Правда ли, что русская философия не научна?

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Правда ли, что русская философия не научна?

Н.О. Лосский

Не только иностранцы, но и многие русские говорят, что русская философия не научна. Чтобы отдать себе отчет в том, правильно ли это утверждение, определим, что такое подлинная научность. Мир есть сложная система, богатая разнообразными видами бытия. Исследование различных областей бытия должно опираться на различные группы принципов и методов. Коренная ошибка некоторых мыслителей состоит в том, что они, избрав одну ограниченную группу принципов и методов, провозглашают ее, как единственно научную, и хотят распространить ее на все науки. Приведу один яркий образец такого узкого понимания научности. Сторонник логического эмпиризма О. Нейрат Нейрат Отто (1882-1945) -- австрийский философ языка, социолог, экономист, один из организаторов и лидеров Венского кружка. провозгласил принцип «физикализма», который был подхвачен другими представителями этого направления и например профессор Чикагского университета КарнапВ словацкий период своего творчества Н. О. Лосский написал статью «Критика теории знания Р. Карнапа с точки зрения идеала знания»: Losskij N. O. Kritika noetiky R. Carnapa s hl'adiska idealu poznania // Filozoficky sbornik. -- 1944. -- Roc. V, c. 3. -- S. 98-136. Слова «действительные свойства внешнего мира, и принужден признать» внесены рукой Н. О. Лосского в уже опубликованный в газете текст. написал ряд статей в пользу этого принципа. Единство науки, согласно Карнапу, требует, чтобы все предложения всех наук, естествознания, психологии, наук о духе, были познаваемы одинаковым методом и выразимы одним языком. Такое значение может иметь только язык физики, потому что это единственный интерсубъективный язык. Такой идеал научности есть явным образом, псевдонаучность.

Надобно, однако, заметить, что во всех теориях научности, даже и ложных, есть правильная мысль, именно утверждение, что научное знание должно основываться на опыте. Но опыт о внешнем мире многие мыслители понимают, как нечто имеющее весьма бедное содержание: опыт, по их мнению, состоит только из данных чувственного восприятия, зрения, слуха, осязания и т. п. Такое учение об опыте возникает чаще всего под влиянием теории восприятия, введенной в новую философию Галилеем, Гоббсом и Декартом. Сущность этой теории такова. Когда я смотрю, например, на березу и слышу шелест ее ветвей, лучи света, отражаемые ее корою и листьями, волны воздуха, вызванные движением ее ветвей, влияют на зрительный нерв и в моих глазах, на слуховой нерв в моих ушах; отсюда возникают физиологические процессы в моем мозгу и под влиянием этой причины возникают в моей душевной жизни ощущения белого цвета коры, зеленого цвета листьев, звука и т. п. Эти ощущения суть мои субъективные состояния; из них в моем уме слагается образ березы, как мое душевное состояние. Итак, я наблюдаю не самое материальную березу, существующую во внешнем мире, а только психический образ ее, возникающий в моем умепод влиянием механических воздействий ее на мое тело. Такое учение можно назвать словами каузальная теория восприятия (латинское слово кауза -- причина).

Допустим на основании этой теории, что весь опыт о внешнем мире состоит только из моих субъективных психических состояний. Придя к этой мысли, философ с тревогой задает вопрос, каким же способом мне узнать действительные свойства внешнего мира, и принужден признать, что для достижения этой цели остается единственный путь -- пытаться узнать свойства внешнего мира путем умозаключений из данных опыта*. Однако можно доказать с абсолютною достоверностью, что знание о внешнем мире не может быть достигнуто путем умозаключений из субъективных психических данных. В самом деле, умозаключение состоит из посылок, т. е. из суждений, признанных уже мною за истину, и вывода, содержащего в себе новую, открытую нами истину. Например, в умозаключении «теплота удлиняет маятник; удлинение маятника замедляет ход его; следовательно, теплота замедляет ход маятника» -- два первые суждения суть посылки, из которых вытекает следствие «теплота замедляет ход маятника». В этом выводе речь идет о тех самых предметах (теплота, замедление хода маятника), о которых говорится в посылках; открытие, сделанное в выводе, состоит лишь в усмотрении отношения между этими предметами, которое не было известно раньше. Правда есть умозаключения, которые в выводе имеют новое по своему содержанию понятие (например, «если Петр родился двумя годами раньше, чем Иван, а Иван годом раньше, чем Федор, то Петр родился двумя годами раньше, чем Федор»); однако ясно, что в них это новое содержание (2 года) получено из содержания системы 2-х посылок. Отсюда следует, что если весь мой опыт состоит из моих субъективных психических состояний, то умозаключения на основании этих посылок не могут дать сведений о внешнем мире. Эту истину давно открыл философ Давид Юм (1711-1776). Исходя из каузальной теории восприятия, он пришел к мысли: я знаю только свои впечатления и воспоминания о них; ни одного свойства предметов внешнего мира я не знаю и даже не могу доказать, существует ли внешний мир или, может быть, он вовсе не существует. Он пришел к скептицизму: всякое общее суждение естествознания, например, «вода при десяти градусах ниже нуля замерзает», он считал только привычной ассоциацией представлений, но вовсе не доказанным законом природы.

После Юма новую теорию знания выработал Кант. Исходя из каузальной теории восприятия, он, как и Юм, утверждал, что подлинное бытие, «вещи в себе», т. е. вещи, как они существуют независимо от нашего сознания, совершенно непознаваемы, поэтому метафизика не может существовать, как наука. Но мы знаем вещи, как «явления», т. е. знаем их такими, какими они нам представляются, согласно законам нашей познавательной способности. Поэтому в отличие от Юма Кант утверждал, что естествознание есть наука, устанавливающая незыблемые законы природы, однако эти законы суть законы самой нашей познавательной способности: им подчинена природа, как система наших представлений, построенная нашим умом из наших ощущений и, следовательно, существующая только в нашем сознании. Учение Канта можно назвать идеализмом Канта, разумея в данном случае под словом идеализм учение, согласно которому познаваемые наукой предметы, солнце, океаны, горы и т. п., суть наши идеи не в платоновском смысле, а в том смысле, что они суть лишь наши представления.

Влияние теории знания Канта и до сих пор очень велико, однако, его идеализм, принижающий ценность знания, многих философов не удовлетворяет. В течение последних ста лет в Европе появилось много мыслителей, сторонников критического реализма. Продолжая держаться каузальной теории восприятия, они тем не менее не согласны с Юмом и Кантом и утверждают, что, исходя из субъективных психических образов вещей можно все же путем умозаключений узнавать некоторые свойства предметов внешнего мира. Однако выше было показано, что Юм абсолютно прав: если опыт состоит только из моих душевных состояний, то ничего достоверного о внешнем мире знать нельзя. Следовательно, теория знания европейских критических реалистов есть явление регрессивное.

Более строгие мыслители нашего времени, логические эмпиристы не вступают на этот путь; они знают, что каузальная теория восприятия уже в самом своем исходном пункте заключает в себе противоречие: если мы имеем в сознании только свои субъективные ощущения, то мы не можем знать, что вне их находятся какие-то причины, производящие их. Поэтому они совсем отказываются от решения вопроса, что действительно существует и что такое данные чувственного опыта. Все знание они хотят строить на основе чувственного опыта, но язык, которым они пользуются, высказывая научные суждения, они называют «нейтральным», т. е. стоящим вне споров различных философских школ о видах бытия. Так, например, высказывая суждение «вода при десяти градусах ниже нуля замерзает», идеалист кантианец скажет, что это суждение о «явлениях», существующих только в нашем сознании, а реалист скажет, что это суждение о действительности, как она существует вне нашего сознания и независимо от чьего бы то ни было сознания. Логический эмпирист презрительно смотрит на такой спор, считая его одним из случаев бессмысленной метафизики: он сам, высказывая такое суждение, остается «нейтральным», т. е. только констатирует данные опыта, не считая возможным даже пытаться думать о том, есть ли это только явление или подлинная действительность. Согласно их теории знания, суждение «дважды два равно пяти» имеет смысл; поэтому можно поставить вопрос, есть ли оно истина или ложь, и доказать его ошибочность. Если же два лица спорят о законе замерзания воды при холоде и одно лицо, соглашаясь с Кантом, говорит, что «это есть знание о действительном бытии, существующем независимо от человеческого сознания», то этот спор их есть бессмысленный набор слов, как если бы кто сказал «Цезарь если чтобы»; о таком бессмысленном наборе слов нельзя даже ставить вопрос, выражает ли он истину или ложь. Конечно, такие суждения, как «Бог существует» или «Бог -- Творец мира», логические эмпиристы с наслаждением относят в разряд бессмыслиц, о которых даже нельзя ставить вопрос, суть ли они истина или ложь.

Внимательное чтение и анализ работ логических эмпиристов открывает следы того, что они исходят из каузальной теории восприятия, но не высказывают ее; однако свою «нейтральную» теорию знания они строят так, что она есть система скептических выводов, вытекающих из каузальной теории восприятия, крайне обедняющих содержание и ценность опыта.

Кроме внешнего опыта, есть еще внутренний опыт, наблюдение человеком своих чувств, желаний, своего я. Многие современные сторонники научности считают этот опыт негодным для целей научного знания, между прочим потому, что чувства и желания нельзя измерять и регистрировать так, как это делает, например, физика, изучая теплоту. Занимаясь психологией, они сосредотачивают внимание не на психических процессах, а на телесном выражении их, таким образом получается научная «объективная психология».

Кроме знания о бытии, нам нужно еще знание о ценностях бытия и о степенях ценностей, например, нужно знать, что более ценно -- вкусовые ощущения или духовная деятельность. Сторонники эмпиризма, признающего лишь скудное содержание чувственного опыта, говорят, что опыт не дает знания об объективных ценностях и степенях их. Поэтому предпочтение одного вида бытия другому есть только выражение нашего субъективного вкуса. Так, например, говорит Бертран Рассел.

Научность, описанная мною, создает учение о мире, обезбоженном, обездушенном, безжизненном и лишенном смысла. Мысли наши о том, что составляет сущность достойной жизни и придает ей цену, оказываются не научными. Стоит только сполна отдать себе отчет в этом, и в голову нашу закрадывается мысль, не есть ли такое учение о научности результат какой-то ошибки в самом исходном пункте теории знания. К мысли, что внешний опыт состоит только из данных чувственного восприятия, привела каузальная теория восприятия. Может быть, эта теория ошибочна и надо выработать другое учение о восприятии? На этот оригинальный путь вступил французский философ Бергсон.

Согласно учению Бергсона, когда физические влияния внешних предметов на наши органы чувств вызывают физиологические процессы в мозгу, эти телесные процессы не суть причина, порождающая содержание восприятия, они суть только стимул, подстрекающий наше духовное я обратить внимание на сам тот предмет внешнего мира, который задел наше тело и может оказаться вредным или полезным для нас. Итак, мы непосредственно наблюдаем сам действительный предмет внешнего мира, а не субъективный образ его. Такое непосредственное созерцание самой подлинной действительности есть интуиция. Из учения об интуиции следует, что метафизика, т. е. наука о свойствах вещей, как они существуют вне нас и независимо от нас, возможна. Бергсон не разработал теории знания. Показав возможность метафизики, он занялся этою наукой.

Разработкой учения об интуиции занялись русские философы. Надо заметить, что частичный интуитивизм, т.. учение о том, что по крайней мере, некоторые процессы знания суть непосредственное созерцание действительности, существует у Платона, Аристотеля, Плотина, у некоторых средневековых и новых мыслителей. У русских философов, по-видимому, есть особенная склонность к этому учению. В России наиболее известная форма частичного интуитивизма имеется в философии Вл. Соловьева, который, согласно традиции, считал весь чувственный опыт и мышление состоящими только из психических процессов, но прибавлял к ним третий источник знания -- непосредственное восприятие независимой от нас реальности предмета. Более решительно порвал с традиционными учениями о воспитании и мышлении я, принявшись пятьдесят лет тому назад разрабатывать не частичный, а всесторонний интуитивизм, т. е. учение о том, что все познавательные деятельности суть разные виды непосредственного созерцания различных сторон бытия. К этой мысли я пришел следующим образом. Увлекаясь естествознанием, я был уверен в том, что физика, астрономия и т. п. науки дают знание о действительном внешнем мире. Но в то же время, будучи склонным к эмпиризму, я признавал, что познавать можно только предметы, имманентные сознанию, т. е. находящиеся в сознании. При этом под влиянием Юма и Канта я считал все имманентное своими субъективными душевными состояниями. Отсюда получался вывод, что никакие свойства действительного внешнего мира не могут быть познаны, и я постоянно возвращался к мысли, что даже существование внешнего мира не может быть строго логически доказано. В связи с этим произошел со мной следующий курьез. Осенью 1898 г. профессор Лесгафт пригласил меня на свои Курсы читать лекции по истории философии. Я ездил на Курсы с Фонтанки на Торговую улицу на велосипеде. Однажды, едучи на велосипеде, я глубоко погрузился в размышления о скандальном положении философии, неспособной доказать существование внешнего мира, и наскочил на телегу ломового извозчика. Велосипед серьезно пострадал, я отделался легкими ушибами, извозчик, грубый, как большинство ломовиков, насладился случаем разразиться смачными ругательствами, а существование внешнего мира осталось недоказанным.

Кажется, тою же осенью мы с С. А. Алексеевым (Аскольдовым) ехали на извозчике по Гороховой улице. Был туманный день, когда все предметы сливаются друг с другом в петербургской осенней мгле. Я был погружен в свои обычные размышления: «я знаю только то, что имманентно моему сознанию, но моему сознанию имманентны только мои душевные состояния; следовательно, я знаю только свою душевную жизнь». Я посмотрел перед собою на мглистую улицу и вдруг у меня блеснула мысль: «все имманентно всему». Я сразу почувствовал, что загадка решена, что разработка этой идеи даст ответ на все вопросы, волнующие меня, повернулся к своему другу и произнес эти три слова вслух; помню я, с каким выражением недоумения посмотрел он на меня. С тех пор идея всепроникающего мирового единства стала руководящей моею мыслью. Разработка ее привела меня в теории знания к интуитивизму, в метафизи- ке -- к органическому мировоззрению. Теория восприятия на основе этого мировоззрения может быть названа координационною.

Всесторонний интуитивизм глубоко отличается от учений о восприятии и мышлении, укоренившихся в новой философии в течение трех столетий. Считая, что чрезмерная самостоятельность есть скорее легкомыслие, чем открытие истины, я стал систематически искать сторонников учений, подобных моему, в послекантовской философии. Их нашлось много и таким образом в моей книге «Обоснование интуитивизма» появилась длинная глава «Учения о непосредственном восприятии транссубъективного мира в философии 19 века». В этой главе имя Бергсона не упомянуто, потому что я в то время не знал учений этого философа. В первом издании моей книги не было учения о том, какую роль играет раздражение органов чувств при восприятии предметов внешнего мира. Мой друг Алексеев (Аскольдов) сказал мне, что интуитивист Бергсон выработал учение о второстепенном значении глаза, уха, как только стимулов, побуждающих направить наше внимание на предметы внешнего мира. В дальнейших работах я стал пользоваться этою теорию. Но, конечно теория знания Бергсона меня не удовлетворила, потому что это -- частичный интуитивизм. Научное знание о систематическом строении мира, наиболее ценимое мною, Бергсон, подобно Канту, считает субъективною конструкцией нашего ума, а не учением о подлинных свойствах мира.

Кроме разработки всех вопросов теории знания и логики в духе интуитивизма необходимо было выработать еще метафизическое учение о строении мира, благодаря которому возможно, чтобы познающий субъект наблюдал внешний мир непосредственно. За эту работу взялись одновременно С. Л. Франк в книге «Предмет знания» и я в книге «Мир как органическое целое». Вслед за нами разработкой всестороннего интуитивизма занялись кн. Е. Трубецкой в книге «Метафизические предположения познания» (1917 г.) и два моих ученика, Д. В. Болдырев, погибший вместе с Колчаком в Иркутске, автор книги «Знание и бытие» и С. А. Левицкий, автор книги «Основы органического мировоззрения».

Учение о непосредственном восприятии внешнего мира существует в наше время не только у русских интуитивистов. В 1912 г. оно появилось в Соединенных Штатах Америки под названием неореализм и в Англии, см., например, книгу С. Александера «Пространство, время и Божество», 1920 Alexander S. Space, Time and Deity: The Gifford Lectures at Glasgow, 1916-1918. -- London: Macmillan & Co, 1920.. В настоящее время оно все более распространяется в католической неосхоластике под названием непосредственный реализм. Талантливый немецкий философ Макс Шелер, знавший русский интуитивизм, потому что моя книга была напечатана по-немецки в 1908 гКнига «Обоснование интуитивизма» издавалась три раза на русском языке (СПб., 1906, 1908; Берлин: Обелиск, 1924), а также в немецком (1908) и английском (1919) переводах. На немецком языке эта работа издана под названием «Die Grundlegung des Intuitivismus: Eine propadeutische Erkenntnistheorie» (Halle, 1908).., сделал важный вклад в дело развития интуитивизма. Он выработал интуитивистическое учение о познании ценностей. Для всего нашего поведения очень важно иметь знание не только о бытии, но и о ценности его, а также о степенях ценностей. Согласно Шелеру, у нас есть специальный орган для постижения ценностей, именно чувства. Чувства суть наши субъективные состояния, в одеянии которых в наше сознание вступают объективные ценности предметов в подлиннике.

Поставим теперь вопрос, что такое подлинная научность. Научное знание основывается на опыте. Познающий субъект, благодаря своей интимной связи со всем миром, способен непосредственно наблюдать любые виды и стороны бытия, существующие в мире. Следовательно, есть много видов опыта. В чувственном опыте даны материальные процессы, как нечто глубоко отличное от душевных процессов, наблюдаемых путем нечувственного опыта. Далее, субъект способен наблюдать не только реальное бытие, но и бытие идеальное в платоновском смысле слова, напр., математические идеи чисел и их отношений. В религиозном опыте познается Сверхмировое начало, Бог. Ценности бытия непосредственно даны в опыте, который можно назвать аксиологическим. Особенно утонченные аксиологические данные имеются в этическом, эстетическом и религиозном опыте. Путем этих глубоко различных видов опыта человек познает все богатство и разнообразие форм бытия.

Мир построен иерархически: над низшими простейшими царствами природы надстраиваются более высокие, более сложные и более ценные ступени бытия. Таковы, например, ступени -- неорганическая природа, организмы животных и растений, социальное бытие. Высшие ступени используют низшие, опираясь на них, но они не представляют собою только более сложную комбинацию процессов низшей ступени, как это думают сторонники механистического материализма; в них всегда есть творение нового бытия. Подлинная научность состоит в том, чтобы не стараться насильственно свести высшую ступень на уровень низшей, т. е. понять ее только из законов низшей ступени; научность состоит именно в том, чтобы опираясь на самосвидетельство предмета, т. е. на опыт, усмотреть оригинальные стороны высшей ступени и выразить их в новых понятиях.

Все философское знание и знание частных наук основано на опыте. Но высшая форма опыта есть опыт религиозный, свидетельствующий о бытии Бога. Бытие Бога и зависимость мира от Него есть фактор, обусловливающий строение мира, целесообразность его и иерархию ценностей в нем. Отсюда следует, что самые основные вопросы, касающиеся строения мира и развития его, могут быть разрешены не иначе, как в направлении сверху вниз, т. е. от Бога к миру. Значит, религиозная философия есть подлинно научное миропонимание. философский интуитивизм научность бытие

Мнимая научность, господствующая в наше время, характеризуется чертами, прямо противоположными перечисленным. Она стремится объяснить мир, идя только снизу вверх. Сторонник мнимой научности полагает в основу своих теорий простейшие факты, относящиеся к низшей ступени бытия и потому широко распространенные в природе. К тому же и эти факты он, обыкновенно, подвергает большему упрощению, чем они в действительности существуют в природе. Стараясь понять и объяснить высшие, более значительные стороны бытия из низших, представители мнимой научности говорят, что они стоят на прочной почве опыта. В действительности, однако, они на каждом шагу обнаруживают недоверие к опыту, именно к самосвиде- тельству предметов, данных в утонченных формах опыта: они не доверяют опыту душевной и духовной жизни, интеллектуальной интуиции (умозрению), аксиологической интуиции и, в особенности, религиозному опыту. Поэтому зачастую вместо анализа, открывающего первичные стороны мира, неразложимые на элементы, сторонник мнимой научности старается объяснить их путем синтеза их из каких-либо других элементов. Но всюду, где знание получается не как следствие анализа предмета, данного в опыте, а как следствие синтеза, т. е. конструкции, произведенной ученым, мы имеем дело не с истиною, а с вымыслом ученого. Исследуя, например, проявления альтруизма, к которому способны не только люди, но и животные, некоторые позитивисты стараются вывести их из инстинкта самосохранения: нужны фантастические синтезы, чтобы из инстинкта самосохранения получить нечто прямо противоположное ему, именно пожертвование своей жизнью в борьбе за чужую жизнь или за ценности истины, свободы и т. п.

Я, конечно, не утверждаю, что сторонники подлинной научности никогда не ошибаются. Нет, в их трудах встречается много ошибок, как во всех человеческих делах. Точно также я не утверждаю, что сторонники псевдонаучности не открывают никаких истин. Труды их часто имеют высокую научную ценность, но их искаженный идеал научности бывает иногда источником заблуждений.

Исходя из учения о подлинной научности, изложенного выше, следует признать, что русская философия, как и философия других народов, научна, но, конечно, в ней, как и в философии других народов, встречается много ошибок вследствие трудности философских проблем.

Размещено на Allbest.ru