Концепты экзистенциального страха и тоски в немецкой и русской культурах: основные черты сходства и различия

Размещено на http://www.allbest.ru//

Концепты экзистенциального страха и тоски в немецкой и русской культурах: основные черты сходства и различия

Л. В. Чеснокова

В статье рассматриваются концепты экзистенциального страха (Angst) и тоски, входящие в число основных концептов немецкой и русской культур. Указываются основные черты их сходства: происхождение от физиологического ощущения тесноты, наличие семантически сниженного синонима (эмпирический страх (Furcht), скука), беспричинность, амбивалентность, связь со временем и смертью, лакунарность для других языков и культур. Различия между ними заключаются в том, что тоска связана с феноменом пространства, а экзистенциальный страх - со временем, смертной природой человека. Страх в большей степени принадлежит немецкой культуре, что проявилось в глубокой проработке этой темы немецкой философией, а тоска является одним из основных концептов русской культуры, найдя свое отражение в многочисленных произведениях русской литературы.

Ключевые слова: концепт культуры; экзистенциальный страх (Angst); тоска; эмпирический страх (Furcht); скука; немецкая культура; русская культура.

экзистенциальный страх тоска культура

Будучи общечеловеческим феноменом, культура всегда реализуется в национально-этнических формах. Свое выражение культура получает через национальный язык, который является отражением народного сознания и хранилищем культурной памяти.

Наиболее отчетливо дух языка отражается в концептах - словах, несущих в себе опыт предшествующих поколений. Система концептов оказывает огромное влияние на восприятие мира человеком, позволяя упорядочивать и интерпретировать получаемую информацию.

Совокупность важнейших понятий, из которых складывается мировоззрение народа, составляет национальную концептосферу. Анализ национальных концептов, осуществляемый с помощью современных гуманитарных наук, позволяет получить информацию о неповторимых чертах каждого народа, его историческом опыте, идеалах и ценностях.

Термин «концепт» - один из наиболее распространенных и актуальных на данный момент в гуманитарных науках. В последнее время он начинает использоваться и в философии, так как позволяет по-новому проанализировать некоторые аспекты культуры как воплощения смыслов.

Каждому народу присущ свой «набор» концептов. Так, для русской культуры исследователями неоднократно назывались такие слова, как «душа», «судьба», «тоска», «воля», «удаль», «простор», «вера», «истина». К концептам немецкой культуры могут быть причислены «порядок», «экзистенциальный страх», «глубина», «родной дом», «безопасность».

По мнению Анны Вежбицкой, критериями для вхождения в состав основных культурных концептов являются: высокочастотность, наличие множества синонимов, вхождение в состав устойчивых идиоматических конструкций, использование в повседневном речевом мышлении носителей своего языка, а также трудности при переводе на иностранные языки [2, c. 36-37].

В качестве наиболее типичных, свойственных, соответственно, русской и немецкой культурам, исследователями неоднократно назывались феномены тоски и экзистенциального страха (Angst). Оба этих термина невозможно адекватно перевести на иностранные языки, так как они являются лакунами в других культурах. Как тоска, так и экзистенциальный страх лежат в основе множества значимых для обеих культур текстов. Они воспринимаются иностранными наблюдателями как свойства, наиболее присущие обеим культурам и неразрывно связанные с другими, значимыми для данных культур понятиями. Поэтому можно утверждать, что оба они принадлежат к числу наиболее важных культурных концептов. С этой точки зрения попытка их сравнения представляет особый интерес.

В первую очередь, обращает на себя внимание этимологическое сходство обоих концептов благодаря их связи с теснотой, нехваткой пространства. Само слово Angst (экзистенциальный страх) в немецком языке является заимствованием от латинского angustia (теснота, стеснение), что, в свою очередь, происходит от древнегреческого anxi (давить, пугать). Как отмечает М. Вандрушка, «никакой другой звук, кроме гуттурального ng, не смог бы так точно передать чувство тесноты, и нельзя придумать лучшего названия для воспаления гортани, чем «ангина» [12, c. 15].

Очевидна связь между физиологическим ощущением тесноты и словом Angst, что выражает корень ng. Теснота по-немецки - «Enge» - имеет тот же корень, что и слово «ангина» - воспаление гортани, вызывающее ощущение сдавленности, нехватки воздуха. Теснота вызывает страх, страх проявляется как ощущение тесноты.

Характерно, что этимология русского концепта тоски также группируется вокруг значений «стеснение», «давление. От этого «физического состояния и происходит обозначение чувства - горе, печаль, туга: Туга и тоска сыну Глебову (Слово о полку Игореве). Синоним тоски - туга - также означает в первом, физическом смысле «узость, стеснение, сдавливание», ср. тугой» [6, c. 896].

У обоих слов существует другой, более «приземленный», семантически сниженный синоним: Angst (метафизический страх) - Furcht (эмпирический страх), тоска - скука.

Разделение двух видов страха было введено еще Кьеркегором. Под метафизическим страхом понимается эмоция, которая возникает, когда источник страха невозможно локализовать, и у человека нет возможности преодолеть это чувство; это неопределенная, бессущностная, немотивированная эмоция. «Экзистенциальный» означает, что он содержится в человеческой экзистенции, в ее конечности и отчужденности.

Об эмпирическом страхе мы говорим тогда, когда возможно определить источник опасности: это всегда боязнь чего-то определенного. Русская «скука», так же, как и немецкий Furcht, вызвана конкретными, бытовыми причинами: бездействием, отсутствием занятия, вызывающего интерес. Напротив, каузатор тоски неясен, это более тяжелое, безысходное чувство.

В тоске человека охватывает ощущения равнодушия и пустоты. По Бердяеву, тоска направлена к высшему миру и сопровождается осознанием пустоты и ничтожности этого мира. Тоска обращена к трансцендентному и вместе с тем она означает бездну между трансцендентностью и субъектом, она возносит человека над обыденностью, открывает путь к подлинному бытию. Скука же есть «притяжение нижней бездны пустоты», чувство усредненного и обезличенного существования.

К числу наиболее характерных свойств как экзистенциального страха, так и тоски, относятся диффузность, аморфность, неопределенность. Им трудно подобрать определение («неясная», «невыразимая» тоска, «смутный», «безотчетный» страх). Причины переживания страха и тоски трудно объяснимы, человеческое сознание не может истолковать их сущность.

Однако как в «живом», повседневном языке, так и в произведениях художественной литературы, как в немецком, так и русском языках не существует четкого разделения этих чувств.

Как экзистенциальный страх, так и тоска относятся к условиям человеческого существования. Страх является одной из самых могущественных, если не основной движущей силой поведения людей. Если эмпирический страх перед какой-то определенной угрозой свойственен и животным, то экзистенциальный страх и тоска - условия только человеческого существования. В чувствах страха и тоски находят свое отражение глубоко человеческие проблемы. По словам В. Каст, «существует мало тем, которые были бы так же продуктивны для анализа человеческой ситуации, как страх» [10, c. 9].

Именно поэтому как экзистенциальный страх, так и тоска, активно исследуются в философии экзистенциализма. Можно даже предположить, что экзистенциальная философия выросла из обращения к этим темам, когда, начиная с эпохи мировых войн, вера в разум как основополагающий жизненный принцип была утрачена. Мир стал чужим и угрожающим, а одиночество и бездомность человека в нем - темой философии.

Оба эти концепта характеризует связь со временем, которое, по Бердяеву, «есть неутоленность, смертоносность», и со смертью - страх смерти, «смертная тоска». Страх открывает перед экзистенцией ее последнюю возможность - смерть. Однако связь со временем и смертностью в большей степени связывается с концептом экзистенциального страха, так как время - это основной вектор немецкой культуры. Напротив, тоска ассоциируется с бескрайним простором, который, будучи уникальной особенностью России, как бы «упраздняет бег времени».

Страх и тоска связаны с отсутствием смысла, с пустотой «Ничто». Когда утрачивается уверенность в собственном существовании, человек испытывает страх и тоску. Страх и тоска открывают неумолимый факт нашего бытия-в-мире, в который мы брошены без защиты и помощи. «Все вещи и мы сами тонем в каком-то безразличии… Не остается ничего для опоры. Остается и захлестывает нас - среди ускользания сущего - только это «Ничто» [7, c. 20]. Стояние перед Ничто - это вырванность из привычных условий существования, из погружения в мир обыденности.

Человеку невозможно долго находиться в этом состоянии, испытывая экзистенциальный страх и тоску в чистом виде, поэтому он пытается избавиться от этих чувств путем «рассеивания» в обыденности. Невозможно терпеть экзистенциальный страх дольше короткого мига. Люди, которые испытали подобные мгновения, как, например, «мистики в своих видениях «ночи души» или Лютер в своем отчаянии перед дьявольскими искушениями, оставили нам описания этого непредставимого ужаса» [11, c. 44]. Это чувство обычно преодолевается тем, что экзистенциальный страх превращается в страх эмпирический, который может воплощаться в различных фобиях; тоска же предстает в облике скуки, от которой пытаются избавиться с помощью различных развлечений. Однако полностью избавиться от тоски и страха невозможно, поскольку они относятся к условиям человеческого существования.

С христианской точки зрения, оба они - и страх, и тоска - есть свидетельства падшей природы человека. Напоминая нам о Бытии, они в то же время могут таить в себе и серьезную духовную опасность. Эти концепты могут свидетельствовать об опасном отдалении души от Бога, нахождении на границе бытия и небытия.

Как страху, так и тоске присуща амбивалентность - они являются негативными эмоциями для человека, но говорят о существовании другого мира: в них происходит «разверзание бытия». Это одновременно страдание и прозрение; они открывают бытие, помогают пережить катарсис, являют собой путь к смыслу и к творчеству. Переживание страха и тоски - это болезненный процесс, в котором уничтожается все поверхностное, и человек остается один перед Ничто, однако лишь в этом состоянии и возможно обретение подлинной экзистенции.

Попытка убежать от страха или тоски может быть расценена как слабость. Напротив, для того, чтобы пройти это испытание, требуется огромное напряжение воли. Выдерживание тоски и страха становится высочайшим достижением, в котором раскрывается подлинность человеческого существования. Страх и тоска обретают свое экзистенциальное значение за счет того, что они выкликают человека из повседневности его существования к подлинности бытия. Они могут предвосхищать собой прорыв в иной мир, освобождение от обыденности с помощью духовных поисков или творчества.

Будучи неотъемлемыми чертами человеческого сознания, как страх, так и тоска имеют не просто личностно-психологические основания. Они также зависят от исторического и общественного сознания; на них влияет определенное социокультурное окружение. Эти эмоции преломляются не только через личностные особенности человека, но и через культуру, к которой он принадлежит. Несмотря на свою универсальность, эти концепты по-разному варьируются в каждой эпохе и в каждой культуре.

Оба этих чувства относятся к важнейшим концептам своих культур. Для немцев уверенность в будущем и защищенность представляют собой одну из наиболее важных психологических потребностей. Концепт Angst (экзистенциальный страх) очень сложно перевести на другие языки, «поскольку в нем содержится нечто от состояния депрессии, тревоги, незащищенности, неуверенности» [2, c. 601-602]. Страх - это то, что иностранные наблюдатели считают настолько немецким, что выражение «german angst» без перевода дается во многих языках.

Русская тоска также считается типично национальным концептом. Глубоко укорененный в национальном сознании, этот концепт рождает ассоциации, проникающие в литературу и искусство. Концепт тоски получает наиболее детальную проработку именно в русском языковом сознании. Наличие в русском языке такого емкого, выразительного слова для обозначения столь сложного понятия позволяет отнести его к важнейшим концептам русской культуры.

Будучи глубоко укорененными в национальном сознании, оба этих концепта отражаются в национальном фольклоре, литературе, искусстве и философии. Тема страха и тоски не теряет свою актуальность уже несколько веков.

Оба концепта непереводимы полностью на другие иностранные языки, то есть являются лакунами в других культурах. Слово Angst без перевода дается в некоторых языках (в частности, в английском). Переводчик Р. Чандлер предлагает ввести в английский язык слово toska, подобно тому, как в него вошло французское ennui. Одно из замечаний Чандлера о слове «toska» кажется особенно примечательным: «Иногда незнакомое слово в английском тексте передает ужас, который ощущается в оригинале, но может исчезнуть в переводе» [8, c. 251]. То есть особенностью русской тоски является ее связь со страхом.

Оба эти концепта нашли отражение в своих культурах. Если концепт экзистенциального страха получил глубокую проработку в немецкой философии, то концепт тоски присутствует во многих произведениях русской классической литературы, бывшей главной площадкой для обсуждения как общественно-политических, так и религиозно-нравствен-ных проблем, и сыгравшей в истории русской культуры такую же роль, как немецкая философия в культуре Германии.

Как немецкий Angst, так и русская тоска связаны с другими важнейшими национальными концептами: тоска - воля - удаль - загул - простор в русской культуре, Angst (экзистенциальный страх) - Ordnung (порядок) - Heim (родной дом) - Geborgenheit (чувство безопасности, защищенности) - Abgrund (пропасть) - в немецкой культуре.

Хотя метафизический страх присутствует также и в русской культуре, а тоска - в немецкой, они не играют там такой важной роли, как в «своих» культурах. Для немецкой культуры важнее Angst, для русской - тоска. Если немецкая культура отличается повышенным страхом перед хаосом, стремлением максимально упорядочить все сферы жизни и нелюбовью к спонтанности, то русская культура намного терпимее относится к состоянию неопределенности. В ней даже выработались особые дискурсивные слова «авось» и «небось», в которых выражается беспечная надежда на то, что все обойдется. Как отмечает А. Д. Шмелев, «установка на беспечность, выраженная в слове «авось», вытекает из того соображения, что, поскольку всего все равно не предусмотришь, нет никакого смысла в том, чтобы пытаться как-то защититься от возможных неприятностей» [3, c. 445]. Метафизический страх в меньшей степени свойственен русскому сознанию, чем западному. Несмотря на многочисленные войны и бедствия, по России не прокатывались волны панического страха, как в Западной Европе.

Слова «экзистенциальный страх» и «тоска» непереводимы полностью на иностранные языки и могут быть транслированы только описательными средствами. Русский концепт тоски, по сравнению с ее немецкими эквивалентами, «мыслится русским языковым сознанием более многочисленными образами и располагает значительно более широкой ассоциативной напряженностью» [5, c. 117]. Тем не менее, в немецкой культуре присутствуют свои национальные концепты, служащие для выражения этой эмоции (Sehnsucht, Schwermut, Weltschmerz), в которых преломляется немецкий исторический и культурный опыт. Точно так же на русский язык не переводимы все оттенки немецкого концепта Angst, но здесь существуют свои собственные слова, выражающие эту эмоцию с позиций русского национального менталитета и культурного опыта.

Тоска в большей степени связана с идеей пространства (его недостатком или избытком). Если немцы склонны обустраивать свое личное пространство, организовывать его, строить «дамбу» от подступающего хаоса, «поскольку материя - единственно прочное для них в этом мире» [4], то русские склонны к бегству от мира, предпочитают уходить от тоски мира в различные формы эскапизма: загул, запой, странничество. Русским ландшафтам свойственна определенная неухоженность, неблагоустроенность. Может быть, у русских так много пространства, что они понимают, что его не хватит сил обустроить, поэтому они «бегут» от него.

Страх, напротив, в большей степени связан со временем - это всегда страх перед смертью. У русских же, в отличие от западноевропейцев, и в особенности немцев, слабое чувство времени. Если в России, в силу огромных размеров территории, существует диктат пространства, а время и ритмы истории должны преодолевать его сопротивление, то в более компактной Германии очень важно время и чувствуется история.

То, что огромность пространства оказала влияние на чувство времени русских, очевидно, - считает Феликс Ингольд. Монотонность необозримого ландшафта пробуждает «ощущение, что время остановилось, так как движение в этом пространстве ощущается как бег на месте, так что различия между днем и ночью и даже между временами года едва ли замечаются» [9, c. 38]. В этом находит отражение присущий русской культуре пространственно-временной релятивизм.

Таким образом, как страх, так и тоска являются присущими всем временам и народам эмоционально-мыслительными «конструктами», состоящими из множества признаков, образами, генетически запечатленными в нашей памяти.

В то же время, будучи национальными концептами для немецкой и русской культур, они детерминированы географическими и историческими условиями, особенностью национального менталитета своих народов и преломляются через их сознание, получая свои неповторимые оттенки значения.

Библиографический список

Бердяев, Н. А. Самопознание / Н. А. Бердяев. - Л.: Лениздат, 1991. - 397 c.

Вежбицкая, А. Понимание культур через посредство ключевых слов / А. Вежбицкая. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - 288 с.

Зализняк, А. А., Левонтина, И. Б., Шмелев, А. Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира / А А. Зализняк, И. Б. Левонтина, А. Д. Шмелев. - М.: Языки славянской культуры, 2005. - 544 c.

Каменкович, М. В. Возвращение немецкой меланхолии [Электронный ресурс] / М. В. Каменкович. - Режим доступа: http://www.kreschatik.nm.ru/14/20.htm

Красавский, Н. А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах / Н. А. Красавский. - Волгоград: Перемена, 2001. - 495 c.

Степанов, Ю. С. Константы: Словарь русской культуры / Ю. С. Степанов. - М.: Академический Проект 2004. - 992 c.

Хайдеггер, М. Время и бытие. Статьи и выступления / М. Хайдеггер. - М.: Республика, 1993. - 447 c.

Размещено на Allbest.ru