Социокультурный феномен лжи и обмана в свете пессимистической морально-философской мысли

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт сферы обслуживания и предпринимательства (филиал)

Донского государственного технического университета в г. Шахты

Социокультурный феномен лжи и обмана в свете пессимистической морально-философской мысли

Рябинская Татьяна Сергеевна

Проблема морального выбора между правдой и обманом никогда не утратит своей актуальности. Она обретает индивидуальную остроту - и новизну - в жизни каждого человека, и чаще всего для её решения моралистического предписания «Не лги!» оказывается недостаточно.

Недаром философский идеалистический подход Канта к этому вопросу, воспринимающего правдивость как «безусловную обязанность человека» [3], исключающую какой бы то ни было выбор как таковой, и налагающего абсолютный моральный запрет на добродетельный обман, современные исследователи Р.Г. Апресян, А.Г. Мясников, О.В. Артемьева, В.В. Васильев, Т.И. Ойзерман, Э.Ю. Соловьев, Д.И. Дубровский и другие оценивают крайне скептически. Д.И. Дубровский, говоря о кантианской теории, изложенной философом в работе «О мнимом праве лгать из человеколюбия», прямо указывает на «её противоречие фактам жизни, эмпирической действительности, здравому смыслу, наконец, природе человека» [2].

Оторванность идеалистической кантианской теории от условий, задаваемых реальной социальной средой - мультифакторной и несовершенной, - определяет исключительную сложность применения этой теории на практике. Однако же в лоне философской мысли в отношении социокультурного феномена лжи и обмана зародилась не только упомянутая абстрактно-академическая доктрина, но и почти «рецептурное» учение, преподносимое в качестве руководства к действию. Книга основоположника пессимистического философского течения А. Шопенгауэра «Афоризмы житейской мудрости», имея своей целью подробно рассмотреть составляющие человеческого счастья и предложить практические рекомендации по его обретению, неизбежно затрагивает тему лжи и обмана.

В частности, философ даёт своему читателю следующий совет по изобличению обманщика: «Если подозреваешь кого-либо во лжи, притворись, что веришь ему, тогда он наглеет, лжет грубее и попадается. Если в его словах проскользнула истина, которую он хотел бы скрыть, притворись неверящим, подстрекаемый противоречием, он выскажет и остальную часть скрываемой истины» [5]. Шопенгауэр даёт привлекательное своей парадоксальностью объяснение причин доверительных отношений между людьми: «В нашем доверии к людям главную роль весьма часто играют леность, себялюбие и тщеславие; леность - тогда, когда, не желая собственными силами исследовать, следить или делать что-либо, мы предпочитаем верить другому, себялюбие - когда потребность говорить о наших личных делах вынуждает нас исповедаться, тщеславие - когда дела наши таковы, что мы ими гордимся. И, тем не менее, мы требуем, чтобы наше доверие ценили!» [Там же]. Развивая свою мысль, философ называет именно НЕдоверие апофеозом честности, свидетельством её чрезвычайной редкости, вследствие которой люди сомневаются в самом её существовании.

Несмотря на выраженный скептический взгляд на человеческую природу, философ считает обман оружием именно «низших натур», благодаря которому те «гораздо скорее и лучше изворачиваются в жизни» [Там же], чем благородные, высокоодарённые натуры. Причину же, по которой последние так часто бывают введены в заблуждение людьми изворотливыми, Шопенгауэр видит в априорности суждений, к которым склонны утончённые, чистые личности в пору отсутствия у них необходимых житейских навыков. Они заранее - и совершенно ошибочно! - приписывают другим людям собственную чистоту помыслов и намерений, за что и подвергаются горькой расплате.

Одним из самых жизненно необходимых навыков философ определённо считает постижение величайшего искусства вежливости - точнее, её сочетания с гордостью. Однако же мыслитель подчёркивает, что «быть вежливым - задача трудная в том отношении, что приходится выказывать величайшее почтение ко всем людям, из коих большинство этого не заслуживает, и симулировать живейшее участие в них, в то время как нам хотелось бы вовсе о них не думать» [Там же]. Здесь невольно возникает вопрос: каким образом благородная, чистая человеческая натура может что-то симулировать - то есть притворяться и обманывать - исходя из неких своекорыстных личных мотивов? Ведь обман - это удел «низших натур»?

Тем не менее, данное положение весьма органично вписывается в общую систему рассуждений мыслителя, оставляющего за любым человеком спасительное право на ложь в целях защиты собственных интересов - для самообороны. В другой своей книге, «Две основные проблемы этики», Шопенгауэр рассуждает о справедливости - и рассматривает ложь как часть её противоположности, состоящую в нанесении обиды другому с помощью хитрости. Последняя проявляется в «подсовывании» интеллекту другого человека ложных мотивов, «вследствие которых он должен сделать то, чего иначе он не сделал бы» [6]. Мыслитель полагает, что нанесению всякой несправедливой обиды следует противиться, и ложь в целях самообороны никаких обязанностей за собой не влечёт. Шопенгауэр также считает, что ложь вполне извинительна в тех случаях, когда человек вынужден отвечать на вопросы относительно своих личных дел, когда она становится средством защиты от весьма опасного чужого любопытства. В «Афоризмах» же философ даёт следующую рекомендацию: «На все наши личные дела следует смотреть, как на тайны, надо оставаться совершенно неизвестным для своих знакомых за пределами того, что они сами видят. Осведомленность их в невиннейших вопросах может когда-нибудь, при случае оказаться для нас весьма невыгодной» [5].

Данная позиция мыслителя, тяготеющего к одиночеству и не устающего на страницах «Афоризмов» описывать его преимущества, объясняется его глубоко скептическим отношением к обществу как таковому. Шопенгауэр называет общительность гибельной склонностью, поскольку «…она сталкивает нас с существами, огромное большинство коих нравственно испорчены и умственно извращены» [Там же]. Философ считает, что большую часть переживаемых человеком страданий он терпит именно по вине общества - следовательно, удаление от него, спасительное одиночество только и могут уберечь душевное здоровье, становясь необходимым условием счастья. По Шопенгауэру, в общество человека гонят нужда или скука - соответственно, оказавшись в нём, нужно всё время быть настороже: в том числе уметь предвосхищать обман, вовремя его изобличать, достойно его отражать и хорошо с его помощью держаться в этой трудно сочетаемой с понятием «счастье» среде.

Однако же, каким бы спорным не казалось такое социально-экзистенциальное самоощущение философа, не сразу снискавшего авторитет в научных кругах, в своём мире остроумного парадокса, едко изобличающего пороки общества, Шопенгауэр был всё-таки не одинок. Не случайно на страницах «Афоризмов» в числе мудрецов, успевших до него подарить миру блестящие житейские советы, он называет имя Ларошфуко: перу французского писателя-моралиста принадлежит книга «Максимы и моральные размышления», обнажающая многие тайны «человеческого сердца», в том числе те, которые касаются обмана.

Сам автор, как это явствует из предисловия, подобно Шопенгауэру, предвосхищал возможную читательскую неблагосклонность к его литературному детищу: «…эти “Размышления” полны такого рода истинами, с которыми неспособна примириться человеческая гордыня, и мало надежд на то, что они не возбудят ее вражды, не навлекут нападок хулителей» [4]. Чтобы по возможности смягчить возможное неприятие своего труда, Ларошфуко подчёркивает, что его «Максимы» - «всего-навсего краткое изложение учения о нравственности, во всем согласного с мыслями некоторых Отцов Церкви», что он, их автор, «не мог заблуждаться, сверившись столь испытанным вожатым» и «не совершил ничего предосудительного» [Там же].

Для своего главного труда Ларошфуко выбрал именно афористическую форму - понятием «максима» обозначается разновидность афоризма; это - краткое, законченное изречение, заключающее в себе одну какую-либо мысль, не предполагающее ни предварительного ее обоснования, ни дальнейшего развития с использованием ассоциаций и имеющее предметом поведение человека [7]. Максима, являющаяся по своему существу нравоучением, выражающим критическое отношение к окружающему, «сообщением правил морали», в творчестве Ларошфуко обрела особую художественную форму, как нельзя лучше оттеняющую стилистические особенности того письма, которым писатель владел с особым мастерством. О содержательной части работы блестящего французского мыслителя - и придворного - Х. Шредер говорит так: «Максимы Ларошфуко адресовались тому обществу, в котором он жил. Широко используя парадоксы, писатель показал абсурдность поведения своих современников» [Там же]. За безжалостной, едкой критикой отчётливо проступает образ того, кто только и может быть на неё способен - положительного, одухотворённого, высокообразованного человека, который, безусловно, обнаруживает близкое идейное родство с самим автором. В отличие от Шопенгауэра, который на страницах своих «Афоризмов» ведёт диалог с читателем от первого лица, Ларошфуко несколько стушёвывает своё портретное «я», при этом нисколько не умаляя яркого индивидуального своеобразия своих максим.

Высший свет, к которому принадлежал писатель, обладающий титулом герцога, очевидно, в совершенстве освоил технику разного рода притворства - об этом свидетельствует ряд соответствующих максим: «Искренность - это чистосердечие. Мало кто обладает этим качеством, и то, что мы принимаем за него, чаще всего просто тонкое притворство, цель которого - добиться откровенности окружающих»; «Мы часто убеждаем себя в том, что действительно любим людей, стоящих над нами; между тем такая дружба вызвана одним лишь своекорыстием: мы сближаемся с этими людьми не ради того, что хотели бы им дать, а ради того, что хотели бы от них получить»; «Чтобы упрочить свое положение в свете, люди старательно делают вид, что оно уже упрочено» [4] и др.

Наблюдая за течением придворной жизни и активно участвуя в ней, Ларошфуко в конце концов делает следующий вывод: «Люди не могли бы жить в обществе, если бы не водили друг друга за нос» [Там же]. Пришедший к такому заключению мыслитель не видит способа изменить существующее положение вещей, ведь «если мы решим никогда не обманывать других, они то и дело будут обманывать нас» [Там же].

Однако же, не строя иллюзий в отношении возможности нравственного перевоспитания - перерождения - современного ему общества, Ларошфуко - как впоследствии и Шопенгауэр - даёт похожую практическую рекомендацию в отношении того, как следует разоблачать обманщиков: «Притворяясь, будто мы попали в расставленную нам ловушку, мы проявляем поистине утонченную хитрость, потому что обмануть человека легче всего тогда, когда он хочет обмануть нас» [Там же].

По всей видимости, мыслитель также считал извинительной ложь, к которой человек прибегает в целях самозащиты, однако же в отношении недоверия Ларошфуко высказывает позицию, близкую скорее к идеалистической: «Своим недоверием мы оправдываем чужой обман» [Там же]. При всей видимой разочарованности в окружающих людях, писатель, тем не менее, оценивает недоверие как проявление человеческой натуры столь же недостойное, сколь и обман.

Писателю порой свойственна некоторая противоречивость в изложении взглядов на одни и те же вещи: например, его откровенно насмешливая максима «Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел» соседствует с другой - истинно философской и проникновенно-лирической:

«Никакое притворство не поможет долго скрывать любовь, когда она есть, или изображать - когда ее нет». Впрочем, Ларошфуко всё же не идеализирует человеческого чувства, утверждая, что «в любви обман почти всегда заходит дальше недоверия» [Там же].

И всё же, в отличие от Шопенгауэра, в чьих трудах пессимистическая мысль достигла своей максимальной концентрации, французский писатель-моралист видит не только несовершенство внешнего мира и своего окружения, но и изъяны собственного «человеческого сердца». Ларошфуко с помощью местоимений «мы», «наши» нередко причисляет самого себя к числу им же разоблачаемых - это становится особенно наглядным в его максимах о самообмане: «Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой»; «Так же легко обмануть себя и не заметить этого, как трудно обмануть другого и не быть изобличенным»; «Люди безутешны, когда их обманывают враги или предают друзья, но они нередко испытывают удовольствие, когда обманывают или предают себя сами» [Там же]. Более того, саму успешность чужого обмана писатель склонен объяснять скорее внутренней нравственной организацией человека, нежели изощрённостью применённых к нему внешних мер: «Лесть - это фальшивая монета, которая имеет хождение только из-за нашего тщеславия» [Там же].

Эта ироническая самонаправленность зоркого моралистического взора не изменяет Ларошфуко и в следующей максиме: «За отвращением ко лжи нередко кроется затаенное желание придать вес нашим утверждениям и внушить благоговейное доверие к нашим словам» [Там же].

Как видно, известнейшие приверженцы пессимистической морально-философской мысли в своих трудах уделили немалое внимание феномену лжи и обмана, который рассматривался ими как объективная социокультурная данность, как неотъемлемое свойство человеческой природы, к которым - учитывая рекомендационный характер изложенных ими идей - можно адаптироваться, но которые невозможно искоренить.

Шопенгауэр, расценивая общество как изначально враждебную среду, дал ряд практических советов по разоблачению обмана, с одной стороны, и по поводу важности освоения его навыков (например, вежливости), с другой, полагая следование им одним из залогов обретения человеком счастья. Ларошфуко, обрисовывая взгляды более мягкие (невзирая на порочность общества, писатель, в отличие от Шопенгауэра, вовсе не считает одиночество счастливой альтернативой) и стараясь дать возможно точное «изображение человеческого сердца», посвятил обману - как средству достижения положения в обществе, атрибуту повседневной коммуникации, спутнику любви - множество своих максим.

Высказываемые мыслителями взгляды отнюдь не утратили своей актуальности в наше время - максимы Ларошфуко, невзирая на заключение Х. Шредера об их адресате, вполне можно применить к обществу современному. Так, в свете новейших философско-психологических концепций (например, работы Р. Гарифуллина «Иллюзионизм личности как новая философско-психологическая концепция»), утверждающих, что «мы живём в мире иллюзий и манипуляций» [1], пессимистическая мысль в отношении феномена лжи и обмана обретает новое звучание.

Список литературы

правда обман идеалистический кантианский

1. Гарифуллин Р. Иллюзионизм личности как новая философско-психологическая концепция [Электронный ресурс]. URL: http://fanread.ru/book/5287495/?page=1 (дата обращения: 10.06.2015).

2. Дубровский Д.И. Обман [Электронный ресурс]. URL: http://www.globalistika.ru/dubrovsky/nauchnye_texty/ obman2.htm#O_2_2 (дата обращения: 11.06.2015).

3. Кант И. О мнимом праве лгать из человеколюбия [Электронный ресурс]. URL: http://uchebnikfree.com/kant/mnimomprave-lgat-chelovekolyubiya-13112.html (дата обращения: 10.06.2015).

4. Ларошфуко Ф. Максимы и моральные размышления [Электронный ресурс]. URL: http://bookz.ru/authors/fransua-de-laro6fuko/larosh1_3/page-5-larosh1_3.html (дата обращения: 11.06.2015).

5. Шопенгауэр А. Афоризмы житейской мудрости [Электронный ресурс]. URL: http://librebook.ru/aforizmy_jiteiskoi_mudrosti (дата обращения: 10.06.2015).

6. Шопенгауэр А. Две основные проблемы этики [Электронный ресурс]. URL: http://koncheev.narod.ru/shop_2pr.htm (дата обращения: 10.06.2015).

7. Шредер Х. Ларошфуко в России [Электронный ресурс]. URL: http://www.pushkinskijdom.ru/Portals/3/PDF/XVIII/10_tom_XVIII/Shreder/Shreder.pdf (дата обращения: 11.06.2015).

Размещено на Allbest.ru