Родные берега и вселенские просторы: поэтическое имяславие Константина Бальмонта

Размещено на http://www.allbest.ru/

Родные берега и вселенские просторы: поэтическое имяславие Константина Бальмонта

В.П. Океанский

В уходящем году исполнилось 150 лет со дня рождения поэта Константина Дмитриевича Бальмонта - уроженца Шуйской земли. Авторы, осознавая, что мощнейший метафизический ресурс, заложенный в его поэтическом наследии, остаётся теоретически недовыявленным и совершенно невостребованным, показывают, как он вполне мог бы быть адекватно верифицирован в русле отечественной философии имени - вершинном феномене отечественной интеллектуальной культуры.

Ключевые слова: имяславие, онтопоэтика, энергийность имени, ословесненность, Христоцентричность, иконичность, семиотическая революция. интеллектуальная культура бальмонт имяславие

Философское имяславие, как совершенно оригинальное направление отечественной интеллектуальной культуры ХХ века, связано прежде всего с именами священников Павла Флоренского и Сергия Булгакова, а также мыслителей А. Ф. Лосева, Вяч. И. Иванова, В. Ф. Эрна: этот синкретический феномен представляет собою опыт мистически инспирированной космологической рефлексии, порождённой знаменитыми афонскими спорами начала ХХ века об истинном статусе Имени Божьего. О них интересно поведал Осип Мандельштам в известном стихотворении 1915 года; в своём наивном пафосе он простодушно подхватывает весьма скороспелое и не поддержанное впоследствии Церковью [1] мнение Св. Синода, осудившего почитателей божественного имени:

И поныне на Афоне

Древо чудное растёт,

На крутом зелёном склоне

Имя Божие поёт.

В каждой радуются келье

Имябожцы-мужики:

Слово -- чистое веселье,

Исцеленье от тоски!

Всенародно, громогласно

Чернецы осуждены;

Но от ереси прекрасной

Мы спасаться не должны.

Каждый раз, когда мы любим,

Мы в неё впадаем вновь.

Безымянную мы губим

Вместе с именем любовь.

В более широкой смысловой перспективе фундаментальной энергийности языка - этой проблематике (имеющей в европейской мысли некоторую параллель, пожалуй, только у М. Хайдеггера, пристально обращённому к мифопоэтическим интуициям Р.-М. Рильке, Г. Тракля, Ф. Ницше, Новалиса, Ф. Гёльдерлина) в различной степени причастны очень многие русские авторы, писатели и мыслители конца Нового времени, и наследие интересующего нас далее Константина Бальмонта, конечно же, не стоит в стороне, хотя и не осмыслено пока ещё вообще с этой онтопоэтической точки зрения. Между тем, в сокровенных недрах имяславской темы залегает столь близкое, как мы увидим, самому Бальмонту представление об инициатической смерти языка как условной знаковой системы - и словесная ткань, подобно булгаковским и хайдеггеровским озарениям о языке, манифестируется здесь как явление сути и раскрытие самой бытийности, шёпот вещей и голос мировой шири.

Бальмонт, поэтический мир которого конституируется от шуйских окрестностей до ледяных провалов мерцающей вселенной, имеет некоторое отношение и к ближайшему по тем временам соседнему губернскому центру - Костроме (оная, разумеется, не просто город, но и топонимически закреплённое обрядовое имя, фиксирующее семантику похорон), о чём он пишет в эссе «Волга»: здесь закончилось его первое свадебное путешествие, пролегающее через Кавказ и Каспий, от Астрахани - до Костромы «по реке, называющейся любовью» [2, с. 251]… Свадьба - в хорошо известном смысле всегда инициация, посвящение в запредельное для главных её участников. География обретает здесь не только экзистенциальное, но и сакральное измерение: в этом контексте очевидно сотериологическое значение Кавказа во всём событийно-смысловом размахе его имплицитной символической метафизики: от места, где пристал Ноев ковчег после Всемирного потопа - до имяславских откровений схимонаха Иллариона, обретённых и изложенных в одноимённой книге «На горах Кавказа». Безусловно, как и Кавказ русской поэзии, это - глубоко символическое значение, энергетика мифа, а не просто фиксация топографической конкретики. Интересно, что и первая древнерусская летопись «Повесть временных лет» начинается с фиксации послепотопного макроисторического времени, начинающегося именно в этом месте земли…

Подобно В. В. Розанову, Бальмонт сближает Волгу с Нилом, однако «русский Нил» - египтянская солнечная река Ра, расположенная для древней страны Кем на дальнем Севере (Кавказ же находится примерно посередине этих устремлённых с разных концов в его направлении и огибающих его топос с противоположных сторон Запада и Востока великих рек) - оказывается несоизмеримо могущественнее во всех отношениях своего южного побратима: «…для того, кто видел Волгу в разливе, - пишет Бальмонт, - Нильские пороги кажутся забавной шуткой. Но сила Волги, пожалуй, не в этом. Она в том, что скажешь «Волга», - и вот уже русское сердце плывёт в неоглядности. Что такое Волга, мы не знаем, - Волога ли она, то есть Влага, или Воля, или что ещё. Но в пяти звуках этого слова для русского чувства столько значений, внушений, воспоминаний и надежд, что сосчитать их нельзя» [2, с. 251--252].

Перед нами - великолепный пример того, что мы именуем энергийностью имени, всегда превосходящей в своей суггестивной и фактической мощи конкретику значений. В статье «Русский язык (воля как основа творчества)» Бальмонт подчёркивает, что «из всех слов могучего и первородного русского языка, полногласного, кроткого и грозного, бросающего звуки взрывным водопадом, журчащего неуловимым ручейком, исполненного говоров дремучего леса, шуршащего степными ковылями, поющего ветром, что носится и мечется и уманивает сердце далеко за степь, пересветно сияющего серебряными разливами полноводных рек, втекающих в синее море», он с детства больше других любит слово «воля» как «самое дорогое и всеобъемлющее» [2, с. 301--302]. Вспоминается здесь и «мудрец» Шопенгауэр с его ключевым тезисом «мир как воля», и «няня», которая «скажет ребёнку»: «Солнышко светит! Пойдём-ка на волю!» [2, с. 302].

Связь смыслового и мелодического начал в русском языке на примере этого слова манифестируется Бальмонтом на исходном квантово-звуковом уровне: «Веющее в, долгое, как зов далёкого хора, о, ласкающее л, в мягкости твёрдое утверждающее я. А смысл этого слова - двойной, как сокровищница в старинном ларце, в котором два дна. Воля есть воля-хотение, и воля есть воля-свобода» [2, с. 302]. Укоренённые в недрах родного языка «самый русский поэт Пушкин», «почти на все вопросы отвечающий», и «самый русский прозаик Аксаков», говорящий «как родной брат индуса, которому любы все живые существа», согласно Бальмонту, достигают вершины в раскрытии «говорящего безмолвия» Бытия. В толще самой языковой праосновы оказывается приоткрыто нечто, что становится позднее достоянием философствующей мысли и поэтического восторга: «Русский народ так определил лес, что в этом определении есть и указание на основную тайну мира. Немой мир ищет голоса и веянием ветра, плеском волн, перекличкой птиц, жужжанием жуков, рёвом зверя, шорохом листьев, шёпотом травинок, разрывающим всё небо гимном грома даёт своей внутренней ищущей воле вырваться на волю» [2, с. 303].

Мысль о торжестве музыкально-гласового начала, пронизывающего мироздание, проходит через всё наследие Бальмонта (мы указывали на этот характерный феномен, интерпретируя «иранскую» доминанту бальмонтовского мира с опорой на историософские идеи А. С. Хомякова: [3, с. 139--145]) и обуславливает ненавязчивый в концептуальном отношении образ самовысказывающегося мира, близкого к тому, который встречается в позднем хайдеггеровском мышлении, а также в булгаковской «Философии имени», где «слово» оказывается «ареной самоидеации Вселенной» [4, с. 25]. Эта исходная ословесненная широта обуславливает и размах бальмонтовского художественного мира, простирающегося от родных лугов и экзотических уголков земли до звёздных пределов и даже «мира надзвёздного» [5] <далее в тексте ссылки на это издание приводятся в круглых скобках с указанием герменевтически значимого для нас названия произведения, а также номера тома римской цифрой и соответствующей страницы - арабской; в данном случае это выглядит так: (Отклик, I, с. 111)> в пространстве и от «гиперборейской» (Гипербореи, I, с. 280--281) протоистории до эпохи, замыкающей очеловеченное время полной и необратимой антропологической катастрофой.

Между тем, логоцентрическая креация в бальмонтовском мире как бы уравновешивает эту идею финального эсхатологического распада: Творец неба и земли оказывается фундаментальной опорою для реализации спасения в бытийных пропастях… В «Египетской литургии» из цикла «Край Озириса» Бальмонт особо подчёркивает эту мысль: «Слово - изначально, всесильно, в нём свет жизнетворческий. Словом был создан Мир… Человеку дано его слово, которым был создан Храм Вселенной, и создаются радуги от души к душе, и создаётся путь от Земли к Небу» (Мысли и впечатления, VI, с. 77).

Космостроительность Божьего Слова и пластичность Божьего мира представлены в стихотворении «Молитва» из книги «Под Северным небом»:

Господи Боже, склони свои взоры

К нам, истомлённым суровой борьбой,

Словом Твоим подвигаются горы,

Камни как тающий воск пред Тобой… Молитва, I, с. 25)

В конце этого стихотворения возникает библейский образ «странного» Имени Божьего, вне которого нет сотериологического шанса - «нет другого Имени под Небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деян., 4 : 12):

Имя Твоё непонятно и чудно,

Боже Наш, Отче Наш, полный любви!

Боже, нам горько, нам страшно, нам трудно,

Сжалься, о, сжалься, мы - дети Твои! (Молитва, I, с. 26)

«Придите ко Мне, все труждающиеся и обременённые, - и Я успокою вас!» (Мф., 11 : 28), - говорит Христос в Евангелии, обращаясь не только к близкостоящим, слушающим и отнюдь не слышащим, но и ко всему страждущему человечеству, всё же прислушивающемуся к этому зову… Очевиден христоцентризм бальмонтовского миропонимания, когда мы читаем следующие слова поэта: «правда - только в образе Христа» (Отклик, I, с. 111); однако же, мы можем утверждать с опорою на бальмонтовскую поэзию, что эта самая «правда» у него софиологически надмирна и оформлена иконически; иными словами, эта «правда» выступает как абсолютная истина:

Одна есть в мире красота.

Не красота богов Эллады,

И не влюблённая мечта,

Не гор тяжёлые громады,

И не моря, не водопады,

Не взоров женских чистота.

Одна есть в мире красота -

Любви, печали, отреченья,

И добровольного мученья

За нас распятого Христа.

(«Одна есть в мире красота…», I, с. 28)

Иконичность мира, сотворённого Божьим Словом, проступает и в бальмонтовском стихотворении «Млечный Путь», где очевидны инициатические мотивы пушкинской «Зимней дороги» [6, с. 140--145], также просматриваются лермонтовские и хомяковские «звёздные» мистерии:

Месяца не видно. Светит Млечный Путь.

Голову седую свесивши на грудь,

Спит ямщик усталый. Кони чуть идут.

Звёзды меж собою разговор ведут.

Звёзды золотые блещут без конца.

Звёзды прославляют Господа Творца.

«Господи», - спросонок прошептал ямщик,

И, крестясь, зевает, и опять поник.

И опять склонил он голову на грудь.

И скрипят полозья. Убегает путь. (Млечный Путь, I, с. 116--117)

Вопреки разыгравшейся в России кровавой жертвоприносительной вакханалии, в которую Бальмонт (впоследствии лишившийся ума) оказался трагически вовлечён, очевидно, что в его наследии имеются основания и для совершенно иной формы революционного преобразования, обратного по смыслу всему тому кошмару, что совершился в истории России:

…в красный цвет играющие дети

Моих не остановят кораблей (Мысль, IV, с. 444), -

писал о нём поэт. Назовём такую трансформацию семиотической революцией на фоне номиналистической инерции, её инфернальных скважин и обессмысливающих консерваций.

Это могла бы быть вполне конкретная семиотическая революция в родном Бальмонту малом городе - Шуе. Так, Шуйский государственный педагогический университет (ныне - Шуйский филиал ИвГУ) - одно из старейших учебных заведений России, берущее своё начало от учреждённого императорским указом 1815 года духовного училища - мог бы обрести в своём официальном названии имя Константина Дмитриевича Бальмонта, связующее два века: двадцатый и девятнадцатый. Улица Якова Свердлова, первым доложившего Ленину о расстреле царской семьи - бывшая Ковровская - уходящая из города в лесистую сторону бальмонтовских родимых мест и соединяющая шуйский вуз с центральным городским православным храмом Воскресения Господнего, могла бы быть переименованной в проспект Бальмонта. Улица Кооперативная, по которой адресно расположена шуйская цитадель науки и образования - в проспект Солнца.

Семиотическая революция по замыслу своему, разумеется, превосходит только мистерию переименования - это в корне своём совсем иное отношение к языку, ко времени и пространству; отношение, которое представлялось единственно питающим неузнанному имяславцу - К. Д. Бальмонту, обращённому к раскрытию радикальной иной картины мира, забытой позитивной новоевропейской наукой и отчасти сохранённой в золотом фонде западной поэзии, если мы вспомним о Гёльдерлине [7]… И разве нет доброго залога в том, что Президент России в своём мартовском поздравлении этого года процитировал стихи Бальмонта?

Библиографический список

1. Алфеев, Епископ Венский и Австрийский Иларион. Священная тайна Церкви: Введение в историю и проблематику имяславских споров. СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2007.

2. Бальмонт К. Д. Волга // Бальмонт К.Д. Стозвучные песни: Соч. (Избр. стихи и проза). Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1990.

3. Океанский В. П., Океанская Ж. Л. Антисофийное изображение глобальной антропологической катастрофы в поэтических мирах Е. А. Баратынского и К. Д. Бальмонта // Солнечная пряжа: Научно-популярный и литературно-художественный альманах. Вып. 2. Иваново; Шуя, 2008.

4. Булгаков С. Н. Философия имени // Булгаков С. Н. Первообраз и образ: Соч.: В 2 т. Т. 2: Философия имени. Икона и иконопочитание. Приложения. СПб.: «Инапресс», М.: «Искусство», 1999.

5. Бальмонт К. Д. Собр. соч.: В 7 т. М.: Книжный Клуб Книговек, 2010.

6. Океанский В. П. Экзистенциология ”Зимней дороги“ А. С. Пушкина: метафизика платонического архетипа и апофатика евангельской деконструкции // Океанский В. П. Апокалипсис присутствия: барочное сооружение или настольная книга по филологической герменевтике. Иваново; Шуя: «Ивкиносервис», 2004.

7. Гвардини Р. Гёльдерлин. Картина мира и Боговдохновлённость. СПб.: «Наука», 2015.

Размещено на Allbest.ru