Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ISSN 1997-292X № 6 (12) 2011, часть 1 193

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ И ИЗОМОРФНЫЕ СТРАТЕГИИ НЕКЛАССИЧЕСКОГО СОЦИОКУЛЬТУРНОГО ОПИСАНИЯ Тимощук Е. А., 2011

Елена Андреевна Тимощук, к. филос. н.

Кафедра связей с общественностью

Владимирский филиал Нижегородского государственного лингвистического университета

Автор сопоставляет феноменологию с изоморфными стратегиями социокультурного описания (дискурсивный анализ, синергетика, инструментальный реализм) для выработки стратегического консенсуса общественных наук в области стандартов объективного гуманитарного описания.

Ключевые слова и фразы: феноменология культуры; дискурсивный анализ; синергетика культуры; инструментальный реализм; методологический изоморфизм; социальный конструктивизм.

феноменология социокультурный описание гуманитарный

The author compares phenomenology with the isomorphic strategies of social-cultural description (discursive analysis, synergetics, instrumental realism) for working out the strategic consensus of social sciences in the sphere of the standards of objective classical description.

Key words and phrases: culture phenomenology; discursive analysis; culture synergetics; instrumental realism; methodological isomorphism; social constructivism.

Феноменология Э. Гуссерля оказалась увлекательным проектом для большого количества философов.

Однако её основатель не смог преодолеть общие ограничения гуманитарного познания и создать универсальный, унифицированный подход к сознанию, скорее породив обновлённые, наукообразные варианты старого идеализма (т.е. строгой, подобной математике науке о сознании не получилось). Вместе с тем строгость, к которой стремился Э. Гуссерль, выгодно отличает феноменологию от метафизики, и поэтому действительно её можно выделить как одну из самых научных гуманитарных методологий. Рядом с ней (а иногда и при её участии) формируются некоторые иные изоморфные стратегии неклассического описания. Наша задача заключается в сопоставлении феноменологии с изоморфными стратегиями социокультурного описания (дискурсивный анализ, синергетика и инструментальный реализм) для выработки стратегического консенсуса гуманитарных наук в области стандартов объективного гуманитарного описания.

Значимость обращения к идеям Гуссерля в их парадигмальном влиянии имеет не только теоретическое значение. Сегодня, как и прежде, остро стоит вопрос о научности социокультурных знаний. Если естественные фундаментальные науки и прикладные технические постоянно вынуждены подтверждать свою достоверность на практике, то гуманитарные науки никак не могут прийти к строго объективному объяснению действительности, они остаются во многом авторскими, субъективными, далекими от универсальных идеалов. При всем том, что естественно-научный идеал возможно никогда и не достижим, не следует прекращать попыток выработки наиболее строгой социогуманитарной методологии. Именно на такую методологию и претендовали гуссерлевская феноменология и ряд сходных с ней течений.

Дискурсивный анализ. В социальном контексте дискурс может пониматься как близкий термин для любой устойчивой совокупности высказываний (мнения, интерпретация, концепция, теория), за которыми стоят социальные группы [4]. Это ценностное языковое сообщество, полевая формация, где участники «нащупывают» адекватный язык описания реальности, подтверждают принадлежность к некому смысловому кластеру, воспроизводят коллективную идентичность (производственные, политические, религиозные и иные группы).

Вследствие конкуренции классов и групп образуются публично декларируемые, доминирующие властные дискурсы и скрытые, в которых можно обнаружить другое описание статус-кво. В мире вещей дискурс «склеивает» разнородные вещи в ансамбли, диспозитивы, включающие в себя социальные институты, архитектуру, законы, научные и философские положения; вместе с тем дискурс бессубъектен, здесь нет «кто против кого», он сродни коллективному бессознательному (М. Фуко). Анонимность и креативность составляют внутренний нерв дискурса, в котором сообщение - это не информация, а внутренняя необходимость по самоидентификации ценностной группы; дискурс состоит из конститутивных установок и выражает ментальность благодаря своей событийной серийности [6].

Анонимность дискурса растёт по мере типизации высказываний, удаления от ситуации «здесь и сейчас» (Т. Лукман). Высказывания, разделяемые с другими людьми, составляют интерсубъективную реальность, что объективирует дискурс для его участников. Через серийность, типизацию, анонимность дискурсивные формации институализируются, становятся социокультурной тканью, опредмечиваются. Опредмечивание (объективация) процессов мышления в продукты человеческой деятельности, которые становятся понятны как производителю, так и другим людям в качестве элементов их общего мира, является точкой пересечения марксизма и феноменологии [10, с. 83].

Э. Лакло рассматривает дискурс как политическую артикуляцию коллективной идентичности, социальный порядок, в котором нет разделения на базис и надстройку, а, скорее, присутствует нетопологическая смысловая тотальность. Каждый элемент дискурсивно-социального порядка не имеет внешних детерминаций, его место зависит от отношений в дискурсивном комплексе: реляция конституирует социокультурное бытие, которое становится подвижным, зависящим от обстоятельств [14].

Поэтому в социальном контексте дискурс изоморфен понятию net society, в котором информация, идеалы, ценности, знания, ресурсы распределяются между удалёнными участниками коммуникации, не образующими дискретных топосов: «дискурс - это внешнее пространство, в котором размещается сеть различных мест», это граница контакта языка и реальности, лексики и опыта [8, c. 48, 55]. Дискурс разорван не только в пространстве: это рассредоточенная во времени смысловая конструкция.

Сетевое общество генерирует множество коллективных идентичностей, нуждающихся в поддержании, внутри- и межгрупповой артикуляции. Дискурс не существует «ради самого себя, но во всех своих употреблениях стремится перенести в язык опыт, способ обитания и бытия-в-мире, которые ему предшествуют и требуют быть высказанными» [1, с. 324].

С другой стороны, дискурс знаменует рассредоточение семантического единства, эксфолиацию бытия языков культуры (отсюда бесчисленные дискурсы власти, закона, церкви, криминологии, позитивизма, психиатрии и т.д.) [8]. Множественность дискурсов коррелирует с многоуровневостью идентичностей и социокультурных ролей. Идентичности активируются дискурсом, и, напротив, дискурсы формируют идентичности. Идеологии порождают монодискурсы, силой вытесняющие инаковость (военный коммунизм, националсоциализм). Поэтому структура дискурса противоречива: в нём есть индивидуализированные акторы - авторы, основатели - и есть анонимные передаточные звенья.

Дискурсивная стратегия так же, как и социокультурная феноменология, позволяет универсализировать субъективный мир и представить его как объект научного изучения. Культура - это и производство, и продуцирующая сила, и конечный продукт производственных отношений. Её полное понимание если и возможно, то только как самоконструирующегося процесса, где значительное место занимает овеществление дискурсов, материализация речевых высказываний и волеизъявлений социальных групп. Этот процесс походит на этапы институализации в социологии, однако не все дискурсы доходят до формализации. Допустим, новое религиозное движение может дойти до этапа институализации, а Интернет-форум по организации флешмоб - остаться на уровне социальных практик.

Синергетика. Культура и социум в дискурсе синергетики представляются как открытые, нелинейные и неравновесные (со множеством аттракторов), сложные и поликазуальные, кооперативные и коэволюционирующие, самоподдерживающие и самоорганизующиеся, эвристичные и креативные системы.

С помощью синергетической эпистемологии социокультурный мир может быть описан как «хаосмос», особая среда, осциллирующая между космосом и хаосом, смыслом и абсурдом, созидающая смыслы и их деконструирующая. Каждое социокультурное действие построено на положительной обратной связи (вызов - реакция) с обществом и культурой (диалогизм). Но лишь согласованность взаимодействия частей в одном направлении приводит к образованию прегнантной (самопорождающая, автопоэтическая) структуры.

Параметры смысла - это резонансы малых групп, которые могут стать аттракторами новых уровней развития системы и приводить к спонтанной перестройке системы и возникновению нового порядка. Аттрактор - небольшое количество ведущих элементов, задающих степень свободы системы, вокруг которых организуются остальные. Они подобны вихревым образованиям, определяющим траекторию развития среды вокруг себя. В общественной жизни аттракторами системы могут становиться харизматические лидеры, ключевые тексты, вехи истории, являющиеся своеобразным зовом будущего (забастовка, революция, война, голод, изобретение радио, ТВ, полёт в космос и т.п.).

Рассмотренные характеристики позволяют говорить о синергетике как об одной из неклассических парадигм, развивающей тему нестабильности, нелинейности процессов.

Синергетическая парадигма сделала шаг к глобальному эволюционизму, где будущее связано с известными причинами, но не зависит только от них. Дальнейшее отдаление от детерминизма свойственно не только синергетике, где будущее определяется множеством причин, действующих методично в одном направлении, но и феноменологии, где будущее открыто для конкретизации различных интенциональностей; а также дискурсивному анализу, где серийные и анонимные высказывания откладываются в социальные слои, и культура, таким образом, есть результат свободного конструирования. Поэтому можно говорить об обеих стратегиях как об антиуниверсалистской программе неклассической науки, которая представляет культуру как множество уникальных событий, которые лишь в сознании концептуализируются в сущности.

Это также и антиобъективистские программы. Синергетика и феноменология культуры не полагают, что имеет место независимая от субъекта реальность. Синергетика приходит к такому выводу на основании случайности и модальности протекания процессов (заметим, что квантовая физика также пришла к такому выводу: наблюдая, мы меняем реальность); феноменология культуры может лишь повторить этот тезис: высказываясь, оценивая, мы меняем реальность.

Второе, что объединяет обе стратегии, - процессуализм (интеракционизм, конструктивизм), т.е. доминанта взаимодействия над субстанцией. Феноменология объясняет конституирование социокультурных систем на микроуровне (индивид) и макроуровне (интерсубъективные умвельты), а синергетика прогнозирует динамику более сложных уровней порядка, однако в обеих стратегиях имеет место сетевой характер обменов.

В-третьих, на познавательном уровне аттракторы есть гештальты (смысловые кластеры, конфигурации) групп, задающие для них истину и смысл: «Здесь концепция личностного знания в том виде, как она представлена Поляни в структуре “коммитмента” - пленения аттрактором, целью, жаждой идеального всеобщего, жаждой, имеющей глубокие биологические корни в эволюционном процессе, а может быть, в самой большой истории Вселенной, имеет далеко не тривиальное, имеющее глубокий смысл пересечение с современными психотерапевтическими моделями» [2].

Через посредство гештальт-психологии синергетика и феноменология образуют психофизический изоморфизм. Неслучайно Г. Хакен назвал одну из частей новой теории о совместном действии феноменологической синергетикой. В свою очередь, гештальт-психологию иногда называют прикладной экзистенциальной феноменологией. Оба направления предложили нелинейное решение проблемы взаимоотношения тела и сознания: ни монизм, ни дуализм, а множественность метастабильных состояний [13].

Синергетическая эпистемология рассматривает любые идеи как возможные локусы самоорганизации (воронкообразные структуры). Какие бы нелепые и ложные ни были идеи, если они формируются в смысловой социокультурный кластер, то становятся новым коридором аттракторов. Таким образом, феноменология, теория гештальтов, синергетика - это эмерджентные стратегии описания социокультурных объектов; синергетика культуры и есть феноменология духа, или процесс самоорганизации и опредмечивания идеального в социуме.

Инструментальный реализм. Это американское направление, иначе именуемое экспериментальной феноменологией, которое отличает: 1) неудовлетворённость классическим рационализмом, представляющим научное познание как логические процедуры; 2) вместо классического объяснения используется процедура описания, снимается, таким образом, иерархичность причин, все горизонты дескрипции равноправны; 3) перцептивность рассматривается как фундаментальный опыт; 4) феноменологическая процедура - это захват внутреннего, внешнего горизонта восприятия феномена, выделение интенциональности как направленности сознания между этими слоями и переход через вариативность к адекватно конституированному объекту и инвариантной структуре самого восприятия; 5) понятие «означивающая интенция», которой отводится роль идентификации разнообразных слоёв восприятия объекта и перехода от аподиктичности восприятия к большей адекватности; 6) открытость к взаимодействию с другими философскими течениями (прагматизм, аналитическая философия, структурализм, экзистенциализм, герменевтика); 7) интерес к инструментам как к посредникам получения нового знания (техника - активный культурный медиум); 8) установка на то, что историко-культурный контекст есть конституирующая среда знания (вещь погружена в контекст).

Г. Дрейфус, Дж. Роуз, П. Хилан, М. Хайм, Д. Айди и др. исходят из того, что различные техномедиумы опосредуют сегодня не только специальные научные объекты, но и повседневность [7]. В своих работах они обсуждают проблемы искусственного интеллекта, языка машины, моделирования мозга и человеческого понимания, опираясь при этом на понятия жизненного мира, ноэмы и ноэзиза, интенциональности, интерсубъективности. Так, по отношению к искусственному интеллекту это означает, что не наличие души отличает человека от алгоритмического устройства, а особая телесная реципийность и культурная рефлексивность, убеждённость же в существовании души - разновидность естественной установки. Примерами особой культурной телесности могут быть обучение игре на музыкальных инструментах, командным спортивным играм и другим сложным социокультурным трансляциям, в которых происходит «умелое совладание» (сравните с «живой телесностью - Leibhaftigkeit» как способом данности воспринимаемого у Э. Гуссерля) [5, с. 42].

Другая особенность естественного интеллекта заключается в контекстном соотнесении с культурным фоном, откуда и берутся значения. Каждый контекст имеет иной контекст, и так далее они уходят в начало начал культуры. Для машины же отсутствует история контекстного соотнесения, она сводит их вместе, что означает распознавание, но не понимание [3].

Девиз инструментальных реалистов заключается в том, что «вещи имеют право голоса и должны быть услышаны», причём услышаны как гештальт, который включает в себя универсум культуры в качестве фона. Культура создаёт условия диалога с природой через технику: амперметр, гальванометр, камера Вильсона, спектрограф, ускоритель частиц и т.п. Исследователь не просто получает некие абстрактные значения, он «видит» электроны, «чувствует» силу тока, «слышит» альфа-частицы в треске счетчика Гейгера [11]. Техника выступает посредником в интерпретации книги природы, которая в жизненном мире учёного преобразуется из конкретно-чувственных данных в абстрактные модели. Задача феноменолога заключается не в том, чтобы раскрыть сущность физического мира, а в том, чтобы описать жизненную установку наблюдателя.

Если понимать феноменологию как науку восприятия вещей как они есть, то экспериментальные феноменологи концентрируются на социотехнических, социоинструменталистских практиках, где почётное место, несомненно, отведено институту науки и тому, как она функционирует в различных культурных средах. В частности, они анализируют особенность современной науки как «технэ», её орудийную власть. Это также принципиально региональная феноменология, обращённая, прежде всего, на опыт слушания и слышания, визуальной рефлексии и перцепции, опосредованных медиаторами культуры.

Д. Айди полагает, что конкретизации феноменологии как перцептивной экспериментальной практики отвечают лучше всего интенции Э. Гуссерля в силу того, что восприятие подчиняет себе иные формы опыта; оно происходит на фоне культурного опыта (естественной установки), который может выделять тот или иной аспект образа [12, р. 75]. Второе положение близко феноменологии Р. Ингардена, у которого бытийность вещи многослойна, а аспектирование того или иного профиля образа онтоса называется конкретизацией.

Таким образом, феноменология способствовала зарождению и упрочению некоторых неклассических форм социокультурного описания (синергетика, инструментальный реализм), которые обладают большей объективностью и всесторонностью, т.к. чужды схематизма, историцизма, психологизма - главных объектов критики Э. Гуссерля. Несколько в стороне от феноменологии стоит дискурсивный анализ, который с ней связан лишь опосредованно, через социальную феноменологию (А. Шюц, Т. Лукман). В двух методологиях социокультурные объекты многозначны, динамичны и активны, их роднит стремление к беспредпосылочному познанию мира, радикальное очищение предмета познания от многочисленных наслоений, различение общественных процессов и модусов их восприятия - мифологических, религиозных, философских, научных, политических и пр.

Сопоставление феноменологии с изоморфными стратегиями социокультурного описания (дискурсивный анализ, синергетика, инструментальный реализм) позволяет выработать стратегический консенсус гуманитарных наук в области стандартов объективного гуманитарного описания. В современном описании социокультурных объектов должны присутствовать не только объективность, всесторонность и полнота классической диалектики. Необходимо дополнить эти характеристики также такими параметрами, как процессуализм, конструктивизм, антиобъективизм (наблюдая, мы меняем реальность), нелинейность. Это позволяет нам выйти на уровень рекомендаций: 1) не рассматривать синтетические априорные суждения как научные; 2) следует избегать догматического влияния религии на науку (в последнее время отечественная гуманитарная наука находится под слишком большим влиянием веры); 3) гуманитарное знание следует деидеологизировать, т.е. «национальная идея» не может быть предметом развития науки; 4) необходимо решительно отмести конспирологию как разновидность ненаучной публицистики.

Список литературы

1. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 c.

2. Аршинов В.И. Синергетика как феномен постнеклассической науки [Электронный ресурс]. URL: www.philosophy.ru/iphras/library/arshinov/glava1.html (дата обращения: 21.10.2010).

3. Дрейфус Х. Чего не могут вычислительные машины. М.: Прогресс, 1978. 334 с.

4. Мамчур Е.А. Релятивизм в трактовке научного знания и критерии научной рациональности [Электронный ресурс].

URL: www.philosophy.ru/iphras/mamchur.htm (дата обращения: 25.11.2010).

5. Мотрошилова Н.В. Идеи Эдмунда Гуссерля как введение в феноменологию. М., 2003. 720 с.

6. Неретина С.С. Автор и дискурс [Электронный ресурс]. URL: www.philosophy.ru/iphras/library/wealtrue/neret1.htm (дата обращения: 25.11.2010).

7. Столярова О.Е. Инструментальный реализм Д. Айди [Электронный ресурс]. URL: www.philosophy.ru/iphras/library/i_ph_5.html#stolyrova (дата обращения: 10.12.2010).

8. Фуко М. Археология знания. Киев: Ника-Центр, 1996. 208 с.

9. Фуко М. Дискурсия и человеческое бытие [Электронный ресурс] // Фуко М. Слова и вещи. URL: www.philosophy.ru/library/foucault/01/10.html (дата обращения: 12.11.2010).

10. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М.: Весь мир, 2003. 416 с.

11. Heelan P. A. Towards a Hermeneutics of Natural Science // The Journal of the British Society for Phenomenology. 1972. Vol. 3. P. 252-285.

12. Ihde D. Postphenomenology: Essays in the Postmodern Context. Northwestern University Press, 1993.

13. Stadler M.A., Kruse P. Gestalt Theory and Synergetics: from Psychophysical Isomorphism to Holistic Emergentism // Philosophical Psychology. 1994. № 7 (2). P. 211-226.

14. Townshend J. Discourse Theory and Political Analysis: a New Paradigm from the Essex School? // The British Journal of Politics and International Relations. 2003. Vol. 5 (1). P. 129-142.

Размещено на Allbest.ru