Взгляд из Словакии на изучение философии русского народничества (П.Л. Лавров: дискурс "кабинета" и дискурс "улицы")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Прешовский университет

Взгляд из Словакии на изучение философии русского народничества (П.Л. Лавров: дискурс «кабинета» и дискурс «улицы»)

Ондрей Мархевски - кандидат философских наук, доцент, философский факультет

Словакия

В статье осуществляется анализ изучения в Словакии и Чехии социологических и философских взглядов русского народника П.Л. Лаврова как с исторической точки зрения, так и с учетом их современных интерпретаций. В первой части статьи автор дает краткий обзор словацких и чешских исследований, посвященных русскому народничеству. Во второй части статьи автор обращается непосредственно к фигуре Лаврова как яркого представителя народнического движения, но идеи которого в словацкой и чешской академической среде изучаются в недостаточной мере. Автор статьи отмечает, что для Лаврова движение между «кабинетом» и «улицей» проходило между двумя точками социального пространства, одна из которых олицетворяет «теорию», а другая - «практику». «Кабинетный» дискурс Лаврова построен на стремлении к объективности и научности, а его «уличный» дискурс отличают радикальность и нетерпимость к другому мнению. Такая «раздвоенность» отражает двойственность самого Лаврова: с одной стороны, он является ученым- исследователем, а с другой, он - революционер-радикал.

Ключевые слова: П.Л. Лавров, социология, философия, русское народничество, Словакия, исследование

A view from Slovakia on the study of Russian philosophical narodism (P.L. Lavrov: the discourse of a study and the discourse of a street)The paper is an outcome of the research project VEGA 1/0231/18 «The Drama of Freedom in the Russian Philosophical Thought of the 20^th Century».

Ondrej Marchevsky

University of Presov.

The paper analyzes Slovakian and Czech studies of the sociological a philosophical views of such Russian narodniks as P.L. Lavrov from a historic point of view and in their relation to some contemporary interpretations. The first part of the paper provides an overview of Czech and Slovakian works on narodism in Russia. In the second part of the paper, the author discusses P.L. Lavrov as an outstanding representative of narodism, whose ideas have not received sufficient attention in the Czech and Slovakian scholarship. The author shows that the study and the street as two places in which Lavrov's thought developed were two points in the social space within which the former represented theory and the latter represented practice. Lavrov's discourse of the study is built on objectivity and scientific values, whereas his discourse of the street is characterized by radicalism and intolerance to different opinions. This duality in Lavrov's perspective reflects the duality of his character: on the one hand, he was a scientist and a researcher and, on the other, he was a radical revolutionary.

Keywords: P.L. Lavrov, Sociology, Philosophy, Russian Narodism, Slovakia, Research

То, что прекрасно в кабинете, может не годиться на площади; то, что необходимо ученому, может быть вредно для общественного деятеля.

П.Л. Лавров

Введение

Второю половину XIX - нач. XX в. можно называть Золотым веком русской мысли. Это время полное идей, многие из которых оказались сверхвременными и которые всегда будут значимы для человечества. Это вместе с тем и период, нанесший глубокие травмы русской и всемирной истории, среди которых самой чувствительной является революция 1917 г.

Вместе с творчеством В.С. Соловьева, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова развивается сугубо секулярное мышление, цель которого - изменение России, изменение качественное и быстрое - революционное. Квинтэссенцией этого стремления становится русское народничество¹. Именно его изучению в словацкой и чешской академической среде мы посвятим первую часть нашего исследования. Особое внимание в статье уделяется одному из важнейших лиц народнического движения - Петру Лавро- вичу Лаврову. Эта тема рассматривается во второй части статьи. Лавров - один из важнейших представителей народничества, но в словацкой и чешской среде имеется очень мало исследований, которые были бы посвящены данному мыслителю. В современной российской научной среде это имя, как зачастую и имена других народников, сегодня не популярно и является, можно так выразиться, интеллектуально непопулярным.

Первую часть настоящей статьи можно назвать историографической, так как она представляет собой очерк изучения этого вопроса в Словакии и Чехии См. об этом: Зверев В.В. Русское народничество. М., 2009; Broda M. Narodnickie ambiwa- lencje. Mi^dzi apoteozq ludu a terorem. Lodz, 2003; Pomper P. The Russian revolutionary intelligentsia. Wheeling, 1993; Rydzewski W. Filozofia polityczna rosyjskiego narodnictwa. Krakow, 1988; Walicki A. Zarys Mysli Rosyjskiej od Oswiecenia do Renesansu Religijno- Filozoficznego. Krakow, 2005. Хотя с 1993 г. Словакия и Чехия являются отдельными государствами, их совместная история имеет большое влияние именно на академическую среду, которая до сих пор тесно связана. вплоть до настоящего времени. И хотя статья посвящается русскому народничеству, считаем также важным в качестве наброска представить исследования русской философии как таковой в Словакии и Чехии, назвать, как уже было отмечено, тех, кто занимался этими исследованиями, и их важнейшие научные труды, но при этом не подавляя читателя статистическими и иными данными. Такой подход, на наш взгляд, позволит сориентировать читателя в общем контексте историко-философских исследований на эту тему и поможет, вместе с тем, лучше понять, какое место занимают исследования народничества в данной научной среде. Соблюдая определенный историографический подход, мы будем продолжать нашу работу на двух уровнях. Во-первых, мы представим исследование русской философии как таковой, во-вторых, сосредоточимся именно на русском народничестве. Как для первого, так и для второго уровня важной чертой будет являться 1989 г., когда в Чехословакии свершается так называемая «бархатная революция», имевшая большое значение для развития исследований по философии и истории философии. С этого года мы и начнем наш очерк, выделяя общие характерные черты в исследованиях русской философии в словацко-чешской научной среде. Работы, касающиеся русской философской мысли, которые появлялись в огромных объемах до этого года, мы не будем оценивать, так как их анализ достаточно сложен и должен проводиться отдельно, учитывая идеологические запреты. На наш взгляд, исследование изучения русской и советской философии до 1989 г. - это задача для будущих времен. Чтобы решить ее, необходимы коллективные исследования, так как одному историку философии это не по силам Можно сказать, что в этом смысле уже несколько систематических шагов сделано авторами работы: Feber J., Petrucijova J. Ruska filozofie a jeji reflexe v Cesku a na Slovensku. Ostrava, 2015..

На данном этапе хотелось бы подчеркнуть еще раз, что этот краткий очерк является предварительным этапом для дальнейшего, более полного изучения народничества и наследия П.Л. Лаврова. Обратившись к исследованиям такого своеобразного направления русской мысли второй половины XIX и начала XX в., как народничество, мы уделим внимание также и рефлексиям до 1989 г., которые, с нашей точки зрения, необходимо должны быть здесь представлены. Что касается нашего стремления обратить внимание на исследование русской философской мысли как таковой после 1989 г. - это также попытка представить ученых, которые помогали преодолеть некоторые стереотипы и предрассудки, сопутствующие изучению русской мысли в академической среде Словакии и Чехии.

1. Об изучении русской философской мысли в Словакии и Чехии

В первую очередь нужно сказать о научной деятельности профессора Елены Греговой Hrehova H. Transcendentalne hodnoty, reflexie o zle a drame slobody v ruskej filozofii 19. a 20. storocia. Bratislava, 2020; Idem. Koncepcia etickeho systemu V.S. Soloviova a jej vyuzitie v moralnej teologii // Viera a zivot. 2004. Roc. XIV. C. 3. S. 269-286., которая была ученицей кардинала-иезуита Томаша Шпид- лика, автора феноменального произведения «Русская идея: иное видение человека». Ее исследования русского персонализма открывали и открывают новые горизонты и точки зрения на русскую мысль, прежде всего, религиозного направления. Она не только блестящий знаток русской мысли, но сумела объединить вокруг себя группу исследователей русской философии. Можно сказать, что именно благодаря ее деятельности на кафедре этики и моральной философии философского факультета Трнавского университета в г. Трнаве образовался настоящий центр систематического исследования русской религиозной мысли, постоянно действующий и развивающийся. Здесь работают такие историки русской философии, как Яромир Фебер Feber J., Hrehova H., Rusnak P. Man between sacrum and profanum in Russian philosophy in 20^th century. Berlin; Bratislava, 2019; Feber J., Petrucijova J. Op. cit. или Петр Руснак Rusnak P. Pravda, veda, symbol (Uvod do myslenia P.A. Florenskeho). Trnava, 2008; Rusnak P. Icona Florenskiana // Miscellanea doctorandica I. Vyzkumy doktorandu umenovednych a umenovychovnych oboru. Olomouc, 2004. S. 116-118.. Это центр, организующий систематические конференции, подготовку кандидатских диссертаций по вопросам русской философской мысли. Стоит отметить также развитие тесного научного сотрудничества с философским факультетом Университета Константина Философа в г. Нит- ра. Здесь изучением русского персонализма занимаются Томаш Пружинец Pruzinec T. Viviparia ruskej personalistickej filozofie. Nitra, 2018. и Ян Гало Gallo J., Pruzinec T. Berdajev - Frank - Il'jin: traja myslitelia ruskej personalistickej filozofie. Nitra, 2018.. Среди авторов, которые систематически занимаются исследованием русской философии, необходимо сказать о профессоре Златице Пла- шиенковой Plasienkova Z. Nikolaj O. Losskij // Dejiny etickeho myslenia v Europe a USA. Bratislava, 2008. S. 804-812; Плашиенкова З. Современные рецепции русской религиозной мысли в Словакии (на примере анализа творчества Яна Коморовского) // Философский полилог. 2017. № 2. С. 101-118. из Университета имени Я.А. Коменского в Братиславе.

Благодаря богатой переводческой деятельности и историко-философским исследованиям Яна Коморовского Komorovsky J. Solovjov a ekumenizmus. Bratislava, 2000. Dudinska I. Filozofia vsejednoty Vladimira Solovjova. Presov, 2005., наследие Вл. Соловьева стало хорошо известно в словацкой и чешской академических средах. Можно сказать, что именно Соловьев является самым известным русским философом. Среди работ, посвященных Соловьеву, свое особое место имеет монография Ирины Дудинской «Философия всеединства Владимира Соловьева»¹¹, которая была публикована философским факультетом Прешовского университета в 2005 г.

Говоря о том, что Соловьев является самым популярным и известным русским философом, необходимо добавить, что вместе с тем широко известны также произведения Н.А. Бердяева, Н.О. Лосского и Ф.М. Достоевского. Этих мыслителей изучают Андрей Червеняк Cervenak A. Dostojevskeho sny: eseje a studie o snoch Dostojevskeho. Pezinok, 1999., Франтишка Каутман Kautman F. F.M. Dostojevskij. Vecny problem cloveka. Praha, 2004. и также Петр Греча Greco P Revolucia, demokracia a masova kultura. K antropologickym a politologickym aspektom filozofie Nikolaja Berdajeva. Poprad, 2013.. Тематически особо интересной является монография Владислава Дудинского «Антропокосмические мотивы в русской философии» Dudinsky V. Antropokozmicke motivy v ruskej filozofii. Presov, 2002.. Она появилась в печати в 2002 году и посвящена вопросам космизма в произведениях Н.Ф. Федорова, Н.А. Бердяева и В.И. Вернадского. Эти вопросы редко анализировались в словацкой и чешской интеллектуальной среде, хотя они хорошо известны в России, о чем свидетельствуют, например, «Федоровские чтения».

Если вести речь об особых явлениях словацкого и чешского восприятия русской философии, то необходимо сказать о проекте журнала под названием «Тихая вода». Образован он был в начале 90-х гг. XX в. Эриком Грохом, Валерием Купкой и Юлиусом Рибака. Они стремились в новое время, период после революции, представить новые идеи и новое мышление, и в том числе также русские идеи. Появился перевод фрагментов текстов П.А. Флоренского и М.М. Пришвина. К сожалению, этот проект не имел продолжения. словакия народник лавров

Судьба журнала «Тихая вода» побуждает нас обратить внимание на публикации в журналах, и увидеть здесь некоторые тенденции в исследованиях русской философии. Самыми важными журналами - по всем научным индексам - являются журнал «Философия» (в Словакии) и «Философский журнал» (в Чехии). Если смотреть на содержание этих журналов после 1989 г., то о «Философском журнале» можно сказать, что он слишком мало внимания уделяет анализу русской философии. Если встречается информация о русской мысли, то это, прежде всего, рецензии к переводам произведений русских философов на чешский язык. Журнал «Философия» опубликовал несколько статей, посвященных русской философии, авторами которых являются исследователи, о которых мы уже писали. (Надо сказать, что эти статьи не касаются никаких дискуссий, которые обычно инициируются главными статьями журнала и которые публикуются как отзывы на эти статьи). Необходимо отметить монотематический номер этого журнала (8/1995), который был полностью посвящен философской интерпретации наследия Ф.М. Достоевского.

С точки зрения исследования русской философии важное место занимает журнал «Вербум», полное название которого - «Журнал христианской культуры». Надо сказать, что к этой традиции журнал подходит последовательно, что воплощается в содержании каждого номера. Журнал представляет собой пространство для публикации переводов фрагментов работ русских мыслителей, таких как А. Мень, В.С. Соловьев, Л.Н. Толстой. В нем публикуются эссе и научные статьи по истории русской философии, авторами которых являются уже упомянутая Елена Грегова и Перт Гречо, уделяется внимание современным философским дискуссиям в России. Один из авторов, о котором мы пока не упоминали и который большинство своих работ по русской философии опубликовал именно на страницах журнала «Вер- бум», - это католический теолог Роберт Сарка.

Таким образом, можно сказать, что в словацком и чешском академическом пространстве большое внимание уделяется исследованию русской религиозной мысли, и заметим, что это совсем не удивительно, если иметь в виду ценность русского персонализма. Состояние же исследований секулярной русской общественной мысли находится в другом положении - как предмет изучения оно не вызывает подобного интереса.

2. Русское народничество в словацких и чешских исследованиях

Переходя ко второй историографической линии нашей статьи, - к русскому народничеству и его исследованиям - мы опять будем пользоваться границей 1989 г., но считаем при этом необходимым представить характер изучения этого явления как до, так и после 1989 г. Говоря об особенностях изучения русского народничества после 1989 г. можно коротко сказать, что в систематической форме оно почти не присутствует. Время до 1989 г. воспринимается как период, в котором происходит идейная борьба между двумя мнениями - подходами к русскому народничеству.

Представителем первой линии и ее основателем был Томаш Гарриг Масарик (1850-1937). Его перу принадлежит первая история русской философии, написанная не русским автором. Мы имеем в виду его трехтомную работу «Россия и Европа» Об этом также: Маслин М.А. Русская философия как диалог мировоззрений // Вопросы философии. 2013. № 1. C. 45.. Масарик критически анализирует анархический и революционный пути ликвидации империи русскими демократами и социалистами. Предмет критики, - прежде всего, революционный путь изменения страны и русского общества. Масарик являлся сторонником реформистского подхода, он был убежден, что только этим путем Россию можно привести к настоящей гуманистической демократии. И этот подход Масарика явился отправной точкой для возникновения другого подхода к интерпретации народничества до 1989 г., который абсолютно не принимал исходные посылки Масарика и его интерпретацию в целом.

Й. Филипец в «Заметке автора» в начале своей работы с названием «Главы о творчестве Н.Г. Чернышевского» Filipec J. Kapitoly o dile N.G. Cernysevskeho. Praha, 1951. определяет две задачи своей работы, которые, позволим себе заметить, в основной мере отражают тенденцию других работ, или, точнее говоря, характер всего его подхода - оппозиции к Масарику. Филипец так пишет о задаче своей работы: «1. Внести вклад в слом заслона ябед и лжи, который стремятся поставить между нами и русской революционной культурой буржуазные журналисты и прежде всего Т.Г. Масарик. Открыть и опровергнуть их реакционерские аргументы об отсталости и несамостоятельности русской культуры (...). В связи с этим автор стремился показать российских революционных демократов исходя из их наследия и их оценок Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина как гениальных мыслителей. 2. Вторая задача, которую ставит эта работа, состоит в том, чтобы определить основы всей буржуазной линии оценки революционной демократии и революционной культуры как она была изложена Т.Г. Масариком» (Filipec, 1951, с. 7).

Кроме этих двух целей, которые по своей сути являются одной - критически преодолеть Масарика, формулируется заодно и цель рассматриваемого второго подхода, образующегося до 1989 г. Видно, что Маркс, Ленин и Сталин оказываются здесь цензорами того, что должно быть правильно и научно. Эти слова написаны Филипцом в связи с Чернышевским и касаются также его работ о других мыслителях-народниках: Герцене, Писареве, Белинском и Добролюбове. Читая эти работы, замечаем, что в них почти абсолютно отсутствуют ссылки на первоисточники - работы самих народников. Часто встречаем определенного рода пересказы важнейших идей народнических мыслителей. Не цитаты, а парафраза является основой аргументации историков философии этого периода. Важно также сказать, что редко обнаруживаются ссылки на конкретные работы, - очень часто указывается только том собрания произведений. Этот подход широко распространен даже у современных исследователей, но он не позволяет по-настоящему углубиться в наследие этих мыслителей. Отсутствует возможность исследовать метаморфозы идей, их генезис и трансформацию, которая часто связана с творческой деятельностью мыслителя-философа, включая народнических мыслителей.

В этом месте хотелось бы вспомнить опыт общения с рецензентом одной нашей статьи, которая была опубликована в сборнике конференции. Этот рецензент (называть его не имеет смысла, так как это всего лишь пример определенного поведения) критически высказался о том, что первоисточником являются отдельные работы автора, изданные в собраниях его сочинений. Указание на отдельные работы он считал искусственным умножением библиографических данных, так как эти работы находятся в одном объемном томе собрания сочинений. Здесь упускается из виду тот факт, что у множества известных русских философов было несколько разных изданий собраний сочинений, и что они составлены по-разному, не всегда включая все произведения и исследования философа, что эти работы - это не главы монографии, а тексты, которые написаны философом на протяжении нескольких лет. Этим замечанием я бы хотел указать на то, что у нас часто не вполне верно воспринимается творчество русских мыслителей. Мы не хотим сказать, что это общий подход, но это одна из присутствующих ошибок.

Мы часто подчеркиваем, что авторы не углубляются в суть творческого наследия русских философов. Таким примером могла бы быть работа М. Яриша (1948) «Н.Г. Чернышевкий» Jaris M. N.G. Cernysevskij. Praha, 1948., которая была опубликована в рамках издательского проекта «Кто кем является?». Яриш представил интересный биографический очерк о Чернышевском, показал значение Чернычевского для развития общественной мысли его времени, но при этом у него абсолютно отсутствует анализ первоисточников, отсутствуют ссылки на основные тексты Чернышевского. В случае Яриша мы можем утверждать, что научность здесь отсутствует, а работа является научно-популярной и очень упрощенной. Тома этого издания больше не представляют интереса, чтобы широко обсуждать те или иные вопросы.

Эта проблема - ненаучность и неспособность проанализировать первоисточники - присутствует также в объемной работе Фердинанда Боуру «Н.Г. Чернышевский - философ-материалист и революционер» Boura F. N.G. Cernysevskij filosof materialista a revolucionar // Rozpravy CSAV. 1957. Roc. 67. C. 1. S. 1-88. (1957). Эта работа также направлена против методологии и оценок Масарика. С Масариком и ему подобными, пишет Боура, «надо воевать» (1957, с. 6). Кроме антропологического вопроса, никакой другой мотив автором не проанализирован, хотя Боура замечает, что наследие Чернышевского богато.

Своеобразным контрастом (в положительном смысле) с упомянутой выше тенденцией предстает коллективная научная работа, составленная Ириной Меснянкиновой K 150. vyroci narozeni N.G. Cernysevskeho. Praha, 1979. (1979) в Праге, выпущенная в ознаменование 150-й годовщины со дня рождения Н.Г. Чернышевского. Авторы этой работы - ученые В. Раб, М. Манова и Й. Попелова. Статья последней представляет собой большой интерес в плане анализа эстетических взглядов Чернышевского. Этот коллективный труд содержит также работы советских ученых, таких как П.С. Шкуринов, В.С. Никоненко, Н.С. Козлов, Ш.Ф. Мамедов, а также работу одного из виднейших современных исследователей истории русской философии М.А. Маслина.

Задачи и предположения, сформулированные Филипцом, на которые мы ссылаемся выше, побудили нас заняться рассмотрением вопросов истории русской общественной и философской мысли. Помимо этого, стимулом было общее настроение времени, с которым мы не можем согласиться. Мы не согласны, прежде всего, с тем, что в большинстве примеров народничество исследовано только как один из периодов русского бунта и революционной деятельности. Это настроение присутствует как у Филипца, так и у Масарика. Выработать подход, который бы гораздо шире показал народническое движение и его проблемы, в том числе проблемы философские, стремился автор данной статьи в двух своих монографических работах, которые были публикованы в 2015 г. Marchevsky O. Narodnicka filozofia (z) dejin v ruskom mysleni 2. polovice 19. storocia. Presov, 2015; Idem. Filozofia (z) dejin jadra ruskeho narodnictva. Presov, 2015.

3. Социально-философские взгляды П.Л. Лаврова: спор «теории» и «практики»

На первой странице пятнадцатого «Исторического письма» у П.Л. Лаврова под названием «Критика и вера» появляется фраза, которую мы взяли эпиграфом к этой статье. Движение между «кабинетом» и «улицей» есть движение между двумя точками социального пространства, одна из которых олицетворяет «теорию», а другая - «практику». Само это движение также, по нашему мнению, задает новый вектор в исследовании творчества российского народника. Как соединить между собой «кабинет» и «улицу», как поставить во взаимную связь два разнонаправленных дискурса - дискурс «кабинета» и дискурс «улицы»?

Дискурс «кабинета» у Лаврова - это дискурс «трезвости», «научности», «открытости», соединенный со всеми достижениями «субъективного метода». Главная задача «кабинетного дискурса» - пригласить читателя к дискуссии, оживить ее личным опытом и личными переживаниями. Опорой для Лаврова здесь является апелляция к естественнонаучному знанию. Напомним, что все естественные науки Лавров делит на «морфологические» и «феноменологические».

Морфологические науки, как определяет Лавров, это науки, «изучающие распределение предметов и форм, которые обусловливают наблюдаемые процессы и явления, причем цель этих наук есть сведение всех наблюдаемых форм и распределений на моменты генетических процессов» Лавров П.Л. Исторические письма //Лавров П.Л. Избранные труды. М., 2010. С. 55.. С другой стороны, существуют также феноменологические науки, - это науки, «исследующие законы повторяющихся явлений и процессов» Там же.. И далее Лавров поясняет: «К ряду наук феноменологических я буду относить: геометрию, механику, группу физико-химических наук, биологию, психологию, этику и социологию (курсив мой. - О. М.)» Там же.. Об исключительном положении социологии говорит следующая мысль Лаврова: «Эта важная и самая близкая для человека часть естествознания опирается на законы предшествующих областей его как на готовые данные, но свои законы отыскивает другим путем» Там же. С. 55-56.. Это особое положение социологии среди естественных наук с точки зрения ее эпистемологических возможностей подкрепляется у Лаврова следующим высказыванием: «Что касается до обществознания (социологии), т.е. до теории процессов и продуктов общественного развития, то здесь почти все орудия физика, химика и физиолога неприложимы» Там же. С. 55.. Несложно заметить, что, по Лаврову, социология как теория продуктов и процессов развития общества подкрепляется научными достижениями других наук, но только в том случае, если, к примеру, их инструменты недостаточно эффективны в отношении анализа отдельных, частных, событий, происходящих в обществе. Социология неспособна проводить свои исследования простым синтетическим принятием того, что предлагают ей другие науки, так как у нее свой особый предмет изучения - общество и его развитие.

Что является самым важным для развития социологии, с точки зрения Лаврова? Ответ следующий: «историческое познание» как познание, которое радикально отличается от традиционного «теоретического познания», имеющегося у большинства наук.

Но если о социологии у Лаврова говорится, что она просто занимает особое место в структуре научного знания, то историю, по мнению русского мыслителя, следует рассматривать как науку особого разряда - как науку вне, или сверх всех наук. Ни одно социальное познание немыслимо без познания исторических событий. История как наука является необходимой для всех других наук, но особенно она необходима для социологии.

Лавров здесь дает следующее пояснение: «Откуда феноменология духа и социология черпают свои материалы? Из биографий отдельных личностей и из истории. Насколько ненаучны труды историка и биографа, настолько же не могут быть научны выводы психолога в обширнейшей области его науки, труды этика, социолога в их научных сферах, т.е. настолько же естествознание должно быть признано ненаучным в его части, самой близкой для человека. Здесь успех научности вырабатывается взаимными пособиями обеих областей знания... Для естествознания в его надлежащем смысле история составляет совершенно необходимый материал, и, лишь опираясь на исторические труды, естествоиспытатель может уяснить себе процессы и продукты умственной, нравственной и общественной жизни человека» Лавров П.Л. Исторические письма. С. 56.. И далее он прибавляет: «[Давайте] будем рассматривать историю как процесс, который составляет предмет изучения для истории как знания» Там же. С. 58..

Размышления Лаврова об истории мы бы могли уточнить следующим вопросом: к чему мы должны стремиться в истории? Ответ на этот вопрос можно найти в третьем «Историческом письме», где Лавров пишет буквально следующее: «[надо стремиться к] критической выработке нравственного идеала, наиболее рационального, и о построении науки прогресса - истории - на основании этого идеала» Там же.. Эта идея указывает нам на чрезвычайно важное положение истории в структуре наук и человечного знания.

У историософской концепции Лаврова есть два важных пункта - нравственный идеал и прогресс. Нравственный идеал основан на критическом исследовании истории, а также на понятии «потребностей времени», и никогда не может быть единственно правильным, он всегда результат своего времени (в случае Лаврова - России второй половины XIX в.). Эту мысль выражает также следующая заметка: «нравственный идеал истории есть единственный светоч, способный придать перспективу истории в ее целом и в ее частностях» Там же. С. 294.. Нравственный идеал является путеводным знаком, базой, фундаментом для определения того, что будет названо «прогрессом» или «прогрессивным». Прогресс - это то, что реально создается и влияет на общественную жизнь, исходя из нравственного идеала времени. Прогресс имеет также значение определенного инструмента, защитного светофильтра, через который можно смотреть в прошлое. Такой подход может предупредить нас от повторения ошибок, и заставить работать эффективно и успешнее, чем раньше. Лавров уверен, что мы просто обязаны учиться у истории, если не желаем, чтобы следующие поколения считали нас неучами.

У Лаврова мы также находим и определение прогресса на основе нравственного идеала: «Развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении; воплощение в общественных формах истины и справедливости - вот краткая формула, обнимающая, как мне кажется, все, что можно считать прогрессом» Лавров П.Л. Исторические письма. С. 81..

Уличный дискурс или дискурс улицы - это совсем другой мир в интеллектуальном и творческом космосе Лаврова. В этом дискурсе, творческом мире, основными свойствами становятся радикальность и нетерпимость к другому мнению. Тут опять появляется определение нравственного идеала, но уже в другом виде и произнесенное с иным пафосом. Вот что, к примеру, Лавров пишет о социалистическом нравственном идеале: «Как только установлены эти начала социалистической нравственности, то все остальное вытекает из них как логическое следствие, и социалист, который не выводит этих следствий, выказывает лишь недостаток логической последовательности своей мысли» Лавров П.Л. Социальная революция и задачи нравственности // Лавров П.Л. Избранные труды. М., 2010. С. 392.. Об этом нравственном идеале мы можем сказать, что он абсолютно истинен и не подлежит критике или сомнению.

От этой позиции уже недалеко, буквально короткий шаг к декларации из работы «Социальная революция и задачи нравственности», где у Лаврова утверждается следующая мысль: «Местная, русская, задача: необходимость разрушить русское самодержавие как существенное препятствие выполнению задачи социалиста-революционера вообще» Там же. С. 441.. Разрушать и не позволять себе и другим никаких сомнений, - это, на наш взгляд, лучшее определение свойства «уличного дискурса» Лаврова.

Действительно, у Лаврова мы встречаем какую-то раздвоенность, даже почти «шизофренического характера». С одной стороны, мы видим Лаврова-мыслителя, теоретика, создателя субъективного метода, а, с другой стороны, - Лаврова, радикала-революционера. Стремление соединить подобную разнополярность, наверное, у Лаврова вполне искреннее, но, на наш взгляд, удается куда хуже, чем было задумано изначально. Лавров в некоторых моментах пытается как бы умышленно снизить себя, как теоретика, до уровня пролетарских и крестьянских масс: «Царство справедливости, которое мы обязаны установить, для которого не должно жалеть никаких жертв, из-за которого надо идти на неумолимую борьбу, есть царство всеобщего труда, труда на всеобщее благо. Кто же может создать его? Лишь те, которые и теперь исполняют завет его, те, которые трудятся. Следовательно, единственное основание будущего общества есть класс рабочих; единственные братья социалиста - работники и те, которые способны понять, что лишь труд есть основание справедливого социального строя» Там же. 391.. Это слова, обращенные в сторону народа, который хочет менять общество, страну, Россию. Это ответ на письма из России с важным русским вопросом «Что делать?», и здесь Лавров очевидно проявляет себя как «уличный мыслитель».

Спор «теории» и «практики» у Лаврова, «дискурса улицы» и «дискурса кабинета» должен, в конечном итоге, привести нас к следующему вопросу: или Лавров настоящий радикал, для которого идеи субъективного метода и все дискуссии, с ним связанные, - это своего рода интеллектуальная показуха, или это все же мыслитель, философ, самые лучшие гуманистические идеи которого просто «портятся» в конфронтации с суровой жизнью на «улице»? Мы не делаем окончательного заключения, окончательных выводов. Вопрос остается открытым для дальнейших дискуссий.

Список литературы

1. Зверев В.В. Русское народничество. М.: РАСТ, 2009. 286 с.

2. Лавров П.Л. Исторические письма // Лавров П.Л. Избранные труды. М.: РОССПЭН, 2010. С. 41-296.

3. Лавров П.Л. Социальная революция и задачи нравственности // Лавров П.Л. Избранные труды. М.: РОССПЭН, 2010. С. 345-451.

4. Маслин М.А. Русская философия как диалог мировоззрений // Вопросы философии. 2013. Т. 66. № 1. С. 43-48.

5. Плашиенкова З. Современные рецепции русской религиозной мысли в Словакии (на примере анализа творчества Яна Коморовского) // Философский полилог. 2017. № 2. C. 101-118.

6. Boura F. N.G. Cernysevskij filosof materialista a revolucionar // Rozpravy CSAV. 1957.

7. Roc. 67. C. 1. S. 1-88

8. Broda M. Narodnickie ambiwalencje. Mi§dzi apoteozq ludu a terorem. Lodz: Ibidem, 2003. 294 s.

9. Cervenak A. Dostojevskeho sny: eseje a studie o snoch Dostojevskeho. Pezinok: Format, 1999. 199 s.

10. Dudinska I. Filozofia vsejednoty Vladimira Solovjova. Presov: Filozoficka fakulta Presovskej univerzity, 2005. 138 s.

11. Dudinsky И Antropokozmicke motivy v ruskej filozofii. Presov: Filozoficka fakulta Presovskej univerzity, 2002. 112 s.

12. Feber J., Hrehova H., Rusnak P. Man between sacrum and profanum in Russian philosophy in 20^th century. Berlin; Bratislava: Peter Lang; Veda. 2019. 216 p.

13. Feber J., Petrucijova J. Ruska filozofie a jeji reflexe v Cesku a na Slovensku. Ostrava: Vysoka skola banka - Technicka univerzita Ostrava, 2015. 261 s.

14. Filipec J. Kapitoly o dile N.G. Cernysevskeho. Praha: Nakladatelstvi Rovnost, 1951. 99 s.

15. Gallo J., Pruzinec T. Berd'ajev - Frank - Il'jin: traja myslitelia ruskej personalistickej filozofie. Nitra: Univerzita Konstantina Filozofa v Nitre, 2018. 104 s.

16. Greco P. Revolucia, demokracia a masova kultura. K antropologickym a politologickym aspek- tom filozofie Nikolaja Berdajeva. Poprad: Mornar a syn, 2013. 201 s.

17. Hrehova H. Koncepcia etickeho systemu V.S. Soloviova a jej vyuzitie v moralnej teologii // Viera a zivot. 2004. Roc. XIV. C. 3. S. 269-286.

18. Hrehova H. Transcendentalne hodnoty, reflexie o zle a drame slobody v ruskej filozofii 19. a 20. storocia. Bratislava: Post scriptum, 2020. 479 s.

19. Jaris M. N.G. Cernysevskij. Praha: Orbis, 1948. 30 s.

20. K 150. vyroci narozeni N.G. Cernysevskeho / Ed. I. Mesnjankina. Praha: Univerzita Karlova, 1979. 157 s.

21. Kautman F. F.M. Dostojevskij. Vecny problem cloveka. Praha: ACADEMIA, 2004. 263 s. Komorovsky J. Solovjov a ekumenizmus. Bratislava: Ustav pre vztahy statu a cirkvi, 2000. 123 s. Marchevsky O. Filozofia (z) dejin jadra ruskeho narodnictva. Presov: Vydavatel'stvo Presovskej university, 2015. 232 s.

22. Marchevsky O. Narodnicka filozofia (z) dejin v ruskom mysleni 2. polovice 19. storocia. Presov: Filozoficka fakulta Presovskej univerzity v Presove, 2015. 186 s.

23. Plasienkova Z. Nikolaj O. Losskij // Dejiny etickeho myslenia v Europe a USA / Ed. A. Remisova. Bratislava: Kalligram, 2008. S. 804-812.

24. Pomper P. The Russian revolutionary intelligentsia. Wheeling: Harlan Davidson, 1993. 241 p.

25. Pruzinec T. Viviparia ruskej personalistickej filozofie. Nitra: Univerzita Konstantina Filozofa v Nitre, 2018. 108 s.

26. Rusnak P. Icona Florenskiana // Miscellanea doctorandica I. Vyzkumy doktorandu umeno- vednych a umenovychovnych oboru. Olomouc: Pedagogicka fakulta Univerzity Palackeho v Olomouci, 2004. S. 116-118.

27. Rusnak P. Pravda, veda, symbol (Uvod do myslenia P.A. Florenskeho). Trnava: FF TU, 2008. 155 s.

28. Rydzewski W. Filozofia polityczna rosyjskiego narodnictwa. Krakow: Uniwersytet Jagiellonski, 1988. 158 s.

29. Walicki A. Zarys Mysli Rosyjskiej od Oswiecenia do Renesansu Religijno-Filozoficznego. Krakow: Wydawnictwo Uniwersytetu Jagiellonskiego, 2005. 862 s.

References

1. Boura, F. “N.G. Cernysevskij filosof materialista a revolucionar” [N.G. Chernyshevsky the philosopher and revolutionary], Rozpravy CSAV] 1957, Roc. 67, C. 1, s. 1-88. (In Czech)

2. Broda, M. Narodnickie ambiwalencje. Migdzi apoteozq ludu a terorem [An ambivalences of the narodism. Between apotheosis of peoples and terror.]. Lodz: Ibidem, 2003. 294 s. (In Polish)

3. Cervenak, A. Dostojevskeho sny: eseje a studie o snoch Dostojevskeho [Dostojevskis dreams: essays and papers about dreams of Dostojevsky]. Pezinok: Format, 1999. 199 s. (In Slovak)

4. Dudinska, I. Filozofia vsejednoty Vladimira Solovjova [Vladimir Solovyov philosophy of absolute unity]. Presov: Filozoficka fakulta Presovskej univerzity, 2005. 138 s. (In Slovak)

5. Dudinsky, V. Antropokozmicke motivy v ruskej filozofii [Anthropocosmic issues in Russian philosophy]. Presov: Filozoficka fakulta Presovskej univerzity, 2002. 112 s. (In Slovak)

6. Feber, J. & Petrucijova, J. Ruska filozofie a jeji reflexe v Cesku a na Slovensku [Russian philosophy and it's perceptions in Czech and Slovakia]. Ostrava: Vysoka skola banka - Tech- nicka univerzita Ostrava, 2015. 261 s. (In Czech)

7. Feber, J., Hrehova, H. & Rusnak, P. Man between sacrum and profanum in Russian philosophy in 20^th century. Berlin; Bratislava: Peter Lang; Veda. 2019. 216 pp.

8. Filipec, J. Kapitoly o dile N.G. Cernysevskeho [Chapters about N.G. Chernyshevsky legacy]. Praha: Nakladatelstvi Rovnost, 1951. 99 s. (In Czech)

9. Gallo, J. & Pruzinec, T. Berdajev - Frank - Iljin: traja myslitelia ruskej personalistickej filozofie [Berdyaev - Frank - Ilyin: the three thinkers of Russian personalism]. Nitra: Univerzita Konstantina Filozofa v Nitre, 2018. 104 s. (In Slovak)

10. Greco, P. Revolucia, demokracia a masova kultura. K antropologickym a politologickym aspek- tom filozofie Nikolaja Berdajeva [Revolution, democracy and mass culture. On the anthropological and political science aspects of Nikolai Berdyaev's philosophy]. Poprad: Mornar a syn, 2013. 201 s. (In Slovak)

11. Hrehova, H. “Koncepcia etickeho systemu V.S. Soloviova a jej vyuzitie v moralnej teologii” [V.S. Solovjov's conception of ethical system and it's application in moral theology], Viera a zivot, 2004, Roc. XIV, C. 3, s. 269-286. (In Slovak)

12. Hrehova, H. Transcendentalne hodnoty, reflexie o zle a drame slobody v ruskej filozofii 19. a 20. storocia [Transcendental values, reflections on evil and the drama of freedom in Russian philosophy of the 19^th and 20^th centuries]. Bratislava: Post scriptum, 2020. 479 s. (In Slovak)

13. Jaris, M. N.G. Cernysevskij [N.G. Chernyshevsky]. Praha: Orbis, 1948. 30 s. (In Czech)

14. Kautman, F. F.M. Dostojevskij. Vecny problem cloveka [F.M. Dostojevsky. The eternal problem of man]. Praha: ACADEMIA, 2004. 263 s. (In Czech)

15. Komorovsky, J. Solovjov a ekumenizmus [Solovyov and ecumenism]. Bratislava: Ustav pre vztahy statu a cirkvi, 2000. 123 s. (In Slovak)

16. Lavrov, P.L. “Istoricheskie pis'ma” [Historical letters], in: P.L. Lavrov, Izbrannye trudy [Collected works]. Moscow: ROSSPEN Publ., 2010, pp. 41-296. (In Russian)

17. Lavrov, P.L. “Sotsial'naya revolyutsiya i zadachi nravstvennosti” [Social revolution and role of morality], in: P.L. Lavrov, Izbrannye Trudy [Collected works]. Moscow: ROSSPEN Publ., 2010, pp. 345-451. (In Russian)

18. Marchevsky, O. Filozofia (z) dejin jadra ruskeho narodnictva [Philosophy of (from) history of the core of Russian narodism]. Presov: Vydavatel'stvo Presovskej university, 2015. 232 s. (In Slovak)

19. Marchevsky, O. Narodnicka filozofia (z) dejin v ruskom mysleni 2. polovice 19. storocia [The narodism philosophy of (from) history in Russian thought of 2 half of 19 century]. Presov: Filozoficka fakulta Presovskej univerzity v Presove, 2015. 186 s. (In Slovak)

20. Maslin, M.A. “Russkaya filosofiya kak dialog mirovozzrenii” [Russian philosophy as a dialogue of cultures], Voprosy filosofii, 2013, Vol. 66, No. 1, pp. 43-48. (In Russian)

21. Mesnjankina, I. (ed.) K 150. vyroci narozeni N.G. Cernysevskeho [On the 150^th anniversary of the birth of N.G. Chernyshevsky]. Praha: Univerzita Karlova, 1979. 157 s. (In Czech)

22. Plashienkova, Z. “Sovremennye retseptsii russkoi religioznoi mysli v Slovakii (na primere ana- liza tvorchestva Yana Komorovskogo)” [Contemporary perceptions of Russian religious thought in Slovakia (on the example of Jan Komorowski)], Filosofskii polilog, 2017, No. 2, pp. 101-118. (In Russian)

23. Plasienkova, Z. “Nikolaj O. Losskij” [N.O. Lossky], Dejiny etickeho myslenia v Europe a USA [History of ethical thought in Europe and USA], ed. by A. Remisova. Bratislava: Kalli- gram, 2008, s. 804-812. (In Slovak)

24. Pomper, P. The Russian revolutionary intelligentsia. Wheeling: Harlan Davidson, 1993. 241 pp.

25. Pruzinec, T. Viviparia ruskej personalistickej filozofie [Viviparity of Russian personalism in philosophy]. Nitra: Univerzita Konstantina Filozofa v Nitre, 2018. 108 s. (In Slovak)

26. Rusnak, P. “Icona Florenskiana” [Icona Florenskiana], Miscellanea doctorandica I. Vyzkumy doktorandu umenovednych a umenovychovnych oboru [Miscellanea doctorandica I. A researches of PhD students in brach of arts and humanities]. Olomouc: Pedagogicka fakulta Univerzity Palackeho v Olomouci, 2004, s. 116-118. (In Slovak)

27. Rusnak, P. Pravda, veda, symbol (Uvod do myslenia P.A. Florenskeho) [Truth, science, symbol (Introduction to the thinking of P.A. Florensky)]. Trnava: FF TU, 2O08. 155 s. (In Slovak)

28. Rydzewski, W. Filozofia polityczna rosyjskiego narodnictwa [Political philosophy of Russian narodism]. Krakow: Uniwersytet Jagiellonski, 1988. 158 s. (In Polish)

29. Walicki, A. Zarys Mysli Rosyjskiej od Oswiecenia do Renesansu Religijno-Filozoficznego [The Flow of Ideas: Russian Thought from the Enlightenment to the Religious-Philosophical Renaissance]. Krakow: Wydawnictwo Uniwersytetu Jagiellonskiego, 2005. 862 s. (In Polish)

30. Zverev, V.V. Russkoe narodnichestvo [Russian narodism]. Moscow: RAST Publ., 2009. 286 pp. (In Russian)

Размещено на Allbest.ru