Современные экзистенциалы бытия: абсурд и гламур

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Современный мир неустойчив и непостоянен, что приводит бытие личного/социального в определенный модус, связанный с абсурдным жизнечувствованием. Не последнюю роль в сложившейся ситуации играют изменения, происходящие в обществе. Космические скорости бытия не позволяют осмыслить происходящее. Кризисы, перейдя из временных в разряд перманентных, не вселяют уверенности в завтрашнем дне, рождая ощущение чуждости мира человеку. Гламурный принцип «живи одним днем и наслаждайся жизнью» разрушает веру в традиции и ценности, не способствуя планированию будущего и ослабляя способность суждения. В речи царит словесный бред с дозой безумия и мрачного маразма, вуалируемые циническим разумом. На вопросы «О чем ты думаешь?» и «В чем смысл твоей жизни?» индивид либо отвечает «Ни о (в) чем», либо затрудняется дать ответ, потому что никогда не ставил перед собой подобные вопросы. Повсюду мы наблюдаем гламурно-мифизированные превращения посредством технических средств/эстетико-пластической хирургии Нечто в Ничто как Нечто-симулякр, сопровождаемые карнавальными инверсиями, гибридизацией форм и образов, что привело к полной/частичной неузнаваемости знакомого. Более того, заявивший о себе абсурд начинает миросотворять/мир -о-сотворять, вследствие чего нелепое становиться не только реальностью, но и приобретает естественный оттенок, подчиняя своей власти окружающее бытие. Отрицательный компонент мироздания в виде абсурда, желая оправдать себя, плодит зло, превращая его в обычное явление, претендующее на теоретичность. Согласимся с А. Камю, признавшем еще в ХХ веке, что абсурд жизни как отправная точка болезни духа способен «поразить в лицо любого человека на повороте любой улицы» [1, с. 120]. Перечисленное заставляет сосредоточить интерес на пространстве социального, где абсурд и гламур выступают в качестве ключевых экзистенциалов бытия.

Первоначально обозначим авторское понимание абсурда, обладающего онто-гносе-аксиологическим статусом. Во-первых, это - метафизическая категория, связанная с выходом за пределы рационального. Подобное приводит к его второму, гносеологическому пониманию, связанному с отсутствием логики и/или бессмыслице, что влечет за собой, в-третьих, проявление абсурдности в поступках. В-четвертых, совокупное соединение перечисленного трансформирует аксиологический аспект, связанный с ценностной шкалой бытия личности/социального: ключевые Абсолюты модифицируются путем отрицания, свидетельствующем о трансгрессивном нарушении границ дозволенного. В-пятых, абсурд можно отнести к эстетическим категориям: как стилевой прием он проявляет себя (намеренно/интуитивно/спонтанно) в творчестве, показывая мир наоборот/Зазеркалье.

Все характеристики абсурда связаны с метафизикой человека, жизнь которого сегодня оказалась под колпаком идеологии гламура, усыпляющей бдительность рационального, пробуждая бессознательное/иррациональное/эмоциональное и при этом убаюкивая их, тем самым заставляя человека пребывать/пре-бывать в реальности, живя в полусне.

Подчеркнем, точкой пересечения абсурда и гламура являются не только социальное/человек, но и другие факторы. Оба феномена относятся к разряду эстетических категорий, выступающих в современности в качестве онтологических основ бытия, связанных с трансгрессивными нарушениями границ дозволенного путем игнорирования рационального/логического. Современная эстетизация бытия, возведенная в культ в виде гламура, нивелирует интеллектуально-нравственное, тем самым приводя социальное/личное к абсурдным проявлениям. Несмотря на то, что объем понятия абсурд гораздо больше, чем понятия гламур, тем не менее в некоторых аспектах они фигурируют в качестве синонимов. Так, гламур, возводящий красоту, молодость и богатство в вечные константы на протяжении человеческой жизни, выступает в качестве абсурда. Исключая смертность, что само по себе является абсурдным ввиду финализации бытия личности и присутствия смерти на протяжении всей ее жизни, гламур вмешивается в естественный ход времени и событий: молодость пытаются продлить, красоту сделать, богатство симулировать. В итоге можно утверждать, в современности абсурд приобретает флер гламурного - красивого, блестящего, симулятивного и вульгарного, что позволяет говорить о гламурном абсурде.

Сегодня в гламурную абсурдность социального каждый человек погружен с рождения. Как считал М. Хайдеггер, абсурдность связана с тем, что «человеческая реальность сразу возникает как "обложенная " бытием, она "находит себя" (sich befinden) в бытии, и одновременно человеческая реальность заставляет бытие, которое ее осаждает, расположиться вокруг нее в форме мира» [2, с. 80]. Современная обложенность бытием связана не только с абсурдом, но и гламуром. Вместо знаний о реальности тиражируется мифизированная информация, загромождающая пространство своей скандальностью и пустотой, создающей видимость наполненности. Манипуляция информацией приводит к колоссальной вере реципиентов в несуществующее, тем самым являя абсурдное. Подчеркнем, в большинстве своем люди отказываются понимать суть абсурдности происходящего/услышанного, потому что абсурд - постоянная среда пребывания/пре-бывания человека, преподнесенная в красивой, гламурно-блестящей оболочке. Выделенное нами бывание личности - неслучайно: оно олицетворяет мерцание, появление и исчезновение из реальности, то есть даже не присутствующее отсутствие, символизирующее включенность в бытие, а - отсутствующее присутствие, указывающее на выключенность из бытия, что приводит нас в сферу определенного личностного дискомфорта. Если вспомнить А. Камю, то философ определял абсурд как разлад, возникающий из столкновения элементов сравнения. При этом «абсурд не коренится ни в человеке, ни в мире, а в их совместном присутствии» [1, с. 141]. В контексте нашего рассуждения разлад обнаруживается между миром реальным и миром гламурным, между социальным и личным, а также внутри субъективного, подвергающегося воздействиям идеологии гламура. Абсурд возникает в трещинах/зазорах бытийного разлада, что спровоцировано определенной формой бытия как Нечто и его отрицанием - Ничто: например, культурой и бескультурьем, моралью и аморальностью, знанием и незнанием, традицией и новацией, естественным и искусственным, где второй компонент начинает доминировать. В итоге «всякая щель, через которую могло бы проскользнуть отрицание», оказывается «целиком заткнута» Ничто как «отрицанием в качестве бытия» [2, с. 94, 96]. Пропасть между ожиданиями, нередко связанными с идеальным состоянием/как должно быть, и реальными возможностями заполняется абсурдным/бессмысленным, имеющим вид благоглупости, что вводит рефлексирующую личность в замешательство/ступор, а человек гламурный даже не замечает подмен. При этом тиражирование абсурдного приводит к тому, что и рефлексирующая личность начинает терять остроту восприятия и критическое отношение к бесконечно манипулируемому. Вспомним современные оксюмороны (буквальный перевод с греческого oxumфron - «острая глупость»), являющие собой сочетание несочетаемого, но воспринимаемое в качестве нормы, тем самым стирая свое истинное значение «острой глупости»: зияющие высоты, новаторские традиции, честный мошенник, невыплаченная зарплата, прибавить на минус, виртуальная реальность, сумасшедшая мудрость и пр.

Гламурный абсурд и его климат как «беспощадный лик», возникнув объективно, постепенно начинает проявляться в субъективном в виде искусства жить, интеллектуальной, нравственной и художественной деятельности, тем самым заполняя все ниши метафизики человека. Абсурд, базирующийся на гламуре, уничтожает классические ценности, тем самым размывая границы между добром и злом, истиной и ложью, красотой и уродством, молодостью и старостью как крайними полюсами. Модус человеческой жизни скатывается от стремления к Абсолюту к низменным проявлениям и нулевой степени смысла как норме, свидетельствуя об аномичности личностного, а в целом - социального. Подчеркнем, отношение к гламурной абсурдности в социальном различно. Единицы, рефлексирующие над ситуацией и способные обнаружить алогическую последовательность заданного, понимают бессмысленность происходящего, реагируя на него в форме бунта/апатии/смирения. Художественные натуры черпают из гламурного абсурда вдохновение для создания своих творений. Большинство людей, живущих под колпаком манипулятивных практик идеологии гламура, не воспринимают абсурдность социального, принимая его за норму и, к сожалению, образец для подражания. В итоге рождается негативная ситуация, в которой личность, избегая рефлексирования и тем самым внося раскол в свое Вот-бытие, оказывается по-другую-сторону-Нечто/по-ту-сторону-добра-и-зла - в (с) Ничто, изолирующем ее от Нечто.

Гламурный абсурд подавляет и изводит личность. Например, желание следовать бесконечно сменяемым гламурным тенденциям и несоответствие реальных возможностей человека, в том числе, физических, материальных и пр., рождает конфликт как трещину бытия, на почве чего может появится субъективный абсурд в виде симуляции современного/со-временного.

Безусловно, ответственность за появление абсурдного лежит на человеке ввиду того, что он «есть единственное бытие, посредством которого может быть совершенно разрушение» [2, с. 69]. Более того, разрушительные функции личности осознанны: как объективный факт «разрушение предполагает и понимание ничто как такового до всякого суждения и способ действия перед лицом ничто» [2, с. 69]. В одном направлении с Ж.-П. Сартром мыслил и А. Камю, подчеркнувший, что «червь гнездится в сердце человека. Там-то его и надо искать. Надо проследить и понять смертельную игру, ведущую от ясности относительно бытия к бегству за грань света» [1, с. 113]. Не последнюю роль в «бегстве за грань света» играет il y a, давая возможность понять абсурдность бытия человека гламурного. В концепции Э. Левинаса il y a, переводимое как есть/имеется, обозначает акт-существования без начала и конца.

Каждый человек привязан к акту-существования, разглядывая мир из своего здесь и внутри. «Освоенность человеком своего существования Левинас соотносит с прикованностью к своему я, к "заключению в цепи бытия" своего я, которое втягивает все в полосу своего сознания. Осознав невозможность выхода из цепи бытия, человек испытывает страдание» [3, с. 558]. От загроможденности собой человек не может уклониться - его везде настигнет il y a, что приводит личность не только к ощущению, но и пониманию абсурдности своего жизненного удела. Спасением от злого и непрерывно выматывающего il y a является сон или смерть, что утрирует абсурдность, подводя личность к риторическому вопросу «Для чего вообще жить?».

Пытаясь ответить на вопрос и одновременно убежать от il y a, человек сосредотачивает свое внимание на создании гламурного образа, не задумываясь о его симулятивности и эфемерности. Этот образ выступает в качестве заменителя Вот-бытия личности, высвечивающим ее присутствие, которое является одновременно абсурдным и гламурным. Тем не менее, индивид не отдает себе в этом отчета, слепо следуя канонам гламурного социального, где тиражируется частная жизнь медийных лиц.

Создание собственного гламурного образа воспринимается как приключенческая ситуация, вносящая оживление в бытие живого трупа/живого мертвеца, измученного il y a. Но ввиду потери интенциональности само приключение/при-ключе -ние не раскрывается в личности как ключ-от-бытия и не делает ее при-ключе-от-бытия, очередной раз изводя человека своей непонятностью и бесцельностью, вуалируемыми гламуром и приводящими к абсурду. Отсутствие интенциональности свидетельствует о пассивности сознания, не способном придать «смыслы вещам в зависимости от опыта», и отсутствии рефлексивной оценки происходящего через призму истинно/ложно, хорошо/плохо, красиво/безобразно, что свидетельствует об интеллектуальном/нравственном/эстетическом сбое в бытии личности, приводящем к абсурдному. «Я мыслю», связанное с функционированием сознания, оборачивается в свою зеркальную противоположность - «Я не мыслю», подразумевая «Я мыслю гламурно» и приводя в Зазеркальность. Подобная ситуация говорит о распаде единства мира, в рамках которого сознание не способно выполнять свою направленность на окружающее, проявляя интенциональность. Вследствие перечисленного, личность теряет способность открывать «творение ex nihilo [из ничего]» как его существование [2, с. 79], тем самым игнорируя качественную характеристику бытия. Если быть точнее, то качество бытия как его отсутствие или негативные черты в виде враждебности/скользкости/липкости и повторяемая событийность-без-со-бытийности в виде il y a вызывает у индивида неприятные ощущения, например, чувство тошноты. Вот-бытие распадается, теряя свою гармоничную целостность: в нем бытие-в-себе, разрушаясь, деформирует бытие-для-себя и бытие-напоказ-для-другого. В свою очередь, бытие-напоказ-для-другого является абсурдной формой Вот-бытия не только ввиду первичности бытия-для-себя, но и посредством симулятивности/лицемерности/масочности, связанной с позиционированием себя в гламурном социальном.

Созданный гламурный образ нуждается в нарративации, активно используемой медийными лицами, программирующими поведенческие матрицы реципиентов. Бесконечные, (нередко калькированные), симулятивные истории о себе приводят к потере вкуса (к) жизни. Как великолепно заметил Ж.П. Сартр, «чтобы банальное происшествие превратилось в приключение, достаточно его рассказать. Это-то и морочит людей; каждый человек - всегда рассказчик историй, он живет в окружении историй, своих и чужих, и все, что с ним происходит, видит сквозь их призму. Вот он и старается подогнать свою жизнь под рассказ о ней» [4, с. 69]. Из приведенной цитаты мы видим, абсурд заключается не в реальном проживании собственной жизни, а в ее подгонке под историю жизни, которая может не иметь места в бытии. Более того, абсурдность утрирует следующее обстоятельство. Как замечает Ж.П. Сартр, после проговаривания истории (не важно кому, возможно даже - самому себе) «чувство приключения исчезло», заставляя «снова начинать жить» [4, с. 70]. При этом жизнь без приключений ввергает человека в тоску, вызывая приступы тошноты от бесконечного однообразия: «пока живешь, никаких приключений не бывает. Меняются декорации, люди приходят и уходят - вот и все. Никогда никакого начала. Дни прибавляются друг к другу без всякого смысла, бесконечно и однообразно… Это называется жить» [4, с. 70-71]. Круг абсурда, по Ж.-П. Сартру, замкнулся и выхода из него нет: либо жизнь, либо приключение в виде правдоподобного рассказывания, потому что «события развертываются в одной последовательности, рассказываем же мы их в обратной» [4, с. 71]. Но все перечисленное, обволакиваемое флером гламурной бесцельности и бессмысленности, приводит только к тому, что человеку становиться «муторно от самого себя», где не только источником, но и самой тошнотой является он сам [4, с. 179]. В ощущении тошноты смыкаются сферы социального и личного в виде страданий от бессмысленности бытия, приводя к физиологическому дискомфорту и душевным метаниям как пределу отчаяния: «со мной что-то случилось, сомнений больше нет. Эта штука выявилась.., как болезнь. Она проникла в меня исподтишка, капля по капле… Меня охватила Тошнота, я рухнул на стул, я даже не понимал, где я; вокруг меня медленно кружили все цвета радуги, к горлу подступила рвота…» [4, с. 182].

Ситуация тошноты, не в последнюю очередь, обусловлена качеством жизни личности. Как сказала сартровская героиня Анни, качество жизни негативно ввиду того, человек бытийствует как «живой мертвец… Больше никто и ничто не сможет внушить мне страсть… Теперь я живу в окружении моих усопших страстей» [4, с. 195]. Фраза «живой мертвец», относящаяся к разряду оксюморонов, ярко характеризующих гламурное социальное, напрямую указывает, обозначенную нами форму отсутствующего присутствия бытия человека, качество жизни которого оказывается уничтожающим/у -ничто -жающим.

Нарративация о себе приводит к театрализации личного бытия как симуляции, высвечивающей пребывания/пре-бывания человека, постоянно меняющего гламурные маски. Подчеркнем, распознать симуляцию довольно тяжело, в виду присутствия театрализованной игры, методики которой тиражируются в социальном пространстве. Игра в то, кем бы мог быть индивид, завораживает, неслучайно «отсюда его пристрастие к театру, к зрелищу, где ему предлагается столько судеб, поэзию которых он вбирает в себя, не страдая при этом от заключенной в них горечи» [1, с. 191]. В этом обнаруживает себя гламурная поверхность бытия и абсурд, связанный с бессознательным началом, питающем сознание личности надеждой о невозможном, желанием прожить чужую жизнь/жизни, испытывая чужие/чуждые эмоции.

Симуляции жизни и появление кажимости бытия/как-бы-жизни приводят к проблеме двойничества. Для идеологии гламура характерна практика создания двойных портретов, скрывающих истинное Я и мифизирующих его посредством создания не-Я-как-Я. Заметим, портретов-двойников, олицетворяющих не-Я-как-Я может быть множество. В них художественно создаются многочисленные маски Я и мифизированные эпизоды, нередко противоречащие друг другу, преподносящиеся и тиражирующиеся как Вот-бытие личности. В итоге они стирают истинное лицо человека и запутывают его, выступая в качестве своеобразного наваждения несуществующего Вот-бытия. Происходит превращение индивида в дивида, не обладающего ярко выраженными чертами и не способного идентифицировать себя. «Человек без свойств» (Р. Музиль), но при этом обладающий негативными или минимальными характеристиками, есть человек абсурда, множащийся сегодня в гламурном социальном.

Театрализация бытия приводит к тотальной гламурной карнавализации, что само по себе - абсурд. Карнавал меняет оптику взаимоотношений человека с миром/Другими, стирая в них иерархичность, этикетность, последовательность, смещая пространства/время/ценности и подчиняя все произвольному/случайному/пренебрежительному. Но жизнь не может быть бесконечным карнавалом: в ней ей место серьезному и трагическому.

Продолжая рассуждать о метафизике современного человека и экзистенциалах его бытия, выделим еще одну черту. Современный дивид, несмотря на пустотность и симулятивность, манипулируемый идеологией гламура, претендует на собственную исключительность и абсолютность, желая заполнить собой все пространство, что абсурдно ввиду несоизмеримости Я и мироздания, заурядности и исключительности. Его внешнее Я, в том числе, благодаря театрализации, разрастается до масштабов гипервселенной, а внутреннее Я сужается до микроскопических масштабов, что отражается в его речи. Современная речь обладает нулевой степенью смысла, поэтому гул коммуникации ввергает человека не к соучастному бытию, а в пучину одиночества и отчуждения. В современном абсурдном социальном все пребывает в шуме, который мешает личности сосредоточиться. Сегодня невозможно найти места, чтобы отмолчаться и подумать о сокровенном в безмолвии: это - роскошь. Все пребывает в гуле, от которого индивид отгораживается собственным гулом, в том числе, благодаря тому, что он - электронный кочевник, и носители звука всегда при нем. В свою очередь современный гул абсурден: при множестве различаемых и одновременно неразличаемых звуков/слов в них обнаруживается пустота, преподнесенная ярко/театрально/пафосно, что выступает в качестве ширмы, скрывающей отсутствующие/поглощенные смыслы.

Перечисленное позволяет резюмировать следующее.

Современный человек - это одиноко мятущийся дивид, экзистенциалами которого являются абсурд и гламур. Господствующая в обществе идеология гламура, обездушивающая личность и превращающая ее в бездумного/безумного потребителя, доводит все до пределов и определенных граней, снимая логико-рациональный и смысловой аспекты. Современный человек окунается в пространство безумных развлечений, пытаясь заменить подобными симулякрами, претендующими на реальность, собственное Вот-бытие, но выбор развлечений оказывается случайным или навязанным в результате манипулирования. Личность пытается заполнить кричащую пустоту попытками заявить о себе в виде театрализованного представления, используя лайфлоггинг/скандал/эпатаж, и привязаться к бытию посредством коллекционирования преходяще-эфемерного (одежды/вещей/парфюма и пр.), соответствующего модным тенденциям, но данные попытки не приносят удовлетворения. Театрализация бытия сопровождается юмором и глумлением, дерзким цинизмом и трансгрессивными выходками, поддернутыми налетом искусственности. Жизненное кредо «все дозволено» служит оправданием невиновности всех действий человека, трансгрессивно рвущего границы в Ничто. Нравственный аспект жизни в пространстве абсурдно-гламурного оказывается снятым/игнорируемым, а главной целью жизни становится желание «исчерпать себя до конца» [1, с. 182], оставаясь при этом красивым, молодым и богатым.

Абсурд и гламур придают Вот-бытию личности беспорядок и кривизну, даже изломанность, образуя ризоматичный лабиринт. В нем невозможно разобраться, вычленить главное, структурировать нагроможденное, что вносит смятение и панику, вызывая ощущение кошмара в виде il y a. Отсутствие результативности происходящего и возможности понять хитросплетения ризоматичного приводят к пессимизму, а в крайнем случае - к отчаянию и надлому в судьбе. Интеллектуальная пустота и/или невозможность разобраться с беспорядочным/бес -порядочным влекут за собой потерю веры в себя, свои интеллектуальные, нравственные и физические силы.

Способом преодоления абсурдного является, в первую очередь, овнутрение «бытия далей», то есть обнаружение себя и собственного Вот-бытия как «непроявленного состояния» в бытии мира. Но подобным рецептом способны, проявив волю к жизни, воспользоваться немногие. Тем не менее, благодаря им существует возможность вспомнить подлинные ценности и быть на расстоянии от абсурдного и гламурного, осмысляя/высмеивая/критикуя эти экзистенциалы. Подчеркнем, слово, обладающее воздействующей и внушающей силой, значимо в российской культуре. Возрождение критической способности суждения поможет адекватно воспринимать социальное/личное, реализовать жизненные планы, базирующиеся на шкале ценностей, и осуществить смысложизненный поиск.

В жизнь каждого человека необходимо внедрять ограничители, например, в виде нравственности, способной маркировать границы проявлений личности, структурируя ее и выводя из абсурдного состояния, связанного с принципом «все дозволено». Но здесь необходима помощь семьи, системы воспитания и образования, властных структур и СМИ.

Еще одним рецептом исцеления можно назвать творчество, дарующее возможность жить дважды, потому что в собственных творениях и художественных произведениях/про-из-ведениях личность заново осознает пережитое, самоосуществляясь и фиксируя его как приключение/при-ключе -ние. Более того, произведения искусства подразумевают различные интерпретации, что дает возможность увидеть с новых позиций лики абсурда и гламура, обличая их. Произведения искусства иллюстрируют многообразие абсурдно-гламурного пространства и его опасности, ставя реципиента перед выбором: жить в абсурде и гламуре и/или иметь мужество противостоять им.

Наличие смысла жизни, ценностей, цели и творчества говорит о воли, помогающей в противостоянии гламурному абсурду и свершениях. Человеку необходимо проявлять волю к жизни как показатель включенности в бытие, осознавая свою конечность, что рождает ясность ума и желание прожить со смыслом отпущенный срок, постичь тайны бытия и передать знания/творческие достижения следующим поколениям. Но осуществить подобное, к сожалению, смогут только избранные.

Литература

гламурный абсурд метафизический

1. Камю А. Миф о Сизифе. М.: АСТ, 2009. 318 с.

2. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. М.: АСТ Москва, 2009. 925 с.

3. Мелих Ю.Б. Личность, лик, лик другого: опыт необычного историко-философского сопоставления (Левинас, Киркегор, Флоренский, Карсавин) / Сущность и Слово. Сборник научных статей к юбилею профессора Н.В. Мотрошиловой. М.: Феноменология-Герменевтика. 2009. С. 551-571.

4. Сартр Ж.П. Тошнота. М.: АСТ Москва, 2010. 317 с.

5. Литвинцева Г.Ю. Деконструкция в постмодернистских текстах литературы и искусства // Философия и культура. 2015. № 4. C. 582-592. DOI: 10.7256/1999-2793.2015.4.12676.

6. Новичкова Г.А. Концепция «одномерного человека» (современная аранжировка взглядов Г. Маркузе) // Педагогика и просвещение. 2012. № 1. C. 16-29.

7. Ли С.М., Логинова Е.Г. Страх, страдания, надежда, любовь как экзистенциальные характеристики человека // Философия и культура. 2010. № 8. С. 50-56.

Размещено на Allbest.ru