"Привилегированный доступ", "некорректируемость" и "другие сознания"

Размещено на http://www.allbest.ru/

"Привилегированный доступ", "некорректируемость" и "другие сознания"

Практически все представители аналитической философии, занимавшиеся проблемой сознания, затрагивали вопросы, обозначение которых приведено в заголовке этого раздела. Эти три вопроса тесно связаны, в ряде отношений дублируют друг друга. Рассмотрим кратко тезис о «привилегированном доступе». По словам Серла, эта метафора является «даже более путаной, нежели метафора здравого смысла об интроспекции», ибо она наводит на мысль, что «сознание подобно изолированной комнате, войти в которую позволено только нам» (с. 105). Однако, продолжает он, я не могу отличить себя тут от пространства, в которое явхожу, ибо не в состоянии отличить себя от самого себя.

Такая «пространственная» трактовка «привилегированного доступа» заведомо несостоятельна. Суть этой метафоры в том, что мои субъективные явления (в их данном «содержании») доступны мне, даны мне сразу, непосредственно, а другим людям нет, для них доступ к моему сознанию может быть лишь опосредованным. Сейчас, например, я испытываю боль в большом пальце правой ноги, но внешне стараюсь этого не выказывать. Переживая боль, я знаю это, а вы о ней сможете узнать, если только я сообщу о своем состоянии (и если вы поверите мне); не исключено, что вы сможете узнать об этом, наблюдая мое поведение, выражение лица и т.п. (хотя мое знание и ваше знание о моей боли, даже если я расскажу о ней, все равно будет различаться по ряду существенных признаков). Факты такого рода обычны, повсеместны.

Но они обязывают к анализу важнейшей специфической черты субъективной реальности, связанной с ее способностью непосредственного самоотображения в системе нашего Я, а это предполагает, в свою очередь, и анализ опосредованного самоотображения. Последнее относится к различным уровням интерпретации «содержания» собственных субъективных состояний, которые могут быть и неадекватны; это касается также собственных диспозициональных состояний и свойств. Однако подобные интерпретации тоже представляют собой явления субъективной реальности и неизбежно включают аспект непосредственного знания.

Таким образом, всякое явление субъективной реальности (сознательно переживаемое в данном интервале) несет в своем «содержании» единство непосредственного и опосредованного знания. В этом «содержании» аспект непосредственного знания устранить невозможно, что и выражает суть «привилегированного доступа», а во многом и того, что именуют «некорректируемостью». Последнее акцентирует сам по себе факт переживаемости определенного «содержания» в данный момент, независимо от того, каково оно. Допустим, я сейчас испытываю головокружение. Это есть; когда оно прошло, я скажу, что оно было, и это событие нельзя отменить или переиначить. Вчера же во сне я видел улыбающегося крокодила в женской шляпке, а сосед, бия себя в грудь, клялся, что наяву перед ним явился белый ангел и сказал: «Коля, не пей!» Здесь речь идет о некотором наличном, действительном субъективном переживании (пусть самом фантастичном или тривиальном по своему «содержанию», независимо от его оценки мной или вами), которое, конечно, нельзя уже «отменить» или «исправить».

Такого рода «некорректируемость» составляет важную черту всякого явления субъективной реальности, одно из его непременных «измерений» (онтологических свойств). «Корректировка» наличного переживания совершается постоянно - одновременно и последовательно, но как бы в другом «измерении»; она выступает в разных оперативных формах (действие веровательного регистра - «принятие», «непринятие», «сомнение» и т.п.; интуитивная и рассудочная оценки, интерпретация, анализ в связи с прошлым опытом и т.д.). Естественно, что всякий акт «корректировки», будучи тоже явлением субъективной реальности, включает «измерение», которое именуется «некорректируемостью». Попытки устранить аспект «не корректируемости» ведут к чрезмерно упрощенной, неадекватной модели явлений субъективной реальности. Это относится и к отбрасыванию метафоры «ривилегированного доступа», поскольку и тут главное состоит в отрицании реальности непосредственного самоотображения. Такую модель, связанную, как известно, с критикой «Мифа непосредственно данного» (см.: [25, р. 161-170]), настойчиво предлагали представители физикалистского и бихевиористского редукционизма, включая тех, кто стремился свести мышление к речи и вообще отрицал существование явлений субъективной реальности вне речевого оформления и «лингвистического поведении».

Дж. Серл, как ни странно, не касается этих столь существенных для его целей вопросов, занимавших значительное место в более чем полувековой дискуссии по проблеме сознания, которую вели и продолжают вести западные философы аналитической ориентации. Он категорически не приемлет положений о «некорректируемости» и «привилегированном доступе», выражая в этом пункте полную солидарность со своими главными философскими противниками (редукционистами физикалистского и бихевиористского толка). Эти положения, как он считает, в купе с «интроспекцией», «не имеют никакого отношения к существенным свойствам сознания. Они всего лишь элементы ошибочных философских теорий о нем» (с. 146). Источник ошибок Серл видит в картезианстве и сводит суть вопроса к тому, что мы способны часто заблуждаться относительно собственных субъективных переживаний. Он приводит пример: Салли думала, что любит Джимми, но потом поняла, что ошибалась. О какой же «некорректируемости» тут можно вести речь? Такое утверждение является «очевидно ложным» (см. с. 143).

Таким образом, Серл игнорирует именно суть вопроса о «некорректируемости» - важный проблемный пункт исследования субъективной реальности, подменяет его тривиальным, «очевидным» положением о возможном «неверном описании собственных ментальных феноменов» в случаях, когда имеет место «самообман, неправильное толкование и невнимательность» (с. 144). Такой маневр лишает его контраргументсмысла и интереса. Но это не снимает суть вопроса, которая в прямую затрагивает основу взглядов Дж. Серла, особенно в той части, где у неговедется речь о «субъективной онтологии», о «признании первичности точки зрения от первого лица» (с. 40.). Как совместить это утверждение автора о «первичности» с его же отрицанием того, что «нам присущ определенного рода авторитет от первого лица» (с. 143) и отрицанием того, что «мы должны обладать достоверным знанием сознательных состояний» (см. с. 146). Приведенные отрицания как раз используются автором для опровержения «некорректируемости» (с. 146). Но если мы не обладаем «достоверным знанием сознательных состояний» даже в некоторых случаях, то как Дж. Серл может верить себе в том, что он утверждает, и как мы можем верить ему?

Здесь «очевидно» разительное противоречие! Кроме того, мы в который уже раз наблюдаем у автора полную рассогласованность онтологических и эпистемологических утверждений. Создается впечатление, что он обладает некой загадочной суперспособностью твердо знать о том, что некий предмет существует или не существует, без анализа и обоснования этого знания и тех познавательных средств, которыми он пользуется (безрефлексии собственных мыслей, которые он должен оценить, как правильные, истинные и т.п., прежде чем сообщать их нам).

Обратимся теперь к вопросу о «других сознаниях». Он рассматривался философами в разных аспектах. Доступ к другому сознанию является по необходимости лишь опосредованным. Каковы теоретические основания и способы доказательства наличия сознания у других существ? Интерес к этому вопросу повысился в связи с развитием кибернетики, теорий самоорганизующихся систем, компьютерных технологий, робототехники, а также в связи с новым этапом размышлений о внеземных цивилизациях (и попытками поиска наших братьев по разуму).

Дж. Серл справедливо выступает против точки зрения, согласно которой единственным критерием «другого сознания» является поведение: «Система может обладать сознанием без соответствующего поведения и осуществлять поведение без участия сознания» (с. 81). Поэтому диагностика наличия у некоторой системы ментальных феноменов, сознания только на основе того, что она «делает», оказывается неубедительной. Дж. Серл полагает, что для более основательной диагностики нужно добавить критерий каузальности, «связи между поведением и каузальной структурой других организмов» (с. 87). Например, признание ментальных феноменов у собаки опирается «на относительное сходство каузального базиса поведения в собачьей физиологии с моими» (с. 84): у собаки, как у нас, есть глаза, уши, следовательно, она слышит и видит. Такая аргументация, однако, вряд ли помогает продвинуться в решении проблемы«других сознаний», что отчасти признает сам Дж. Серл (см., напр., с. 85,где говорится, что субъективные феномены «недоступны прямым проверкам в третьем лице»). Речь ведется тут лишь о сознании человека и психике высших животных, в отношении которых вопрос заранее решен утвердительно. Нас же интересует теоретически корректное решение вопроса в общем виде, позволяющее диагностировать наличие (или отсутствие) субъективной реальности во всех мыслимых случаях, включая организмы на низших ступенях эволюционной лестницы.

Сейчас нам точно известны два типа субъективной реальности - человеческий и животный. Они имеют общий эволюционный источник и, соответственно, общие черты. Отличие человеческой субъективной реальности связывают обычно с абстрактным мышлением и речью, феноменами свободы воли, воображения, фантазии, мечты. Поэтому в отличие от Дж. Серла, ведущего речь о сознании и собак и кошек, лучше оставить термин «сознание» лишь для обозначения человеческой субъективной реальности, тогда для постановки вопроса в общем виде и его исследования желательно говорить не о«другом сознании», а о «другой субъективной реальности». Это связано также с гипотетическими допущениями, во-первых, о возможности появления нового типа субъективной реальности в результа тесоздания суперкомпьютеров или симбиозов человека с компьютерами, во-вторых, о существовании в других звездных мирах качественно иных типов субъективной реальности (не только по ценностно-смысловой и интенционально-волевой структуре, по оперативным и творческим способностям, но и по иным параметрам, которые нам даже трудно предположить).

Учитывая два последних случая, теоретическая разработка проблематики «другой субъективной реальности» встречает серьезные трудности. Некоторые из них сохраняются и тогда, когда мы ограничиваемся частным случаем - человеческой субъективной реальностью, «другим сознанием». Дело в том, что само качество субъективной реальности неотрывно от ее «содержания» (хотя, с другой стороны, определенное «содержание» может существовать в объективированном виде, отчуждаться от породившей его субъективной реальности). Поэтому диагностика наличия сознания у другого, так или иначе, предполагает постижение, понимание его определенного «содержания» (без которого субъективная реальность не существует). Однако диагностика наличия самого по себе «содержания» («разумности») у некоторой системы еще недостаточна для признания у нее субъективной реальности. И здесь выступает такой важный аспект проблемы, как «закрытость» субъективного мира личности. Она открывает определенное «содержание» другому по своей воле, причем избирательно и лишь в той или иной степени, дозируя свою искренность; некоторое же «содержание» она старательно закрывает, искусно камуфлирует.

Конечно, «закрытость» относительна, и ее степень выражена у разных людей по-разному (к тому же надо иметь в виду не только «закрытость» для другого, но и «закрытость» для себя). Существует множество средств, способов межличностных коммуникаций (в том числе не лингвистических), позволяющих независимо выяснить, понять существенную часть «содержания» субъективной реальности другого. Тем не менее «закрытость» выражает относительную автономность личности (связанную с ее самополаганием, свободой выбора, защитой интересов, личной тайной, «сокровенным») и служит важнейшим фактором социальной самоорганизации.

Теоретически мыслимы внеземные цивилизации качественно иного типа, чем наша, в которых отсутствует «закрытость» индивида. Не исключено, что в ходе развития нашей цивилизации мера «закрытости» («открытости») будет изменяться в сторону большей «открытости» под влиянием новых каузальных факторов экономического, политического, социального, идеологического и научно-технического характера, и это может содействовать снижению внутренней конфликтности, упрочению целостности, жизнестойкости земной цивилизации. Подобное предположение, правда, способно встретить и серьезные контраргументы. Однако некоторые, пусть слабые, тенденции такого рода, вызванные вступлением в эпоху информационного общества, все же дают о себе знать. Они проявляются, в частности, по линии научно-технического развития. Например, после расшифровки генетического кода на повестке дня стоит расшифровка мозгового нейродинамического кода психических явлений. Решение этой задачи (вполне реальное и не столь далекое) способно изменить извечные принципы и механизмы человеческой коммуникации. Но вместе с тем оно может вызвать и грозные негативные последствия глобального масштаба (как, впрочем, и расшифровка генетического кода). Здесь полная аналогия с открытием внутриядерной энергии. Вопрос в том, хватит ли у человечества разума, мудрости и воли, чтобы использовать достижения науки себе во благо, а не во вред.

Расшифровка мозговых кодов явлений субъективной реальности открывает принципиально новые возможности самопознания и самопреобразования, новый этап в решении проблемы «другого сознания» (см.:[4]). Познание-понимание «другого сознания» представляет собой герменевтическую задачу, т.е. познавательную задачу особого рода, отличную от задач физикалистского естествознания. Это задача расшифровки кода, постижения «содержания», заключенного в его физическом носителе, который используется в данной самоорганизующейся системе. Это постижение информации как таковой, которая всегда существует лишь в определенной кодовой форме, и ее постижение человеком означает не что иное, как преобразование «чуждого» кода («непонятного» кода, содержащаяся в котором информация «закрыта» для данной самоорганизующейся системы) в «естественный» код (содержащаяся в котором информация «открыта», непосредственно доступна данной самоорганизующейся системе).

Всякое явление субъективной реальности (у человека и животных)есть информация, воплощенная в «естественном» мозговом нейродинамическом коде, т.е. дана личности непосредственно, в «чистом» виде, в то время как субстрат и организация «естественного» кода скрыты, не отображаются на уровне сознания. Такое устройство нашей психики было выработано в ходе биологической эволюции и антропогенеза в силу фундаментального принципа инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя (одна и та же информация способна кодироваться по-разному). А поскольку для адекватного поведения в изменяющейся среде нужна именно информация о ней и о собственных действиях, т.е. информация как таковая, то в ходе эволюции и антропогенеза развивалась именно способность получения информации и оперирования ею и не развивалась способность отображения мозгового носителя этой информации, его свойств и организации, поскольку они могут быть разными, а, следовательно, их отображение несущественно для адекватного поведения (по крайней мере, в подавляющем числе случаев).

Излагая свой взгляд на проблему «другого сознания», я хотел показать узость подхода Дж. Серла к этой теме, игнорирование ее многоаспектности, затушевывание им весьма значительных теоретических трудностей, встающих на пути ее исследования. Эти трудности, как уже отмечалось, особенно остро дают о себе знать, когда проблема ставится в общем виде и речь идет о «другой субъективной реальности». Ключевым пунктом здесь является вопрос: на каком основании я могу уверенно приписывать другому существу «ментальные состояния», наличие у него субъективной реальности? Несомненного ответа на этот вопрос пока не существует. Намой взгляд, это вопрос о способе представленности информации для самоорганизующейся системы или для ее самоорганизующейся подсистемы (в отличие от того способа, когда информация, воплощенная в «естественном коде», выполняет свои функции, например, на клеточном уровне, не будучи представлена для клетки в форме субъективного переживания; последнее связано, по-видимому, со специфической способностью производства информации об информации, расширяющей возможности саморегуляции системы, проектирования будущего и его вероятностного отображения, предваряющего, пробного проигрывания, моделирования в субъективном плане предстоящих реальных ситуаций и реальных действий). Указанный вопрос ставился и широко обсуждался в рамках концепций функционализма и когнитивизма, по отношению к которым Дж. Серл занимает резко критическую позицию.

аналитический философия сознание

Размещено на Allbest.ru