ментальной причинности, реальности квалиа, его связи с Я и с головным мозгом. Это вызвано стремлением построить свою концепцию решения «трудной проблемы», которая требует более подробного, внимательного рассмотрения.

Размещено на Allbest.ru