Современные дискуссии по вопросам научной этики в свете идей русского космизма

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Современные дискуссии по вопросам научной этики в свете идей русского космизма

Мы отдаём себе отчёт, что уже само название статьи может вызвать у читателя удивление: зачем эти (подчеркнём) современные дискуссии рассматривать сквозь призму идей полуторавековой (как минимум) давности; которые, к тому же, сегодня воспринимаются - причём не просто многими авторами, но (чего нельзя игнорировать!) авторами, представляющими разные научные дисциплины - в качестве весьма спорных, утопических, и даже вовсе не имеющих отношения к науке. В качестве ярчайшего примера приведём центральную для Н.Ф. Фёдорова идею патрофикации, т.е. «воссоздание всех живших на земле поколений, их преображение и воскрешение к богу» [1, с. 50]. И хотя орудием «воскрешения отцов» этот наиболее известный из русских космистов называл «одухотворённую» науку и технику будущего (в связи с чём, забегая вперёд, укажем на центральную для него идею супраморализма, или «всеобщего объединения», синтеза «науки и искусства в религии, отождествляемой с Пасхою» [2, с. 388]), многие современные представители как философии, так и (тем более) естествознания, не видят эвристического потенциала его (обозначенных выше) рассуждений. Вплоть до того, что, например, М.К. Мамардашвили, по свидетельству одного из ведущих современных отечественных философов, К.С. Пигрова, «довольно резко высказывался по поводу Н.Ф. Фёдорова, как желающего «оживить мертвяков»» [3]. Не имея возможности подробно рассмотреть все варианты скептических и / или критических оценок наследия русского комизма, укажем на авторов, в творчестве которых они имеют место (конечно, в разной степени радикальности): А.И. Алёшин, Е.В. Барабанов, Н.К. Гаврюшин, А.Г. Дугин, Н.Б. Иванов, Э.Ю. Калинин, Р.С. Карпинская, В.А. Кутырев, М.К. Мамардашвили, В.М. Мапельман, А.А. Погребняк, Г.М. Салахутдинов, А.К. Секацкий, М. Хагемайстер. Указанные оценки критически проанализированы нами - с предложением соответствующих контраргументов - в [4] и [5]. Здесь необходимо оговориться, что мы «опирались» на следующих авторов, отмечавших эвристический потенциал наследия русских космистов для решения важных проблем современности (в т.ч. и связанных с областью этики науки): Г.П. Аксёнов, Г.С. Батищев, А.Г. Гачева, Ф.И. Гиренок, А.В. Гулыга, В.Н. Дёмин, В.П. Казначеев, В.В. Казютинский, С.Г. Кара-Мурза, Е.Н. Князева, Л.Ф. Кузнецова, О.Д. Куракина, Н.Н. Моисеев, А.П. Огурцов, Ю.В. Олейников, А.А. Оносов, К.С. Пигров, В.И. Самохвалова, С.Г. Семёнова, Е.А. Спирин, В.C. Стёпин, А.И. Субетто, Л.В. Шапошникова, А.Д. Урсул, Л.Ф. Фесенкова, С.С. Хорунжий, A. Л. Яншин.

Соответственно, на поставленный в начале статьи вопрос ответим так. Во-первых, каждая философская концепция имеет методологическую функцию, и, обращаясь к истории философии, представители частных наук (помимо прочего) знакомятся с теми методологическими позициями, которые способны помочь им теоретически освоить новые объекты. Во-вторых, (наиболее важное для нашей темы) отличие философии как науки о всеобщем от частных наук состоит в том, что философия соединяет рациональную аргументацию с ценностной, в т.ч. и касающейся ценностей моральных. И если какая-то часть рациональных доводов, связанная с конкретными естественно-научными фактами своей эпохи, может впоследствии «устареть», то ценностная аргументация в принципе «не устаревает». Чтобы конкретизировать этот тезис применительно к этике науки, будем опираться на разработки таких ведущих специалистов этой области, как А.П. Огурцов, В.С. Стёпин, Е.А. Мамчур, И.Т. Фролов, С.С. Хоружий, Б.Г. Юдин. При этом, в соответствие с данным последним автором определением, под этикой науки будем подразумевать «область философской и внутринаучной рефлексии о моральных аспектах как собственно научной деятельности, включая взаимоотношения внутри научного сообщества, так и взаимоотношений науки и научного сообщества с обществом в целом» [6, с. 480]. Особенно в связи с этим нам важно его (Б.Г. Юдина) замечание о том, что «одной из примечательных особенностей современной науки является то, что в ней все более заметное место занимает этическая проблематика» [7, с. 98]. Признавая, что осмысление последней «имеет свою длительную и содержательную историю» [7, с. 98], отечественный специалист в области философии науки категоричен в том, что «тем не менее никогда в прошлом не было такого, чтобы исследователям и администраторам науки в своей повседневной деятельности приходилось тратить столько времени и сил не только на их обсуждение, но и на попытки найти то или иное решение» [7, с. 98].

Из приведённого выше сделаем вывод о том, что решению любых проблем современности (и в особенности моральных!) будет способствовать их рассмотрение в свете тех или иных философских систем. Поэтому в поисках адекватных ответов на те вызовы современности, которые осознаются в рамках проблемного поля этики науки, нельзя игнорировать наследие русского космизма, обоснование чего и является целью настоящей статьи. В качестве ступеней, ведущих к достижению этой цели, рассматриваются следующие задачи: во-первых, осмыслить тот вариант соотнесения философии (как науки о всеобщем) и частных наук, который соответствует современному познавательному опыту. Второй и третьей задачами будет анализ - в свете вышеозначенного - относящихся к области этики науки идей, разрабатывавшихся в рамках, соответственно, религиозного и естественно-научного течений русского космизма.

Прежде чем переходить непосредственно к заявленной теме, сделаем принципиальные оговорки. Начнём с того, что позволим себе привести собственные слова, кратко резюмирующие исследования оснований необходимости современного «диалога» между научными дисциплинами и философией. (Точнее сказать - между последней как «наукой о всеобщем», или, апеллируя к Аристотелю, «наукой о первопричинах», и частнонаучным знанием; но для простоты будем оперировать терминами «философия» и «наука»). «Во-первых, … философия выступает интегральной формой организации научного знания. Во-вторых, философская рефлексия над методами и исходными понятиями науки не может быть заменена науковедением как формой частнонаучной рефлексии, основанной на дискурсивно-рациональном мышлении … В-третьих, очевидна необходимость моральной регуляции процесса научного поиска, и тем более применения результатов науки» [8, с. 24-25]. Последний аспект особенно важен в контексте настоящей статьи, равно как и следующий, четвёртый: «частные науки относятся к сфере выбора тех или иных инструментов достижения определённой цели, а вот выбор целей - задача философии» [8, с. 25]. Яркой иллюстрацией этой мысли служат следующие слова И. Канта (из работы с показательным названием «Об основанном на априорных принципах переходе от метафизических начал естествознания к физике»), в своих рассуждениях о «ценности математики в сравнении с философией с точки зрения практического» [9, с. 593] пришедшего к следующему выводу. «Ценность математики (на место которой можно поставить любую частнонаучную дисциплину - П.М.) - это ценность технически практического разума (умение находить средства для любой цели), ценность философии - это ценность морально практического разума и направлена на конечную цель, безусловно (категорически) повелевающую, а именно [направлена на то, чтобы] формировать людей с лучшим образом мыслей» [9, с. 593]. М. Вебер, испытавший влияние неокантианства [10], утверждает не менее однозначно: «эмпирическая наука никого не может научить тому, что он должен делать, она указывает только на то, что он может, а при известных обстоятельствах на то, что он хочет совершить» [11, с. 350]. Соответственно, «должен ли выносящий своё суждение субъект признавать свою причастность к … ценностным параметрам, решает он сам. Это дело его воления и совести, а не проблема опытного знания» [11, с. 350].

Осознание этого и стало одной из причин критики позитивистского кредо «наука - сама себе философия». Соответственно, необходимо современное осмысление эвристичных вариантов (имевших место в истории) взаимодействия частных наук с философией (соединяющей, повторим, ценностную аргументацию с рациональной). В качестве одного из таких вариантов нами рассматривается русский космизм. Который - в первую очередь благодаря творчески осуществлённому синтезу различных способов познания - смог осуществить прогностику ряда идей, к которым европейская наука подошла на более поздних этапах своего развития - неклассическом и постнеклассическом в (получившей широкое признание) терминологии В.С. Стёпина. (Повторим в связи с этим наши слова из специально посвящённой этой проблеме работы: «перечислим важные для [постнеклассической науки] идеи, которые были - пусть зачастую и в интуитивно-образной форме - предвосхищены русскими космистами. … это идеи системно-синергетические и экологические, а также идея гуманистической ориентации науки как ценностно-размерного знания, а также её объективности, обеспечиваемой через субъектность. … идея антропного [космологического] принципа» [12, с. 1350-1351]). В контексте настоящей статьи особенно важно следующее: именно русские космисты первыми в Новое время обосновали идею того, что приемлема лишь нравственно фундированная наука, в связи с чём опять же сочтём целесообразным опереться на наши предыдущие исследования. «Гносеологический холизм с акцентом на нравственные ценности [в чём мы видим идейную подоплёку рассматриваемого течения] представляется методологически эффективным для понимания современности, требующего сближения философского и научного познания» [13, с. 284].

Но конкретизации этого нашего тезиса применительно к теме настоящей статьи препятствуют следующее три обстоятельства. До сих пор продолжаются дискуссии по поводу, во-первых, статуса русского космизма, во-вторых, круга относимых к «космическому реестру русской философии» авторов, и, в-третьих (и в главных), главного из объединяющих их принципов. В качестве ответа на последний вопрос укажем на идею коэволюции (что подробнее доказывается нами в [14]). Тогда в качестве ответа на второй вопрос приведём следующие слова одного из авторитетнейших исследователей русского космизма, А.Г. Гачевой. Рассматриваемое «течение активно-эволюционной … мысли» [15, с. 19] «зачалось…, выразилось глубоко и цельно в «Философии общего дела» Н.Ф. Фёдорова, а затем разделилось на два рукава: натурфилософский, естественнонаучный (в этом ряду автор «космической философии» К.Э. Циолковский, физик-теоретик Н.А. Умов с его учением об антиэнтропийной сущности жизни, создатель биосферной и ноосферной концепции В.И. Вернадский, основатель гелиобиологии А.Л. Чижевский и др.) и религиозный, к которому примыкали В.С. Соловьёв, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский» [15, с. 19]. Соответственно, далее будем рассматривать вклад некоторых из них в современные дискуссии по вопросам научной этики.

Начнём с того, что вернёмся - на новом уровне осмысления - к идее «патрофикации». В общем виде она означает «возрождение опыта, обычаев, образа жизни отцов (предков)» [16], но Н.Ф. Фёдоров использует этот термин в ином, более «смелом», смысле - как «возрождение», «воскрешение» всех живших на Земле поколений, т.е. как подлинное «отцетворение» («творение своих отцов» как способ отдать им «сыновний долг»). Обратимся к двум главным его работам: в «Вопросе о братстве, или родстве…» подлинной патрофикацией он называет «действительное воскрешение» и «регуляцию всех миров всеми воскрешёнными поколениями» [17, с. 43]. В «Супраморализме, или всеобщем синтезе…» он схожим образом утверждает, что современность «требует действительной патрофикации, т.е. регуляции всех миров чрез … воссозданные прошедшие поколения» [2, с. 401]. Всё это позволяет согласиться с виднейшими современными исследователями русского космизма, С.Г. Семеновой и А.Г. Гачевой, в том, что Н.Ф. Фёдоров критикует те «мнимые» (т.е. мифологические и художественные) формы патрофикации, которые имели место в «древнем погребальном искусстве, эпических сказаниях, воскрешающих образы отцов, их героические деяния, так и в верованиях, населяющих небо, звезды душами отцов» [18, с. 468]. Однако - пишут рассматриваемые авторы, с чём мы с ними солидарны - подлинной патрофикацией, согласно Н.Ф. Фёдорову, может быть «только реальное воскрешение предков» [18, с. 469]. И более того, можно согласиться с Н.Г. Быхом в том, что патрофикация в трактовке Н.Ф. Фёдорова предполагает «возвращение к жизни «отцов» в новом хотя и телесном, но преображённом виде, обладающем возможностью самосозидания своего тела из неорганических веществ» [19, с. 533]. В контексте нашей статьи принципиально важно, что инструментом такого «воскрешения отцов» (о чём мы начали говорить во «Введении») является наука. Которая, соответственно, понимается основателем русского космизма не как утилитарно ориентированная деятельность по достижению конкретно-практических результатов, а как главное орудие человеческого разума, исполняющего божественные предначертания. Именно наука в такой трактовке, рассуждает Н.Ф. Фёдоров, способна постепенно научиться отслеживать перемещение частиц, составляющих распадающиеся организмы, а затем - блокировать процессы распада человеческих тел. Далее - опять же средствами науки - можно будет создать некие «модели воскрешения», вначале для близких предков («отцов»), затем и для всех когда-то живших. Для исполнения этих задач глобального масштаба «Московский Сократ» призывает к осуществлению столь же грандиозного синтеза наук с созданием новой «науки мироздания», называемой также «наукой о жизни». Последняя иногда называется им «астрономией», но по сути она гораздо более обширна, чем даже современная космология, ставшая к XXI столетию лидером естественных наук. Ведь в «науке мироздания» (в трактовке Н.Ф. Фёдорова) объединяются естественные, гуманитарные и технические науки: «соединение всех наук в астрономии есть самое простое, естественное … требуемое столько же чувством, как и умом…, ибо этим соединением мифическая патрофикация обращается в действительное воскрешение» [17, с. 43]. В статье со знаменательным названием «Будущее астрономии» основоположник русского космизма пишет: «человек, по коперниканскому учению, есть обитатель ничтожнейшей частички безмерной вселенной», и, соответственно, «вся астрономия есть лишь мнение этого ничтожного обитателя этой частички» [20, с. 243]. Поэтому, «чтобы это мнение стало истиною», чтобы астрономия сделалась «вместилищем всех наук», необходимо «человека сделать обладателем всей вселенной» [20, с. 243]. Точнее говоря, этот «зритель безмерного пространства, зритель миров этого пространства, должен сделаться их обитателем и правителем» [20, с. 243].

Этот смысловой блок завершим следующими оценками (с которыми мы всецело согласны) наследия Н.Ф. Фёдорова, данными его видными исследователями С.Г. Семеновой и В.Н. Дёминым. Согласно последнему, основной пафос основателя русского космизма заключался в следующем: « «ненавистную разделённость мира» и слепую силу Вселенной, по Фёдорову, может преодолеть только коллективный разум, братское единение всех людей и, в особенности, - учёных» [21, с. 246]. В противоположность этому, современная Н.Ф. Фёдорову наука характеризуется им - в ёмком изложении В.Н. Дёмина - так: «основные этические характеристики науки - небратская, неродственная, немирная - в значительной степени отражают естественное состояние общества - «война всех против всех»» [21, с. 46]. Схожим образом и С.Г. Семенова пишет: «лаборатории учёных - а исследователями делаются все - распахиваются на всю природу, весь мир, углубляются в самого человека, его «физику» и психику, в тайны смерти и зла» [22, с. 8].

Всё рассмотренное показывает актуальность фёдоровского наследия для решения современных научной этики. Чтобы показать справедливость этого относительно и вопросов этики инженерной деятельности, приведём следующие слова В.С. Соловьёва из, пожалуй, важнейшей его работы «Оправдание добра». Из тезиса о том, что природа «не есть только вещь, она есть овеществлённая сущность, которой мы можем, а потому и должны способствовать в её одухотворении» [23, с. 496], «русский Ориген» делает следующий вывод. «Цель труда по отношению к материальной природе не есть пользование ею для добывания вещей и денег, а совершенствование её самой - оживление в ней мёртвого, одухотворение вещественного» [23, с. 496]. Способы указанной деятельности, согласно мысли В.С. Соловьёва, и «составляют задачу искусства (в широком смысле греческой «техне»)» [23, с. 496]. Отсюда вытекает следующее категоричное утверждение: без любви к природе … нельзя осуществить нравственную организацию материальной жизни» [23, с. 496]. В частности, возделывание земли - «не значит злоупотреблять ею, истощать и разрушать её, а значит улучшать её, вводить её в большую силу и полноту бытия» [23, с. 496].

Н.Ф. Фёдоров и В.С. Соловьёв принадлежат к религиозному (по выражению А.Г. Гачевой) «рукаву» русского космизма; обращаясь к рассуждениям на тему этики науки представителей «натурфилософского, естественнонаучного» «рукава», в первую очередь рассмотрим идеи В.И. Вернадского. Этот «естествоиспытатель и мыслитель, основоположник учения о живом веществе, работавший на стыке наук: геологии, биологии, химии» [24, с. 65] в главной своей философской работе - «Научная мысль как планетное явление» - был категоричен в следующем. «Вопрос о моральной стороне науки - независимо от религиозного, государственного или философского проявления морали - для ученого становится на очередь дня. Он становится действенной силой, и с ним придется все больше и больше считаться» [25, с. 342]. Но для нас особенно важна та сноска, которую он даёт к своим словам о том, что этот вопрос «подготовлен долгой, еще не написанной, даже не осознанной историей» [25, с. 342]. А именно - он называет неадекватным современности представление о ценностной нейтральности научного мышления («странным образом, ещё очень часто приходится слышать, что наука не знает ни добра, ни зла, - не знает, как не знает его природа» [25, с. 342]). Этой позиции он противопоставляет ту, которая предполагает осознание следующего. « «Добро» и «зло» есть так же создание ноосферы …. Возможна научная мораль, имеющая место в ноосфере» [25, с. 342].

Крупный физик-теоретик Н.А. Умов пытался - подобно В.И. Вернадскому, но немногим ранее него - создать синтез (включающий и философский уровень) научных знаний о живом как таковом. Фундаментальным свойством последнего он считал «стройность» («стройность есть необходимый признак живой материи» [26, с. 194]), которая негэнтропийно возрастает в природе, вплоть до такого своего высшего проявления, как этические идеалы. Например, в своём выступлении «Физико-механическая модель живой материи» (таковой моделью и является «стройность») он указывал, что «эволюция живой материи … увеличивает количество и качество стройностей в природе» [26, с. 194]. В другой работе он утверждал: «мы имеем слово для выражения стройности в духовном мире; это слово - красота» [27, с. 439]. Переходя от связи «стройности» с областью эстетики к аналогичной связи с областью этики, приведём следующие ёмкие слова Н.А. Умова: «подобно тому, как внешний порядок, к которому мы приучаем ребенка, отражается на его духовном складе, так и прирождённые нам стройности заключают уже в себе элементы этики» [28, с. 162]. Соответственно, «нравственные принципы не могли бы руководить поведением существ, природа которых была бы образована из нестройностей» [28, с. 162].

Рассмотренные идеи центральных представителей как религиозного, так и естественнонаучных течений русского космизма, дают основание согласиться со следующим нашим тезисом: «сближение представлений о научной истине и моральном добре, характерное в целом для отечественной философии с её панэтизмом, духовно-моральной вовлеченностью в проблематику эпистемологии, наиболее содержательно было раскрыто именно в рамках русского космизма» [29, с. 66]. Конкретизируя этот тезис применительно к предметной области современной этики науки, укажем, что там, где ставится вопрос определения целей, необходима - апеллируя к рассмотренным в начале статьи словам И. Канта и М. Вебера - рефлексия философского уровня. Соответственно, рассмотрим, какую же главную цель ставил перед наукой русский космизм, начиная с работ его основоположника. Как писал Н.Ф. Фёдоров, «Творец через нас воссоздает мир, воскрешает все погибшее; вот почему природа и была оставлена своей слепоте, а человек - своим похотям. Чрез труд воскрешения человек, как самобытное, самосозданное, свободное существо, свободно привязывается к Богу любовью» [17, с. 255]. Или, в другой работе: «природа, слепая сила, наказывает человека за слепоту, казнит разумное существо за подчинение ей, слепой силе, как бы требуя от человека внесения в неё разума и управления ею, казнит за бесчувственное вытеснение сынами отцов и требует не управления только ею, но и больше всего любви?» [30, с. 131]). Именно дважды приведённый нами в этих цитатах термин «любовь» ярко демонстрирует специфику присущего русскому космизму отношения к природе. Т.е., если новоевропейская философия ставила перед наукой цель подчинения, эксплуатации природы (понимаемой как пассивный «механизм», как неисчерпаемая «кладовая ресурсов», которые должны удовлетворять бесконечно возрастающие потребности человечества), философия русского космизма настаивала на необходимости «спасения» - причём также при помощи науки! - природы от грозящей ей «гибели» («тепловой смерти»). Для понимания последнего момента важны следующие слова Н.Ф. Фёдорова: в мире существует, по разному проявляясь, «сила постепенного, а иногда и внезапного сгорания» [17, с. 106]. Причём «сила эта есть теплота, тепловая энергия, сила … разъединения. В результате этого земная жизнь «могла проявиться лишь в постепенном сгорании или угасании, в постепенном омертвении» [17, с. 106]. Т. е. видно, что приведённые рассуждения Н.Ф. Фёдорова представляют собой не просто мистическо-религиозную эсхатологию, а результат осмысления перспектив, «рисуемых» современными ему физиками. (Речь идёт о таком фундаментальном физическом законе, как «второе начало термодинамики», провозглашающее наступление «тепловой смерти» Вселенной). Иначе говоря, на учёных ложится лежит моральная ответственность, требующая «внесения в природу разума и управления». Таковая регуляция природы - т.е. сознательно-волевое преобразовательное действие, выполняемое «существами разумными и нравственными, трудящимися в совокупности для общего дела» - представляет собой принципиально новую ступень эволюции. Развитие этих идей в конечном итоге привело к идее ноосферы В.И. Вернадского, представляющей собой главное научное достижение русского космизма. Для поднятой в этой статье темы особенно важна критика В.И. Вернадским ценностной нейтральности научного мышления и, соответственно, обоснование того тезиса, что этические категории есть «создание ноосферы». Соответственно, основания этики науки «коренятся в ноосфере», при том, что главным «инструментом» становления последней является наука. «Все … стороны научного знания - единой науки - находятся в бурном развитии, и область, ими охватываемая, все увеличивается. … Живой, динамический процесс такого бытия науки, связывающий прошлое с настоящим … отражается в среде жизни человечества, является все растущей геологической силой, превращающей биосферу в ноосферу» [25, с. 376].

Литература

космизм философия религиозный

Воскрешение предков (отцов) // Некрасова Н.А. [и др.] Тематический философский словарь… М.: МГУ ПС (МИИТ), 2008. С. 50-51.

Фёдоров Н.Ф. Супраморализм, или всеобщий синтез… // Н.Ф. Федоров Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. М.: Прогресс, 1995. С. 388-442.

Наше интервью. Интервью с заведующим кафедрой социальной философии и философии истории факультета философии и политологии СПбГУ, профессором Константином Семеновичем Пигровым [Электронный ресурс] // Теоретический журнал «Credo new». 2008. №2. Режим доступа: http: // credonew.ru/content/view/655/60/ (дата обращения: 20.06.2016).

Макухин П.Г. Место русского космизма в отечественной философии в свете его критики М. Хагемайстером // Збірник тез за матеріалами Міжнародної науково - практичної конференції «Міжнародний науковий форум: сучасні тенденції та шляхи вдосконалення науки і практики. Гуманітарні та суспільні науки» (м. Київ, Україна, 28 листопада 2014). м. Київ: Центр Науково - Практичних Студій, 2014. С. 15-21.

Макухин П.Г. Образ науки, обладающей открытой рациональностью в русском космизме как одна из причин противоречивости в оценках его научной составляющей // Омский научный вестник. 2014. №3 (129). С. 80-84.

Юдин Б.Г. Этика науки // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. 4. 2-е изд. М.: Мысль, 2010. С. 480-482.

Юдин Б.Г. Этическое измерение современной науки // Этика науки. М.: ИФРАН, 2007. С. 98-116.

Мезенцев Е.А., Макухин П.Г. Вопрос актуальности обращения к философскому уровню рефлексии над системой образования в свете перспектив техногенной цивилизации // Омские социально-гуманитарные чтения - 2016: материалы IX Междунар. науч.-практ. конф. (Омск, 19-21 апреля 2016 г.). Омск: Изд-во ОмГТУ, 2016. С. 24-30.

Кант И. Об основанном на априорных принципах переходе от метафизических начал естествознания к физике // Кант И. Сочинения: В 6 т. Т. 6. М.: Мысль, 1966. С. 589-651.

Неокантианство [Электронный ресурс] // Философия: Энциклопедический словарь / Под ред. А.А. Ивина. - М.: Гардарики, 2004. - URL: http://enc-dic.com/enc_philosophy/Heokahtiahstvo-7708.html (дата обращения: 14.07.2016).

Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 345-415.

Макухин П.Г. Вопрос предвосхищения антропного космологического принципа представителями русского космизма в свете прогностики постнеклассической науки // В мире научных открытий. 2015. №9.4 (69). С. 1339-1354.

Макухин П.Г. Гносеологический холизм с акцентом на моральные ценности как идейная подоплека русского космизма // В мире научных открытий. 2013. №11.5 (47). С. 284-291.

Макухин П.Г. К вопросу уточнения смыслообразующего принципа русского космизма: принцип космизма, активной эволюции, эволюционизма, глобального эволюционизма или коэволюции? // Сборник публикаций по материалам IV международной заочной научно-практической конференции: «Развитие науки в XXI веке» г. Харьков. Донецк: Научно-информационный центр «Знание», 2015. С. 93-98.

Гачева А.Г. Вселенная и человек в философии отечественного космизма // Истоки и становление космической идеи на Рязанской земле: материалы Региональной научно-практической конференции, посвященной официальному открытию Года российской космонавтики в Рязанской области. Рязань: РГУ, 2011. С. 19-28.

Яценко Н.Е. Толковый словарь обществоведческих терминов [Электронный ресурс]. Лань, 1999. 528 с. Режим доступа: http://www.slovarnik.ru/html_tsot/p/patrofikaci8.html. (дата обращения: 20.06.2016).

Федоров Н.Ф. Вопрос о братстве, или родстве… // Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. М.: Прогресс, 1995. С. 35-308.

Гачева А.Г., Семенова С.Г. Комментарии // Федоров Н.Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. М.: Издательская группа «Прогресс», 1995. 465-515.

Бых Н.Г. Федоров Н.Ф. // Русская философия: словарь / под общ. ред. М.А. Маслина. М.: Республика, 1995. С. 531-533.

Фёдоров Н.Ф. Будущее астрономии // Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. М.: Прогресс, 1995. С. 241-243.

Демин В.Н. Циолковский. М.: Молодая гвардия, 2005. 323 с.

Семенова С.Г. Русский космизм. Вступительная статья // Русский космизм: Антология философской мысли. М.: Педагогика - Пресс, 1993. С. 3-34.

Соловьёв В.С. Оправдание добра. М.: Институт русской цивилизации, Алгоритм, 2012. 656 с.

Вернадский Владимир Иванович // Философский энциклопедический словарь / ред.-сост. Е.Ф. Губский [и др.] М.: Инфра-М, 1999. С. 65.

Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление // В.И. Вернадский Биосфера и ноосфера. М.: Айрис-пресс, 2004. С. 242-469.

Умов Н.А. Физико-механическая модель живой материи» (речь, 1901) // Умов Н.А. Собрание сочинений. Т. 3. М.: Типо-литография Товарищества И.Н. КУШНЕРЕВЪ и Ко, 1916. С. 184-200.

Умов Н.А. Роль человека в познаваемом им мире (1912) // Умов Н.А. Собрание сочинений. Т. 3. М.: Типо-литография Товарищества И.Н. КУШНЕРЕВЪ и Ко, 1916. С. 426-447.

Умов Н.А. Мысли о естествознании (по поводу вопроса преобразования средней школы, 1900) // Умов Н.А. Собрание сочинений. Т. 3. М.: Типо-литография Товарищества И.Н. КУШНЕРЕВЪ и Ко, 1916. С. 157-164.

Макухин П.Г. Этические идеи в философском пространстве русского космизма // Динамика систем, механизмов и машин. 2012. №4. С. 64-67.

Размещено на Allbest.ru