Размещено на http://www.allbest.ru/

Нравственная философия как феномен русской культуры

Черепова Татьяна Игоревна

Московский государственный университет технологий и управления имени К.Г. Разумовского

В статье рассматриваются становление и развитие понятия «нравственная философия» в контексте русской философской культуры. Обосновывается идея о том, что нравственная философия отличается от этики в традиционном аристотелевском смысле, поскольку затрагивает проблемы, лежащие за границами профессионального этоса философии. В этом плане нравственная философия является феноменом русской культуры, одновременно выступая в качестве наиболее яркой самобытной черты русской философии.

Ключевые слова и фразы: философская традиция; этика; нравственность; мораль; нравственная философия; русская философия; русская культура; смысл жизни; предельные вопросы.

философский этика аристотель нравственный

Философские традиции различных народов различаются по способу репрезентации своего метафизического содержания. Предполагается, что это содержание универсально, поскольку соответствует неким фундаментальным антропологическим константам. Американский философ А. Штерн в качестве такой константы выделил «потребность в поиске смысла», которая является «экзистенциальной необходимостью человека, неизменной для всех людей и не зависящей ни от истории, ни от особенностей социокультурной или природной среды» [18, p. 3].

Большего универсализма достигает М. Хайдеггер, когда говорит в работе «Основные понятия метафизики» о философии как об «основном событии внутри нашего присутствия». В этом тексте есть такие знаменательные слова: «Философия есть нечто такое, что касается каждого. Она не привилегия какого-то одного человека. В этом, пожалуй, не приходится сомневаться» [16, с. 338].

Таким образом, метафизическое содержание философии соответствует чему-то общему в человеческой природе, что самой же философией и выявляется. Однако на этом пути возникают определенные трудности. План выражения философии никогда не соответствует ее плану содержания. Свидетельством этого является наличие многообразия философских традиций, которое в принципе соответствует всякому иному разнообразию человеческой культуры (языковому, литературному, религиозному, этническому и т.д.). Философский универсализм исчезает, растворяясь в многообразии культурного опыта человечества.

В этом контексте особую значимость приобретает вопрос о русской философии, который важен не только для философского самоопределения, но также и для национального самосознания как такового. Пожалуй, это один из наиболее острых и болезненных вопросов отечественной культуры. Здесь господствуют различные оценки и точки зрения. Еще первая русская женщина-философ Мария Безобразова проницательно заметила в начале прошлого века: «Русской философии ведь нет, и одно это утверждение характеризует желание, что б ее не было. Так объявил В. С. Соловьев, и за ним повторяют те, которые производят философов в нефилософов и переводят то ненужное иностранное, которое неминуемо становится на место самобытного» [2, с. 342-343].

Спустя столетие современный исследователь А. А. Корольков свидетельствует уже о системном отрицании самобытности русской философии. В статье «Национальное лицо русской философии» он пишет: «Наши прекрасные историки философии, умело пересказав и интерпретировав в объемных исследованиях и учебниках русских мыслителей, сказав свое проникновенное слово о духовной неповторимости русской культуры, тем не менее остолбенело взирают на западную философию и лишают русскую философию своеобразия, настаивая на рождении нашей философии в конце XVIII или в XIX веке, т.е. в период освоения западной культуры. Получается, что все специфическое в русской философии - это частности, отклонения от освоенной нашими соотечественниками германо-французской ветви» [8, с. 36].

Речь идет о таких авторитетных историках русской философии как Н. О. Лосский, В. В. Зеньковский и Г. Флоровский, которым во многом и принадлежит заслуга выявления русской философии как феномена русской культуры, однако без самобытных черт, поскольку русская философия мыслилась так или иначе, но как отражение западноевропейской.

Мы солидарны с точкой зрения А. А. Королькова и многих других исследователей, что универсальное метафизическое содержании философии, о котором мы говорили вначале, выражено своеобразным и уникальным способом. Причем этот способ выражения настолько самобытен, что позволяет предположить, что и в содержательном плане у русской философии есть свой собственный опыт.

В чем же он заключается? Здесь необходимо привести известные слова Б. П. Вышеславцева о русской философии из его книги «Вечное в русской философии»: «Основные проблемы мировой философии являются, конечно, проблемами и русской философии. В этом смысле не существует никакой специально русской философии. Но существует русский подход к мировым философским проблемам, русский способ их переживания и обсуждения. Разные нации замечают и ценят различные мысли и чувства в том богатстве содержания, которое дается каждым великим философом» [3, с. 7].

Русский подход к мировым проблемам является таким же равноправным и равноценным, как и немецкий, американский, китайский и любой другой. Но все же в словах Вышеславцева, который выступал против всяческого национализма в философии, чувствуется, что в его понимании «русский подход» именно претендует на некоторую исключительность. И действительно, весь дальнейший текст книги и посвящен этой особенности русского подхода.

В контексте многих описаний русской философии наиболее частыми ее характеристиками называют этикоцентричность, онтологизм, антропологизм, историософичность. Но в первом ряду идет акцент на нравственных измерениях русской философии. Программный тезис В. В. Зеньковского является решающим свидетельством в пользу этого. Приведем его полностью: «Если уж нужно давать какие-либо общие характеристики русской философии, - что само по себе никогда не может претендовать на точность и полноту, - то я бы на первый план выдвинул антропоцентризм русских философских исканий. Русская философия не теоцентрична (хотя в значительной части своих представителей глубоко и существенно религиозна), не космоцентрична (хотя вопросы натурфилософии очень рано привлекали к себе внимание русских философов), - она больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории. Прежде всего это сказывается в том, насколько всюду доминирует (даже в отвлеченных проблемах) моральная установка: здесь лежит один из самых действенных и творческих истоков русского философствования. Тот “панморализм”, который в своих философских сочинениях выразил с исключительной силой Лев Толстой, - с известным правом, с известными ограничениями может быть найдет почти у всех русских мыслителей, - даже у тех, у которых нет произведений, прямым образом посвященных вопросам морали (например, у Киреевского)» [7, с. 16].

В дополнении к этой классической точке зрения приведем слова современного исследователя А. Ф. Замалеева: «Преобладание этического момента всегда составляло характерную черту русской философии. Этот “панморализм”, сложившийся преимущественно на почве православия, окрашивает мировоззрение почти всех отечественных мыслителей, даже тех, которые не занимались непосредственно вопросами морали» [6, с. 5].

Очень важно понимать, что имеет в виду Зеньковский под антропоцентризмом. Это - тема о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории. Все темы, таким образом, стягиваются вокруг центральной - о человеке. А тема о человеке может решаться только в нравственном ключе, поскольку человек существо нравственное, то есть способное ставить вопросы о цели и смысле своего существования. Это, так сказать, «судьбоносное» понимание нравственности, заданное В. В. Зеньковским, отличающееся от школьного, дидактического понимания нравственности как следования определенным канонам и установкам. В данном случае речь скорее идет о морали как системе регуляционных инструментов поведения, а не о нравственности, как озабоченности бытийной судьбой человека. Антропологизм поэтому в русской философии и есть доминирование нравственной установки.

Но насколько эта нравственная установка может быть выражением оригинального характера русской философии? Может быть самобытного, поскольку все пронизано в русской мысли нравственностью, но насколько оригинального? Дело в том, что в философии любого народа, принадлежащего к греко-римским истокам европейской культуры, есть пласт философского знания, именуемого «этикой».

Деление философии на различные части, преимущественно на этику, диалектику и физику, как хорошо известно, принадлежит древним грекам. У Диогена Лаэртского можно встретить классическое описание этого разделения: «Одни философы называются физиками, за изучение природы; другие - этиками, за рассуждение о нравах; третьи - диалектиками, за хитросплетение речей. Физика, этика и диалектика суть три части философии; физика учит о мире и обо всем, что в нем содержится; этика - о жизни и о свойствах человека; диалектика же заботится о доводах и для физики, и для этики» [5, с. 59-60].

Особая роль в дифференциации философии принадлежит Аристотелю, который стремился превратить философию в теорию, в научное знание, могущее объяснить многообразный мир явлений. Для нас важно то, что Аристотель создает этику как самостоятельную философскую дисциплину, определяет ее место в системе философского знания, дает ее определение, систематизирует и типологизирует добродетели и в целом определяет цели этики как практической философии.

Целью этики, согласно Аристотелю, является не «познание, а поступки» [1, с. 56]. Это самое существенное в аристотелевском понимании этики. Поясняя эту дефиницию, философ далее говорит, что «мы ведь проводим исследование не затем, чтобы знать, что такое добродетель, а чтобы стать добродетельным, иначе от этой [науки] не было бы никакого проку…» [Там же, с. 79]. Этика у Аристотеля является частью политики, отсюда и соответствующий характер добродетелей. Добродетель - это знание середины между крайностями и умение следовать этой середине.

Аристотелевское понимание этики стало определяющим для всей дальнейшей европейской философии. По сути дела, такое понимание этики не предполагает аналитики человеческих поступков, нахождения глубинных мотивов мыслей и действий, а сводится, в конечном счете, к выработке определенного канона поведения. В этом смысл этики как практической философии. На первом месте регуляция поведения, а не его анализ.

При этом есть и другое понимание этики, связанное с рефлексивной деятельностью, на которое указывает В. К. Шохин. Исследователь пишет: «Хотя в обычном языке “нравственное сознание” и “этика”, как правило, являются синонимами, в исторической перспективе между ними существует то взаимоотношение, что если первое присутствует во всех культурах и всегда, то второе не во всех и начиная только с определенного времени. В сравнении с нравственным сознанием этика является мыслительной реальностью уже второго порядка - в виде теоретической рефлексии над проблемами и понятиями нравственного сознания - и потому соотносится с ним примерно так же, как языкознание с языком, поэтика с поэзией или эстетика с памятниками искусства» [17, с. 32].

Существенный поворот в западноевропейской философии произошел в XIX веке, когда Ф. Ницше, объявив переоценку ценностей, по сути дела произвел революцию в морали. Заслуга Ницше состояла в том, что он раскрыл более глубокие пласты человеческой психики, в которой коренятся такие вещи как «дурные» намерения, «нечистая совесть» и т.д. По сути дела, немецкий мыслитель обозначил новую программу самопознания в морали, которую не знала предшествующая до него традиционная этика. Слова из его работы «К генеалогии морали» красноречиво свидетельствуют об этом: «Мы по необходимости остаемся чуждыми себе, мы не понимаем себя, мы должны путать себя с другими, извечным пребывает для нас положение: “Каждый наиболее далек самому себе” - в отношении самих себя мы не являемся познающими» [10, с. 408]. И далее такие исповедальные слова: «…мое любопытство, равно, как и мое подозрение должны были со временем остановиться на вопросе, откуда, собственно, берут свое начало наши добро и зло» [Там же, с. 409].

Возвращаясь к отечественной философской культуре, необходимо сказать, что все вышеобозначенные типы этики присутствовали в структуре морального дискурса изначально. В этом плане русская философия перенимает типологически структуру европейского философского знания, являясь его составной частью.

Однако здесь есть некоторые существенные моменты, на которые нам хотелось бы обратить внимание.

Для понимания специфики нравственной философии в России важен первый опыт систематического изложения истории русской этики, предпринятый в монографии В. Н. Назарова «История русской этики». Автор описывает крупные исторические пласты русской этической мысли, которые показывают ее эволюцию: нравоучения средневековой Руси - нравоучительная философия эпохи Просвещения - нравственная философия XIX в. - философская этика XX в. Характеризуя центральное место этического дискурса в структуре философского знания в России, автор пишет: «Русская этика стремилась стать институционально значимой, т.е. дать не только метафизическое, но и социально-правовое, нравственно-религиозное, антропологическое “оправдание добра”, манифестировать добро как “закон жизни”, “общественный идеал”, “духовный абсолют”. Это определило особый тип российской жизни, построенный на началах этики. Речь идет не просто о нравственной жизни в ее нормативно-стихийном проявлении, но о сознательной, “идейной” этической жизни, на принципах которой строятся все другие типы межчеловеческих отношений» [9, с. 108].

Итак, мы видим, что наряду с такими общеевропейскими понятиями как «этика» и «мораль» (и, соответственно, «философская этика» и «моральная философия») в контексте отечественной культуры есть еще одно понятие, как мы полагаем, не имеющее строгих коррелятов в западноевропейской философии. Речь идет о понятии «нравственная философия». На первый взгляд, это простой синоним этики и моральной философии, и дело ограничивается лишь сложившимися привычками словоупотребления. Однако более детальная реконструкция этических пластов отечественной философии приводит к иным выводам. Понятие «нравственная философия» и является тем самым самобытным и оригинальным направлением (или в терминологии Б. П. Вышеславцева «подходом») русской философии, в котором проявляется вся ее глубина и своеобразие.

Конечно, многое зависит и от языкового аспекта. В традициях западноевропейской философии преимущественно употребляются два этических термина: «этика» (от гр. “Юипт”) и «мораль» (от лат “mores”). В русском языке, как и в немецком, добавляется еще и третий термин - «нравственность» (нем. “Sittlichkeit”). Это говорит о том, что этическая лексика русского языка достаточно богата. На этот аспект, конечно, указывали многие исследователи, занимающиеся проблемами этики, особенно в компаративистском аспекте.

Но дело здесь даже не в базовых терминах обозначения предметного поля этики, а в словосочетании «нравственная философия», которое указывает не только на особый подход к мировым проблемам, но, возможно, и задает несколько иное содержание самих этих проблем. Не случайно (вспомним В. В. Зеньковского) моральная установка лежит в основании всех философских построений.

Какое же содержание несет в себе «нравственная философия» по сравнению с этикой?

Здесь необходимо обратить внимание на традицию употребления понятия «нравственная философия» и его эволюцию в структуре отечественной философии. Сам термин «этика» в таких его различных формах как «эфика» и «ифика» были известны в Древней Руси. Это словоупотребление зафиксировано в переводном сборнике «Пчела», в текстах князя Курбского, Ю. Крижанича, Кантемира, братьев Лихудов. «Но еще с древности в русской литературе, - как отмечают историки русской этики, - заметна другая тенденция - выработать этическую терминологию на русском языке. Поэтому наряду со словом этика употребляется слово “нрав”, “нравственная” философия» [11, с. 7]. Например, Федор Карпов называет «Никомахову этику» Аристотеля «нравом»; С. Полоцкий пользуется термином «нравственность» и «нравственная философия». В итоге к XVIII в. «в русской философской литературе становится распространенным понятие “нравственная”, а также “моральная” (у Татищева) философия» [Там же].

Конечно, понятие «нравственная философия» употреблялось в значении близком к значению «нравственное учение», предполагавшим простую реконструкцию этических воззрений того или иного мыслителя (например, «Нравственная философия гр. Льва Толстого» А. Л. Волынского; «Современный пессимизм в Германии, очерк нравственной философии Шопенгауэра и Гартмана» Д. Н. Цертелева и др.).

Однако понятие «нравственная философия» имеет иное значение и звучание, интерпретировать которое помогает фундаментальный труд по этике В. С. Соловьева «Оправдание добра». Эта книга имеет расширение в своем названии - «Нравственная философия». Чем обусловлен выбор Соловьева именно такого названия? Почему он не ограничился термином «этика»? Насколько сильны у него бессознательные установки, несущие архетипические модели, в которых именно нравственное имеет приоритетное значение?

Прежде всего, нужно обратить внимание на то, как сам философ понимает назначение нравственной философии. Пожалуй, ключ ко всем построениям Соловьева лежит в начальной фразе предисловия ко второму изданию: «показать добро как правду» [13, с. 79]. На первый взгляд, здесь логический круг, или точнее, «натуралистическая ошибка» (по Дж. Муру): добро определяется через один из его атрибутов. Но дело в том, что в данном случае речь идет о «правде» - одной из наиболее значимых аксиологических категорий русской культуры вообще. И показать добро как правду значит найти высшую правду - предел русских философских вопрошаний.

Примечательно и то, что предисловие к первому изданию «Оправдания добра» посвящено вопросу о смысле жизни («Нравственный смысл жизни в его предварительном понятии»). Философ приходит к выводу, что смысл жизни заключается в добре. Значит, добро есть одновременно и правда, и смысл жизни - таков, по мнению Соловьева, собственный предмет нравственной философии. При этом важно обратить внимание на следующие слова философа: «Нравственная философия решительно отказывается от всякого руководительства частными лицами через установление каких-нибудь внешних и безусловно определенных правил поведения» [Там же, с. 82]. То есть, нравственная философия, по мысли Соловьева, это не этическая регуляция правильным поведением человека, что составляло основное содержание большинства этических классических теорий.

Это - безусловная новизна в понимании этики, которое достигается сменой термина, раскрывающего иное содержание, которое, возможно, и не было бы раскрыто при сохранении традиционного термина «этика». Но далее следуют слова, которые, с нашей точки зрения, выражают самую сокровенную сущность нравственной философии. В. С. Соловьев говорит, что человек обречен на моральный выбор: «При отсутствии единства и неизменности в исторической форме вечного добра приходится выбирать между многим различным. Значит, без испытующей мысли не обойдешься. Уж, видно, так самим Богом устроено, что нет человеку внешней опоры, не дано подушки успокоения для ума его и совести: пусть вечно бодрствует и стоит среди мира на собственных своих ногах» [Там же, с. 90].

«Испытующая мысль» есть ключевое понятие, разъясняющее саму сущность нравственных исканий русской философии, достигших своей вершины в творчестве Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, И. А. Бунина, А. П. Платонова и др. Их творчество стремится к тому, что получило название «проклятых вопросов», то есть таких вопросов, которые не требуют ответа, а свидетельствуют о неукротимой метафизической деятельности человеческого духа. Г. Померанц, характеризовавший творчество Тютчева, Достоевского, Толстого, употребил также очень точное понятие «открытость бездне». «Общая черта Тютчева, Толстого, Достоевского, - пишет Г. Померанц, - открытый вопрос, на который человеческий ум не может дать ответа, вопрос Иова…» [12, с. 305].

Таким образом, творчество Ф. М. Достоевского, Ф. И. Тютчева и Л. Н. Толстого (естественно ряд можно продолжать) можно считать классическим образцом нравственной философии в России, которое выходит за строгие академические пределы этики как науки и становится частью духовно-культурного наследия России.

Если обратиться к современным философским исканиям в области нравственной философии, то можно обнаружить преемственность с классическими образцами. Приведем несколько показательных примеров. Прежде всего, речь идет о книге Ю. Н. Давыдова «Этика любви и метафизика своеволия», которая имеет, как и в случае с «Оправданием добра» В. С. Соловьева, расширение в своем название: «Проблемы нравственной философии». Показательны такие слова автора, с одной стороны, раскрывающие значимость нравственной философии, с другой, устанавливающие связь с классической отечественной традицией: «…русская классическая литература, которая в произведениях таких наших писателей, как Лев Толстой и Федор Достоевский, предстала одновременно и как классика нравственной философии, до сих пор не превзойденная ни “новой”, ни “новейшей” философской модой, - будь это экзистенциалистская, структуралистская или неомарксистская мода» [4, с. 12].

Известный ученый-литературовед Б. Н. Тарасов в своей книге «“Закон Я” и “закон любви”», посвященной этическим исканиям Ф. М. Достоевского, также дает расширительное название «Нравственная философия Достоевского» [14]. Тем самым подчеркивается связь с корневой традицией отечественной философии.

Также хотелось бы привести в качестве показательного примера книгу современного философа-этика В. П. Фетисова «Солнце не заходит. Труды по нравственной философии» [15]. Вновь фигурирует понятие «нравственная философия», маркирующая принадлежность к определенной традиции. В этой книге речь идет о таких центральных для этики вопросах как добро и зло, смысл жизни и смерти, мораль и политика, долг, совесть, любовь, страдание, справедливость. Но сама манера рассуждения носит не академический характер, раскрывая, тем самым значимость нравственных вопросов не только для профессиональных философовэтиков, но и для широкого круга читателей.

Таким образом, можно подвести некоторые итоги. В контексте русской культуры сложилась определенная духовная традиция, которая обозначается понятием «нравственная философия». С одной стороны, это понятие соответствует стандартному академическому понятию этики со всей палитрой традиционных философских вопросов, идущих от Аристотеля. С другой стороны, понятие «нравственная философия» выходит за границы строгого профессионального этоса в глубинные духовные пласты культуры. Это достигается за счет того, что в поле зрения нравственной философии попадают так называемые «проклятые вопросы», артикулированные русскими писателями-философами. Диапазон этих вопросов настолько глубок и широк, что они по сути дела охватывают жизнь в ее наиболее предельных состояниях (предстояния перед «бездной» в терминологии Г. Померанца). Эта традиция, появившаяся в XIX веке, имеет продолжение и сегодня, несмотря на доминирующие позиции профессиональной и прикладной этики.

Тем самым, можно говорить о том, что «нравственная философия» является уникальным феноменом русской философской культуры, ее типологической чертой, свидетельствующей о самобытности и оригинальности отечественной мысли.

Список литературы

1. Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Сочинения: в 4-х т. М.: Мысль, 1984. Т. 4. С. 53-295.

2. Безобразова М. В. Розовое и черное из моей жизни. М.: Аграф, 2009. 480 с.

3. Вышеславцев Б. П. Вечное в русской философии. Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова, 1955. 298 с.

4. Давыдов Ю. Н. Этика любви и метафизика своеволия: проблемы нравственной философии. М.: Мол. гвардия, 1989. 317 с.

5. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1986. 571 с.

6. Замалеев А. Ф. Фазисы русской нравственности // Смысл жизни в русской философии. Конец XIX - начало XX века. СПб.: Наука, 1995. С. 5-17.

7. Зеньковский В. В. История русской философии. Л.: ЭГО, 1991. Т. I. Ч. 1. 222 с.

8. Корольков А. А. Национальное лицо философии // Русская духовная культура. СПб.: Изд-во РХГИ, 1998. С. 36-51.

9. Назаров В. Н. История русской этики. М.: Гардарики, 2006. 319 с.

10. Ницше Ф. К генеалогии морали. Полемическое сочинение // Ницше Ф. Сочинения: в 2-х т. М.: Мысль, 1990. Т. 2. С. 407-525.

11. Пеунова М. Н., Шкоринов В. П. Актуальные проблемы истории русской этики и принципы ее исследования // Очерки истории русской этической мысли. М.: Наука, 1976. С. 3-23.

12. Померанц Г. Открытость бездне. Встречи с Достоевским. М. - СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2013. 416 с.

13. Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев В. С. Сочинения: в 2-х т. М.: Мысль, 1988. Т. I . С. 47-549.

14. Тарасов Б. Н. «Закон Я» и «закон любви» (нравственная философия Достоевского). М.: Знание, 1991. 62 с.

15. Фетисов В. П. Солнце не заходит. Труды по нравственной философии. Воронеж: ВГЛТА, 2011. 518 с.

16. Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 327-345.

17. Шохин В. К. Нравственное и этическое в индийских мировоззренческих текстах // Этическая мысль. М.: ИФ РАН, 2000. Вып. 1. С. 32-46.

18. Stern A. The Search for Meaning. Memphis State University Press, 1971. 357 р.

Размещено на Allbest.ru