Скептицизм как высшая форма дискурсивного реализма

В силу этих своих особенностей античный скептицизм возможно квалифицировать, как справедливо утверждает английская исследовательница Г. Стрикер, в большей степени в качестве своеобразного философского подхода, нежели - теории «…ancient skepticism seems to consist in an attitude rather then a theory» [6. P. 93].

В своем известном исследовании об античном скептицизме А.Ф. Лосев отмечает, что «незаметно для себя Секст разболтал тайну античного скепсиса, которую мы и не сумели бы выразить более выразительными и более глубокими словами. Три истины скепсиса, три его основания выражены здесь с непревосходимой ясностью: отчаяние проникнуть в объект и овладеть им, невольное падение в бездну своего собственного субъекта и объективная правдивость бытия этого покинутого на самого себя субъективизма. Когда античный философ углубился в свой собственный изолированный субъект, когда он бросил эту губку в самое лицо неудавшейся картины, тут-то и выступила объективная правда такого субъективизма. Субъект саморазложился и превратился в пену. Но эта-то пена и оказалась тем, что представляет собой объективное бытие по существу. Послушание неведомо кем и чем направляемому становлению, и в субъекте и в объекте, оголенная от всякой рациональности действительность - вот последнее слово античной скептической эстетики» [21. С. 388].

Еще раз можно отметить то, что всеобщее отрицание не является подлинным духом скептицизма. Положительной, или догматической (как говорят скептики) философии скептицизм противопоставляет не отрицание ее идей и построений, но всего лишь критику ее основоположений. Предметом скептической атаки является не философия как таковая, а те рациональные положения, которые пытаются сделать ее базисом. Не случайно скептики неоднократно провозглашают основным объектом своих нападок не действительность как таковую, а высказывания о ней, суждения, претендующие на статус достоверности. Согласно одной из основных скептических идей познание истины невозможно без опосредующей роли самосознания и самопознания, а также - критики самих условий и результатов гносеологической деятельности (это обстоятельство, несомненно, в значительной степени роднит скептицизм с критицизмом и дает лишнее основание отказаться от положения о его близости к агностицизму и релятивизму). Теоретическое познание, лишенное подобного самоанализа, вполне может встать на ложный путь и заболеть своего рода интеллектуальной болезнью, основной симптом которой заключается в том, что за истину выдаются произвольно порождаемые умом фантомы. «Скептики подходят к философии, - говорит А.В. Семушкин в своей статье, посвященной античному скептицизму, - как ее врачеватели, изгоняющие из нее бесов воображения. И в этом они остаются верны первородному завету философии - императиву самопознания» [27. С. 176]. Со скептицизмом по отношению к философии произошло приблизительно то же самое, что и, в свое время, с философией по отношению к мифологии, т. е. скептицизм выдвинул в адрес философии те же по сути возражения, которые некогда рождающаяся философия предъявила традиционному мифологическому мировоззрению. В основе движения от мифа к логосу лежала радикальная смена самих способов представления реальности, или, иначе говоря, - гносеологическая рефлексия. Противостояние философии, переживающей свое рождение, и мифологии было, главным образом, обусловлено именно этим коренным переворотом в самосознании. Одна из несомненных заслуг философии заключается в том, что она, усомнившись в надежности эмпирических и рациональных предпосылок мифологической картины мира, отвергла и преодолела ее. Однако, парадоксальным образом, усомнившись в надежности и прочности предпосылок мифологической картины мира, философия к своему «удивлению» и «разочарованию» оказалась неспособной к тому, чтобы «застраховать» себя от произвола собственных «призраков» в лице беспредпосылочных, по крупному счету, метафизических построений. Если даже картина мира, формируемая философией, и представляется более рациональной и убедительной, чем та, которую предлагает мифология, то и она, в конечном итоге, ни эмпирически, ни логически неверифицируема, так как, отвергая и преодолевая мифологию, с одной стороны, философия унаследовала от нее особенность беспредпосылочного творческого конструирования мира, с другой стороны (причем эта особенность является одной из основных черт природы философского знания). Возможно утверждать, что в натурфилософских учениях досократиков и особенно в учениях Платона и Аристотеля мифологическое и поэтическое творчество переживает свое второе рождение, теперь - спекулятивное, т.е. логос, отвергнув миф, в то же время стал своего рода его продолжением и уподоблением, так как выстраивал свои положения не столько путем доказательства и обоснования, сколько - декларации, умозрения и веры.

Рефлексия, которая во многом была обязана своим рождением борьбе с мифологией, до поры принималась философами в качестве ее несомненной и убедительной альтернативы, так как вполне создавала впечатление, по сравнению с мифологией и в отличие от нее, интеллектуального беспристрастия мыслителей. Однако с течением времени рамки досократической и классической рефлексии пришли в противоречие с аксиологическими и эпистемологическими запросами эллинистического духа, в результате чего философия, в данном случае, сама оказалась в положении мифологии, которую когда-то критиковала за интеллектуальную неудовлетворительность. Как некогда миф потерял свой авторитет перед лицом философской рефлексии, так последняя на определенном этапе сама превратилась в объект сомнения, требующий тщательной критики, орудием которой как раз и явился скептицизм, представители которого категорически отграничивали традиционную (или догматическую, как они говорили) философию от того образца философского сознания, который они рассматривали в качестве радикальной и обязательной замены последней. Таким образом, скептики ставят перед философией своеобразную дилемму: либо она должна отказаться от своих привычных (прежних, или старых, с точки зрения скептиков) способов философствования, либо должна безропотно разделить участь мифологии и покинуть арену духовной культуры человечества. Будучи определенным историческим и идейным порождением эллинистической эпохи, одной из характерных черт субъекта которой было нежелание принимать на веру обобщенные суждения о природе вещей, скептицизм начинает, как уже говорилось, с решительного преобразования объектно-субъектной структуры мышления, которая пересматривается и интерпретируется в плане отчетливо выраженного самосознания. Для досократической и классической греческой философии данная структура мышления характеризовалась выраженной приоритетностью объективного перед субъективным, т.е. традиционная (с точки зрения скептиков) философия в той или иной форме уподобляла субъект объекту или же рассматривала его в качестве своеобразного дублирующего агента последнего. В силу этого обстоятельства в доскептической философии космологические и космогонические идеи, по крупному счету, являются преобладающими перед субъективно-антропологическими построениями: над логикой и этикой, выражающих и отражающих мир человека, или микрокосмос доминирует физика, которая служит выражением и отражением мира сверхчеловеческого, божественного, или макрокосмоса. Такое проблемное содержание философии сохраняется и в эллинистическую эпоху, кроме того, ее структура, включающая в себя такие три элемента как физика, логика и этика, становится более упорядоченной и едва ли не канонизируется. Однако в самой этой структуре совершенно по-новому расставляются акценты в процессе философствования. У скептиков остается традиционное содержание философской проблематики, но подходы к нему становятся принципиально иными: субъект как бы освобождается от безусловного доминирования над ним объективно-всеобщих начал мироздания; и объект-субъектная структура философского знания реализуется в скептицизме прежде всего в рамках такого освобождения субъекта. Скептицизм, таким образом, ставит и пытается решить не столько проблемы бытия, сколько задается вопросами, связанными с субъективными условиями постановки таких проблем. Для скептиков важны не столько вещи сами по себе, сколько проблема суждений о них, в силу чего скептические построения относятся в первую очередь не к объектам, а к высказываниям об объектах - скептики прежде всего интересуются субъективными и саморефлективными условиями, обстоятельствами и параметрами мыслимости объективной действительности, которая, таким образом, представляется не в большей мере предметом мысли, чем мыслью о предмете.

Одно из наиболее важных понятий скептицизма, о котором уже говорилось, это - понятие изостении, или равносилия противоположных суждений. Сомневающиеся во всем скептики для того, чтобы оставаться последовательными, должны усомниться и в самой изостении, т.е. уравнять ее с тем равенством, которое она выражает. В этом случае положение, по которому «скептики только ищут» (т.е. ничего не утверждают и не отрицают, а только сомневаются), не будет, с одной стороны, оборачиваться догматизмом, а, с другой стороны, не будет нести в себе внутреннего противоречия, тем самым нейтрализуя один из распространенных аргументов против скептицизма, по которому он является или своего рода отрицательным догматизмом, или внутренне противоречивым философским построением; и в этом заключается одно из существенных отличий скептицизма от традиционных типов и форм философского мышления: скептическая «картина мира» принципиально мобильна и пластична, и, как следствие, скептические философские построения обычно не приводят к каким-либо определенным результатам, но в то же время они открыты для различных точек зрения, и поэтому чужды произвольно и бездоказательно, в конечном итоге, принимаемым положениям, ничего не «выносят за скобки», благодаря чему видят правоту (как и неправоту) любой философской идеи. Поэтому скептицизм - это именно поиск истины, а не отрицание возможности ее достижения, как достаточно часто интерпретируется скептическая философия. Скептицизм можно охарактеризовать как самосомневающееся сомнение, которое, являясь вполне нетрадиционным философским решением, представляет собой вечно ищущее, никогда не удовлетворенное, ни на чем окончательно не останавливающееся философское мышление.

В силу такой характеристики античного скептицизма он вряд ли может рассматриваться не только в качестве одной из философских школ, или систем, но даже ? в качестве одного из философских направлений, течений, традиций. В свете вышеуказанной характеристики античного скептицизма и вообще скептицизма (т.к. античный скептицизм ? своего рода классический образец, или «эталон» скептицизма) интересно рассмотреть соотношение понятий «скептицизм» и «скепсис». На первый взгляд эти понятия невозможно расценить как равнозначные; можно предположить, что они находятся в отношении родовидового подчинения: скептицизм ? это обязательно скепсис, но скепсис ? не обязательно скептицизм. Такой тезис может базироваться на утверждении, согласно которому понятие «скепсис» является более широким по объему, чем понятие «скептицизм»: скепсис ? это любое сомнение в процессе философского (и не только философского) мышления, а скептицизм ? это уже философская система, построенная на скепсисе, возводящая его в своего рода основной постулат, в известной степени абсолютизирующая его. В свете таких рассуждений понятия «скепсис» и «скептицизм», конечно же, не являются синонимами. Однако сама практика их употребления делает соотношение этих понятий не таким простым, как может показаться и как это было продемонстрировано выше. Обратимся к словарю иностранных слов, в котором термин «скептицизм» имеет два значения: «1) философское направление, подвергающее сомнению возможность познания объективной действительности; 2) критическое, недоверчивое отношение к чему-либо, сомнение в возможности, правильности или истинности чего-либо». Там же термин «скепсис» определяется как то же, что и «скептицизм» во втором значении [28. С. 471]. Итак, получается, что понятия «скепсис» и «скептицизм» являются отчасти равнозначными, ? по крайней мере «скептицизм» в одном из своих значений ? то же, что и «скепсис». Такая равнозначность или синонимичность этих терминов проявляется, например, в тех случаях, когда в историко-философской литературе традиционно говорится именно о скептицизме Паскаля, Декарта и т.п., а не о скепсисе Паскаля и Декарта (чаще всего мы читаем: «скептицизм Декарта», а не «скепсис Декарта»), хотя в свете характеристики соотношения этих понятий как родовидовых, речь должна идти именно о скепсисе, а не о скептицизме (скептицизм, например, Декарта и скептицизм Пиррона ? это не один и тот же скептицизм).

Признав, что понятие «скепсис» равнозначно понятию «скептицизм» в его втором значении («критическое, недоверчивое отношение к чему-либо, сомнение в возможности, правильности или истинности чего-либо»), можно пойти еще дальше, вернувшись к характеристике скептицизма (в его первом значении ? «философское направление, подвергающее сомнению возможность познания объективной действительности») как самосомневающегося сомнения. Если скептицизм в качестве последовательного философского направления, или традиции (как было показано выше) подрывает (упраздняет, уничтожает) самого себя, то он вряд ли может быть охарактеризован как философское направление, или течение; в данном случае он останется всего лишь всепоглощающим сомнением, а значит - не скептицизмом (определенным философским построением), а только скепсисом. Таким образом, как то ни удивительно, на первый взгляд, понятия «скепсис» и «скептицизм» находятся скорее в отношении равнозначности, чем родовидового подчинения; а соответствующие термины могут использоваться в качестве синонимов. Если же скептицизм представляет собой не столько определенное философское направление, сколько сам стиль философской рефлексии, то можно достаточно нетрадиционно рассмотреть вопрос о локализации такого явления как античный скептицизм не только в пирронизме, но и ? в других философских учениях эллинизма.

Само появление скептицизма указало на факт неких весьма серьезных изменений в древнегреческой философской традиции, и, шире, ? социальной истории, в силу чего уместно задаться вопросом, почему эти изменения произошли, почему древнегреческая философская мысль обратила специальное внимание на сам механизм мышления и пришла к выводу о ненадежности этого механизма как механизма достижения истины.

Античный скептицизм - интеллектуальное явление определенного времени, и потому он, так или иначе, должен характеризовать все философские школы, или направления, которые в это время - эллинистическое - существовали. Поэтому возможно утверждать, что эллинистическая философия представлена не только, условно говоря, «школой» собственно скептиков, к которой относились также представители средней и новой академии, но и школу стоиков, школу эпикурейцев и школу киников: все они находились в контексте поворота древнегреческой философской традиции к скептицизму, и все должны были впитать дух этого поворота. (Киников я специально не рассматриваю, поскольку их скептицизм является в большей степени поведенческим, чем дискурсивным, развернутой его картины не получается, и поэтому возможно просто причислить кинический скептицизм к античному скептицизму, полноценно представленному прочими школами эллинистической философии.) Пока же можно отметить, что античный скептицизм в различных направлениях эллинистической философии явился своеобразной философской инновацией, поскольку эти направления при всех различиях и разногласиях между собой сосредоточились на проблеме отношения человеческой рациональности и истины к внешнему (для человека) миру. Такую проблему предыдущая философия специально не ставила, смело формулируя свои космологические истины без рефлексии по их поводу. Вот, собственно, почему скептические элементы античной философии до появления эллинистического скептицизма не могут считаться полноценным показателем скептицизма. Рефлексия по поводу истины, возведенная на уровень философии, ? это инновация эллинистической философии. Причем эта инновация - скептицизм, поскольку подобная рефлексия означает осознание истины как проблемы, т.е. является сомнением в отношении истины, а сомнение дает начало скептицизму, который может быть меньшим или большим, принимать ту или иную форму, но никогда уже не исчезнет. Поэтому стоики, эпикурейцы, киники и собственно скептики, коль скоро они осуществляли специальную философскую рефлексию в отношении истины, могут рассматриваться в качестве скептических философов, взаимные разногласия которых имеют значение, если только указывают на особенности скептицизма этих философов.

Предлагаемое мной положение, согласно которому скептическими философами можно назвать не только Пиррона и его последователей, но также, как то ни удивительно, на первый взгляд, стоиков, эпикурейцев и киников, вполне может вызвать возражение и даже недоумение, ведь традиционно в историко-философской литературе, посвященной эллинизму, стоицизм, эпикуреизм, кинизм и скептицизм рассматриваются именно как различные философские школы, или направления, полемизирующие и идейно конкурирующие друг с другом. Однако наряду с чертами различия философских течений, направлений, идей всегда находятся и черты сходства. В историко-философской литературе, опять же традиционно, такими чертами сходства стоического, эпикурейского, кинического и скептического учений справедливо называется их общая эвдемонистическая направленность, выражающаяся в приоритете и верховенстве этической проблематики по отношению к космологической и эпистемологической: различные философские школы эллинизма, в силу определенных социально-исторических условий, стремились создать эффективную модель индивидуального выживания (прежде всего духовного) в жестоком и враждебном человеку мире. Полностью соглашаясь с таким образом понимаемыми и представляемыми чертами сходства эллинистических философских школ, автор предпринимает попытку обнаружения и других «точек» их идейного соприкосновения. Причем в данном поиске возможно даже не добавить положение о еще каких-то чертах сходства философских направлений эллинизма, а продолжить, развить, расширить и углубить идею об их общем эвдемонистическом корне. Так если поиск и разработка эвдемонистических моделей была во многом продиктована необходимостью противостояния человека враждебному миру, то, значит, эта идея враждебного, жестокого и «неправильного» мира является общей для всех направлений эллинистической философии. Таким образом, связующим звеном умонастроений и, как следствие, учений различных эллинистических философов является специфическое социально-протестное сознание, неизбежно порождающее ярко выраженный социальный скепсис, который вряд ли был бы возможен в контексте, например, классического периода греческой философии. Во всяком случае, знаменитый эпикурейский императив «Проживи незаметно», концентрировано выражающий враждебность философски мыслящего человека по отношению к несовершенному миру, а значит, ? явственный социальный протест и скепсис ? не мог прозвучать, например, у Сократа, Платона или Аристотеля.

В этой связи уместно вспомнить известный сюжет о том, как друзья Сократа подготовили и предложили ему побег из тюрьмы, от которого афинский мыслитель отказался, мотивируя это тем, что уважает законы своей страны, не может идти против решения суда и добровольно подчиняется вынесенному ему приговору. Представим себе на месте Сократа эпикурейца и зададимся вопросом ? согласился бы он на побег. Ответ почти очевиден ? эпикуреец, скорее всего, не раздумывая, убежал бы. Стоик, вполне возможно, не убежал бы, но ? по совершенно иным мотивам, нежели Сократ: из мужественной покорности своей суровой судьбе, а не из уважения к законам страны и судебному решению. Наконец скептик или киник, как и эпикуреец, также, наверное, с радостью согласились бы на побег. Причем не исключено, что эпикуреец, скептик и киник, бежав из тюрьмы, радовались бы не столько спасению собственной жизни, сколько возможности противостоять презираемому и ненавидимому современному им миру. Вспомним также, что Сократ как афинский гражданин участвовал в военных походах, рассматривая воинскую службу в качестве своего гражданского долга. Эпикуреец, скептик и киник, скорее всего, в отношении такой службы были бы «уклонистами».

Эта общая для всех эллинистических философов социально-протестная и скептическая интеллектуальная ориентация обусловила своеобразную «внутреннюю эмиграцию», которая также является существенной чертой сходства различных философских школ эллинизма. Такая «эмиграция» ознаменовала собой не антропологический даже, а скорее своеобразный экзистенциальный поворот античной философии. Причем этот ее поворот «лицом к человеку» существенно отличается от того поворота, который связан с переломом досократического и классического периодов и философской деятельностью софистов и Сократа. Сократова переориентация философии также была антропологическим поворотом, но, что важно, ? поворотом к человеку, социально включенному и активному, человеку-гражданину и даже патриоту. Эллинистическая же «экзистенциальная» направленность была поворотом к человеку социально не включенному и пассивному, одинокому и заброшенному, разочарованному и изверившемуся, не гражданину и патриоту, а анархисту и космополиту.

Не удивительно, что такого рода поворот философии совершенно по-новому поставил в ней проблему человека и человеческого мышления, произошло, можно сказать, переоткрытие вопроса об отношении человека и его знаний к реальному миру, о природе истины; в силу чего эллинистическая философия, помимо всего прочего, явилась оригинальной попыткой осмысления теоретического поиска и во многом предвосхитила современные не только эпистемологические, но и социально-философские концепции. Различия между философскими школами эллинизма, очевидные и принципиальные для своей эпохи, в исторической перспективе, по мере удаления во времени от античности и приближения к современности, все более стираются, а на первый план выступают черты их сходства, особенно принципиальные для рассмотрения диалога между эпохами, разделенными приблизительно двумя тысячами лет. Однако это тема уже другой статьи и нового самостоятельного исследования, в котором античный скептицизм может быть рассмотрен в качестве ранней формы рефлексии теоретического знания и отдаленного предшественника многих важных построений в области современной философии науки.

Библиография

1. Diogenes Laertius. De vitis, dogmatis et apophthegmatis clarorum philosophorum libri X. Vol. I-II. Lipsiae, 1828-1831. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Пер. М.Л. Гаспарова. М.: Мысль, 1979.

2. Sextus Empiricus. Adversus mathematicos sive disciplinarum professores libri VI et Adversus philosophos libri V // Sextus Empiricus. Opera Graece et Latine. Tom II. Lipsiae, 1841; Секст Эмпирик. Против ученых. Пер. А.Ф. Лосева // Секст Эмпирик. Сочинения в 2 томах. М.: Мысль, 1976. Т. 1. Т. 2. С. 7-204.

3. Sextus Empiricus. Pyrrhoniarum institutionum Libri III // Sextus Empiricus. Opera Graece et Latine. Tom. I. Lipsiae, 1840. Секст Эмпирик. Три книги пирроновых положений. Пер. Н.В. Брюлловой-Шаскольской // Секст Эмпирик. Сочинения в 2 томах. М.: Мысль, 1976. Т.2. С.205-380.

4. Burnyeat M. F. Can the Sceptic Live His Scepticism? // The Skeptical Tradition. Ed. By Burnyeat M. Berkeley, Los Angeles, London: University of California Press, 1983. P. 117-148.

5. Naess A. Scepticism. London: Routledge and Kegan Paul. New York: Humanities Press, 1968.

6. Striker G. Sceptical strategies // Striker G. Essays on Hellenistic epistemology and ethics. Cambridge, New York, Melbourne: Cambridge University Press, 1996. P. 92-115.

7. Popper K.R. Conjectures and refutations: The growth of scientific knowledge. L., 1972.

8. Борзых С.В.-Два пути развития науки // NB: Философские исследования. 2014. № 8. С. 72-90.

9. Борисов С.В. Интродукция или рождение классической науки // NB: Философские исследования. 2013. № 2. С. 190-230.

10. Григорьев В.И., Мякишев Г.Я. Силы в природе. М.: Наука, 1988. 7-е изд.

11. Грязнова Е.В. Предмет философии науки // NB: Философские исследования. 2013. № 6. С. 514-529.

12. Гуревич П.С. Философское мировоззрение // Философия и культура. - 2012. - № 12. - С. 4 - 5.

13. Гусев Д.А. Античный скептицизм как ранняя форма рефлексии теоретического знания // Преподаватель. XXI век. 2010. № 2. Часть 2. С. 204-211.

14. Гусев Д.А. Философские и исторические предпосылки античного скептицизма // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «Философия». 2008. № 2. С. 54-62. 0,6 п.л.

15. Гусев Д.А. Эволюция античного скептицизма от Пиррона до Секста Эмпирика // Гуманитарные исследования. 1999. № 3. С. 40-44.

16. Зима В.Н. Парменид и статическая концепция времени // Философия и культура. - 2013. - № 6. - С. 756 - 765. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.6.8058.

17. Завьялова М.П., Сухушин Д.В. Ценность философского образования в современных условиях // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса в 5 томах. (Москва, 24-28 мая 2005 г.) Т. 2. М.: Современные традиции, 2005. С. 376-377.

18. Копцева Н.П. Истина в философии Платона // Философия и культура. - 2013. - № 4. - С. 429 - 436. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.04.2.

19. Кун Т. Структура научных революций. 2-е изд. М., 1977.

20. Кутырев В.А. Когнитизация мира и ее философско-исторические основания // NB: Философские исследования. 2012. № 1. С. 1-45.

21. Лосев А.Ф. История античной эстетики: Ранний эллинизм. М.: Искусство, 1979.

22. Маркин А.В.. Алетейя // Философия и культура. - 2013. - № 11. - С. 1559 - 1563. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.11.5102.

23. Пржиленский В.И. Философия науки как исследовательская программа: между историей науки и теорией познания // NB: Философские исследования. 2013. № 3. С. 205-228.

24. Прись И.Е.-Иллюзии возможностей и реальные возможности // NB: Философские исследования. 2014. № 5. С. 45-70.

25. Прохоров М.М. Истина и действительность // NB: Философские исследования. 2013. № 6. С. 293-387.

26. Рябушкина Т.М. Саморефлексия субъекта познания // Философия и культура. - 2013. - № 7. - С. 985 - 995. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.7.6803.

27. Семушкин А.В. Античный скептицизм. Лекция 1. Пирронизм // Вестник Российского университета дружбы народов. Философия. Bulletin of Peoples Friendship University of Russia. Philosophy. М., 1997. № 1. С. 176-187.

28. Словарь иностранных слов. 7-е изд. М.: Русский язык, 1979. С. 471.

29. Цендровский О.Ю.-Эпистемология феноменологического конструктивизма: возможности преодоления изъянов классических концепций истины // NB: Философские исследования. 2014. № 2. С. 187-211.

30. Шелковников А.Ю. Смыслы без семиоза // Философские науки. 2008. № 12. С. 70-86.

References (transliterated)

1. Diogenes Laertius. De vitis, dogmatis et apophthegmatis clarorum philosophorum libri X. Vol. I-II. Lipsiae, 1828-1831. Diogen Laertskii. O zhizni, ucheniyakh i izrecheniyakh znamenitykh filosofov. Per. M.L. Gasparova. M.: Mysl', 1979.

2. Sextus Empiricus. Adversus mathematicos sive disciplinarum professores libri VI et Adversus philosophos libri V // Sextus Empiricus. Opera Graece et Latine. Tom II. Lipsiae, 1841; Sekst Empirik. Protiv uchenykh. Per. A.F. Loseva // Sekst Empirik. Sochineniya v 2 tomakh. M.: Mysl', 1976. T. 1. T. 2. S. 7-204.

3. Sextus Empiricus. Pyrrhoniarum institutionum Libri III // Sextus Empiricus. Opera Graece et Latine. Tom. I. Lipsiae, 1840. Sekst Empirik. Tri knigi pirronovykh polozhenii. Per. N.V. Bryullovoi-Shaskol'skoi // Sekst Empirik. Sochineniya v 2 tomakh. M.: Mysl', 1976. T.2. S.205-380.

4. Burnyeat M. F. Can the Sceptic Live His Scepticism? // The Skeptical Tradition. Ed. By Burnyeat M. Berkeley, Los Angeles, London: University of California Press, 1983. P. 117-148.

5. Naess A. Scepticism. London: Routledge and Kegan Paul. New York: Humanities Press, 1968.

6. Striker G. Sceptical strategies // Striker G. Essays on Hellenistic epistemology and ethics. Cambridge, New York, Melbourne: Cambridge University Press, 1996. P. 92-115.

7. Popper K.R. Conjectures and refutations: The growth of scientific knowledge. L., 1972.

8. Borzykh S.V.-Dva puti razvitiya nauki // NB: Filosofskie issledovaniya. 2014. № 8. S. 72-90.

9. Borisov S.V. Introduktsiya ili rozhdenie klassicheskoi nauki // NB: Filosofskie issledovaniya. 2013. № 2. S. 190-230.

10. Grigor'ev V.I., Myakishev G.Ya. Sily v prirode. M.: Nauka, 1988. 7-e izd.

11. Gryaznova E.V. Predmet filosofii nauki // NB: Filosofskie issledovaniya. 2013. № 6. S. 514-529.

12. Gurevich P.S. Filosofskoe mirovozzrenie // Filosofiya i kul'tura. - 2012. - № 12. - S. 4 - 5.

13. Gusev D.A. Antichnyi skeptitsizm kak rannyaya forma refleksii teoreticheskogo znaniya // Prepodavatel'. XXI vek. 2010. № 2. Chast' 2. S. 204-211.

14. Gusev D.A. Filosofskie i istoricheskie predposylki antichnogo skeptitsizma // Vestnik Rossiiskogo universiteta druzhby narodov. Seriya «Filosofiya». 2008. № 2. S. 54-62. 0,6 p.l.

15. Gusev D.A. Evolyutsiya antichnogo skeptitsizma ot Pirrona do Seksta Empirika // Gumanitarnye issledovaniya. 1999. № 3. S. 40-44.

16. Zima V.N. Parmenid i staticheskaya kontseptsiya vremeni // Filosofiya i kul'tura. - 2013. - № 6. - S. 756 - 765. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.6.8058.

17. Zav'yalova M.P., Sukhushin D.V. Tsennost' filosofskogo obrazovaniya v sovremennykh usloviyakh // Filosofiya i budushchee tsivilizatsii. Tezisy dokladov i vystuplenii IV Rossiiskogo filosofskogo kongressa v 5 tomakh. (Moskva, 24-28 maya 2005 g.) T. 2. M.: Sovremennye traditsii, 2005. S. 376-377.

18. Koptseva N.P. Istina v filosofii Platona // Filosofiya i kul'tura. - 2013. - № 4. - S. 429 - 436. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.04.2.

19. Kun T. Struktura nauchnykh revolyutsii. 2-e izd. M., 1977.

20. Kutyrev V.A. Kognitizatsiya mira i ee filosofsko-istoricheskie osnovaniya // NB: Filosofskie issledovaniya. 2012. № 1. S. 1-45.

21. Losev A.F. Istoriya antichnoi estetiki: Rannii ellinizm. M.: Iskusstvo, 1979.

22. Markin A.V.. Aleteiya // Filosofiya i kul'tura. - 2013. - № 11. - S. 1559 - 1563. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.11.5102.

23. Przhilenskii V.I. Filosofiya nauki kak issledovatel'skaya programma: mezhdu istoriei nauki i teoriei poznaniya // NB: Filosofskie issledovaniya. 2013. № 3. S. 205-228.

24. Pris' I.E.-Illyuzii vozmozhnostei i real'nye vozmozhnosti // NB: Filosofskie issledovaniya. 2014. № 5. S. 45-70.

25. Prokhorov M.M. Istina i deistvitel'nost' // NB: Filosofskie issledovaniya. 2013. № 6. S. 293-387.

26. Ryabushkina T.M. Samorefleksiya sub''ekta poznaniya // Filosofiya i kul'tura. - 2013. - № 7. - S. 985 - 995. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.7.6803.

27. Semushkin A.V. Antichnyi skeptitsizm. Lektsiya 1. Pirronizm // Vestnik Rossiiskogo universiteta druzhby narodov. Filosofiya. Bulletin of Peoples Friendship University of Russia. Philosophy. M., 1997. № 1. S. 176-187.

28. Slovar' inostrannykh slov. 7-e izd. M.: Russkii yazyk, 1979. S. 471.

29. Tsendrovskii O.Yu.-Epistemologiya fenomenologicheskogo konstruktivizma: vozmozhnosti preodoleniya iz''yanov klassicheskikh kontseptsii istiny // NB: Filosofskie issledovaniya. 2014. № 2. S. 187-211.

30. Shelkovnikov A.Yu. Smysly bez semioza // Filosofskie nauki. 2008. № 12. S. 70-86.

Размещено на Allbest.ru