Размещено на http://www.allbest.ru/

Проблема «опыта» в теории истории Ф.Р. Анкерсмита

Скворцов Иван Сергеевич

Московский педагогический государственный университет

Статья посвящена проблемному полю художественно-исторического опыта - краеугольному понятию в концепции интеллектуального эмпиризма нидерландского историка и теоретика гуманитарного мышления Ф. Р. Анкерсмита. Актуальность данной темы вызвана тем, что в настоящее время наблюдается возросший интерес к исследованию проблем эмпирического познания в гуманитарных науках. В статье формулируются причины обращения к «интеллектуальному эмпиризму», рассматриваются формы исторического опыта и их познавательный потенциал, проводится сравнительный анализ нарратива и исторического опыта как «проводников» в ушедшую реальность прошлого.

Ключевые слова и фразы: исторический опыт; субъективный исторический опыт; Анкерсмит; нарративная история; современное историческое знание.

В настоящее время среди многочисленных работ, посвященных «традиционным» вопросам исторической эпистемологии, которая понимает интерпретацию прошлого через исторический нарратив, все чаще начинают встречаться исследования, затрагивающие проблемы исторического опыта и непосредственного, «внетекстового» познания. Подобный исследовательский интерес не случаен. Во-первых, он обусловлен тем, что методологическая картина современного исторического знания становится все более мозаичной и предполагает внеконфликтное существование различных стилей описания и интерпретации истории, что вызвано отсутствием какой-либо масштабной методологической «перспективы» развития исторической науки, а также связанной с ней той или иной моды на определенные способы историописания, и модой на проблемы, заданные методологическим контекстом. Во-вторых, очень важно уяснить историческую подоплеку подобного интереса. Веками историческое знание имело для человека глубокий смысл. Неразрывно связанное с исторической памятью, оно создавало необходимую интеллектуальную основу психологического комфорта человека в его настоящем и обосновывало его устремления в будущее. Концепции же истории, испытавшие влияние идеологии постмодерна, а именно они доминировали в интеллектуальной истории в последней трети XX века, по существу формулировали взгляд на историю как на «игры ума», сводили историческое исследование к анализу языка и текста, лишая тем самым ее, как ни парадоксально, исторического содержания и экзистенциальной внятности. Все это вызвало новый интерес у современных исследователей к психологической и эмпирической подоплеке исторического познания. В настоящее время наиболее оригинальную и развернутую концепцию исторического познания, базирующуюся на понятии художественно-исторического опыта, предложил нидерландский исследователь гуманитарного мышления и эпистемолог Ф. Р. Анкерсмит (род. 1945)

Взгляд на историческое знание как на знание, к которому приложимо понятие опыта, также как эмпирический характер любых других гуманитарных наук, становится источником обсуждений и размышлений, которые служат началом новых философских концепций. Глубокая дискуссионность данной проблемы особенно характерна для российского поля гуманитарных наук, где в сфере теории исторического знания до сих пор бытуют интеллектуальные клише, во многом базирующиеся на идеях сциентизма рубежа XIX-XX веков, в традиции которого рассматривать сферу опыта однозначно, а именно только в естественнонаучном контексте. На вопрос о возможности эмпирического познания в «науках о духе» до сих пор часто дают отрицательный ответ именно по причине крайне «суженного» понимания природы опыта. Исходя из этого, главные трудности для историка определяются тем, как трактовать эмпирический опыт, дарующий учёному смысл и подступ к несуществующей уже реальности прошлого времени и возможно ли некое концептуальное единство прошедшей и настоящей реальности?

Считается, что расстояние между будущим и прошлым, а также процесс осмысления ушедшего времени - это некая интеллектуальная преграда, разрушить которую могут некоторые исследовательские методы. Так, еще в конце XIX века В. Дильтей сформулировал способ «понимания» истории, где личностный опыт историка служит инструментом для постижения смысла устройства прошлого [5, с. 84]. Также в этой связи необходимо отметить концепцию «иерархии ценностей» у неокантианцев. Однако способ, предложенный Дильтеем, особенно показателен, так как он противопоставляет опыт в «науках о духе» и опыт в позитивистском понимании, а также конституирует опыт как основополагающий фактор «понимания», которое является универсальным инструментом познания в исторической и психологической науках. Исходя из этого, можно заключить, что на первый взгляд идеи Анкерсмита отнюдь не новы и не революционны. Действительно, в определенной степени его идеи являются успешной актуализацией старого подхода применительно к проблемному полю современной интеллектуальной истории в ситуации деконструкции «лингвистического трансцендентализма».

В своем программном исследовании «Возвышенный исторический опыт», которое представляет собой в настоящий момент наиболее полную и оригинальную концепцию «интеллектуального эмпиризма», Анкерсмит полагает, что главное то, как мы чувствуем прошлое, а не то, что мы о нём знаем из сложившихся дисциплинарных догм: «Тот “рационализм”, который “теория” позаимствовала из трансценденталистской философии языка, будет отвергнут здесь ради понятия опыта. Интеллектуальную бюрократию “теории” сменит “романтизм” такого подхода к прошлому, который полностью захватывает личность историка, а не только (и даже не в первую очередь) формальную сторону его или ее познавательных способностей. Говоря более конкретно, эта книга является реабилитацией романтического мира чувств и настроений, определяющих наше отношение к прошлому. То, как мы чувствуем прошлое, не менее, а, возможно, даже более важно, чем то, что мы о нем знаем» [1, с. 31].

Это является следствием того, что, по мнению Анкерсмита, так называемый «лингвистический трансцендентализм», выражающийся в особом внимании учёных к «языку исследования» и нарративу, приносит только вред процессу познания в гуманитарных науках. Согласно философу, таким образом затрудняется понимание истинной природы исторического повествования и меняется взгляд на место историка в процессе познания истории. Уверенность в том, что с реальностью можно соприкоснуться только через язык, превратило многих философов в слепцов относительно настоящих проблем, с которыми ежедневно сталкивается историк, ищущий подступ к прошлому. Анкерсмит уверен, что, безусловно, связность нарратива обеспечивает самый лёгкий путь к прошлому, но при этом теряется ощущение аутентичности и «причастности» к нему. Иными словами, познание при помощи нарратива отрезает доступ к исторической реальности в ее личной обусловленности: «Если роль субъекта будет незначительной или даже призрачной - как это было в философии, языке и культуре до недавнего времени, - тогда вся победа достанется “теории”, а для опыта игра будет проиграна. Тогда мы окажемся в постструктуралистском мире, где “язык говорит человеком”, где субъект, или автор, в лучшем случае - только атрибуты языка» [Там же, с. 20]. Задумаемся над следующей идеей: если историю следует понимать только как текстовую репрезентацию, мы бы никогда не ощутили «пропасть» между настоящим и минувшим; история, таким образом, лишилась бы своего «экзистенциального» содержания, а ведь именно этот «опыт разрыва», будучи следствием личностного переживания истории, и является основой любого исторического текста. И если понимать историю только как рассказ, то нет никакого смысла раз за разом пересказывать этот рассказ вновь и вновь, искать новые ветви повествования и действующих лиц, что является необходимым для историка. Сама бы история в таком случае превратилась бы лишь в список вопросов, на которые уже даны репрезентативные ответы. Из этого можно заключить, что существование самого исторического письма, как это ни парадоксально звучит, служит доказательством того, что источником любого рассказа о прошлом является нечто, что находится вне языка, прежде всего - реальное соприкосновение с прошлым.

Для того чтобы понять, что такое опыт «реальности» прошлого, по мнению Анкерсмита, нужно вычеркнуть из процесса познания все проявления упомянутой уже «трансценденталистской бюрократии», которую философ считал вредной и в высшей мере бесполезной; важно «проломиться сквозь стены “языковой тюрьмы”» [Там же, с. 23]. Историку необходимо избежать «тюрьмы языка», избавившись от того негативного влияния нарратива, которое определяет до сих пор понимание истории и который закрывает путь к ее подлинности. В этой ситуации исследователь должен вступать в «свои» собственные отношения с прошлым, а не пользоваться подобием этих отношений, определяемых языком и сложившейся историографической традицией. Именно опыт прошлого содержит реальность прошлого.

Сложность процесса понимания истории, по Анкерсмиту, заключается в том, что когда историку требуется открыть нечто новое в прошлом, «объективность» репрезентаций прошлого является скорее вредом, чем благом. У каждого человека есть «собственное» прошлое (в данном случае имеется в виду индивидуальное его ощущение и оценка). Однако если прошлое утрачивает целостность и распадается на фрагменты, для исследователя необходимо сформулировать особый способ познания, которым пользуется познающий субъект, и «закрепить» положение субъекта в познавательном процессе. Этим способом выступает именно эмпирический опыт. Подобным выводом голландский исследователь как бы возвращается к постулатам американского прагматизма, например, к работам Дж. Дьюи, в которых опыт описывается как единственная начальная и конечная инстанция истины, находящаяся до понятий «субъект» и «объект» [4, c. 139]. Собственно, сам Анкерсмит свою эпистемологию формулирует как «концепцию интеллектуального эмпиризма», в которой особо подчеркивается то, что она «…защищает крайний вариант эмпиризма в том смысле, что требует предоставить опыту гораздо более значительную роль, чем ему позволяла традиция» [1, с. 28].

Необходимо заметить, что в историческом знании взаимодействие между субъектом познания и опытом отличаются от того, как эти понятия взаимодействуют в других науках. Естественные науки предполагают опыт лишь в качестве средства познания мира, гуманитарное же знание определяет опыт как путеводитель в мир и жизнь человека. Естественные науки радикально разводят опыт и сознательный анализ его результатов. Опыт в данных науках предстаёт перед исследователем неким «сырьём» для работы разума. В исторической же науке разум может быть частью опыта, даже если он работает с информацией, полученной посредством самого опыта: «…если в естественных науках опыт прочно привязан к субъекту или к объекту, то в истории он может свободно путешествовать между ними и располагать субъекта и объект там, где ему нравится» [Там же, с. 318]. Таким образом, история не задаёт чётких границ субъекта и объекта, поэтому нельзя сказать, где заканчивается один и начинается второй. Нельзя определить, что чему принадлежит, и, согласно Анкерсмиту, ни один человек не может точно сказать, где кончается его прошлое и начинается «он сам».

По существу, проблема опыта выступает здесь как основание гораздо более масштабного явления - формулирования оригинальной концепции сознания. Ведь если задуматься над взаимосвязью таких базовых понятий как «нарратив», «сознание» и «опыт», то можно заметить, что опыт является первоосновой сознания, и только потом он воплощается в языке. В своем основном труде «Возвышенный исторический опыт» Анкерсмит выстраивает новаторскую концепцию эмпирического познания и конституирует три вида опыта, соответственно «Объективный», «Возвышенный» и «Субъективный». Первый заключается в том, как люди прошлого воспринимали своё бытие. Такой опыт может быть получен из газет, книг и других источников, созданных непосредственными очевидцами и участниками исторических событий. «Субъективный» опыт является слиянием настоящего и прошлого и выражается в личном опыте исследователя в противопоставлении «объективному» опыту как опыту непосредственного участника исследуемых событий. «Субъективный» вид опыта имеет прямые отсылки к понятию «экстасиса», сформулированному Й. Хейзингой - ощущению, возникающему при взаимодействии с элементом истории, к примеру, письмом, картиной, музыкой или иным творением прошлой эпохи. Хейзинга отмечал, что такое ощущение не является следствием мысли, так как появляется до того момента, как историк успеет начать процесс познания [8, с. 135-137]. Субъективный опыт можно назвать неким «вторжением из прошлого», которое происходит прямо в сознание и разум учёного в неопределенные моменты и неожиданно для исследователя. Такой вид опыта возникает тогда, когда какойлибо артефакт прошлого позволяет ощутить историку трагичность дистанции между прошлым и настоящим, найти в этом фрагменте ушедшей реальности что-то только ему близкое, понятное и ностальгическое: «…этот опыт уничтожил барьеры, отделяющие меня от конца XVIII столетия, когда была создана картина, и вызвал во мне парадоксальное чувство узнавания того, что мне было каким-то образом всегда известно, но оказалось позабыто, и породил ощущение столкновения с чем-то для меня странным и чуждым» [1, с. 382].

Основное внимание Анкерсмит сосредоточивает на концептуализации «Возвышенного» опыта, наиболее сложного для понимания. «Возвышенный» опыт, согласно Анкерсмиту - это синтетическая форма предыдущих двух выведенных им категорий опыта, которая воплощается в формах художественного искусства. Возвышенный опыт - это не осмысление дистанции между настоящим и прошлым, даже наличие самой дистанции отнюдь не обязательно, так как «…дистанция иле различие между прошлым и настоящим является здесь частью обсуждаемого опыта» [Там же, с. 368]. В то же время, прошлое становится реальным только благодаря историческому опыту и только через его участие: «…(возвышенный) исторический опыт - это непосредственное соприкосновение не только с прошлым в его квазиноуменальном виде, но еще и с аурой утраченного нами мира» [Там же].

В заключение можно сказать, что за последние двадцать лет в теории истории произошел сдвиг исключительного значения. Если на протяжении пятидесяти лет историческое знание определяли структуралистские методы, и, как следствие, история развивалась как историописание, то сейчас явно заметен поворот к «экзистенциальному», опытному, личностно ориентированному пониманию истории. Идеи «философии жизни» и философской герменевтики снова стали актуальными; процесс становления «постметафизической» картины истории еще не завершен, и наша задача находится в центре проблематики, которую он осмысляет, а не на периферии. Мы наблюдаем становление исторического мышления вне и за рамками традиций постмодерна.

В этой ситуации проблематика «опыта» в гуманитарном знании, в частности, проблема соотношения «опыта искусства» и эстетического сознания, являются крайне важными вопросами, которые не до конца поняты и требуют еще своего осмысления. Разработка этих вопросов еще предстоит и видится как необходимая и острая проблема, которую отечественному полю гуманитарных наук еще предстоит решить. Особенно важным для современного исследователя является осмысление (хотя бы как подступ к изучению таких краеугольных понятий в теории истории Анкерсмита как «травма» и феномен ностальгии), однако это тема отдельного исследования.

интеллектуальный нарратив исторический эмпиризм

Список литературы

1. Анкерсмит Ф. Р. Возвышенный исторический опыт. М.: Европа, 2007. 618 с.

2. Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры / пер. с англ. М. Кукарцева, Е. Коломоец, В. Кашаев.

3. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 496 с.

4. Анкерсмит Ф. Р. Нарративная логика: семантический анализ языка историков / пер. с англ. О. Гавришиной, А. Олейникова; под науч. ред. Л. Б. Макеевой. М.: Идея-Пресс, 2003. 360 с.

5. Доманска Э. Философия истории после постмодернизма. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2010. 400 с.

6. Плотников Н. С. Жизнь и история: философская программа Вильгельма Дильгея. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000. 226 с.

7. Хейзинга Й. Homo Ludens: статьи по истории культуры / пер., сост. и вступ. ст. Д. В. Сильвестрова; коммент. Д. Э. Харитоновича. М.: Прогресс-Традиция, 1997. 416 с.

Размещено на Allbest.ru