Инновационное развитие и проблемы легитимизации науки

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Инновационное развитие и проблемы легитимизации науки

Лазаревич А.А.

Аннотация

социальный научный знание личностный

Рассматриваются история и современные формы научной обусловленности социальной динамики. Наряду с непреходящей ценностью научного знания в системе духовно-интеллектуальной и образовательной культуры человечества, показываются пределы научно-рационального сознания в обосновании индивидуальноличностных и общественных мотиваций. Раскрываются культурно-эпистемологическая и нормативно-методологическая функции науки в инновационном развитии современного общества.

Ключевые слова: культура, наука, научное знание, научная рациональность, легитимизация науки, инновационное развитие.

Анотація

Розглядаються історія та сучасні форми наукової зумовленості соціальної динаміки. Поряд із цінністю наукового знання в системі духовно-інтелектуальної та освітньої культури людства демонструються межі науково-раціональної свідомості в обґрунтуванні індивідуально-особистісних і суспільних мотивацій. Розкриваються культурно-епістемологічна та нормативно-методологічна функції науки в інноваційному розвитку сучасного суспільства.

Ключові слова: культура, наука, наукове знання, наукова раціональність, легі- тимізація науки, інноваційний розвиток.

Annotation

The history and modern forms of science socialization are considered in the article. The limits of rational consciousness in substantiation of individual and public motivations is shown together with timeless values in the systemof intellectual and educational culture. The cultural, epistemological and methodological functions of modern science in the innovative development of modern society are shown in the article.

Key words: culture, science, rational knowledge, scientific rationality, science legitimation, innovative development.

Постановка проблемы. Современные программы социального развития рассматриваются в рамках стратегии постиндустриальной модернизации, создающей предпосылки перехода к информационному обществу, или обществу, основанному на знании. В связи с этим резко возрастает значение менеджмента знаний, а главное - новых научных открытий и теоретических разработок, что достигается на пути тесного сотрудничества науки и образования, достойного отношения к ним со стороны общества и государства.

История науки мало чем отличается от истории человечества, особенно, если иметь в виду его развитые, цивилизационные формы и факторы, повлиявшие на становление этих форм. Существует множество подходов к пониманию и определению науки, но неизменным является тот факт, что наука мыслится в первую очередь как источник знания и образования людей. Именно в таком своем понимании наука вошла в контекст человеческой культуры и систему общественно значимых ценностей.

Цель статьи: обосновать сущность и предназначение рациональности в развитии научного знания.

Изложение основного материала. Учение В. И. Вернадского непосредственно связано с сущностью и предназначением человеческого разума, сознанием и знанием людей, их ответственностью за окружающий мир. Можно предположить, что прогресс и самосохранение человечества основаны на определенном уровне знания, выступающем своего рода цивилизационной константой. Сознание и самосознание человека, любые социальные ситуации, роли и действия, экономические, технологические и культурные новации зависят от знания и опосредуются им. В первую очередь речь следует вести о научном знании как важнейшем элементе в структуре когнитивно-мировоззренческих императивов социального субъекта и стратегическом ресурсе общества. Актуализация данного ресурса во второй половине ХХ века привела к тому, что знание стало рассматриваться не просто как сила, но как сила, способная создавать новое общество.

Эпистемологическая ценность науки сформировалась значительно раньше, чем тот период человеческой культуры, с которым связано возникновение развитых форм организации профессиональной научной деятельности. Достаточно вспомнить творчество Платона, центральной темой которого выступает понятие знания. Этому понятию он посвятил еще и специальный диалог, где идет разговор о знании между умудренным Сократом и совсем еще молодым человеком по имени Теэтет. «Скажи честно и благородно, что, по-твоему, есть знание?» - спрашивает Сократ. На беседе присутствует математик Феодор - учитель Теэтета. Молодой собеседник в ответ на вопрос Сократа замечает, что знание - это умение что-то делать, скажем умение сапожника шить сапоги. На что Сократ бросает упрек - вопрос ведь не в том, о чем знание, или сколько бывает знаний, но в том, что такое знание само по себе. Надо дойти до смысла понятия знания, а не перечислять, о чем бывает знание. Теэтет пытается дать более общий ответ: знающий воспринимает, ощущает то, что знает, а это означает, что знание - это ощущение. Сократ в связи с этим указывает молодому собеседнику, что сформулированное им понятие знания не ново. Такая трактовка уже была высказана в свое время Протагором.

Тем не менее пройдут столетия и такое понимание знания получит название сенсуализма и будет выражено в лаконичном утверждении: нет ничего в нашем интеллекте, чего раньше не было бы в ощущениях.

Сократ, как известно, подверг критике сведение знания к ощущениям. Знание содержится «вовсе не в ощущении, а в том имени, которое душа носит тогда, когда сама по себе занимается рассмотрением существующего» [1, с. 245]. Другими словами, знание заключается не в чувственных восприятиях, а в умозаключениях, в мышлении. Мыслить - значит рассуждать; мышление это процесс, в котором «душа ведет рассуждения сама с собой о том, что она наблюдает» [1, с. 249]. Опуская подробности дальнейшей беседы Сократа и Теэтета, следует заметить, что и к концу диалога вопрос о знании остается не решенным. «И выходит, Теэтет, - заключает беседу Сократ, - что ни ощущения, ни произвольное мнение, ни объяснение в связи с правильным мнением, пожалуй, не есть знание» [1, с. 274].

Все доводы и сомнения Платона в отношении того, что на самом деле есть знание, в той или иной форме возникают в последующей многовековой истории философской мысли. «Уже в рамках классической эпистемологии Нового времени, едва успевшей зафиксировать особенности своего предмета, - пишет известный философ И. Т. Касавин, - возникали трудности с определением понятия «знание». Можно ли, следуя традиционной логике, считать знанием лишь выраженные в языке суждения, подлежащие бинарной истинной оценке? Являются ли формой знания нравственная норма, художественный образ, религиозный символ, философская проблема? Прав ли был Аристотель, фактически видевший познавательное содержание не только в том, что именовалось «эпистеме» (научное знание в современном понимании), но и в таких феноменах как вера, мнение, нравственное суждение, повседневный опыт? Заслуживает ли названия «знание» опровергнутая научная теория, на определенном этапе истории признанная заблуждением? Наконец как быть с неосознаваемым (и бессознательным) содержанием человеческих представлений, с познавательными предпосылками, герменевтическими «пред-рассудками», с так называемым неявным знанием (М. Полани), с мыслительными навыками, с кантовскими априорными формами? В ХХ веке эти вопросы обрели свою остроту в связи с кросскультуными исследованиями и анализом первобытного сознания (К. Леви-Строс; Э. Эванс- Причард), с проблемой демаркации науки и метафизики в философии науки (К. Поппер), с дискуссией о соотношении науки и идеологии в социологии науки (К. Манхайм), с противостоянием «двух культур» - естественнонаучного и социальногуманитарного знания с контркультурными идеями «наукизации мистики» и «мистизации науки», с исследованием возникновения науки и проблемой рациональности» [2, с. 26].

Трудно что-либо добавить к столь обильной количественной и содержательной вопросительности в отношении феномена знания. Ф. Бэкон в свое время рассмотрел факторы знания: 4 идола, по его мнению, терзают ум - идолы племени, пещеры, рынка, театра, то есть примерно - общество, личность, общий язык и манера выражаться, философская система, среда, привычка. Кант писал о естествознании; Гегель о развертывании в истории высшей истины, связи знания и сознания; Маркс и Энгельс - о природе идеологии в обществе, формах знания и сознания, их социально - объективной обусловленности. В списке готовивших социологию знания О. Бауэр, А. Бергсон, М. Вебер, В. Дильтей, Э. Дюркгейм, Г. Зиммель, В. Зомбарт, Д. Лукач и др. Современная эпистемологическая литература акцентирует внимание на проблемах истинности знания и познания, знания научного и ненаучного, знания теоретического и эмпирического, обыденного и умозрительного, связи знания с познанием, мышлением, отражением, опытом, информацией, чувственной и интуитивной сферой и т. д.

Постановка вопроса о том, что такое знание - это свидетельство мудрости и духовной культуры общества. Поиск же ответа на этот вопрос постоянно стимулирует общественное сознание, образовательные и воспитательные институты общества в плане выработки созидательной научной политики, стандартов образования и самообразования, форм и способов интеллектуализации человека. Приобщение людей к созданным пластам знания - это важная, но недостаточная задача. Человечество способно развиваться только в том случае, если оно задается вопросом относительно возможности расширения своего познавательного пространства, необходимым механизмом чего всегда выступала наука. Именно она создает новое знание, реагирует на его социальную востребованность, подсказывает способы и технологии практической реализации.

В философии науки есть немало наработок относительно того, как обеспечивается связь науки и общества, науки и власти, науки и культуры в целом. Начиная с эпохи Античности важно было не только установить, кто решает, что есть знание, но и кто знает, что и как необходимо решать. Такая постановка вопроса сохранила свою актуальность вплоть до наших дней. Другое дело, что поиск его решения не всегда был прост и однозначен. Неслучайно, даже в современных философских течениях, представленных, например, учениями модных ныне Т.-Ф. Лиотара и Ю. Хабермаса демонстрируется противоположность взглядов по данному вопросу.

Позиция Лиотара больше напоминает необходимость признания науки исходя из её самоценности, степени генерирования неизвестной ранее информации и её обоснованности. Именно в таком своем качестве наука должна быть безоговорочно легитимизирована в обществе. Ю. Хабермас предлагает включить в процесс социализации знания диалогически равноправную аргументацию, взаимопонимание, целью которого является достижение согласия на основе взаимопризнанных притязаний на значимость. Процесс взаимопонимания, согласно Хабермасу, всегда свободен от принуждения. В этом, собственно, позиции и Лиотара и Хабермаса совпадают. И тот, и другой считает, что внешне организованные системы предписаний могут негативно сказаться на возможностях и ценностях науки.

Тем не менее, наука всегда находится в определенном социально-культурном и экономическом пространстве. Это пространство предлагает свои правила игры, не всегда совпадающие с идеализированными схемами функционирования науки в обществе. Особенно это характерно для так называемых транзитивных экономик, не способных в силу объективных причин обеспечить необходимый уровень и масштаб научной деятельности. В таких условиях, естественно, нарушается не только материальная база науки, её кадровое обеспечение, но происходит изменение в базисных основаниях культуры, системах ценностей, мировоззренческих ориентациях людей. Подобное стечение обстоятельств способно вызвать и, как правило, вызывает предпочтительное отношение к ненаучным системам мировоззрения, Результатом этого выступает подмена научно-рациональных форм сознания различными другими взглядами и убеждениями. Поэтому неудивительна в таких случаях популярность астрологических предсказаний, других форм оккультного знания, которые по степени воздействия на сознание людей имеют более мобильный характер в сравнении с научным знанием в силу их относительной простоты, затруднительной верификации, а также по причине экзистенциальных особенностей психики человека.

Социально-культурная продуктивность подобных форм интеллектуального продукта весьма сомнительна. Это особенно становится ясно в случае поиска эффективных программ преодоления социально-экономического кризиса, при необходимости разработки новых материалов и технологий, источников энергии, перспективных учебно-воспитательных курсов и методик и т. д. Во всех этих случаях и власть, и общество пытаются апеллировать в науке, как источнику рациональнопрагматичных форм знания, что вполне понятно и исторически оправдано.

Рациональная прагматика науки ни в коей мере не посягает, например, на чувственно-эмоциональную сферу бытия человека, что нередко истолковывается как «отсутствие» у науки духовного содержания и соответствующих средств формирования стратегии развития человека и общества. Духовные интенции науки связываются в первую очередь с интеллектуальным творчеством, обогащением людей знанием и культурой жизни. Нравственно - этические издержки, приписываемые науке, это не проблема науки как таковой, науки - как явления культуры. Это вопрос, во-первых, установления и, соответственно, нарушения возможных запретов в тех или иных областях познания, во-вторых, это проблема практического использования достижений науки.

Современная духовно-культурная ситуация, действительно, достаточно остро ставит вопрос о роли, значении и предназначении научно-рациональных форм знания и сознания. При этом и в лоне самой науки отдается отчет в том, что личностный мир человека и общественное бытие не могут быть объяснены только законами и категориями науки, что для этого необходим выход в более широкий социальный и духовнокультурный контекст. Человек не только познает мир, но и преобразует его, переживает свое бытие в нем, соприкасаясь с самыми разными нормами жизни, не всегда поддающимися возможностям научного объяснения. На основе подобного ощущения неполноты мировосприятия и возникают различные направления иррациональной философии, как, собственно, и критические оценки науки в сфере ее непосредственных представителей, нередко указывающих на невозможность выявления каких-то четких закономерностей, которые бы строго определяли становление и функционирование существующих конкретных дисциплин. Показательно в этом смысле утверждение известного американского математика М. Клайна о том, что развитие математики всегда носило, в основном, алогичный характер. В этом ряду констатаций можно отметить и критические замечания в адрес науки и научной рациональности со стороны многих философов и методологов, особенно, постпозитивистского направления. В основном они сводятся к следующему:

1. Человеческая жизнь и деятельность гораздо шире и богаче рационализированных ее форм. В ней присутствуют внерациональные и даже иррациональные моменты, которые нуждаются в иных экспликациях, чем это дает наука с ее формами и критериями рациональности.

2. Природа научного открытия и научное творчество в целом не могут быть соотнесены только с актом рациональности, поскольку нередко содержат в себе такие феномены как интуиция, догадка, «безумная гипотеза», алогичность, бессознательное и т. п.

3. Наука и научная деятельность регулируются не только собственной логикой развития, но и опосредованы всей системой социокультурной практики, т. е. фактически не являются абсолютным результатом разума, как бы странно это не выглядело.

История науки демонстрирует огромное число примеров, когда проблемные ситуации в познании не могли быть разрешены конкретно-историческими нормами рационального научного знания, а возникавшие в связи с этим гипотезы отвергались научным сообществом как абсурдные, иррациональные. Но с течением времени происходила переоценка взглядов в науке, что позволяло включить «отвергнутые» теории в ее арсенал.

Все это свидетельствует лишь о том, что природа и сущность рационального не могут быть объяснены на основе незыблемости и постоянства научного знания, которое само по себе имеет, как известно, относительный характер. При этом важное значение также представляют всевозможные процедуры социальной обусловленности знания и механизмы его функционирования в обществе. «Любое общество, - писал Фуко, имеет собственный порядок истины, свою «общезначимую» политику истины: то есть оно делает акцент на определенные виды дискурса, которые позволяют ему функционировать в качестве истинного дискурса; существуют механизмы и инстанции, которые делают разграничение истинных и ложных высказываний и определяют модус, в котором санкционируются одни или другие; существуют приоритетные техники и процедуры нахождения истины; существует определенный статус для тех истин, которые уже обретены, определения того, являются ли они истинными или нет» [3, с. 201-202].

Всё это, несомненно, может иметь место, но не является абсолютно бесспорным. Научная истина, если она действительно таковой является, - это социально и культурно значимый феномен. Акцентация же идеи расхождения ценностей научной истины с возможными другими взглядами и подходами ошибочна и даже опасна, поскольку дестабилизирует нормативные основы социальных и индивидуально-личностных ориентаций. Наука - это продукт человеческой культуры, запрос людей на обеспечение разумной организации своей жизни. От любых других форм сознания науку отличает доказательность, объективная аргументация, выявление закономерных связей, непротиворечивость. Рациональность человека не может не основываться на этих принципах, как бы она не понималась. Естественно, возможности науки имеют пределы, и осознание этого также должно выступать признаком рационального сознания. «Чем больше выдвигаемая цель совпадает с нормами мышления, задаваемыми существующим знанием, - отмечает С. С. Гусев, - тем более рациональной она воспринимается соответствующей культурой. В свою очередь, рациональность нового фрагмента знания, произведенного наукой, оценивается по степени его соотнесенности с имеющимися социальными целями. Таким образом, на выбор проблем и обусловленных ими целевых ориентаций, как общества в целом, так и отдельных научных коллективов в частности, реально влияют не только идеалы и нормы теоретического сознания, но и представления о полезности предполагаемых и искомых результатов, а это уже выходит за пределы компетенции собственно науки» [4, с. 15].

Более того, можно подчеркнуть, что есть сферы человеческой деятельности и отношений, которые невозможно выразить нормами научной доказательности, например, области нравственности, морали, культурно-этических традиций, веры и т. п. Действительно, как можно с научных (правильнее сказать, со строго естественнонаучных) позиций определить твердость или слабость характера, верность, честность, справедливость, добро, зло и т. п. Но даже в контексте такой постановки вопроса ценность науки безукоризненна, поскольку отмеченные выше феномены составляют предмет исследования гуманитарного знания, отличающегося от вненаучных форм сознания логикой анализа и рационально-методологическим аппаратом исследования.

Одна из главных особенностей современного общественного развития заключается в том, что научный фактор социальных инноваций является все же доминирующим и существенно определяет реализацию других условий социокультурной динамики. Пока еще именно наука формирует цели и приоритеты развития различных сфер общественной жизни, занимается систематизацией и оценкой средств их достижения. Похоже, что такая ее функция сохранит свое значение и в будущем, ибо основополагающей компонентой в теоретических реконструкциях так называемого постиндустриального общества выступают представления об особом статусе информации и знаний, роли и месте науки в развитии социума вообще. Кстати, во многом уязвимая, с точки зрения гуманистических ценностей, индустриальная эпоха также обязана, прежде всего, науке, и поэтому вместе с критикой в адрес индустриализма в разряд «отверженных» нередко попадает и наука, и научно-рациональная методология в целом. Следует подчеркнуть, что к ряду негативных черт индустриального общества справедливо относят факты неудачной «эксплуатации» научных знаний в сугубо производственных интересах, попытки использования императивов науки в политических и идеологических целях, конструирование всеохватывающих методологических приемов, в основу которых помещается безукоризненность, полнота и завершенность научных доказательств. Поэтому с отвержением принципов индустриализма следует отвергать не науку, а великую претензию на ее использование в качестве завершенных решений многих проблем, в том числе и социального характера.

Приходящие на смену индустриальному типу развития новые постиндустриальные модели основную ставку делают всё же на науку. Если индустриальное общество основывается главным образом на машинной технологии, то ценности постиндустриального мира связываются с технологией интеллектуальной. И если капитал и труд - главные структурные элементы индустриального социума, то информация и знания - основа общества постиндустриального. При этом, как считают теоретики постиндустриализма, информация выступает основным производственным ресурсом постиндустриального общества, тогда как знание остается внутренним источником его прогресса.

О значимости сказанного может свидетельствовать существенный прогресс ряда современных передовых стран в деле развития интеллектуальных производительных сил, формирования внушительного по абсолютным и относительным размерам «невещественного» богатства и быстрорастущей научно-инновационной сферы. К примеру, уже в 1995 г. именно на этой основе США удалось обеспечить почти 43 % ВВП. Около 28 % внешнеэкономических поступлений страны представляли собой платежи за технологии или репатриируемую прибыль, созданную их применением. Примерно в это же время операции в высокотехнологических областях обеспечили 22 % внешнеторгового оборота других развитых стран, причем более 42 % его пришлось на торговлю информационными услугами. Объем рынка услуг коммуникационных систем составлял при этом 395 млрд долл. Наиболее быстрорастущими категориями специалистов стали программисты, менеджеры, работники науки и сферы образования. Ежегодный прирост в этом секторе нередко превышает 10 % [5, с. 9-10].

Все эти тенденции в значительной мере и харак-теризуют постиндустриальный сценарий инновационного развития. Он неизбежен и для других государств, которые ставят во главу угла социальное благосостояние и цивилизационные ценности. Немаловажное значение в этом деле имеет широкое общественное мнение, которое нередко дезориентировано в плане понимания ценностей науки. Уже отмеченный нами индустриальный тип развития значительно сужал возможности широкой социально-культурной экспертизы механизмов производства и практического использования научного знания.

Выводы

Социальная значимость науки, на любом этапе ее развития, была опосредована в первую очередь объёмами материального производства, как правило, не лучшего (или «догоняющего») качества. В обществе складывалось отрицательное мнение относительно возможностей и роли науки.

Инновационный путь развития ориентирован на постоянное возобновление растущих социально значимых качеств производимых товаров и услуг. Сделать это вне активно развивающегося фундаментального научного знания невозможно. Логика в данном случае достаточно проста: сначала инновации в науке, затем в экономике. Если говорить другими словами, приоритет в любом случае должна иметь фундаментальная наука. При этом научная деятельность не может быть неким автономным процессом производства знаний, ценность которых задана исключительно их внутренней организацией, а начинает выступать в такой форме человеческой активности, в рамках которой оценивается эффективность не только действий, но и целей. Современные тенденции гуманизации и гуманитаризации социальной деятельности, в том числе и научной, направлены на решение этой задачи. Неслучайно в поле зрения общественного мнения все чаще попадают вопросы этики науки, персональной ответственности ученого за произведенное знание и возможность его безопасного функционирования в обществе, вопросы практической значимости науки и ее роли в решении перспективных задач человечества.

Литература

1. Платон. Собрание сочинений : в 4-х т. / Платон. - М. : Мысль, 1993. - Т. 2.

2. Касавин И. Т. Миграция. Креативность. Текст / И. Т. Касавин. - СПб. : РХГИ, 1998.

3. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / М. Фуко. - М., 1999.

4. Гусев С. С. Координата рационального / С. С. Гусев // Перспективы метафизики. - СПб., 2001.

5. Иноземцев В. Л. Расколотая цивилизация: системные кризисы индустриальной эпохи / В. Л. Иноземцев // Вопросы философии. - 1999. - № 5.

Рецензенти: Васильєв Я. В., д.психол.н., професор;

Гавеля В. Л., д.філос.н., професор.

© Лазаревич А. А., 2014

ЛАЗАРЕВИЧ Анатолій Аркадійович - кандидат філософських наук, директор Інституту філософії НАН Білорусі.

Коло наукових інтересів: соціальна філософія.