Дискурс, демократия, политическая публичность как составляющие германской нормативной концепции либерализма (Ю. Хабермас)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Российский университет транспорта (МИИТ)

Дискурс, демократия, политическая публичность как составляющие германской нормативной концепции либерализма (Ю. Хабермас)

Пархоменко Роман Николаевич

доктор философских наук

доцент кафедры философии и культурологии

Главное оригинальное достижение в социальной философии Юргена Хабермаса - его концепция, получившая название «делиберативной демократии» - выстроена в соотнесении с либеральной и республиканскими моделями государственного устройства. При этом Хабермас отмечает, что институциональные рамки всех концепций современных теорий демократического устройства состоят их трех главных элементов:

частной автономии граждан государства;

соблюдения принципов демократического гражданства в социуме;

незыблемости закона о независимой политической публичности.

При этом частная автономия граждан есть не что иное, как право индивида строить свою жизнь посредством принципов, которые для все граждан государства являются в равной степени допустимыми. Демократия гарантирует гражданам основные свободы, равный доступ к независимым судам при соблюдении принципа разделения властей на законодательную, судебную и исполнительную. По конституции демократических государств граждане имеют равные права на создание разнообразных групп и союзов, на участие в выборах и на проведение референдумов. При этом должен быть соблюдены как принцип конкуренции между партиями и ассоциациями, так и принцип достижения большинства при принятии решений, обязательных для всех членов общества.

По мнению Хабермаса, политическая публичная сфера развитого демократического государства должна содержать в себе принципы отделения правящего государства от экономического общества и принцип свободы печати и обмена информацией в обществе. Все эти три элемента: равные права на свободу, демократическое участие большинства населения в принятии важных решений и управление с использованием общественного мнения - «сливаются» в один проект, однако главный вопрос состоит здесь в понимании роли демократического процесса, ведь согласно либеральным воззрениям последний служит функциям «программирования государства в интересах общества, причем государство представляется как аппарат публичного управления, а общество - как система структурированного рыночным хозяйством сообщения частных лиц и их общественного труда» [1, С. 381-382]. В либерализме политика призвана претворять в жизнь интересы отдельных индивидов, которые при этом играют важную роль для всего общества. В свою очередь, государственная власть в лице чиновников должна использовать политические рычаги администрирования в масштабах и во благо всего государства.

Республиканская идеология, напротив, не исполняет такую опосредующую роль - она конститутивна для процессов социализации общества в целом. Республиканская идеология рассматривает политическую общественность и само гражданское общество как стратегически важные элементы государства. Эти два элемента политической архитектоники придают коммуникации людей в обществе необходимую интеграционную силу, а также гарантируют автономию индивидов. Если же мы разъединим политическую коммуникацию и экономическую сферу государства, то в этом случае возникнет объединение административной и коммуникативной властей, которое будет оказывать влияние на формирование как общественного мнения, так и политической воли граждан [1, С. 383]. Таким образом, различные демократические концепты каждый имеют свои предпочтения: либеральная теория делает акцент на свободах человека, тогда как в республиканской или делиберативной концепциях общественного устройства на первый план выходит или активное участие индивидов в демократическом процессе, или, как в делиберативной концепции самого Хабермаса, стремление к созданию общественных мнений граждан путем рационального дискурса.

Либерализм, истоки которого находятся в англо-американской духовной традиции, склонен сильно преувеличивать роль негативных свобод человека, что ведет к неприятию т.н. «западного индивидуализма» прежде всего, в восточных обществах. Вся правовая мощь западных демократий при этом встает на защиту личных интересов человека. Хабермас отмечает, что такое чисто инструменталистское понимание принципов демократии входит в резкое противоречие с республиканским «вариантом» демократических свобод, ведь правительственная власть должна быть не просто ««юридизирована» и зависеть от интересов граждан некоего дополитически уже конституированного общества. Скорее, согласно республиканской точке зрения, исходящая от народа и продолжающаяся в демократическом процессе, сама себя обосновывающая и воспроизводящая государственная власть является конститутивной для взаимосвязей общественной жизни в целом. Построение демократического конституционного государства мыслится здесь, исходя из телоса осуществления совместно проводимой объединенными гражданами практики самоопределения, а не (как в либеральной традиции) имея в виду осуществление автономного ведения жизни каждым отдельным человеком» [2, С. 115].

Таким образом, в республиканской традиции политического устройства государства акцент делается на первичности интересов общества как единого целого, а не на возвеличивании абсолютной автономии индивида, что нам наиболее отчетливо демонстрирует англо-американская демократическая идеология. В республиканской традиции человек заинтересован в служении обществу, он не является лишь пассивным потребителем услуг, предоставляемых государством и частным бизнесом. Поэтому при анализе таких категорий как «право» и «демократия» возникает проблема по обоснованию соотношения между коллективным демократическим согласием в государстве и личными правами и свободами граждан [3, С. 14].

Размышляя об основополагающем принципе демократических обществ - о свободе волеизъявления или же выражения собственного мнения, Хабермас не приемлет как либеральную, так и республиканскую модели западных демократий. Республиканская традиция всю ценность демократического процесса определяет через «экспрессивное волеизъявление» граждан, тогда как в либеральной модели свобода слова призвана примирять интересы правящей верхушки с интересами отдельных граждан. Делиберативная модель демократии, которую создал и обосновал в своих многочисленных трудах Хабермас [см. подробнее: 4], не приемлет «формальный» процесс проведения политических дискуссий, принятый как в либерализме, так и в республиканстве - делиберативная теория должна рационализировать данные процессы для улучшения качества условий при принятии важных решений: «[…] делиберативная модель опирается, скорее, на разумность дискурсов и переговоров, чем на честную направленность мотивов, ориентированных на успех и принимающих решение индивидов или на аутентичный характер общей воли нации. Объединенные интересы граждан общества или коллективный этос граждан государства сменяются здесь кооперативными поисками совместного решения проблем. Процедура и коммуникативные предпосылки демократического формирования мнения и волеизъявления функционируют как важнейшие шлюзы для дискурсивной рационализации решений правительства и органов управления» [2, С. 116].

Поэтому можно сделать вывод о том, что либеральная модель демократии имеет в качестве своей основы принципы правового государства, а свой главный акцент делает на решении проблемы правовой институализации свобод отдельного гражданина. В экономической концепции демократии политический процесс трактуется как постоянное противоборство партий в деле претворения в жизнь личных экономических интересов людей, которые действуют всегда рационально. Республиканская традиция выдвигает на первый план принципы народного суверенитета, равно как и понятие гражданского этоса. Данные модели современной западной демократии, полагает Хабермас, имеют свои собственные минусы - они недооценивают всю сложность и многослойность проблем современного постиндустриального глобализирующегося мира. Нетрудно догадаться, что именно делиберативная концепция общества способна учесть все многообразие интересов как групп граждан, так и отдельных индивидов во всей их сложности и полноте, равно как и решить вопрос о коллективном самоопределении людей в каждом конкретном государстве.

Хабермас останавливается и на понятии т.н. «эпистемического процедурализма» в делиберативной политике. Модель делиберативной политики исходит из того, что политическое формирование воли в государстве достигается путем дискурсивного формирования общественного мнения. Вообще, понятие дискурса является одним из центральных в работах Хабермаса. Что здесь имеется в виду? Хабермас говорит, что в соответствии с дискурсивным формированием общественного мнения мы приписываем демократическому процессу когнитивную функцию в той мере, в какой он «будучи рассмотренным в общем и целом, удовлетворяет следующим условиям: во-первых, гарантирует инклюзию всех им затронутых, прозрачность обсуждений и равные шансы на участие, а также, во-вторых, обосновывает предположение о рациональных результатах» [2, С. 119].

Сегодня мы находимся в такой ситуации, когда все возрастающая сложность общественных систем и подсистем, лавинообразное увеличение различных картин мира и жизненных установок требуют соответствующих регулирующих институтов, на создание которых и претендует современная политика. Такое принципиальное усложнение общественной ситуации повышает ценность общественных дискуссий, бесед и переговоров, т.е. возрастает роль коммуникации между различным слоями и группами в обществе для проведения эффективной политики принятия решений и управления государством. Современное «медийное общество» (Д. Бэлл) способствует возникновению т.н. информационной экономики, ускорению и уплотнению коммуникационных потоков, что, в свою очередь, ведет уже к революционным преобразованиям в самих коммуникативных технологиях. Подобное уплотнение информационных потоков не устраняет, однако, «цифровой водораздел» между различными группами людей. Ведь на вовлеченность в современные коммуникативные процессы влияют степень образованности, доход, социальные позиции индивидов.

Абстрактную пространственную структуру публичности Хабермас трактует как расширение социальных пространств, произведенное простыми интеракциями между присутствующими. Возрастающее значение роли интернета в мире коммуникации ведет, скорее, к фрагментированию групп людей, занятых решением одинаковых задач: «Эта публика распадается в виртуальном пространстве на колоссальное количество раздробленных, удерживаемых специальными интересами случайных групп. Таким способом имеющиеся национальные публичные сферы, видимо, скорее будут подорваны» [2, 130]. В национальных обществах политическая коммуникация проходит по трем каналам: дебаты в политических партиях - «институционализированные дискурсы»; коммуникация с помощью средств массовой информации; повседневная коммуникация граждан. Политическая публичная сфера при этом выступает как промежуточная система коммуникации между государственными чиновниками и простыми гражданами, не занимающимися профессиональной политикой и государственной деятельностью.

Хабермас настаивает на том, что лишь посредством доведенного до конца процесса легитимации «обсуждение» (Deliberation) может исполнить свою фильтрующую функцию в деле рационализации хаотичных потоков, неизбежно возникающих при формировании общественного мнения в политике государства. Задачей делиберативной модели политики является обоснование того, что в процессе политических дискуссий были задействованы релевантные постановки вопросов, максимально точно и непредвзято обрисовывающие состояние и расклад сил и интересов в политической жизни конкретного государства. Также необходима проверка и серьезная оценка возможных альтернатив при принятии политических решений. В итоге дискуссий должны победить рационально мотивированные позиции, направленные на процедурно правильные решения, приемлемые для большинства граждан.

Элита в сообществе политиков должна отслеживать господствующие настроения в обществе, определять главные тренды в общественном умонастроении и далее «возвращать» их в уточненном и теоретическом виде своим избирателям. Политическая элита в демократическом обществе призвана формулировать «релевантные темы и подходящие начинания на повестку дня государственных институтов, а также наблюдать за самими институционализированными консультативными процессами и процессами принятия решений и комментировать их. Из этого коммуникативного круговорота между центром и периферией должны возникать отрефлектированные общественные мнения - как собственные продукты публичной сферы» [2, 135]. Хабермас убежден в том, что в крупных национальных обществах политическая публичная сфера вполне в состоянии генерировать подобные отрефлектированные общественные мнения, что и является доказательством продуктивности и истинности предложенной им новой модели делиберативной демократии.

Необходимо заметить, что Хабермас определяет понятие публичной сферы, равно как и понятие политического, не из него самого, а при помощи обращения к рационалистической традиции дискурса. Свобода соотносится у него с идеей народного суверенитета и подробно обосновывается в его теории дискурса и делиберативной демократии. Понятие народного суверенитета означает не что иное, как такое состояние права в государстве, когда на место модели договора между индивидами ставится процесс открытых дискуссий участников коммуникации.

Таким образом, реформирование общественного мнения происходит не в форме компромисса, но в виде открытой публичной дискуссии, направленной на «рациональную приемлемость правил в свете общих интересов и ценностных ориентаций. Субъекты права - это не собственники самих себя и не солидарные частицы целого - народа, а индивиды, достигающие в процессе коммуникации нравственного признания друг друга, что и обеспечивает социальную интеграцию автономных индивидов» [5, С. 30]. При этом сфера личных интересов и свобод человека гарантируется не только посредством согласования разнонаправленных интересов в обществе, но и путем сопоставления друг с другом дискурса этического самопонимания и принципов юридической справедливости.

Хабермас обращается и к теме культурного воздействия национальной идентичности на становление различных типов государственного устройства. Первоначальные идеи на эту тему были высказаны им в работе «Гражданство и национальная идентичность», опубликованной в 1990 отдельной книгой; позже эта небольшая работа была включена в состав книги «Фактичность и значимость». В более позднем труде «Вовлечение другого» вся третья часть книги посвящена рассмотрению вопроса о том, «есть ли будущее у национального государства?».

Философ отмечает, что зачастую идеализируемое или же превратно истолковываемое понятие «нации» дает предостаточно поводов для самых различных спорных утверждений. С помощью понятия нации его приверженцы то апеллируют к «имагинерному» праву на национальное самоопределение, то сталкивают позиции мультикультурности и идеологию прав человека развитого гражданского общества, то начинают относиться с подозрением к передаче суверенных прав «сверхнациональным учреждениям». Приверженцы нации как определенного замкнутого этноса зачастую упускают из вида тот факт, что как раз грандиозные успехи национального демократического государства вкупе с республиканской идеологией способны указать нам путь неизбежного перехода к постнациональным идеям и принципам построения общества нового типа, которое с неизбежностью придет на смену классическому национальному государства [1, С. 49]. Поэтому Хабермас и пытается разобраться в таком щепетильном вопросе как нация и национальное самосознание с предельной осторожность и тщательностью.

По его глубокому убеждению, исчезновение «семантической связки между [понятиями] гражданства и национальной идентичности отражает тот факт, что сегодня, с превращением Европейского сообщества в политический союз, постепенно исчезает и классическая форма национального государства» [6, С. 211]. Хабермас полагает, что развитие истории Европы приводит в эпоху Нового времени к тому, что оспаривается такая форма существования государств как империя - Римская, Османская или же Российская. Возникает и постепенно набирает силу новая форма организации государств - федерация - в Швейцарии федеративное государственное устройство помогает избавиться от различного рода межэтнических конфликтов.

Однако наибольшее значение в Европе в то время получает все же третья форма государственного устройства - централизованное территориальное государство - как в Швеции, Англии, Франции или Португалии. Изначально такая форма возникает из королевств, демократизируемых по французскому образцу. Именно этот вид государственного устройства и создал те рамочные условия, при которых капиталистическая форма хозяйствования доказала свою наибольшую эффективность и поэтому получила широкое распространение по всему миру.

В классической политологии, отмечает Хабермас, понятия народа и этноса были четко разграничены: граждане государства высказывают свое общественное мнение, а также обладают способностью к рациональному волеизъявлению; этнос же, напротив, есть историческая дополитическая форма сообщества индивидов, в основе которой лежат принципы кровного родства. Этнические общности «старше наций, которые, хотя и базируются на неких натуралистических мифах, являются искусственными образованиями. […] Инфляция национального […] приводит к эскалации этнического. Этнологическое понятие нации призвано реанимировать «чувство-мы» на более широкой, нежели кровно-родственная, основе» [5, С. 27-28].

Хабермас отмечает, что именно государство национального типа создает развитую систему для управления, построенного на принципах правового государства, что может дать гарантии для функционирования реального пространства для индивидуальной и коллективной деятельности, свободного от навязчивого контроля со стороны государства. Это обеспечит фундамент для роста культурной и этнической гомогенности, гарантирующей демократические принципы государственного устройства, с тем, однако, недостатком, что права национальных меньшинств в государстве могут быть ущемлены. Понятия национального государства и демократии, подчеркивает Хабермас, очень близки между собой и возникли в ходе Французской революции [6, С. 212]. Национальное самосознание, сформировавшееся в эту эпоху во Франции, стало выполнять функцию специфического способа культурной интеграции народов в Западной Европе, что особенно ярко проявивилось в Новое и Новейшее время.

Основные массы населения в ходе этой культурной интеграции оказываются «вырванными» из своих традиционных сословных связей - отныне основополагающее значение получают процессы экономической и социальной модернизации и мобильности населения. Таким образом, полагает Хабермас, мы приходим к тому, что население национального государства оказывается и мобилизовано, и разобщено одновременно.

Национализм являет собой не что иное, как определенный вид сознания людей, возникший в процессе «фильтрации» истории государства и рефлективного усвоения культурных традиций данного народа. Носителями национального самосознания являются образованные слои населения, а идеология национализма распространяется посредством литературы и публицистики. Такого рода каналы распространения идей национализма с помощью средств современной массовой коммуникации делают идеологию национализма уязвимой в отношении разного рода манипуляций и злоупотреблений.

Если обратиться к рассмотрению истории Европы, то нетрудно заметить, что понятия национализма и национального государства проистекают из понятия «нация». К примеру, у римлян «Natio» было именем богини рождения. Это понятие означало цивилизованный политической союз, что мы не можем наблюдать у примитивных народов. Великая Французская революция способствовала тому, что граждане, образующие определенную нацию, ищут идентичность не в «этнически-культурных сходствах, но в практике граждан, которые активно используют свои демократические права на участие и коммуникацию. Здесь республиканская компонента [идеи] гражданства полностью освобождается от принадлежности к дополитическому сообществу, интегрированному через происхождение, общие традиции и язык. Рассмотренный в этой перспективе первоначальный сплав национального сознания и республиканских убеждений оказывается выполняющим лишь функцию катализатора» [6, С. 214].

Хабермас настаивает на том, что на возникновение национализма повлияли как историзм, так и идеи романтизма. Постепенно национализм встает на место естественной унаследованной национальности и становится искусственным конструктом - особой формой духа.

Современные мультикультурные общества - такие, как Швейцария или США - есть пример того, что политические принципы построения государственной целостности совсем не обязательно базируются на общем для всех граждан этническом или языковом фундаменте: «Либеральная политическая культура образует лишь общий знаменатель конституционного патриотизма, который одновременно обостряет ощущение многообразия и неприкосновенности различных форм жизни, сосуществующих в мультикультурном обществе» [6, С. 223]. Именно такая модель, по мысли Хабермаса, и должна быть принята в качестве основы для строящегося Европейского сообщества. Итак, Хабермас твердо убежден в том, что идеи демократического гражданства носят универсальный и наднациональный характер.

Национализм в Европе в эпоху Нового времени способствовал как возникновению современной политической карты Европы, так и распространению формы капиталистического хозяйствования по всему миру. Рассматривая процесс создания объединенного Европейского сообщества, в качестве основной политической проблемы для граждан ЕС Хабермас называет увеличение разрыва между «вовлеченностью» и «участием»: «Все возрастающее число мер, решения о которых принимаются на наднациональном уровне, вовлекает в свою орбиту все большее число граждан во все более широких жизненных сферах. Но поскольку роль гражданина эффективно институциализирована только в пределах национальных государств, граждане лишены всяких реальных возможностей тематизировать всеевропейские решения и оказывать на них влияние» [6, С. 227].

Либеральные права генетически возникли из устремлений и политической активности частного собственника, а функционально либеральные права - это институализация рыночной системы, нормативно они гарантируют справедливое компенсаторное распределение общественного богатства. Поэтому либеральная основа Европейского Сообщества как надгосударственного единства должна смягчить неизбежные трения между отдельными государствами, входящими в это сообщество.

Интересно, что Хабермас даже сравнивает систему Европейского сообщества с великими империями, имевшими только один шанс появиться и затем навсегда исчезавшие с мировой арены. В качестве исключения из этого сформулированного им самим правила, он выводит тот факт, что современная Европа получила сегодня уникальный второй такой шанс на полномасштабное развитие [6, С. 233] - с тем, однако, отличием, что этот шанс может быть реализован, если только европейские политики откажутся от проведения привычной силовой политики и будут учитывать изменившиеся условия, диктующие достижения не-имперского взаимопонимания с другими народами и культурами.

Как четко явствует из всего вышесказанного - и я повторюсь в этом моменте - Хабермас однозначно выступает за универсалистское понимание либеральных принципов. По его мнению, идентичность политической общности держится, прежде всего, на «укорененных в политической культуре правовых принципах, а не на особой этнически-культурной форме жизни в целом» [6, С. 243]. Политическая практика демократического государства не допускает существование какой-либо привилегированной культурной формы жизни в государстве. Хабермас говорит и том, что процессы глобализации в современном мире изменяют сами легитимационные основы национальных государств «классического» типа: «На наших глазах возникает высоковзаимозависимое мировое общество, функциональные системы которого беспрепятственно проникают через национальные границы. Растущей потребности в координации и регулировании должна удовлетворять растущая сеть международных организаций. Здесь принимаются политические решения, которые из-за своего характера, глубины вмешательства и постоянства имеют слишком большое значение для населения участвующих национальных государств, чтобы легитимационной основы международных договоров еще могло бы быть достаточно для подобного «управления по ту сторону национального государства»; эта основа в любом случае больше не удовлетворяет критериям, привычным для демократических конституционных государств» [2, С. 153].

Сегодня часто заходит речь о т.н. глобальной публичной сфере, когда определенное событие приковывает к себе внимание средств массовой информации всего мира. Однако подобного рода глобальное наблюдение и комментирование событий никак не сопоставимы с процессом транснационального принятия политических решений. Хабермас даже говорит о «дефиците демократии» в странах Европейского союза, когда граждане не имеют прямого влияния на процесс принятия решений в Европарламенте. На сегодня в ЕС нет общеевропейской публичной сферы, а Европарламент при постановке вопросов и при принятии решений руководствуется не общеевропейскими, а национальными приоритетами.

Рассуждая о постнациональной демократии, Хабермас сегодня выделяет четыре следующих похода к этому вопросу: евроскептиков, еврорыночников, еврофедералистов и сторонников некоего «global governance». Рассматривая эти подходы, несложно распознать умонастроения, господствующие в ЕС. Скептики против политики объединенной Европы, рыночники довольствуются лишь принципами экономической солидарности, а федералисты не против объединенного общеевропейского правительства, наделенного собственной легитимационной основой. И, наконец, «космополиты», или приверженцы теории «global governance», принимают союзное государство Европу - ЕС - как первоначальную основу для создания новой системы глобальной «мировой внутренней политики», в основу которой будут заложены международные правовые принципы.

Координационные проблемы, которых более чем достаточно на внутриевропейском уровне, еще более обостряются, если мы выходим на уровень глобальной мировой политики. И если вопросы, связанные с регулированием экологии на мировом уровне, привели к созданию специальных организаций, выполняющих регулятивные функции, то для глобальных решений, которые не требуют позитивной координации действий различных правительств, «барьеры (пока) слишком высоки». Мировое сообщество и его межнациональные институты пока еще не возникли в реальной политике. Этот новый проект должен возникнуть не на правительственном уровне, а благодаря частной инициативе людей, объединенных в конкретные гражданские сообщества. Хабермас подчеркивает, что проблема при этом состоит в том, что активные социальные сообщества возникают лишь тогда, когда в обществе лавинообразно нарастают конфликтные ситуации, стимулирующие, в свою очередь, возникновение «нормативно удовлетворительных» перспектив по созданию конкретных институтов такого мирового сообщества нового типа [7, С. 340].

А формулировкой того или иного социального проекта должны заниматься политические партии, работающие напрямую с широкими слоями населения. Причем национальные партии должны действовать и предвосхищать события не только в рамках национального пространства, они обязаны учитывать и задумываться и об общеевропейском пространстве действий. А такое пристальное внимание к проблемам общеевропейского пространства должно с необходимостью привести европейских политиков к осознанию важности на сегодня создания общего социума Европы, способного оказывать достойное влияние на общемировые политические и экономические процессы на глобальном мировом рынке.

Необходимо заметить, что концепция делиберативной демократии Хабермаса неоднократно подвергалась критике со стороны его коллег. Обычно приводится аргумент о том, что демократические процедуры в государстве базируются не на «рационально мотивированном» согласии индивидов государства, а, как правило, решающую роль при принятии демократических решений играет принцип принятия решений большинством [3, С. 33].

Исходя из всего вышеизложенного нетрудно заметить, что Хабермас в обосновании демократических постулатов своей теории придерживается принципа автономии права как важнейшего условия юридической практики, лежащего в основе демократических государств. Также можно отметить, что Хабермас представляет нормативную концепцию демократии и права - он постоянно подчеркивает тот момент, что действенность теоретических и практических высказываний зависит от рационально мотивированного согласия в обществе. В своих работах Хабермас выступает за репрезентативную законотворческую деятельность и исходит при этом из того, что лишь в этом случае нам ясны основания законопроектов, дебатируемых в обществе.

Хабермас обращается и к сфере культуры, когда он утверждает, что демократическое самоопределение нации возникает в тот момент, когда «народ государства преобразуется в нацию граждан, которые самостоятельно распоряжаются своими судьбами. Однако же политическая мобилизация «подданных» требует и культурной интеграции населения, поначалу наскоро собранного. Именно это пожелание и выполняет идея нации, с помощью которой подданные государства - выходя за рамки наследственной лояльности по отношению к деревне и семье, к местности и династии - образуют новую форму коллективной идентичности» [7, С. 277]. Только культурные символы и символическое определение «народа» и позволяет нам четко определить понятие национального государства.

Нетрудно заметить, что в своей концепции делиберативной демократии Хабермас стремится восстановить более широкий спектр опосредований между гражданским обществом и государством и тем самым дает более высокую оценку нормативных требований публичной сферы. Таким образом, нетрудно увидеть и обращение Хабермаса к идеям Гегеля, когда последний пытался соединить нормативные требования современности с античным пониманием понятия государства. Хабермас характеризует такую сферу публичности нового типа соответственно как bourgeois, так как независимые владельцы собственности в такой сфере публичности всегда разобщены между собой - эгоистические интересы и конкурентная борьба, которые определяют все в обществе, могут с помощью коммуникации рационального типа, свободной и неограниченной, создавать коллективные умонастроения. Это та область либерального, нуждающаяся для сохранения ее автономности в целом ряде политических свобод - таких, как свобода слова, печати, собраний и коммуникации. Все это с необходимостью определяет и главные параметры индивидуальной автономии граждан, к примеру, права неприкосновенности частной жизни [8, С. 297].

В качестве положительного момента можно отметить тот факт, что основные положения теории дискурсивной демократии обоснованы Хабермасом достаточно убедительно. Однако это обоснование во многом опирается на твердое убеждение о том, что все люди с необходимостью являются по своей сущности рациональными существами, поведение которых регулируется рациональными принципами, выраженными в языке. Как верно подмечает в этой связи К. Рам [3, С. 97], Хабермас разрабатывает принципиально ложную концепцию автономии личности, поскольку идея автономии индивида у него редицурована лишь к подчеркиванию безусловности ценности гражданских свобод в сфере коммуникации, когда человек в ходе открытых дебатов волен принимать или не принимать конкретные точки зрения, доктрины и идеологии. Однако строение общественной жизни, к сожалению, не столь однозначно и однопорядково - оно многообразнее, сложнее и находится постоянном в движении, постоянно предлагая все новые формы политической публичной активности.

Библиография

демократия либерализм свобода человек

1. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2008. 417 с.

2. Хабермас Ю. Имеет ли демократия еще и эпистемическое измерение? Эмпирическое исследование и нормативная теория // Хабермас Ю. Ах, Европа. Небольшие политические сочинения, XI. М.: Весь мир, 2012. С. 111-155.

3. Rahm C. Recht und Demokratie bei Juergen Habermas und Ronald Dworkin. Frankfurt a. M.: Peter Lang, 2005. 101 S.

4. Пархоменко Р.Н. Теория делиберативной демократии Ю. Хабермаса // Философия и культура № 4(52)-2012. С. 40-49.

5. Марков Б. В поисках другого // Хабермас Ю. Вовлечение другого: очерки политической теории. СПб., 2008. С. 5-46.

6. Хабермас Ю. Гражданство и национальная идентичность // Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995. С. 209-245.

7. Хабермас Ю. Постнациональная констелляция и будущее демократии // Хабермас Ю. Политические работы. М., 2005. С. 269-340.

8. Джин Л. Коэн, Э. Арато. Гражданское общество и политическая теория. М.: Весь мир, 2003. 439 с.

Размещено на Allbest.ru