Пандемия и религия: толкования и практики

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Российский государственный гуманитарный университет

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ

Пандемия и религия: толкования и практики. Введение

Агаджанян А., профессор

Москва, Россия

Длинный ряд всевозможных проблем, вызванных пандемией, включал беспрецедентный вызов системе здравоохранения, перетряску большинства экономических структур, «сжатие» рынков, дестабилизацию политических режимов, обострение всех социальных и психологических проблем в результате тяжелого испытания социальной изоляцией. Все эти последствия были частью повседневной и политической прагматики, но в силу чрезвычайности и лихорадочной непредсказуемости ситуации заставляли гораздо более жестко, остро и нервно формулировать более общие вопросы - от допустимых пределов свободы и меры государственного насилия до принятия моральных решений на границе жизни и смерти.

«Религиозное измерение» эпидемического кризиса можно рассматривать как звено в этом длинном ряду. Разумеется, значение и общественный резонанс религиозного измерения пандемии в серьезной мере варьировали в зависимости от уровня религиозной насыщенности, «нагруженности» того или иного общества: в одних случаях, как в Индии или Иране, религиозные «отражения» пандемии были постоянно в центре внимания; в других - как в секулярных странах Европы - они были строго локализованы в сравнительно ограниченных социальных пространствах.

Для всех религиозных сообществ, как и всех прочих общественных групп, пандемия создавала множество практических неудобств и прямых материальных потерь, которые все нарастали и становились критическими. В то же время иногда, в силу самого характера религиозного дискурса и целей ключевых религиозных практик, именно в этой сфере в наиболее прямой форме ставились «последние», фундаментальные вопросы о смыслах и ценностях свободы, общения, и даже самого существования - коллективного или индивидуального. Любой «практический» вопрос - например, способы и сама возможность исполнения ритуала в условиях санитарных ограничений - вследствие его включенности в трансцендентную перспективу мог достигать высокого метафизического напряжения. В рамках богословского дискурса или проповеди это напряжение проявлялось в чистом виде (см. статью Кирилла Говоруна в нашей подборке). И хотя в большинстве случаев в центре внимания были вопросы повседневной адаптации практик к нестандартной ситуации, фундаментальные темы, затрагивающие самое ядро каждой из религиозных традиций, время от времени выходили на первый план. Именно эти ключевые темы и являются объектом статей нашей подборки. кризис религиозный эмоциональный семиология пандемия

Мы хотели показать дискурсивные и перформативные реакции на пандемию и ее последствия для религиозных групп, т.е. понять, как осмысливается эта чрезвычайная ситуация внутри религиозного воображения и в ходе совершения религиозных действий; каковы ощутимые и возможные трансформации внутри религии, которые происходят под воздействием этой ситуации или которые ею выявлены и ускорены.

Одной из таких тем была семиология пандемии - толкование ее смысла с точки зрения религиозной картины мира и «провиденциальной логики»: эта тема неизбежно возникает в статьях, посвященных аврамическим религиям. Мы встречаем разные объяснительные схемы - от неочевидного божественного замысла до очевидных козней сил зла, идентификация которых входила в репертуар конспирологических подозрений, столь популярных в ходе этого уникального санитарного кризиса (см., например, в статье Галины Зелениной о включении события пандемии в герменевтическую традицию иудаизма; или, в статье Софьи Рагозиной - об оживлении эсхатологических ожиданий среди мусульман).

Второй важнейший слой нашей проблематики - усилия по сохранению индивидуальной праведности и чистоты в широком смысле слова: определение такой линии поведения, которая позволяла бы, несмотря на чрезвычайные обстоятельства, сохранять верность системе базовых правил, остаться «истинным мусульманином», «истинным православным» или «истинным иудеем». Это касалось всей совокупности предписанных практик - от ключевых обрядов до повседневного поведения и мобилизации целительных материальных объектов для борьбы с болезнью. Разумеется, в этой связи возникали расхождения и споры, которые стимулировали новое, актуальное проговаривание идеалов и образцов.

В центре третьей ключевой темы, затронутой всеми авторами, и, конечно, прочно связанной с предыдущей, были сами религиозные институты. С одной стороны, перед нами тема сообщества, общины, самой сути «общинности»; проблема поддержания солидарности и идентичности, определение меры интенсивности общения - вопросы, которые ставились особенно остро в месяцы сильной разобщенности, диктуемой санитарными требованиями. С другой стороны, это тема религиозного авторитета и власти, в частности, вопрос о том, какие скрепляющие группу механизмы предпочтительны, с точки зрения традиционных установлений, - горизонтальные или вертикальные, духовные или сакраментальные, непосредственные или транслокальные и транссоциальные. Тем самым пандемия подвергала испытанию всю действующую институциональную систему старых религий.

Четвертая группа вопросов - проблематика взаимоотношений религиозных групп, институтов и ценностей с «большим обществом», иноконфессиональными или нерелигиозными институтами и группами населения; наконец, с государством, которое обладало полномочиями чрезвычайного регулятора кризиса. В России, как и других странах, где религиозные группы представляют собой сравнительно ограниченные сегменты, трения на границе религиозной идентичности достигали большого накала, обостряли вопрос о непримиримости «своих» и «чужих»; иногда вели к стиранию межрелигиозных барьеров ради противопоставления светской гегемонии; или, наоборот, стимулировали поиск компромиссов с «секулярным миром» ради признания неких универсальных норм. Излишне говорить, что далеко не все религиозные люди легко шли на такие компромиссы, особенно когда «универсальные нормы» диктовались доминирующими нерелигиозными установками. Поэтому вопрос о «религиозной идентичности», ее содержании и границах внутри современной культуры был одним из центральных (этому напрямую посвящена статья Александра Агаджаняна). Пятая группа тем, которые неизбежно всплывают во всех публикуемых нами исследованиях и отражают в себе все, что было сказано выше, - это проблематика баланса между сохранением и обновлением; вопрос о традиции и ее допустимых модификациях; вопрос о мере и легитимности реформирования базовых установлений религиозных институтов. Разумеется, это постоянные вопросы, которые уникальная ситуация эпидемии не столько породила, сколько заново спровоцировала и предельно обострила.

С последним обстоятельством связан, наконец, еще один большой слой нашей проблематики, к которой неизбежно обращаются все авторы, пишущие о пандемии, о какой бы сфере ни шла речь, - ускоренное смещение повседневности (в том числе религиозной) в новые медиа, в цифровую среду, включая интернет и другие электронные сети. Жизнь - отчасти поневоле, но иногда согласно глубоким, независимым от эпидемического кризиса тенденциям - переместилась в виртуальную среду, и все авторы нашей подборки так или иначе касаются последствий этого очередного витка информационной революции (см. особенно статью Ксении Лученко). Новая медиатизация религий, которую изучают уже полтора десятилетияЭтой теме наш журнал посвятил целый тематический блок в №2(38), 2020., стала в месяцы пандемии не только временным убежищем, но и вызовом всем традиционным установлениям, сильным фактором индивидуализации всей системы производства религиозного знания и действия (см., например, явление, которое Софья Рагозина называет «народным иджтихадом» среди российских мусульман).

В нашей подборке, представленной в этом номере, три текста посвящены русскому православию, один - российскому исламу, еще один - ортодоксальному иудаизму в разных странах, и, наконец, один - традиционному культу духов-предков в постсекулярном Вьетнаме. Последний пример (статья Елены Гордиенко) важен, поскольку очевидным образом контрастирует с остальными: здесь нет герменевтики кризиса и сложных богословских споров, но в то же время, подобно другим случаям, здесь тоже очевидна вызванная пандемией трансформация социо-интегрирующих функций святыни и обряда.

В целом, для академических дисциплин, изучающих религию, пандемия 2020-2021 годов предоставила не только уникальный материал, но и обострила требования к теоретическому пониманию современных религий. Например, в центре внимания оказываются такие концепции и исследовательские поля, как «материальная религия»; «семиотические идеологии»; структура религиозности (соотношение обряда, веры, поведения, сакральных объектов); природа религиозного авторитета и его трансформации; «виртуальная религия»; «живая религия» (в противовес формально-институциональной); транснациональные процессы и смешения (и, наоборот, их разрывы); «традиция» как всегда подвижная, воспроизводимая и реконструируемая категория, и другие.

С начала пандемии (примерно с марта 2020 г.) появились сотни репортажей и публицистических статей по нашей теме; изданы десятки небольших книг, в основном, популярно-богословских, но есть уже и научные издания (в основном также в рамках академического богословия)Например, Hampton A. (ed.) (2020) Pandemic, Ecology and Theology: Perspectives on COVID-19. London:; созданы специальные исследовательские сайтыСм., например, специальный раздел COVID-19 в междисциплинарном блоге Religion and Global Society Лондонской школы экономики; открытая группа в Фейсбуке The Role of COVID-19 in pilgrimages; исследовательский блог Сингапурского университета, посвященный азиатским религиям в период пандемии; наконец, уже были опубликованы десятки, если не сотни статей в рецензируемых академических журналах. Несколько крупных журналов объявили о работе над специальными номерами, посвященными разным аспектам темы. Возможно, наш журнал является одним из первых, кто публикует отдельный тематический блок о влиянии пандемии на религиозные процессы.

Размещено на allbest.ru