Проблема повседневности и смысл истории в русской религиозной и европейской философии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Проблема повседневности и смысл истории в русской религиозной и европейской философии

доктор философских наук

Бондаренко Наталья Григорьевна

Аннотация

В связи с девальвацией идеи судьбоносности, заинтересовавшей научное сообщество, статья посвящена проблеме смысла истории в генезисе философской мысли. Проанализированы различия между религиозным идеализмом и квазирелигиозным морализмом на примере философских идей религиозных философов. Рассмотрена проблема социального и экзистенциального в метафизике всеединства. Выявлена роль понятия повседневности в переходе от частнонаучного и общенаучного уровней исследования к уровню философской рефлексии.

Ключевые слова: повседневность, смысл истории, историческое бытие, экзистенциальное, социальное, философия всеединства, религиозное миросозерцание, микрокосм, макрокосм.

Annotation

Due to the devaluation of the fatality idea, which has interested scientific community, the article is devoted to the problem of the history meaning in the genesis of philosophical thought. Differences between religious idealism and quasireligious moralism are analyzed on the example of the philosophical ideas of religious philosophers. The problem of social and existential metaphysics of unity is considered. The role of everyday life concept in the transition from public-private research and general scientific level of research to the level of philosophical reflection is identified.

Keywords: everyday life, sense of history, historical being, existential, social, philosophy of unity, religious worldview, microcosm, macrocosm.

Повседневность стала объектом пристального внимания философов сравнительно недавно - примерно в середине прошлого столетия. Хотя понятие повседневного в социальной философии было введено значительно раньше. Это произошло при формировании различных направлений классической философии XIX века, в частности, исторического материализма и было осуществлено в рамках концептуальной оппозиции «теоретическое - обыденное» как синоним второго ее члена - понятия обыденного. религиозный идеализм морализм философ

Повседневность заинтересовала историков в результате девальвации идеи судьбоносности. И под влиянием новых образов исторического процесса, где сама история уподобляется, согласно знаменитой метафоре К. Маркса кроту - слепому животному, роющему землю без представления о том, где конечный пункт его передвижения. Смысл истории в этом случае - сама история. Значение повседневности - в самой повседневности. Именно она становится в результате произошедшей революции самодостаточной. Но и здесь крайне важно понимать различие между религиозным идеализмом и квазирелигиозным морализмом. Так, в своей знаменитой работе «Идея человечества у Августа Конта» В.С. Соловьев писал: «Основатель «позитивной религии» понимал под человечеством существо, становящееся абсолютным через всеобщий прогресс. И действительно, человечество есть такое существо. Но Конту, как и многим другим мыслителям, не было ясно, что становящееся во времени абсолютное предполагает вечно-сущее, так как иначе самое это «становление» было бы самопревращением меньшего в большее, т.е. возникновением чего-нибудь из ничего, или чистейшей бессмыслицей» [7, с.577].

Рассуждения Соловьева подчеркивают отличие философии истории, основанной на философии всеединства, где смысл истории может пониматься только как наличие в ней замысла, причастность богочеловечества к некоему свершению. У Конта Соловьев видит некое движение в правильном направлении, но это движение не приводит к правильному пониманию. Он даже называет Конта «полусознательным» и «провозвестником высоких истин». Сам же он уверен, что смысл истории трансцендентен миру, что и позволяет заключить о его соответствии канонам христианского религиозного представления об истории. Но если смысл трансцендентен, то повседневность не имеет никакого значения. Она заполняет мир, но проходит и не оставляет следа. Повседневность - это энтропия, это хаос. В то же время событийное противостоит повседневному, оно готовит почву для исполнения Божественного замысла. Таковы основные постулаты христианской философии В.С. Соловьева.

Н.А. Бердяев по праву считается продолжателем данного философского проекта. Но при этом он вносит в понимание смысла истории свои собственные коррективы, не ставя под сомнение проблему конца истории. «История, - пишет он, - для восприятия ее, для ее констатирования и понимания во всей полноте ее, предполагает существование конца, т.е. предполагает окончание этого мирового эона, окончание той мировой эпохи вечности, которую мы именуем нашей мировой действительностью, нашей мировой жизнью. Это есть преодоление всего тленного, временного или смертного - началом вечным, побеждающим в самой временной мировой действительности, это есть победа над тем, что Гегель называет плохой бесконечностью» [2, с.54]. Идея победы над этим миром, над бренною материей и над повседневностью - вот в чем видится смысл истории русскому мыслителю.

Миросозерцание Бердяева, как и Соловьева, является не просто религиозным, ибо религиозное миросозерцание не обязательно подразумевает отрицание материального и посюстороннего мира. Это отношение к миру характерно для раннего христианства, также для средневековой Европы, где слова Иисуса о том, что Его Царство не от мира сего, гораздо важнее ветхозаветной мысли о том, что и мир, и человек суть творения Божии. В этой второй мысли, получившей распространение в эпоху Возрождения, подчеркивается тезис о причастности творения своему Творцу, что не позволяет христианам видеть в этом мире одно лишь зло и настаивать на его трансцендентности.

Выражает Бердяев и присущее историческому бытию соотношение экзистенциального и социального. «Темой истории, - пишет он, - является судьба человека в земной человеческой жизни, и эта судьба человека, осуществляющаяся в истории народов, постигается прежде всего как судьба человека в духе познающего. История мира, история человечества совершается не только в объекте, не только объективно свершается в макрокосме, но свершается и в микрокосме» [2, с.21]. В этой цитате как в капле воды отражается вся метафизика истории, в которой каждый ум творит мир и его историю.

Более того, в индивидуальном сознании история свершается, свершения становятся зависимыми от человека, его жизни и смерти. О какой повседневности здесь можно говорить, если любое социальное полностью подчинено экзистенциальному, да еще истолкованному сугубо персоналистически.

В русской религиозной философии социальное рассматривалось как средство для достижения более важных с точки зрения спасения души целей. Еще Августин Блаженный, противопоставивший два «града», вполне определенно указал на статус социального и все религиозно-философские, как христианские, так и иудаистские, и мусульманские концепции в той или иной степени повторяли это соотношение. Но в связи с новоевропейской идеей прогресса статус социального изменился [3, с.20-21]. От О. Конта, К. Маркса и Э. Дюркгейма до наших дней в научной среде весьма популярны попытки поставить социальное в самый центр системы ценностей [4, с.111-112]. Лишь в свободном и процветающем обществе может быть свободным и счастливым человек - таково убеждение сторонников примата социального. А вот русские религиозные философы при всей их идеализации общинности не признавали никакого обожествления социума, считая институты всего лишь институтами и отводя взаимодействиям роль всего лишь взаимодействий. Но из этого не следует делать вывода о каком бы то ни было противопоставлении социального и экзистенциального в метафизике всеединства. Социальная философия Соловьева, Булгакова, Бердяева и других взывала к симфонии в отношениях между индивидом и обществом. И если Бердяев критиковал идею прогресса, то только за то, что она основана на неправильном понимании времени, где прошлое, настоящее и будущее находятся в разорванном состоянии. Философия всеединства провозглашает идею единства времени, делая это единство фундаментом интерпретации всего исторического бытия.

Еще К.Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что для новоевропейского миропонимания характерно такое понимание истории, согласно которому последняя предстает как «особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей» [6, с.102].

Проблемой выражения персонального опыта в историческом бытии занимались и немецкие романтики. Уже на рубеже XIX и XX веков В. Дильтей утверждал, что науки о духе требуют выражения персонального опыта, который возможен лишь в рамках превращения переживания в особый вид реальности и в предпосылку интерпретации. «История, творчество, наконец, просто поведение людей, когда мы ищем их основания, нуждаются в том, чтобы допустить переживание в качестве источниковой реальности человеческого мира и попытаться построить на его основе фундамент наук о духе. Но без выражения и значения, без суждения у нас нет и переживаний. А суждения предполагают объективирующий язык. А если мы прибегаем к воображению, к метафорам и сравнениям, то рискуем, что нас просто не поймут. Ведь при сравнении мы спонтанно вкладываем в образ, который продуцируем, свою неповторимую индивидуальность» [5, с.16].

В европейской философии смысл истории видится не в преодолении действительности, не в приобщении личности к Творцу, а в самовыражении, в онтологизации собственных переживаний. Именно этот фундамент был заложен еще в эпоху Возрождения и многократно усилен последующим развитием европейской цивилизации. Внутренний мир человека, этот микрокосм превращается в мир, соразмерный макрокосму и в мир абсолютно самодостаточный. Отсюда и та самая безрелигиозность, которая вывела на авансцену глубинные слои человеческой экзистенции. Если для Соловьева и Бердяева земная жизнь - это лишь приготовление к жизни вечной, то главным мотивом хайдеггеровского экзистенциализма является конечный и случайный характер человеческого бытия.

Таким образом, все экзистенциально-антрополгические понятия судьбы, смысла жизни, назначения истории интегрируются в систему социально приемлемых ценностей. Историческое бытие оказывается понятием, в котором мыслится вся гамма отношений социального бытия и человеческой экзистенции. В классических философских учениях о роли личности в истории или соотношении индивидуального и общественного сознания понятие повседневности выполняет функцию интеграции социального и экзистенциального планов анализа одних и тех же событий и явлений, позволяет соединять цели и ценности, причины и следствия, смысловое и формальное [1, с.32-33]. Концептуализация повседневности и ее картина перекидывают мостик между уникальным и универсальным, теоретическим и эмпирическим, единичным, особенным и всеобщим. Особенно велика роль понятия повседневности в переходе от частнонаучного и общенаучного уровней исследования к уровню философской рефлексии, где данные социологии, психологии, антропологии и культурологии подвергаются рассмотрению с точки зрения их значения и смысла.

Литература

1. Бакланов И.С., Бакланова О.А. Методологические особенности исследования социальности как социально-философской проблемы // European Social Science Journal. 2013. №12-1 (39).

2. Бердяев Н.А. Смысл истории. М.: Мысль, 1990.

3.Бондаренко Н.Г. Знание как фактор социального развития // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия: Общественные науки. 2004. № 4.

4. Бондаренко Н.Г. Философско-теоретические основания моделирования социальных процессов в современной социологии // Гуманитарные и социально-экономические науки.2009. №5.

5. Визгин В.П. Силуэт первый: Вильгельм Дильтей / Философские науки. 2010. № 5.

6. Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения в двух томах. Т.2. М.: 1952. - С. 102 7. Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990.

Размещено на Allbest.ru