О некоторых неклассических концепциях истинности знания

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

О некоторых неклассических концепциях истинности знания

Стратегия мультикультурализма, лежащая в основе современной постмодернистской парадигмы, предполагает отказ от некоторых одномерных видений, линейного мышления, от «жестких» схем познания и оценки его результатов. Эта стратегия дает возможность несколько иначе оценить познавательные и логико-методологические практики, гносеологические схемы, существовавшие в прошлом.

Известно, что вся классическая познавательная духовная культура и гносеология были построены на аристотелевской концепции истинности, получившей название корреспондентской теории истины или теории соответствия знания действительности. Она в дальнейшем была «усилена» марксизмом, и, таким образом, в истории культуры произошла чрезмерная «гносеологизация» проблематики познания.

Механизмы определения истинности через раскрытие меры тождества знаний и действительности, конечно же, продолжают оставаться существенными в познавательных стратегиях. Но в современной постнеклассической науке все чаще и чаще говорят о недостаточности чисто гносеологического подхода к проблематике истины и все активнее предлагают иные версии истинности.

На то, что аристотелевская концепция истины не является универсальной, указывали давно, особенно представители математической логики и семантической философии. Так, Готлиб Фреге еще в Х1Х в. в «Основоположениях арифметики» отмечал, что ни «корреспондентность», как форма согласования знаний и действительности, ни «когерентность», как форма непротиворечивого объединения знания, не могут быть положены в основу теории истины в познании, поскольку они всегда предполагают субъектно-предикатную причинную взаимосвязь. Поэтому на место субъекта и предиката необходимо поставить понятия функции и аргумента. Известный исследователь творчества Фреге, В.А. Суровцев, это поясняет следующим образом: «Аргументная часть имеет собственное значение в виде предмета, который может мыслиться как заполняющий ненасыщенное место. Функциональная часть собственного значения не имеет, его смысл определяется только в контексте целостного предложения как функция, областью определения которой являются предметы, а областью значения - два выделенных значения: истина и ложь. С этой точки зрения, понятия … суть предметно-истинностные функции, сопоставляющие под них подпадающим предметам истинностное значение» [2, с. 12].

Еще один момент, убедительно демонстрирующий односторонность и недостаточность классической концепции истины, в которой путь проверки знания идет от знания к действительности. Познавательные механизмы при таком понимании оказываются вовлеченными только наполовину. Спрашивается, а где гегелевский вариант гносеологии, где речь идет не о соответствии знаний действительности, а, наоборот, действительности - знанию в форме понятия? «Предметы истинны, когда они суть то, чем они должны быть, то есть, когда их реальность соответствует их понятию» [1, c. 401]. Таким образом, из познавательного оборота выключается огромный массив знания, где вектор мышления идет от частного к общему. Ведь схемы мышления типа «круг - это фигура…» или «биссектриса - это прямая…» и другие, как известно из формальной логики и истории науки, очень важны, особенно там, где даются те или иные определения. А это явно не гносеологическое измерение истины.

Как мы видим, недостаточность ограничения в поисках критериев истинности только механизмами и логикой гносеологического подхода становится все более очевидной. Особенно верно это в современных условиях развития информационных технологий, когда появляются новые технические и технологические возможности верификации информации. Например, когда читаешь литературу по современной полиграфологической технологии, то приходишь к осознанию, что сегодня истина - не только гносеологическая категория, но даже и физиологическая. Ведь коэффициент достоверности детекторов лжи на сегодняшний день приближается к единице и степень соответствия информации действительности составляет 95-98%. И уже приняты и действуют законопроекты, по которым на многие государственные должности принимают исключительно через прохождение испытаний на полиграфах. И список этих должностей непрерывно растет. Я уже не говорю о возможностях их применения в судебно-следственной практике и в других сферах человеческой жизнедеятельности. Например, во многих странах показания полиграфов законодательно включены в доказательную базу следствия.

На наш взгляд, есть еще одно обстоятельство, которое значительно усиливает прагматические возможности полиграфологических технологий в оценке знания. Ведь ложь далеко не всегда связана с сообщением неверной информации, чаще она связана с ее умолчанием, что приводит к неверной оценке ситуации и серьезным последствиям. Согласитесь, привычные для нас корреспондентские, когерентные и иные критерии оценки знания возможны лишь при наличии определенной системы высказываний о чем-либо. А всевозможные «фигуры умолчания», о которых часто говорит современный экзистенциализм и постмодернизм, остаются в стороне от оценочных и истинностных характеристик. Не секрет, что молчание порой говорит о большем, чем высказывание.

Полиграф - техническое устройство для психофизиологических исследований на основе синхронной регистрации дыхания (верхнего, грудного, и низшего, диафрагмального или брюшного), сердечно-сосудистой активности (пульса, кровонаполнения сосудов и артериального давления), электропроводности кожи (сопротивления и кожно-гальванических рефлексов) и других параметров, предназначенных для оценки достоверности сообщенной информации.

Сейчас речь идет о комплексных технологиях верификации невербальной информации, куда наряду с полиграфами включаются анализаторы стресса по голосу, и средства визуальной психодиагностики, и методики оценки информации по жестам, речи, мимике, телодвижению, и всевозможные тестовые механизмы, и датчики тремора (двигательной активности) человека.

Конечно же, речь не идет о девальвации классической концепции истинности знания. Она продолжает оставаться базовой, в том числе и для «физиологической», как мы ее условно назвали. Ведь какого бы уровня развития ни получила техника верификации информации, все же ее истинностные характеристики, в конечном счете, будут определяться через меру соответствия или несоответствия знаний о действительности самой действительности.

При этом необходимо учитывать многие принципиальные ограничения подобных полиграфологических технологий оценки информации.

Во-первых, детектор определяет не истину или ложь, а только изменение физиологических реакций организма, свидетельствующих о значимости предъявляемых стимулов для исследуемого лица;

во-вторых, он определяет только тот эмоциональный фон, сопровождающий информацию, который и ведет к определенным

физиологическим изменениям человека; в-третьих, реакция организма отражает не истинность фактов, а всего лишь веру испытуемого в их истинности или ложности. Он может совершенно искренне думать, что его знание правдиво, хотя на самом деле оно не отражает объективную реальность. Таким образом, полиграф проверяет не меру истинности, а степень искренности человека - носителя определенной информации. Поэтому даже у патологического вруна, если он искренне верит в свою ложь, прибор эту ситуацию будет графически фиксировать как правду; в-четвертых, необходимо учитывать, что параллельно с развитием полиграфологии растут технологии и методики противодействия, что очень важно для военных ведомств и разведывательных служб. Например, для военнослужащих США есть программа R21 (Resistance interrogation), которая позволяет снизить эффективность, а то и вовсе нейтрализовать возможности визуальных механизмов верификации лжи со стороны вероятного противника; в-пятых, достаточно широки возможности медикаментозного и психологического противодействия объективности информации. Весь Интернет заполнен советами, как противодействовать полиграфологическим

технологиям, и даже есть специальные сайты типа англоязычного Antypoligraf; в-шестых, очевидно, что люди с неадекватным восприятием социальных и нравственных норм получают изначальное преимущество при детектации информации, поскольку вопросы о нарушении этих норм у людей, слабо вменяемых, не вызывает серьезных физиологических изменений. Получается, чем больше человек социален, сознателен и нравственен, тем больше он уязвим для полиграфологии. Вот уж действительно, «познавший себя есть собственный палач»;

Наконец, важно отметить, что эффективная детектация возможно не для всякой информации, а только для социально значимой для человека. Ведь базовый принцип работы полиграфа следующий: физиологические реакции человека тем сильнее, чем важнее и значимее конкретная информация для него. Например, прибор может с высокой степенью точности определить, является или нет человек отцом ребенка, изменяет ли он супруге и т.д. А социально и психологически нейтральные вопросы, к которым относятся проблемы философского, гносеологического порядка, поскольку они не затрагивают глубинных основ человеческого бытия, не вызывают особых физиологических изменений, способствующих прибору зафиксировать степень искренности и правдивости познающего. Поэтому в подобных сферах эффективное использование полиграфологических и других аппаратных методик верификации информации весьма проблематично.

Литература

истина экзистенциальный онтологический

1. Гегель Г. Энциклопедия философских наук. В 3-х т. Т.1. - М.: Мысль, 1974.

2. Суровцев В.А. О логико-философских взглядах Готлиба Фреге // Готлиб Фреге. Логико-философские труды. Логические исследования. Основоположения арифметики. - Новосибирск: Сиб. унив. изд-во, 2008.

Размещено на Allbest.ru