Безотносительное и независимое. О различии терминов и слов в "Критике чистого разума" Канта

В этом небольшом, но примечательном отрывке обнаруживается немалое количество терминов: кроме «феноменов» и «ноуменов» в латинской транскрипции, различию которых и посвящен, собственно, этот текст, здесь присутствуют «явление», «предмет», «объект», «вещь», «сущность» (вот почему важно в переводе восстановить «сущность», так как «объект» присутствует наряду с «сущностью»).

Многообразие синонимичных терминов (пять терминов обозначают по существу одно и то же) скрывает опять-таки движение в круге переименования и, в конце концов, тавтологию. «Когда предметы как явления мы называем феноменами» - эта фраза вызывает недоумение, поскольку явление и феномен - синонимы, по крайней мере были синонимами до Хайдеггера. У Канта между терминами «явление» и «феномен» стоит, правда, термин «чувственно воспринимаемая сущность», а точнее - «чувственная сущность», однако под явлением, в отличие от вещи в себе, Кант неоднократно предлагает понимать то, что чувственно воспринимается, т. е. то, что дано чувствам. В первом издании мы находим следующую формулировку: «Явления, поскольку они мыслятся как предметы на основе единства категорий, называются Phaenomena . В данном случае мы опять встречаемся с ситуацией, когда то явления мыслятся как предметы, то предметы как явления. Возникает вопрос, какой статус существования имеют предметы как явления и явления как предметы и почему Кант вводит термин «чувственная сущность», а не говорит о чувственно воспринимаемых предметах? Ответ простой: для таких предметов нет места вообще! Не существует и таких словосочетаний в «Критике чистого разума»: нет ни «чувственно воспринимаемых предметов», ни «чувственно воспринимаемых объектов». Единственным исключением можно было бы считать sensible Gegenstдnde в заключительной главе всего произведения, где Кант рассуждает об истории чистого разума и сопоставляет Эпикура и Платона , но данное выражение все же лучше перевести как «ощущаемые предметы».

Согласно Канту, мы отличаем способ, каким мы созерцаем предметы (как чувственные сущности), от их свойств самих по себе. Странное, однако, различие - оно отличается от различия свойств предметов и способа их познания. В последнем случае мы различаем, вслед за Брентано и Гуссерлем, акт сознания и его содержание, как бы их ни интерпретировать. Но у Канта иное различие: он предлагает различать свойства предметов в себе, т. е. вне способа их познания, и способ их («их» - это явлений, не предметов же в себе, которых созерцать нельзя) созерцания, или познания. Иначе говоря, свойств предметов как таковых не существует, существуют только способы их созерцания. При этом возникает вопрос, что означает «их»? Предметы в себе созерцать нельзя, а данности предметов не отличаются от способов их созерцания: «Единственный способ, каким предметы могут быть нам даны, есть модификация нашей чувственности»49.

В самом общем плане установка Канта известна - в предметах нет связей, мы сами их устанавливаем. Но если нет связей, то нет и свойств, и если нет свойств, то нет и предметов. В этом плане у Канта не может быть ни вещей, ни предметов самих по себе, если речь идет о познании, а не об обыденной установке: имеет место раскол на предметы в себе и предметы как явления. Можно было бы добавить, следуя Г. Когену (и Ч. Пирсу): еще нет предметов, они появятся в ре-зультате исследования; предмет - это задача, решение которой фиксируется в научных трудах и учебниках. Критика кантовского понятия данности в контексте научного исследования в определенной мере справедлива, однако в пространстве действий и коммуникаций мы все же имеем дело со свойствами предметов в настоящем, а не будущем, предполагая при этом некоторое единство этих свойств, а не только с модификацией нашей чувственности, каковая также, конечно, имеет место. При проведении различия между свойством предмета и способом его познания или действия с ним не существует непроходимых границ. Здесь действует принцип коррелятивности - основной принцип феноменологии, которому, однако, недостает динамической составляющей. В противоположность этому, между трансцендентальным предметом, предметом в качестве Х и его (но он же Х, о котором мы ничего знать не можем!) свойствами, такая граница воздвигается.

Когда предмет объявляется Х-м, и предикаты навешиваются на этот Х, то такая точка зрения может быть оспорена, но она согласуется в определенной мере с обыденным и научным опытом постепенного изучения неизвестного предмета. Однако у Канта предмет как Х оказывается отрезанным от его свойств, так как свойства предмета - это модификация нашей чувственности, в то время как Х не может быть таковым, ибо ни к какому чувству он отнесен быть не может. X в себе - это своего рода вещь в себе в квадрате.

Тем самым предмет как ноумен оказывается чем-то беспредметным, и значения терминов (ноумен, вещь в себе) упраздняют сами себя, ибо они вводятся все же для обозначения чего-то предметного. Если ноумен - это демаркационное, или разграничительное, понятие (Grenzbegriff), то зачем вводится термин «ноумен»? Кант говорит о различии между эмпирическим и трансцендентальным применением категорий многократно, не прибегая при этом к этому термину. Дело заключается в том, что Кант намеревается провести границу между рассудком и чувственностью за пределами опыта, за пределами чувственности. Граница оказывается «бесчувственной», она воздвигается рассудком, чтобы ограничить притязания чувственности. Дело, однако, не в притязаниях чувственности, но в притязаниях трансцендентализма устанавливать границы опыта извне, выходя за пределы опыта.

Кант неоднократно обращается к анализу тавтологий, показывая, что они возникают в результате «рассогласования» рассудка и чувственности, т. е. попытки выдать логические возможности существования вещей за реальные. В этом можно было бы увидеть суть кантовской критики разума в целом, хотя у него был в этом отношении предшественник - Д. Юм. «Возможность, существование и необходимость, - пишет Кант, - нельзя определить иначе как через очевидную тавтологию, если задаться целью почерпнуть их дефиницию из чистого рассудка»50. Это здравое направление мысли «пришло в забвение» в трансцендентализме самого Канта, где граница между рассудком и опытом полагается рассудком, которому приписывается способность антиципировать возможный опыт, а мир делится на две не соприкасающиеся друг с другом «части» - явления и вещи в себе.

Интерпретации и опыт

Переводчики и редакторы исходят из презумпции, если не однозначности, то, во всяком случае, «понятности», которую можно найти у Канта и передать в переводе. Наш критический анализ направлен на то, чтобы показать, что в аспекте различия вещей в себе и явлений эти усилия тщетны. Трансцендентальная философия Канта (речь пока идет только о трансцендентализме) не столько дуалистична, сколько неоднозначна и не-дескриптивна, и даже антидескриптивна: вещь в себе противостоит всякой дескрипции. Если говорят о «понятии» вещи в себе, то слово «понятие» следует взять в кавычки, так как «вещь в себе» - это своего рода антипонятие: это не то, что постигается, или то, при помощи чего нечто постигается, но «нечто» (опять-таки нечто в кавычках, ибо «оно» вовсе не есть какое-либо оно и не есть нечто), что принципиально непостижимо и что делает мир как таковой (вещи, субъекты) непостижимым. Различие вещи в себе и явления есть псевдоразличие: различаемые элементы не могут встретиться ни в каком общем поле.

И дело здесь не в отсутствии основания различия - фундаментальные, «региональные» различия и не должны его иметь, как, например, цвет и звук. Различия, точнее, различения, отличаются от сравнений именно отсутствием изначального тождества - так называемого основания сравнения. Однако любые различия осуществляются уже в различенной сфере (любые различия основываются на предыдущих различиях), пусть это будут различия, связанные с восприятием или же с абстракциями. Можно (и нужно) различать прямую линию, прочерченную мелом или карандашом, и геометрическую прямую, но нельзя различать любую из них и неизвестную вещь в себе. Если последовательно проводить точку зрения Канта, то и геометрическая прямая, арифметическое действие и любой математический объект нужно будет разделить на явление и вещь в себе. Вместо различия мы имеем здесь дело с разделением, с расколом на мир опыта и мир вне опыта, о котором мы знаем только одно: мы ничего о нем знать не можем. Основное кантовское разделение - явления и вещи в себе - порождает как раз возможность различного рода интерпретаций вещи в себе - от мировой воли до материальных, но почему-то скрытых предметов. По существу, любое запредельное может быть названо вещью в себе, отсюда и обратный ход - вещь в себе может быть отождествлена с любым запредельным и недоступным. При этом следует различать оправданные, т. е. с элементом анализа, и произвольные интерпретации. В историко-философском плане оправданной интерпретацией является сближение вещи в себе с лейбницевской монадой.

Сам термин, как мы видели, и его форма взяты у Локка, но «содержание» позаимствовано у Лейбница и «пессимистически» переработано. В контексте проблемы континуума и познаваемости неделимых субстанций о близости значений этих терминов пишет П.П. Гайденко: «Вещь в себе - это, собственно, монада <...> Кантовские вещи в себе - это Лейбницевы неделимые субстанции, ставшие, однако, недоступными человеческому познанию» . Это весьма полезное в историко-философском аспекте, т. е. в аспекте генезиса понятия и термина, сравнение, требует, однако, уточнения. Только ли в аспекте недоступности для познания различаются монады и вещи в себе?

У Лейбница мир предстает как явление, но явление духовных, наделенных энергией «атомов вещей» - монад. У Канта - как явление чего-то всецело отрицательного. Вещь в себе - это потухшая, лишенная энергии и жизненности, мертвая монада. Первую можно познать только умозрительно, но не эмпирически из-за ее избыточности, вторая вообще непознаваема в силу своей отрицательности и «потусторонности». Мир монад плюралистичен, «мир» вещей в себе также, но это не плюрализм персон, но плюрализм призрачных призраков, которые скрываются как за внешними, так и за внутренними предметами. Духовный мир энергии перцепций и апперцепций Кант заменяет потусторонним миром безотносительных «сущностей». Вещи в себе - это монады, как бы сошедшие в подземное царство теней гомеровской эпохи.

Продолжить эту интерпретацию, отдавая себе отчет, что это интерпретация, можно следующим образом. Вне опыта для человека может быть только его собственная смерть; только собственную смерть можно назвать вещью в себе, но никак не вещью самой по себе; однако это не сознание своей смертности, определяющее реальные действия и порождающее иллюзии, но смерть как бы после смерти, некоторое замкнутое пространство, пространство в себе, про-странство вне опыта - то, что вне мира, вне смысловых и функциональных пространств. Кант смягчает этот возможный вывод, отождествляя мир вещей в себе и ноуменальный мир. Он относит к ноуменальному миру свободу, бессмертие души и бытие Бога, оставив эмпирическому миру только познание (это кантовская интерпретация вещи в себе). Но опыт не сводится к функционированию в познании, как бы ни понимать последнее.

Канта можно считать, вслед за Брентано, родоначальником фазы крайнего упадка в философии (слепое априори) еще и в том смысле, что трансцендентализм есть предвестник абсурдности и противоречивости современного мира - разнообразного и унифицированного, собирающего многообразные пространства человеческого мира в одно - виртуально-электронное, которое становится условием возможности любого опыта. Господа виртуального мира - схематизм, под-чиняющий чувственность рассудку, и воображение, создающее образы возможного - имеют дело только с явлениями. Вещь в себе как граница оказывается препятствием на пути к самим вещам, ибо ее за- предельность и непостижимость предопределяет возможность иметь дело только с явлениями. Сами по себе вещи становятся ненужными, их заменяют функции и отношения; вещь в себе, напротив, остается востребованной - как нечто отрицательное, стирающее различие ре-ального и нереального - одно из важнейших различий, если не основное, конституирующих человеческий мир. Вещь в себе реальна, или действительна, как то, что стоит за явлениями, но вещь в себе нереальна как нечто непознаваемое, как нечто ноуменальное, безотносительное, выходящее за пределы человеческого опыта. В деформированном мире смешению реального и нереального подвергаются не только вещи, но и люди. Как «субъекты в себе» они безотносительны к своему живому человеческому опыту, как эмпирические субъекты они не обладают автономией воли и слепо обрабатывают материал, неизвестно каким образом поставляемый воздействующими на них («аффицирующими» их) предметами.

Список литературы

1. Гайденко П.П. Монадология Лейбница и кантовское понятие «вещи в себе» // Этика Канта и современность. Рига: Авотс, 1989. С. 91-122.

2. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М.: Мысль, 1974. 452 с.

3. Гуссерль Э. Избранные работы. М.: Территория будущего, 2005. 459 с.

4. Гуссерль Э. Логические исследования. Т. 2. Ч. 1. М.: Академический проект, 2011.

5. Кант И. Сочинения: В 6 т. Т. 3. М.: Мысль, 1964. 799 с.

6. Кант И. Собрание сочинений: В 8 т. / Под ред. А.В. Гулыги. Т. 3. М.: Чоро, 1994. 741 с.

7. Кант И. Критика чистого разума / Пер. Н.О. Лосского сверен и отредактирован Ц.Г. Арзаканяном и М.И. Иткиным. Примечания Ц.Г Арзаканяна. М.: Мысль, 1994. 592 с.

8. Кант И. Критика чистого разума / Пер. Н.О. Лосского. С вариантами перевода на русский и европейские языки / Отв. ред., составитель и автор вступительной статьи В.А. Жучков. М.: Наука, 1999. 665 с.

9. Кант И. Сочинения на немецком и русском языках / Под ред. Н.В. Мотро- Шиловой и Б. Тушлинга. Т. 2. Ч. 1. М.: Наука, 2006. 1081 с.

10. Кант И. Сочинения на немецком и русском языках / Под ред. Н.В. Мотро- шиловой и Б. Тушлинга. Т. 2. Ч. 2. М.: Наука, 2006. 935 с.

11. ЛоккД. Опыт о человеческом разуме / Пер. А.Н. Савина. М., 1898. 736 с.

12. ЛоккД. Опыт о человеческом разумении / Пер. А.Н. Савина // Локк Д. Сочинения: В 3 т. Т. 1 / Ред. и автор вступ. ст. И.С. Нарский. Примеч. И.С. Нарско- го и А.Л. Субботина. М.: Мысль, 1985. 622 с.

13. Мотрошилова Н.В. Комментарии к новой редакции перевода // Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 2. Ч. 2. М.: Наука, 2006. С. 692-777.

14. Ойзерман Т.И. Главный труд Канта // Кант И. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 3. М.: Чоро, 1994. С. 5-66.

15. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Сочинения: В 6 т. Т. 2. М.: Терра; Республика, 2001.

16. Kant I. Kritik der reinen Vernunft. Leipzig: Reclam, 1979. 1022 p.

17. EislerR. Kant-Lexikon. Nachschlagewerk zu Kants sдmtlichen Schriften, Briefen und handschriftlichem NachlaЯ. Weidmann, 2008 (Nachdruck der Ausgabe Berlin, 1930). 639 p.

18. KantI. Critique of Pure Reason / Transl. by Friedrich Max Mьller. London: Macmillan, 1922.

19. Locke J. An Essay Concerning Human Understanding // Locke's philosophical works in two volumes. Vol. 1. London: Bell and Sons, 1916. 541 p.

20. Ritter J. (Hrsg.). Historisches Wцrterbuch der Philosophie / Herausgegeben von Joachim Ritter. Bd. 2. Basel: Schwabe Verlag, 1976.

21. Uphues G. Kant und seine Vorgдnger. Was wir von ihnen lernen kцnnen (1906). Bremen: Europaischer Hochschulverlag, 2010. 336 p.

Размещено на Allbest.ru