Этические импликации смыслов тоталитаризма в исследованиях Ханны Арендт

В условиях тоталитарной системы исчезают привычные моральные понятия и сама нормативная система существенно преображается. Арендт неоднократно повторяет, что массы, отчужденные от нормальных человеческих отношений, проявляют враждебность к общественной жизни, концентрируясь на личной безопасности, ради которой готовы жертвовать "верой, честью, достоинством". Арендт убеждается: "Нет ничего легче, чем разрушить внутренний мир и частную мораль людей, не думающих ни о чем, кроме спасения своих частных жизней"16.

Следует отметить, что в своих исследованиях Арендт понимает под моралью сферу, касающуюся вопросов "индивидуального поведения и образа действий, ряда правил, норм и эталонов, с помощью которого люди отличали правильное от неправильного"17. В то же время Арендт указывает на различные уровни морали. Первый, элементарный уровень - это этикет, принятые в обществе нормы и правила поведения в обыденных ситуациях. Эта система индивидуального поведения воспринимается людьми автоматически, некритично. Именно некритичность лежит в основе повсеместного принятия "нового порядка" Гитлера "добропорядочным обществом", т. е. теми, кто безоговорочно держится принятых моральных норм, безотносительно к тому, каковы эти нормы. Арендт отмечает, что при резком изменении норм у "добропорядочного общества" остается только привычка "держаться норм". И с тем же рвением, с которым немецкие обыватели придерживались традиционных правил, они стали следовать нормам "нового порядка" Гитлера. После свержения гитлеровского режима те же люди, которые ранее поверили в "новый порядок", вернулись к прежней системе ценностей. Арендт Х. Истоки тоталитаризма. С. 449. Арендт Х. Некоторые вопросы моральной философии / Пер. Д.Аронсона // АрендтХ. Ответственность и суждение. М., 2013. С. 84.

Действенность морали уровня этикета в полной мере проявилась в "случае Эйхмана". В 1960 г. службы Израиля задержали высокопоставленного нацистского чиновника А. Эйхмана, руководившего в гестапо отделом по "окончательному решению еврейского вопроса". Представ перед судом, он упорно отстаивал свою позицию, оправдывая себя тем, что был законопослушным гражданином, исполнял свой долг, подчинялся не только приказам, но и закону. В отличие от обвинения и СМИ, демонизировавших Эйх- мана, представлявших его психопатом, отправившим на смерть миллионы невинных жертв, Арендт увидела в нем вопиющую "нормальность", подтверждаемую психиатрами и не принятую во внимание обвинением, судьями и даже адвокатом обвиняемого. Она отмечает, что никто из собравшихся на суде не мог принять очевидный факт, лежащий на поверхности ответов психически вменяемого Эйхмана: "Обыкновенный, "нормальный" человек - не слабоумный, не циничный и не жертва пропаганды - оказался абсолютно неспособным отличать добро от зла"18.

В книге "Эйхман в Иерусалиме", выдержанной в жанре репортажа из зала суда над Эйхманом, Арендт вводит формулировку "банальность зла", нигде в тексте ее не объясняя и в то же время вынося ее в название, - очевидно, все содержание книги призвано свидетельствовать в пользу того, что она предоставляет читателям отчет о банальности зла. В поздних работах Арендт возвращается к формулировке "банальность зла" и стремится прояснить ее своим читателям. "Несколько лет назад в своем репортаже о суде над Эйхманом в Иерусалиме, я упомянула "банальность зла" и подразумевала под этим не теорию или учение, а нечто всецело фактическое, феномен гигантских по своим масштабам злодеяний, которые невозможно объяснить какой-либо особой дурной черной патологией или идеологическими убеждениями совершившего их человека"19.

Зло творят рядовые люди, которые в системе тоталитарной власти ощущают себя винтиками и шестеренками огромной машины. Но для того, чтобы такая система действовала, служащие всех эшелонов власти должны соучаствовать в преступлениях и АрендтХ. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме. С. 49. Арендт Х. Мышление и соображения морали / Пер. Д.Аронсона // Арендт Х.

Ответственность и суждение. С. 218. выставлять на всеобщее обозрение доказательства соучастия. В тоталитарной системе, таким образом, даже маленькие винтики совершают масштабные злодеяния.

Отталкиваясь от убежденности Эйхмана в том, что он подчинялся закону, Арендт стремится понять, как возникает закон, следуя которому человек совершает банальное зло. Она отвергает традиционные представления о государственном порядке как порядке правовом. Традиционная правовая система государства покоится на принятых в нем обычаях, правилах поведения и т. п., которые обычно принимаются всеми людьми как данные в божественном откровении или выведенные из человеческой природы законы. В случае гитлеровской Германии весь государственный аппарат занимался преступной деятельностью, аннулировав законность как таковую. Это стало возможным потому, что "новый порядок" был сформирован в рамках законодательства, в основу которого заложено противоречащее человеческой природе требование "Убий!". Законодательство, противоречащее человеческой природе, основам человеческого общежития, полагает Арендт, само по себе преступно.

Банальность зла кроется в незаметной для "добропорядочного общества" подмене моральных понятий, ставших обыденными и воспринимавшихся некритично. Требование "Убий" не появилось неожиданно. Оно кристаллизовалось незаметно в процессе постоянного соглашательства масс с распоряжениями вождя, которые он давал функционерам системы, а те, в свою очередь, сами, будучи частью добропорядочного общества, распространяли эту установку среди обывателей. Требование "Убий" оформлялось в обществе постепенно и продвигалось с возрастающей настойчивостью до тех пор, пока не стало обыденностью. Причем, как отмечает Арендт, убивать следовало "не врага, а невинных людей, которые не могли представлять даже потенциальной опасности, убить без всякой причины и необходимости"Арендт Х. Личная ответственность при диктатуре / Пер. Р.Гуляева // АрендтХ. Ответственность и суждение. С. 75.. Воспринимая преступные распоряжения как меньшее из зол, каждый человек делал зло приемлемым. Возложив ответственность на вождя и систему, зло в обыденной жизни совершали "не преступники, не чудовища или бездушные садисты, а самые уважаемые члены весьма добропорядочного общества"Арендт Х. Личная ответственность при диктатуре. С. 76. См.:Хемингуэй Э. Праздник, который всегда с тобой / Пер. В.П. Голышева. М., 2011. С. 85. Арендт Х. Люди в темные времена / Пер. Г.Дашевского, Б.Дубина. М., 2003. С. 250.. Вот эта обыденность зла и нерефлексивность его совершения "добропорядочным обществом" дают основания Арендт считать банальность зла колоссальным преступлением.

Личность в темные времена

Второй уровень морали - личностный. Арендт связывает его с линией поведения, заданной Сократом. Арендт часто обращается к фигуре Сократа как героя платоновских диалогов и исторической личности, своим поведением разрушавшего устои морали-этикета. Сократ подрывает мораль-этикет, сокрушает некритическое восприятие каких-либо правил и норм, провоцирует человека на самостоятельное мышление, возможное только в уединении и вдали от скоплений народа, а значит, выводит человека из публичной жизни, замыкает на приватной и активирует вопросы единичности.

Для Арендт сократическая мораль представляет интерес в качестве средства преодоления морали-этикета в ситуациях, когда обычаи и устоявшиеся правила перестают работать. В центре ее внимания оказываются современники, которые в силу различных обстоятельств не приняли "новый порядок" Гитлера, предпочтя исчезнуть или быть изгнанными из жизни "добропорядочного общества" Германии. Предпосылки неприятия она усматривает в общих ценностных установках тех, кого Г. Стайн назвала "потерянным поколением"22. Арендт описывает ценностные установки этого поколения: "[Они] чувствовали, что стали непригодными для нормальной жизни; нормальность оказалась бы предательством того ужаса и того товарищества посреди ужаса, которые превратили их в мужчин, и, чтобы не предать то, что несомненнее всего было их собственностью, они предпочли стать потерянными - как для мира, так и для самих себя"23. Фиксируя потерянность как характерную черту поколения, Арендт включает в него всех потерявшихся в катаклизмах первой половины ХХ в. Потерянными оказываются те, кто родился в 1900-е годы и ощутил на себе "непрочность всего, что еще уцелело в Европе после четырех лет бойни", и в 1910-е, поколение, которое "для вступления в мир получило на выбор нацистские концлагеря, испанскую гражданскую войну или московские процессы"24. Все эти три волны "потерянных", родившихся в 1890-1920-е гг., во время Второй мировой войны стали единой группой, разделив судьбу и переживания. Ввергнутые в водоворот неизбежностей войны, они потому и оказались потерянными, что попали в духовную ловушку: воспитанные на ценностях предыдущего столетия, они оказались не готовыми к катаклизмам, которыми было наполнено их время. Только post factum они осознали, что "было упущено время для верного социального ориентирования людей в пространстве исторического развития... проиграно дело предотвращения гибели многих миллионов людей, беспрецедентного варварского разрушения"25.

Вслед за Б. Брехтом Арендт называет годы правления Гитлера "темными временами", однако не поддается искушению засвидетельствовать их беспрецедентность, в данном случае вынося за скобки тоталитаризм как "ужасающую новизной чудовищность современности", вплетая их в общий контекст культуры. В сборнике "Люди в темные времена" она собирает очерки о своих современниках, которые своей жизнью воплотили модель поведения, заданную Сократом. Сборник открывается очерком о Г.Э. Лессинге, мыслителе XVIII в., которого Арендт считает духовным современником потерянных поколений, показывая таким образом культурную укорененность традиции "потерянности". Она пишет о нем как о человеке, который "так и не нашел гармонии с тогдашним миром и, видимо, никогда к ней и не стремился - и все же на свой собственный лад всегда чувствовал свой долг перед миром"26. Арендт активно привлекает гуманистические идеи Лессинга для описания духовной настроенности своих современников, людей ее круга, которые тонко чувствовали происходящие перемены, слышали гул формирующегося тоталитаризма и грядущей войны. Улавливая духовный климат времени, они не могли найти гармонии с современным миром и порывали с ним, уходя во Арендт Х. Люди в темные времена. С. 250. Мотрошилова Н.В. Указ. соч. С. 212. Арендт Х. Люди в темные времена. С. 13. "внутреннюю эмиграцию". Арендт отмечает, что в темные времена появляется особая человечность, "привязанность к людям, проистекающая из ненависти к миру, в котором с людьми обращаются "бесчеловечно", которая неизменно проявляется среди гонимых народов и порабощенных групп"27. Эту человечность Арендт призывает не путать с лицемерностью, когда, поступая как все члены "добропорядочного общества", деятель прикрывается оговорками, спасающими совесть. Человечность в темные времена возникает тогда, когда человек полностью осознает свой долг перед миром в условиях, когда "добропорядочное общество" отторгает его или он сам бежит во внутреннюю эмиграцию. Арендт подчеркивает, что реальность внутренней эмиграции имеет не приватный характер, а возникает благодаря внутренней связи с миром, из которого человек ушел.

По Арендт, изгнание и бегство в таких обстоятельствах дают деятелю внутреннюю силу, крепнущую в гонениях и опасности. Эта личная сила убегающих - мужество. В книге "Vita active" Арендт показала мужество в качестве "кардинальной политической добродетели" полисной жизни. Оно появилось, когда гражданин вышел из "хранительной сферы усадьбы и дома, первоначально чтобы пуститься в какую-нибудь авантюру или великое предприятие, обещающее славу, позднее чтобы войти всей своей жизнью в круг публичных дел"28. Мужество не обязательно влечет за собой готовность взять ответственность за совершенное. Напротив, мужеством может быть и само решение выйти из полумрака частной жизни в публичное пространство. Мужество соединяет потерянное поколение с миром поступков и речей, инициативой, на которую человек должен "решиться, чтобы тем или иным образом включиться в мир и в нем начать нашу собственную историю"29.

Кульминацией установки на мужество в темные времена является вопрос: почему я не могу согласиться с "новым порядком"? Единственно верный ответ, который дают герои арендтов- ских эссе, при всех вариациях звучит следующим образом: потому что, приняв его и следуя его нормам, я перестану быть собой, потеряю себя. Позднее Арендт назвала эту черту отказавшихся от Арендт Х. Люди в темные времена. С. 22. Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. С. 48. Там же. С. 246. публичной жизни в темные времена тоталитаризма "бессилием", заметив, что для такого отказа нужны были добрая воля и твердая вера, поскольку они мужественно смотрели в лицо реальности, отказавшись прятаться за успокаивающими иллюзиями. Мужество отказаться от участия в преступных делах тоталитаризма возникает на основе человеческой способности мыслить, судить о вопросах морали.

Сократическая мораль действует только в пограничных ситуациях, когда конвенции, правила и нормы становятся ненадежной основой для поступков. В ситуации неопределенности человек, способный к мышлению, может ориентироваться, только полагаясь на себя. В то же время Арендт призывает отличать сократическую мораль от характерных для морали-этикета апелляций к высшим моральным принципам и незыблемым абсолютам, которыми прикрывается готовность обывателей по первому же сигналу принять новые эталоны, поддержать любые порядки.

Однако сократическая мораль ограничена не только пограничными ситуациями, когда нравственный выбор основан не на том, как заведено в обществе, а на способности "мыслить и судить по себе", но и стремлением к самосовершенствованию. Все мышление человека в таких ситуациях направлено на сохранение самости, конституирующей личность. По Арендт, самость включает в себя уединение (предпосылку безмолвного диалога "меня самого со мной самим" как условия возможности мышления), способность к творчеству, связанную с внутренней целостностью, покоящейся на способности мышления и воспоминания. В таких обстоятельствах человеком движет задача сохранения чистой совести, нравственной чистоты, по большому счету, стремление к совершенству. Такая ограниченность морали не устраивает Арендт в свете приоритетности для нее публичного пространства человеческого взаимодействия. Для человека, ориентированного на самосовершенствование, второстепенными становятся вопросы справедливости, солидарности, прощения, которые активируются в пространстве политики и для Арендт представляют первоочередной интерес.

Ответственность и суждение в публичном пространстве

Арендт не перестает думать об угрозе возвращения тоталитаризма в современном мире и путях его предотвращения. Она неоднократно предупреждает о причинах, делающих новые тоталитарные решения возможными, более того, достаточно простыми и с уже отработанными механизмами применения. Ее слова звучат современно и своевременно: "Сегодня, когда повсеместно возрастает население и бездомность... массы людей постоянно становятся лишними", тотальное принуждение и опыт решения "проблемы избыточности экономически лишних и социально неукорененных человеческих масс" становится достаточно соблазнительным способом решения возникающих проблем. "Тоталитарные решения могут спокойно пережить падение тоталитарных режимов, превратившись в сильный соблазн, который будет возобновляться всякий раз, когда покажется невозможным смягчить политические и социальные проблемы или ослабить экономические страдания способом, достойным человека"30.

В этом плане существенно внимание, которое Арендт отводит вопросам политики. Противопоставляя политику этике как форме ценностно-нормативной регуляции, Арендт фактически очерчивает сферы индивидуальной и общественной морали. Моральная нагруженность сферы арендтовской политики представлена в "Vita active": "Нравственность в поле политики так или иначе не может апеллировать ни к чему кроме способности обещать и ни на что не может опереться как на добрую волю, с готовностью принять весь риск и всю опасность, каким неизбежно подвержены люди как действующие существа, прощать и позволять себя прощать, обещать и держать обещания"31. Таким образом, важнейшими добродетелями, необходимыми в публичном пространстве, помимо мужества называются прощение и обещание. Пространство публичной политики становится для Арендт универсальной моделью публичности, обращение к которой и сегодня может обеспечить потребность жить с другими и для других в общем мире и обустраивать его речью и действием для себя и будущих поколений. Арендт Х. Истоки тоталитаризма. С. 595-596. Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. С. 326.

В этой системе координат Арендт ставит вопрос об ответственности. Человек взаимодействует в мире с другими людьми и несет ответственность за свои действия. В свете развернувшейся в послевоенной Германии дискуссии о коллективной ответственности она категорически отстаивает формулу личной ответственности.

Арендт различает личную и политическую ответственность. Политическая ответственность - это базовый принцип политической жизни, предполагающей наличие хотя бы минимальной власти в руках тех, кто заводит о ней речь. Политическая ответственность означает преемственность власти. В то же время это и не ответственность в строгом смысле - скорее метафорическое чувство вины "за грехи отцов, своего народа или человечества в целом, короче, за дела, которых мы не совершали"32. В качестве дополнительного звена в связи времен, задающего принадлежность к определенной политической общности, политическая ответственность возможна как компонент публичности. Однако Арендт предостерегает от того, чтобы придавать ей моральную или правовую нагрузку. Моральная ответственность - это всегда личная ответственность, и именно она актуализируется при рассмотрении вопросов, выходящих на проблему тоталитаризма. Арендт настаивает на том, что активная поддержка тоталитарного режима, равно как и пассивное следование его нормам, должны оцениваться с точки зрения личной ответственности.

Арендт рассматривает понятие коллективной ответственности и схожее с ним понятие коллективной вины. Она считает их слишком размытыми и потому дающими возможность действительно виновным избежать ответственности. "С точки зрения морали чувствовать вину, не свершив ничего конкретного, столь же неправильно, как и не чувствовать вины за действительно содеянное"33. Арендт заявляет это в свете широко распространившейся в послевоенные годы практики покаяния в среде молодых немцев, не имевших отношения к преступлениям нацизма. Единственно ощутимым результатом этой практики стало "обеление" тех, кто действительно совершал преступления в рамках тоталитарной системы.

Арендт отмечает, что судить следует людей, считавших себя винтиками и шестеренками, без оглядки на закон и приказы, которые противоречат человеческой природе и устроению человеческого общежития. Обычный аргумент обвиняемых: "Если бы я отказался это делать, это сделал бы кто-то другой", - Арендт категорически отвергает. Человек несет личную ответственность за свои действия, и аналогичные действия других в подобных обстоятельствах не оправдывают каждого конкретного человека: "Даже если бы семьдесят миллионов немцев сделали то, что сделали вы, это не извиняло бы вас",34 - подчеркивает она. Суд над Эйхманом, при всех упущениях и недоработках в организации и проведении процесса, сделал возможной оценку действий конкретного человека за совершенные им преступления, не позволил ответчику укрыться за фразами о том, что он выполнял распоряжения и следовал должностным инструкциям. Когда выносится суждение по поводу человека, находящегося при исполнении должностных полномочий, то его следует оценивать как человека, а не как функцию, потому что "должностное лицо не перестает быть человеком"35.

В связи с этим Арендт неоднократно задавали вопросы: на основе чего возможны такие суждения? имеет ли право судить тот, кто не был в тоталитарных условиях? Арендт утверждает: мыслить - значить судить самостоятельно. Суждение - это способность человека давать оценку происходящему рационально, не поддаваясь эмоциям или эгоистическим интересам, не опираясь на правила и стандарты. Суждение создает свои собственные принципы, наличие которых и дает возможность нам судить о вопросах морали. Когда человек сталкивается с беспрецедентными проблемами, такими, например, как коллапс существующих норм морали, способный мыслить, судить самостоятельно, он только и должен активировать в себе эти способности.

Активная практика политических добродетелей может обеспечить человеческий способ жизни. Мышление, способность суждения - это те средства, которые каждый имеет в своем распоряжении в качестве человека и участника человеческого взаимодействия. И эти средства способны предотвратить повторение тоталитаризма. АрендтХ. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме. С. 414. Арендт Х. Личная ответственность при диктатуре. С. 61.

Ханна Арендт была первой, кто исследовал тоталитаризм в целостности политических, философско-антропологических и этических составляющих. Она рассматривала тоталитаризм как явление ХХ в., категорически отказавшись искать его истоки в философии от Платона до Ницше. Дистанцируясь в этом от разработок К. Поппера, Арендт констатировала: пока ученый ищет корни тоталитаризма в истории западной философии, всех устраивает академичность его изложения; а как только он подвергает анализу основания и непосредственные проявления тоталитаризма, не прячась за философскими эвфемизмами, его начинают обвинять в вульгарности, отсутствии необходимой тонкости интерпретации событий и, соответственно, некорректности выводов. Арендт не пошла на поводу у общественного мнения, последовательно и до конца отстаивала свою позицию. Сегодня, спустя почти сорок лет после смерти Арендт, историческая дистанция и многочисленные документальные свидетельства по теме дают возможность определить непреходящие смыслы тоталитаризма в ее работах.

В политическом смысле тоталитаризм - это система массового террора, формирующаяся в условиях разрушения публичного пространства человеческого взаимодействия при поддержке пропаганды и идеологической обработки масс атомизированных индивидов. Условиями возможности тоталитаризма в философско- антропологическом плане становятся отчуждение индивида от политической жизни, сведение человеческого взаимодействия к функциональным контактам в экономической сфере, а также разрушение социальных связей с семьей и друзьями. Тоталитаризм уничтожает человеческие качества, превращает индивида в винтик гигантской системы власти, посредством сложной процедуры подмены смыслов снимая с него ответственность.

В сфере морали успех тоталитаризма возможен в результате некритического следования требованиям и нормам на уровне морали-этикета. Бездумно воспринимая требования, повинуясь преступным приказам, человек способен делать зло приемлемым и незаметно для себя становиться соучастником масштабных преступлений. В тоталитаризме Арендт различала два вида зла. Во- первых, некритическое принятие преступных требований и приказов она назвала банальностью зла. Во-вторых, в тоталитарной системе она усматривала очевидность абсолютного (радикального) зла, бросающего вызов человеческому способу жизни как таковому. Атрибутами абсолютного зла являются непроясненность, непрощенность, безнаказанность.

В современном мире тоталитаризм может быть простейшим способом решения многих политических и социальных проблем. Это предвидела Арендт и неоднократно предупреждала свою публику о возможностях применения тоталитарных решений в будущем. Противостоять соблазнам тоталитаризма может лишь человек с развитой способностью суждения. Арендт определила место этой способности на уровне сократической морали. В пограничных ситуациях, когда привычные правила и нормы становятся ненадежным руководством к действиям, человек вынужден делать нравственный выбор на основе способности суждения и формировать моральные принципы собственной жизни. В то же время Арендт видела ограниченность сократической морали, замыкающей человека в индивидуальной сфере. По Арендт, человеческие качества наиболее полно проявляются в публичной сфере, где человек во взаимодействии с другими людьми обустраивает мир речью и действием для себя и будущих поколений. Действуя свободно, творчески, активно в публичном пространстве, он развивает способность суждения, актуализирует вопросы нравственности и этим может предотвратить повторение тоталитаризма.

Список литературы