Внешнеполитическая концепция и конец истории Фрэнсиса Фукуямы

Размещено на http://www.allbest.ru/

«ЛУГАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМЕНИ ВЛАДИМИРА ДАЛЯ»

Кафедра психологии

Реферат

«Внешнеполитическая концепция и конец истории Фрэнсиса Фукуямы»

выполнила студент 4 курса

группы ИФ-271

Самовилова Татьяна Олеговна

проверил: Атоян А.И.

Луганск 2020 г.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1. БИОГРАФИЯ ФРЭНСИСА ФУКУЯМЫ

2. КОНЦЕПЦИЯ «КОНЦА ИСТОРИИ » Ф. ФУКУЯМЫ

3. ПОСЛЕ КОНЦА ИСТОРИИ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Ёсихиро Фрэнсис Фукуяма (англ. Yoshihiro Francis Fukuyama) -- американский философ, политолог, политический экономист и писатель японского происхождения. Старший научный сотрудник Центра по вопросам демократии, развития и верховенства права в Стэнфорде. До этого занимал должность профессора и руководителя программы международного развития в Школе перспективных международных исследований Университета Джонcа Хопкинса. С февраля 2012 года -- ведущий научный сотрудник Института международных исследований Фримена Спольи при Стэнфордском университете.

В 1989 г. Ф. Фукуяма опубликовал в журнале «National Interest» статью с интригующим названием - «Конец истории?». Она была перепечатана более, чем в тридцати странах. А в 1992 году он опубликовал книгу «Конец истории и последний человек», а в 1995 - «Доверие. Социальные добродетели и созидание благосостояния». Эти книги окончательно закрепили за ним славу блестящего политолога. Но позднее появились и новые свидетельства его таланта - книги «Великое крушение» и «Наше постчеловеческое будущее», а также многочисленные статьи («Главенство культуры», «Началась ли история опять?», «Почему мы должны беспокоиться?» и др. Остановимся здесь на самых значительных работах Ф. Фукуямы.

1. БИОГРАФИЯ ФРЭНСИСА ФУКУЯМЫ

Ёсихиро Фрэнсис Фукуяма (англ. Yoshihiro Francis Fukuyama) -- американский философ, политолог, политический экономист и писатель японского происхождения. Старший научный сотрудник Центра по вопросам демократии, развития и верховенства права в Стэнфорде. До этого занимал должность профессора и руководителя программы международного развития в Школе перспективных международных исследований Университета Джонcа Хопкинса. С февраля 2012 года -- ведущий научный сотрудник Института международных исследований Фримена Спольи при Стэнфордском университете.

Фрэнсис Фукуяма родился 27 октября 1952 года в районе Гайд-парк города Чикаго, США. Его дед по отцовской линии бежал в Америку от русско-японской войны в 1905 году и успел открыть свой магазин на Западном побережье, прежде чем был интернирован в американскую армию во время Второй мировой войны. Отец, Ёсихиро Фукуяма, американец японского происхождения во втором поколении, был верующим протестантом, защитил докторскую диссертацию по социологии религии в университете Чикаго и многие годы работал в Национальном совете Объединённой Церкви Христа. Мать Фрэнсиса, Тосико Кавата, родилась в Киото и была дочерью Сиро Каваты, основателя экономического факультета Киотского университета и первого президента муниципального университета Осаки. В 1949 году она отправилась в Америку, чтобы продолжить обучение, где и встретилась с будущим мужем. После рождения сына она стала домохозяйкой.

Фрэнсис был единственным ребёнком в семье Фукуяма. Своё детство он провел в Нью-Йорке, на Манхэттене. Он мало соприкасался с японской культурой и не изучал японский язык. В 1967 году, когда семья переехала в штат Пенсильвания, маленький Фрэнсис поступил в среднюю школу. Как впоследствии признавался он сам, академическая атмосфера, царившая в доме, оказала огромное влияние на формирование его личности, сделала его «продуктом академического семейства». В одном из интервью Фукуяма утверждал, что является «академиком от рождения», так как страсть к науке была унаследована им от дедушки.

Фрэнсис Фукуяма получил степень бакалавра искусств в антиковедении в Корнельском университете, где изучал политическую философию под руководством Аллана Блума. Вначале он поступил в аспирантуру по сравнительному литературоведению в Йельском университете, побывал в Париже, где в течение шести месяцев учился у Ролана Барта и Жака Дерриды, но разочаровался в выбранном направлении научного поиска и после возвращения в Штаты переключился на политологию в Гарвардском университете. Там он учился у С. Хантингтона и Харви Мэнсфилда, среди других. «Хантингтон был моим учителем в Гарвардском университете и до сих пор остается моим другом», -- впоследствии напишет Фукуяма. В 1981 году он получил степень доктора философии политологии в Гарвардском за диссертацию по советской угрозе вмешательства на Ближнем Востоке. Однако ещё перед тем, в 1979 году (затем в 1983-1989 и 1995-1996 годах), он присоединился к стратегическому исследовательскому центру RAND Corporation -- одному из старейших «мозговых центров» США.

Вскоре после защиты он получает приглашение работать гостевым лектором в университеты Калифорнии и Лос-Анджелеса. В 1981-1982 годы (затем в 1989) Ф. Фукуяма работает в Государственном департаменте США, сначала как специалист по вопросам ближневосточной политики, а затем в качестве заместителя директора по европейским военно-политическим вопросам, входит в состав американской делегации на переговорах по Палестинской автономии в Ливане, занимается вопросами советологии. Здесь он знакомится и довольно близко сходится со знаковой фигурой администрации Буша-младшего, Льюисом Либби, будущим начальником штаба вице-президента Дика Чейни.

В конце 1980-х к Фукуяме приходит международная известность. Его статья «Конец истории?», опубликованная в неоконсервативном журнале отца его друга -- И. Кристола, «National Interest» (1989) за 5 месяцев до падения Берлинской стены, приносит ему мировую известность, славу и влияние. В дальнейшем она перерабатывается в книгу «Конец истории и последний человек» (1992). Книга выдержала 20 изданий на более 20 языках и стала бестселлером в США, Франции, Японии, Чили. Фукуяма «… придумал теорию и броскую фразу, которые превратили его в интеллектуальную рок-звезду, -- пишет колумнист журнала „Австралиец“ С. Бакстер, -- Статья, напечатанная в маленьком журнале небольшим тиражом, буквально наэлектризовала весь академический мир. Размышления неизвестного госчиновника превратились в книгу, ставшую глобальным бестселлером».

После ошеломительного успеха, который последовал за публикацией статьи, Фукуяма сам принял решение уйти со службы в Госдепартаменте, чтобы сосредоточиться на написании книги. После того он занимал должность профессора государственной политики в Школе государственной политики при университете Джорджа Мейсона в период с 1996 по 2000 год. В 2001--2004 годах -- член президентского совета США по биоэтике. До 10 июля 2010 года он был профессором международной политической экономики и директором Международной программы развития в Школы передовых международных исследований Университета Джона Хопкинса в Вашингтоне, округ Колумбия. В настоящее время он старший научный сотрудник Freeman Spogli Institute for International Studies и резидент Центра по вопросам демократии, развития и правопорядка при Институте международных исследований Стэнфордского университета.

2. КОНЦЕПЦИЯ «КОНЦА ИСТОРИИ » Ф. ФУКУЯМЫ

После распада СССР и победы Запада, атлантизма мондиалистские проекты должны были либо отмереть, либо изменить свою логику.

Новой версией мондиализма в постсоветскую эпоху стала доктрина Фрэнсиса Фукуямы, опубликовавшего в начале 90-х программную статью "Конец Истории".

Ее можно рассматривать как идейную базу неомондиализма.

Фукуяма предлагает следующую версию исторического процесса. Человечество от темной эпохи "закона силы", "мракобесия" и "нерационального менеджирова ния социальной реальности" двигалось к наиболее разумному и логичному строю, воплотившемуся в капитализме, современной западной цивилизации, рыночной экономике и либерально-демократической идеологии. История и ее развитие длились только за счет нерациональ ных факторов, которые мало помалу уступали место законам разума, общего денежного эквивалента всех ценностей и т.д. Падение СССР знаменует собой падение последнего бастиона "иррационализма". С этим связано окончание Истории и начало особого планетарного существования, которое будет проходить под знаком Рынка и Демократии, которые объединят мир в слаженную рационально функционирующую машину.

Такой Новый Порядок, хотя и основанный на универсализации чисто атлантической системы, выходит за рамки атлантизма, и все регионы мира начинают переорганизовываться по новой модели, вокруг его наиболее экономически развитых центров.

3. ПОСЛЕ КОНЦА ИСТОРИИ

Умонастроение, господствовавшее после окончания холодной войны, мешало включению Центральной Азии в список высших приоритетов вашингтонской внешней политики. С окончанием холодной войны окончилось грандиозное идеологическое противостояние либеральной демократии и коммунизма.

Сформулированный Фрэнсисом Фукуямой знаменитый тезис о «конце истории» сулил перспективу всемирного торжества либеральной демократии как единственной законной формы политической и общественной жизни, способной гарантировать долговременную стабильность многим странам, которым в противном случае угрожали внутренние потрясения.

«Конец истории» означал и триумф рыночного капитализма над централизованным планированием в качестве единственного подхода к организации экономической жизни, особенно в государствах, возникавших на развалинах Советского Союза. В условиях быстрых технологических изменений принципы свободного рынка стали фундаментом глобализации, открывшей двери для охватывающего весь мир потока идей, людей, товаров, капиталов и технологий. Законы глобализации, согласно тогдашнему консенсусу, не терпят вмешательства правительств в работу свободных рынков, которые при всех условиях так или иначе восторжествуют10.

«Конец истории» - триумф либеральных идей - сулил волну демократизации, которая, в свою очередь, должна была привести к большей подотчетности правительств гражданам и к лучшему пониманию гражданами своих национальных интересов. А это, в свою очередь, должно было способствовать распространению свободных рынков, необходимых для успеха глобализации. Неизменно бдительные рынки немедленно обнаружат любое отклонение от этих принципов и соответствующим образом отреагируют, так что согрешившие народы и правительства будут должным образом наказаны. В силу этого народы, заинтересованные в долговременной стабильности и процветании - а какой же народ этого не хочет? - неизбежно будут стремиться к свободе рынков и к демократии.

Ведь это соответствует их собственным интересам.

Более того, казалось, что глобализация радикально переменила многие представления о международных отношениях и безопасности. Доступ к ресурсам потеряет прежнюю значимость, потому что рынки накажут тех, кто мешает потоку товаров, капиталов и услуг; войны, особенно большие войны, окончательно останутся в прошлом. А развитие Интернета и чудовищная скорость распространения информации гарантируют, что никто не сможет контролировать обмен идеями или мешать свободному распространению идей. конец история фукуяма капитализм

Есть определенная степень иронии в том, что для Центральной Азии все это означало дальнейшее ее понижение в списке приоритетов американской внешней политики. Глобализация, свободные рынки и либеральная демократия затмили все иные подходы к международным отношениям (включая баланс сил и геополитический), а Центральная Азия и не обещала особых возможностей для распространения либеральных и рыночных идей, и не выглядела особым препятствием для их прогресса. Расположенная рядом с Россией, которая с трудом прокладывала собственный путь к рыночной экономике и демократии, Центральная Азия оказалась в полной тени. Размер России и ее потенциал, не говоря уж о ядерном оружии, гарантировали ей первое место в списке приоритетов американской внешней политики. Если Россия справится с переходом к капитализму, у ее соседей также будут неплохие шансы преуспеть в этом - примерно так понимали тогда ситуацию в Вашингтоне. Если же Россия не справится с этой задачей, она, вероятнее всего, потянет за собой вниз и соседей.

Таким образом, в 1991 г. американские эксперты по внешней политике рассматривали Центральную Азию исключительно в контексте постсоветских преобразований. Ответственность за формулирование и проведение внешней политики и за поддержание отношений с этим регионом была возложена на Европейское бюро Госдепартамента. То же самое бюро, которое прежде формулировало и проводило американскую политику в отношении Советского Союза, теперь вело отношения со всеми возникшими из него государствами.

В 1993 г. Государственный департамент создал временную структуру для ведения отношений с Россией и другими новыми государствами (фактически Бюро), тем самым объединив задачи формулирования политики в отношении Центральной Азии и других постсоветских государств в рамках отдельной бюрократической структуры11.

Принятие в 1992 г. Закона о поддержке свободы (Freedom Support Act) и Программы ослабления опасности (Cooperative Threat Reduction program, 1991) (так называемый закон Нанна-Лугара) обеспечило финансирование - под общим финансовым зонтиком - программ развития и обеспечения независимости бывших советских республик, а также помощи им в обеспечения безопасности и уничтожении оставшегося на их территории советского оружия массового поражения12. В результате этих важных, но постепенных шагов американская политика в отношении бывших советских республик была склонна упускать из виду их связи с другими соседними странами и регионами - Южной Азией, Ираном и Китаем. Все это считалось вопросом давнего прошлого, абстрактно признаваемого, но редко учитываемого в политических решениях.

На протяжении большей части 1990-х гг. Центральная Азия не была для американских специалистов по внешней политике предметом интенсивного, целенаправленного осмысления. Из-за этого Вашингтон не разработал стратегию логически последовательных, решительных действий в этом регионе. Вместо этого американская политика в Центральной Азии, особенно на первых порах, была инертной, руководствовалась соображениями удобства и учитывала другие факторы, считавшиеся более существенными. В целом Центральная Азия стала элементом американской политики в отношении бывшего советского блока, в которой все было подчинено отношениям Америки с Россией и воспринималось только в контексте происходившего в этой стране.

При этом Россия не была единственным фактором американской политики в отношении Центральной Азии в 1990-х гг. Были и другие, такие как вывоз ядерного оружия из стран бывшего СССР, режим ядерного нераспространения, энергия, поддержка демократии, борьба с терроризмом и Иран, если ограничиться самыми важными.

В случае Центральной Азии проблемой было - и остается до сих пор, спустя пятнадцать лет после обретения ею независимости - отсутствие у Соединенных Штатов ясного видения своих интересов в этом отдаленном и незнакомом регионе. Это отсутствие ясности вряд ли уникально для Центральной Азии и американской политики в отношении ее, но здесь оно очевидно. Здесь над действиями Вашингтона по-прежнему довлеет инерция. Определенность, типичная для подходов холодной войны, и влияние соревнования с СССР оставили искажающее наследство для американской внешней политики: с самого начала 1990-х гг. США пришлось действовать в мире, который перестал был бинарным, в котором партнеры, противники и интересы оказались намного более сложными и трудноопределимыми.

Насколько важна Центральная Азия для Соединенных Штатов? Следует ли рассматривать этот регион как стратегический плацдарм в сердце Евразии, как мост в Иран, Китай и Афганистан? Или в нем следует видеть объект американской политики продвижения демократии? Ни одно из этих соображений само по себе не оправдывает включения этого региона в список главных приоритетов американской внешней политики и политики обеспечения национальной безопасности. Но взятые в совокупности эти соображения оправдывают сильный интерес США к этому региону.

После окончания холодной войны, когда доминировали другие, более неотложные события в Европе и Азии, эта сложная комбинация интересов не была очевидной. К их пониманию приходили постепенно, а для полного понимания и оценки их суммарной значимости потребовалось более десяти лет.

Несмотря на совокупный вес американских интересов, Центральная Азия не представляет больших возможностей (подобно России в первый период после окончания холодной войны) и не является потенциально равным по силе соперником (подобно Китаю); она не является ни союзником (как Европа или Япония), ни врагом (как Ирак при Саддаме Хусейне или Иран). В результате Центральная Азия попадает в обширный перечень стран и регионов, которые хоть и важны, но чья значимость для американской внешней политики является продуктом многих, зачастую конкурирующих интересов. В силу этого политика США в этом регионе является отражением множественных интересов и принципов; она не непоколебима, изменяется в соответствии с другими приоритетами, идеологическими предпочтениями и отношениями.

В случае Центральной Азии, региона с глубокими корнями в советском прошлом, эти вновь найденные двойственность и гибкость явились резким контрастом по сравнению с той определенностью, которая характеризовала советско-американские отношения в период холодной войны. Более того, в первые постсоветские годы неопределенность и двойственность были в прямом контрасте с тем, что представлялось хорошо определенной стратегией, имеющей четкий набор приоритетов, которыми направлялись отношения США с Россией. Эти неопределенность и двойственность явились проблемой как для американских политиков, пытавшихся найти устойчивый курс в отношениях со Центральной Азией, так и для лидеров Центральной Азии, которые нуждались в однозначном международном признании и в ясной геополитической ориентации.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом можно сделать выводы, что после распада СССР и победы Запада, атлантизма мондиалистские проекты должны были либо отмереть, либо изменить свою логику.

Новой версией мондиализма в постсоветскую эпоху стала доктрина Фрэнсиса Фукуямы, опубликовавшего в начале 90-х программную статью "Конец Истории".

Ее можно рассматривать как идейную базу неомондиа лизма.

Фукуяма предлагает следующую версию историче ского процесса. Человечество от темной эпохи "закона силы", "мракобесия" и "нерационального менеджирова ния социальной реальности" двигалось к наиболее разумному и логичному строю, воплотившемуся в капитализме, современной западной цивилизации, рыночной экономике и либерально-демократической идеологии. История и ее развитие длились только за счет нерациональ ных факторов, которые мало помалу уступали место законам разума, общего денежного эквивалента всех ценностей и т.д. Падение СССР знаменует собой падение последнего бастиона "иррационализма". С этим связано окончание Истории и начало особого планетарного существования, которое будет проходить под знаком Рынка и Демократии, которые объединят мир в слаженную рационально функционирующую машину.

Такой Новый Порядок, хотя и основанный на универсализации чисто атлантической системы, выходит за рамки атлантизма, и все регионы мира начинают переорганизовываться по новой модели, вокруг его наиболее экономически развитых центров.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Алексеева Т.А. Современные политические теории. М., 2000.

2. Фукуяма, Ф. Конец истории и последний человек / Ф. Фукуяма. М.: ИЗДАТЕЛЬСТВО "АСТ", 2017. 576 c.

3. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003.

4. С. Хантингтон. Столкновение цивилизаций? 1993.

5. К. Махбубани. Запад и остальные. 1992.

6. С. Хантингтон. Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка. 1996.

7. С. Хантингтон. Если не цивилизация, то что? Парадигмы мира после холодной войны. 1993.

8. Кабанов А.Б. Мировая история и социальный интеллект. Владимир, 2013, 108 с.

Размещено на Allbest.ru