Философия истории Генриха Риккерта: между метафизикой и постметафизикой

4. Противоречия в философско-исторической концепции Риккерта

Философско-историческая концепция Риккерта основывается на постулировании универсальных и внеисторических ценностей. «Универсум ценностей не выводится из конкретных условий исторического развития, а как бы предлагается социальной жизни свыше как средство преодоления ее противоречий» ^{[15, с. 52]}. Сфера ценностей является «априорным условие исторического познания» ^{[8, с. 336]}, ценности лишь обнаруживаются в истории, но сами они внеисторичны. Внеисторический характер ценностей у Риккерта является условием возможности индивидуализирующего понимания действительности и, следовательно, исторического познания. В историзации ценностей Риккерт видел угрозу релятивизма и все его возражения против историзма, в конечном счёте, сводятся к постулату о том, что всеобщие ценности не могут быть историзированы. Преодолеть историзм можно только путём «сортировки ценностей на случайные и необходимые» ^{[8, с. 336]}, а для этого необходимо иметь философскую теорию ценностей. Оставляя в стороне вопросы о том, насколько теория ценностей Риккерта действительно преодолевает «метафизику» (философию истории гегелевского типа), избегая при этом релятивизма, отметим некоторые трудности и противоречия, с которыми сталкивается философско-историческая концепция Риккерта.

1. До конца непроясненным остаётся вопрос о том, что же является исходно историческим: метод науки или её материал ? С одной стороны, Риккерт подчёркивает первичность логического анализа исторического познания по сравнению со всеми рассуждениями о специфике исторической реальности и рассматривает «природу» и «культуру» как логические формы организации объекта познания. С другой стороны, тезис о первичности логики и вторичности «онтологии» в значительной мере остаётся декларативным, поскольку на определённом этапе исследования Риккерт постулирует различие между двумя типами объектов, тем самым возвращая привычное разделение действительности на два онтологических региона - «природу» и «культуру». Специфика объектов исторического познания по сравнению с объектами естественных наук в том, что они тесно связаны с ценностями: «Именно потребность в индивидуализирующем понимании действительности должна прежде всего находиться там, где объекты теснее всего связаны с ценностями» ^{[3, с. 214]}. В. Н. Сыров усматривает в такой трактовке специфики исторического материала наследие идей Дильтея ^{[8, с. 338]}. Так или иначе, разделение мира на культуру («значимую реальность») и природу (область повторяющихся процессов) не может быть всецело выведено из логического различения индивидуализирующего и генерализирующего методов. Формальных отличий в способе образования понятий недостаточно для конституирования двух типов познания. Не следует ли в этом случае признать правоту Л. П. Карсавина, который утверждал, что метафизика истории неизбежно «всплывает во всех попытках ограничить себя пределами теории исторического знания» ^{[17, с. 17]}. Замысел неокантианства ограничить философию историю вопросами «общей методологии» исторических наук оценивается Карсавиным как принципиально нереализуемый. Методология «отнесения к ценностям» не может обойтись без «онтологии», то есть без представлений «о самой природе исторического бытия и о стыдливо скрываемом за понятием “системы ценностей” Абсолютном» ^{[17, с. 16]}. Неокантианская методология «отнесения к ценности», с точки зрения Карсавина, имплицитно содержит в себе «метафизику».

2. Если всякая историческая целостность конструируется историком посредством соотнесения исторических фактов с ценностями, не означает ли это, что с изменением системы ценностей конфигурация исторических целостностей также будет меняться? Единственной возможностью избежать релятивизма становится постулирование универсальных внеисторических ценностей, задача систематизации которых приписывается философии. Однако нельзя не отметить, что соотношение таких политических ценностей, как, например, свобода и равенство (пусть даже мы признаём их универсальный характер), определяется идеологией, а не философией, и в контексте разных идеологий трактуется по-разному. Не следует ли из этого, что историки, придерживающиеся различных идеологических позиций, станут структурировать политическую историю по-разному и, соответственно, будут иметь дело с разными фактами? Заметим, что именно к таким выводам придут представители нарративной философии, приняв радикально перспективистскую точку зрения, согласно которой не существует правильного, «объективного» способа упорядочивания и структурирования исторических событий ^[18].

3. Какими ценностями должен руководствоваться историк в процессе индивидуализирующего описания исторических целостностей: ценностями эпохи, которую он изучает, или своими собственными? Может ли историк абстрагироваться от ценностей собственной культуры и всецело «погрузиться» в изучаемый период истории? В этом вопросе сформулирована главная антиномия исторического познания. «Научному требованию понять общество само по себе противопоставляется такая же научная необходимость оживить прошлое для нас » ^{[2, с. 104]}. В философско-исторической концепции Риккерта негласно допускается возможность разрешения противоречий между «ценностями прошлого» и «ценностями настоящего» путём сопоставления их с универсальной системой ценностей. Нельзя не заметить, что такое решение ставит историческое познание в полную зависимость от философии как теории ценностей.

4. Признавая необходимость идеи прогресса для философии истории, Риккерт навлекает на собственную философско-историческую концепцию те же упрёки, которые неоднократно выдвигались в адрес гегелевской историософии. Как известно, историки упрекали Гегеля в том, что он обнаружил в истории не больше истин, чем сам же туда и привнёс. Не сталкиваемся ли мы с аналогичной ситуацией и в философии Риккерта? Что нового может сообщить нам эмпирическое историописания по сравнению с философией вообще и философией истории в частности? Не превращаются ли исторические описания и исторические факты в простые иллюстрации априорных ценностей?

Все эти вопросы не находят однозначного решения в философско-исторической концепции Генриха Риккерта. Несмотря на это, необходимо отметить, что философия истории Риккерта стала одной из первых попыток преодолеть ту модель философско-исторической рефлексии, наиболее ярким примером которой стала спекулятивная историософия Гегеля. Дистанцируясь от гегелевской метафизики, Риккерт стремился избежать двух крайностей в понимании истории: натурализма и историзма. Однако, если натурализм действительно преодолевается постулированием двух несводимых друг к другу способов понимания действительности, то избежать исторического релятивизма Риккерту удаётся только через возвращения к онтологической модели гегелевского типа.

Заключение

Опыт философского осмысления истории в рамках неокантианства показывает, что логический анализ структуры исторического познания, даже дополненный философской теорией ценностей, не позволяет решить наиболее важные вопросы неклассической философии истории. Это ни в коей мере не умаляет заслуг Риккерта в деле разработки неклассической, неметафизической теории истории. Вся последующая философско-историческая мысль XX в. в значительной мере будет ориентироваться на задачи, сформулированные Риккертом. Представители таких направлений, как неогегельянство (Б. Кроче), философская герменевтика (Г.-Г. Гадамер), аналитическая философия (А. Данто), будут стремиться ответить на вопросы, которые были поставлены, но не решены в философии истории Риккерта.

Библиография

1. Дёмин И. В. Философия истории в постметафизическом контексте. Самара: Самар. гуманит. акад., 2015. 251 с.

2. Арон Р. Избранное: Введение в философию истории. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. 543 с.

3. Риккерт Г. Философия жизни. Киев: Ника-Центр, 1998. 512 c.

4. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. 413 с.

5. Дёмин И. В. Метафизика и постметафизическое мышление в зеркале историософии: монография. Самара: Самар. гуманит. акад., 2016. 238 с.

6. Дёмин И. В. Проблема соотношения истории и природы в историософских концепциях Кроче и Коллингвуда // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия. Филология». 2016. № 1 (19). С. 113-125.

7. Губин В. Д., Стрелков В. И. Власть истории. Очерки по истории философии истории. М.: РГГУ, 2007. 330 с.

8. Сыров В. Н. Расцвет и закат европейской философии истории (От Бэкона к Шпенглеру). Томск: Курсив. 1997. 395 с.

9. Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. СПб.: Наука, 1997. 532 с.

10. Шпанн О. Философия истории. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2005. 458 с.

11. Марков Б. В. Своеобразие исторического // Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. СПб.: Наука, 1997. С. 5-50.

12. Куприянов В. А. Генрих Риккерт о телеологии в историческом познании // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2015. Т. 2. № 1. С. 28-38.

13. Семенов В. Е. Трансцендентальные основы понимания (И. Кант и неокантианство). Владимир: Изд-во Владим. гос. ун-та, 2008. 228 с.

14. Русакова О. Ф. Неокантианская модель философии и методологии истории // Политический вектор-PRO. Комплексные проблемы современной политики. 2015. № 1. С. 107-126.

15. Губман Б. Л. Смысл истории: Очерки современных западных концепций. М.: Наука, 1991. 192 с.

16. Дёмин И. В. Соотношение категорий «идеал» и «прогресс» в философии истории Л.П. Карсавина // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета. 2015. № 2 (34). С. 61-66.

17. Карсавин Л. П. Философия истории. СПб.: АО Комплект, 1993. 352 с.

18. Вен П. Как пишут историю. Опыт эпистемологии / пер. с фр. Л. А. Торчинского. М.: Научный мир, 2003. 391 с.

Размещено на Allbest.ru