Империя и культура, о закономерностях и формах имперского развития человечества

Размещено на http://www.allbest.ru

Империя и культура, о закономерностях и формах имперского развития человечества

И.И.Евлампиев

Евлампиев Игорь Иванович -- доктор философских наук, профессор Института философии

Санкт-Петербургского государственного университета

Аннотация

В статье дано широкое определение империи как формы приведения к единству различных народов, культур, социальных групп. Доказывается, что империя -- это естественная и закономерная форма организации человечества, но она является положительной формой, только когда ее главной целью становится созидание высокой культуры; наглядный пример этому дает Древний Рим. В окончательной форме общественная модель «империи культуры» была создана немецким романтизмом и немецкой философией начала XIX в. В них проявило себя подлинное христианство, основанное на идее тождества Бога и человека, признающее человека свободным, твор-ческим существом.

Однако в истории господствовало ложное христианство церкви, отрицающее внутреннюю свободу человека и его способность к творчеству. Эта тенденция в секуляризованной форме выразилась в миро-воззрении Просвещения и в либеральной концепции общества, которую можно признать негативным вариантом идеи империи. Окончательной формой либеральной империи стала Американская империя, распространившая свое влияние на весь мир; ее господство означает радикальный кризис цивилизации. В современном мире только Россия сохраняет приверженность идее «империи культуры».

Ключевые слова: империя культуры, Древний Рим, Американская империя, Российская империя, кризис циви-лизации.

Abstract

Empire and culture. on the laws and forms of imperial development of mankind

Igor I. Evlampiev

The article provides a broad definition of the empire as a form of bringing to unity of various peoples, cultures, social groups. It is proved that an empire is a natural and regular form of the organization of humanity, but it is a positive form only when the creation of a high culture becomes its main goal; a good example of this is given by ancient Rome. In the final form, the social model of the “empire of culture” was created by German romanticism and German philosophy of the beginning of the XIX century. This model based on genuine Christianity which recognized man as a free, creative being on the base of the idea of the identity of God and man. However in the history the false Christianity of the church dominated, it denied the inner freedom of man and his ability to create. This tendency in a secularized form was expressed in the worldview of the Enlightenment and in the liberal conception of society, which can be considered a negative variant of the idea of an empire. The final form of the liberal empire is the American empire, which extends its influence to the whole world; its domination means a radical crisis of civilization. In today's world only Russia remains committed to the idea of an “empire of culture”.

Keywords: Empire of culture, Ancient Rome, American Empire, Russian Empire, crisis of civilization.

Понятие империи обычно определяют в чисто политическом контексте, но его можно попытаться проинтерпретировать и в рамках философского по-нимания истории, чтобы точнее увидеть значение этой общественно-государственной формы. При таком подходе оказывается, что империя не совпа-дает с понятием государства, причем не совпадает в существенном смысле: многие государства, которые претендовали на то, чтобы быть империями, на деле не смогли реализовать ее идею; но также можно при-вести примеры империй, которые не являются госу-дарственными, политическими образованиями в бук-вальном смысле слова. Наиболее наглядный пример последней ситуации дает современная Американская империя. Этот термин достаточно часто применяет-ся в современной публицистике, однако почти все, кто его применяют, считают его метафорой, а не стро-гим понятием, допускающим соотнесение с поняти-ем империи в буквальном смысле слова. На наш взгляд, «Американская империя» -- это вполне за-конное понятие, которое можно использовать в точ-ном смысле слова, как мы используем, например, понятие «Римская империя».

Чтобы сделать такой подход обоснованным, необходимо дать философское определение империи, более широкое, чем ее обычные политологические определения. Мы будем исходить из представления о том, что в своем историческом развитии челове-чество обладает неустранимой тенденцией к един-ству, к слиянию всех разделенных народов, культур, государств в единое целое. Можно предположить, что окончательное соединение и слияние в этом смысле является очень отдаленной или вообще не-реализуемой целью, но тенденция к такому объеди-нению безусловно присутствует на всех этапах развития человечества. Соответственно на всех этапах есть государства или центры политического, культурного, религиозного развития, которые пы-таются активно способствовать реализации такого объединения, т. е. пытаются создать целое, в пер-спективе включающее все человечество. Именно таким государствам или центрам можно приписать имперскую тенденцию, а достигнутые ими формы объединения человечества -- империями, даже если они охватывают ограниченные его сферы и в конце концов деградируют, не добиваются успеха.

При таком широком определении империи важ-но дать четкую классификацию ее возможных типов. Эта классификация основана на выявлении главных факторов, которые обеспечивают объединение людей и социальных общностей. Таких факторов можно выделить четыре: экономический, политический, религиозно-идеологический и культурный. Наиболее понятными и часто упоминаемыми являются первые два фактора. Большинство собственно империй в истории были государственными образованиями, т. е. в них политический фактор абсолютно преоб-ладал, при том что другие факторы часто противо-речили политическому единству (например, когда народы, объединяемые в империю были слишком различны по своей культуре и экономическому раз-витию). Современная Американская империя дает пример объединения, которое, не являясь политиче-ским, строится, главным образом, на экономических основаниях, на универсальной экономической моде-ли, навязываемой всем государствам мира. Хотя в этом случае важным является также идеологический фактор: США обосновывают свою имперскую геге-монию с помощью предположения, что исповедуемая ими либеральная система ценностей является абсо-лютно универсальной и способна обеспечить про-грессивное развитие всего человечества.

Чтобы понять как эти факторы работали в ре-альных империях, существовавших в истории, об-ратимся к первому и самому значимому примеру -- к Древнему Риму. Римская империя просуществова-ла тысячу лет и во всех своих проявлениях стала основанием последующего развития европейской цивилизации. Обычно в ней видят образцовый при-мер империи, как прежде всего, политико-экономи-ческого образования. Действительно, государствен-ная, имперская власть и ее выражение в завоеватель-ной политике -- самый известный аспект бытия Древнего Рима, отраженный во множестве истори-ческих сочинений и ставший образцом для имперских правителей последующих эпох. Однако мы хотим обратить внимание на то, что, наряду с несомненным значением политического и экономического фактора, в жизни Римской империи огромную, если не опре-деляющую роль, играл культурный фактор.

Согласно весьма распространенному мнению, римская культура была эклектичной и вторичной по отношению к культуре Древней Греции. Говоря о двух слагаемых античной культуры -- греческом и римском, -- подавляющее большинство исследо-вателей считает, что именно греческая культура стала ядром античной культуры как целого, значе-ние же римской культуры связывают только с «мас-совым» воспроизводством памятников греческой культуры, без придания им сколько-нибудь значимо-го дополнительного содержания. В поддержку этой точки зрения обычно приводят тот факт, что в эпоху формирования империи Греция находилась на гораз-до более высоком уровне культурного развития, чем Рим; завоевание римскими легионами Греции вы-глядело как нашествие «варваров», не понимающих ценности великой культуры (выразительным свиде-тельством этого является финал «Всеобщей истории» Полибия, где рассказывается о варварстве римских легионеров при разрушении Коринфа в 146 г. до н. э.).

Тем не менее с течением времени ситуация существенно изменилась. Когда Рим был на более низком уровне культурного развития, чем Греция, он просто заимствовал и копировал образцы высокой греческой культуры. Как известно, даже Пантеон богов Рима был буквальным повторением греческо-го Олимпа, а ведь религия -- это важнейших фактор, определяющий культуру древнего общества. Но по прошествии полутора столетий заимствования римская культура стала жить собственной жизнью и очень далеко ушла от своего греческого основания. Наиболее ясно возникшее различие проступает при сравнении образцов греческой и римской скульпту-ры -- самого важного и показательного жанра антич-ного искусства.

Греческие скульпторы создали непревзойденные образцы пластического изображения человеческого тела, но одновременно греческая культура была удивительно невнимательна к неповторимости че-ловека, к его индивидуальности. В философии Пла-тона, Аристотеля и их продолжателей это даже полу-чило теоретическое обоснование: общее и стерео-типное для греков было гораздо ценнее, чем непо-вторимое и индивидуальное. Портрета в развитой форме греки не знали. В римской скульптуре, наобо-рот, портретный жанр вышел на первый план, и это стало одной из самый поразительных черт римского искусства: такого проникновения в сущность чело-веческой индивидуальности древний мир практиче-ски не знал. Если в области изображения человече-ского тела римляне восприняли все достижения греческой скульптуры и педантично повторяли их на протяжении столетий, то римский скульптурный портрет демонстрирует абсолютное превосходство развитой римской культуры над греческой. То же самое можно сказать про искусство живописи. Хотя до наших дней сохранилось очень мало ее античных образцов, некоторые фрески, найденные в Помпеях, показывают уровень развития этого жанра, сравни-мый с европейской живописью эпохи Возрождения и барокко (!), в то же время сохранившиеся греческие образцы очень далеки от этого уровня.

Наконец, в еще одной сфере культуры римляне задали традиции, влияние которых распространи-лось вплоть до европейского модернизма, -- в сфе-ре лирики. Стихотворения Катулла и его поэтиче-ских наследников (Тибулл, Проперций, Гораций, Овидий и др.) демонстрируют такую же тонкость в передаче индивидуального чувства людей, как скульптурный портрет в выражении неповторимости каждой личности. Только в области трагедии рим-ляне не смогли подняться до уровня великих грече-ских драматургов, Эсхила и Софокла. Но в этой сфере достоинство греческих образцов заключалось в очень глубоком осмыслении идеи судьбы, господ-ствующей над человеком. В последующей европей-ской культуре эта идея имела весьма ограниченное значение, поэтому и греческая драма оказала гораз-до менее значимое влияние, чем римский скульптур-ный портрет, римская литература и римская архи-тектура.

Но значение римской культуры для последую-щей истории Европы связано не только с выдающи-мися достоинствами отдельных образцов римского искусства, очень важным процессом стало превра-щение в Древнем Риме высокой культуры в есте-ственное и обязательное слагаемое общественной и личной жизни. Любой римлянин, не говоря уже о представителях интеллектуальной и политической элиты, должен был быть хотя бы в какой-то степени причастным к культуре и ценить ее достижения. Создание культуры стало важнейшей целью обще-ства, она выступала в качестве необходимой среды для жизни. Большое значение культуры заставляло относиться к ее созданию как к важнейшей части общественного производства. В результате Римская империя в весьма значительной степени стала им-перией культуры.

Количество и объем культурных памятников, созданных империей до своего падения, были на-столько велики, что они продолжали оказывать влияние на сознание людей в течение многих веков после исчезновения самого римского государства. Можно отметить замечательный факт: на протяже-нии почти всего средневекового периода, продол-жавшегося тысячу лет после падения Рима, строи-тели крупных городов, в которых сохранились римские постройки, использовали камни и мрамор с этих построек, Рим даже в чисто материальном смысле, не говоря уже о содержательном, продолжал «питать» культуру Европы.

Таким образом, Римская империя имела значе-ние для последующей истории не только и не столь-ко своими политическими, военными или экономи-ческими достижениями, сколько достижениями культурными. Все последующие империи в истории Европы, именно подражая Риму, в той или иной степени поддерживали культуру как важнейший фактор своего существования и тем самым давали ей мощный импульс развития.

Однако в начале ХХ в. последние «классиче-ские» империи, наследовавшие Древнему Риму, прекратили свое существование и на их место к кон-цу века пришла по-настоящему всемирная империя совсем иного типа, уже упомянутая выше -- Аме-риканская империя, в существовании которой куль-турный фактор не играл и не играет никакой роли. Для того чтобы объяснить столь радикальное из-менение главного вектора цивилизационного раз-вития западного мира, а с ним и всего человечества, нужно рассмотреть важный исторический процесс, начавшийся в эпоху Возрождения.

Падение Древнего Рима привело к культурной деградации всех народов, входивших в его состав и к воцарению варварства на несколько столетий. Процессы разделения, дифференциации, приводив-шие к бесконечным конфликтам и войнам, надолго возобладали над тенденцией к объединению чело-вечества.

Единственным фактором объединения, т. е. главным двигателем будущих империй, стала религия: европейское человечество осознавало свое единство только через христианство. Христианская церковь была вынуждена принять на себя функции государства, это привело к тому, что и свое учение она должна была приспособить именно к этой за-даче, в связи с чем она очень далеко ушла от учения самого Иисуса Христа, от первоначального христи-анства. Иудаизм создал идеальную форму религи-озной организации, приспособленной к тому, чтобы выполнить функции государства, поэтому христи-анская церковь очень быстро вернулась к этой фор-ме, стала очень похожей на иудейскую церковь. Это привело к тому, что и в церковное учение были возвращены ключевые положения иудаизма, которые решительно отверг Иисус Христос -- идея грехопа-дения и радикального несовершенства человека и идея Бога-Творца, далеко «отстоящего» от мира и человека; современные исследователи раннего христианства приходят к выводу, что в учении Ии-суса Христа этих идей не было [3, с. 83-134]. Одно-временно церковь отвергла то, что было главным для Иисуса Христа и его первых последователей -- жизнь в духе и достижение духовного совершен-ства, наперекор несовершенству материальной жизни. Но главным признаком духовного совершен-ства является абсолютная внутренняя свобода че-ловека, которая и является источником культуры. В результате, вместо того чтобы быть мощным ис-точником творческой энергии и новых форм куль-туры, христианство на долгие века стало фактором порабощения человека, превращения его в существо, лишенное собственной воли и подверженное влия-нию двух непреодолимых и противоположных сил: воли всемогущего Бога, с одной стороны, и матери-альных, греховных помыслов и желаний -- с другой.

Про этот печальный процесс искажения учения Иисуса Христа, осуществленный церковью, писали многие великие европейские мыслители. Эта тема стала одной из главных для русской философии XIX в. А. Герцен, признавая великое значение учения самого Христа, считал учение Церкви главной фор-мой «закабаления» человека:

«Христианство, религия противоречий, призна-вало, с одной стороны, бесконечное достоинство лица, как будто для того, чтоб еще торжественнее погубить его перед искуплением, Церковью, Отцом Небесным. Его воззрение проникло в нравы, оно выработалось в целую систему нравственной не-воли, в целую искаженную диалектику, чрезвычай-но последовательную себе. Христианство, раздвояя человека на какой-то идеал и на какого-то скота, сбило его понятия; не находя выхода из борь-бы совести с желаниями, он так привык к лицемерию, часто откровенному, что противуположность слова с делом его не возмущает» [2, с. 355-357].

Похожим образом описывал искажение перво-начального христианского благовестия Вл. Соловьев:

«При Константине Великом и при Констанции к христианству привалили языческие массы не по убеждению, а по рабскому подражанию или корыстному расчету. Явился небывалый прежде тип христиан притворных, лицемеров. Прежнее действительно христианское общество расплылось и растворилось в христианской по имени, а на деле -- языческой громаде. Преобладающее большинство поверхностных, христиан не только фактически сохранило языческие начала жизни под христиан-ским именем, но всячески старалось -- частию ин-стинктивно, а частию и сознательно -- утвердить рядом с христианством, узаконить и увековечить старый языческий порядок, принципиально исклю-чая задачу его внутреннего обновления в духе Хри-стовом» [8, с. 342-343].

Уже в наши дни К. Свасьян доказывает, что этот процесс явился главной причиной современного духовного кризиса:

«Брожение христианского импульса в самой ран-ней стадии отмечено раздвоенностью, которой при-дется стать основополагающим фактом в дальнейших судьбах культуры Европы; индивидуальный гнозис Павла сталкивается здесь со странным гибридом цезаропапизма римской церкви Петра, возомнившей себя наследницей Запада и всячески старающейся обеспечить юридическую сторону дела. Конфликт Петра и Павла, в котором “ветхий человек” одержал победу над первым современным человеком, в веках вырастал до значимости первофеномена европейской духовной жизни » [7, с. 23].

В результате, европейскому сознанию предстал тяжелый выбор между духовной свободой и добро-вольным рабством, диктат Церкви привел к тому, что выбор был сделан в пользу последнего.

«Сознанию предстоял выбор между грамотностью разумного понимания и безграмотной верой, предпо-читавшей абсурд разумности и даже считающей это “подвигом”. Первый путь требовал духовности как исключительно индивидуального праксиса; модель второго пути выглядела куда более скромной и ком-фортабельной: стадо, ведомое пастырем» [7, с. 63].

Тем не менее Церковь не смогла полностью уничтожить подлинное христианство, оно продол-жало жить в трактатах философов (Иоанн Скот Эриугена, Иоахим Флорский, Майстер Экхарт и мно-гие другие) и в толще народного сознания, порождая массовые ереси, подобные ересям катаров, альби-гойцев, амальрикан. Когда в XII-XIV вв. Церковь переживала очевидный кризис, эта скрытая тенден-ция получила явное идейное и культурное выраже-ние -- именно подлинное христианство стало глав-ным фактором, породившим эпоху Возрождения.

Церковные историки сделали все возможное для того, чтобы представить Возрождение в качестве антихристианской эпохи, а гуманистов -- поклон-никами языческой античности. На деле, это мнение ничего общего не имеет с действительностью. Под-линный исток Возрождения находится в творчестве Данте, которого невозможно уличить в измене христианству и в преклонении перед язычеством. Именно поэтому в традиционных изложениях исто-рии Возрождения Данте, вопреки очевидности, выносится за его рамки. Но для гуманистов XV-XVI вв. именно творчество Данте было главным источником вдохновений, и они не видели никаких противоречий между своими взглядами и его нова-торской христианской философией.

Наиболее точно суть тех преобразований, ко-торые осуществила эпоха Возрождения в европей-ском сознании, выразил В. Бибихин:

«Возрождая древность, поэтико-философская мысль через голову средневекового возвращалась к раннему, античному христианству. Она поэтому нередко оказывалась ближе к подлинной христиан-ской традиции, чем церковные идеологи, и уверенно искала спора с этой последней, чувствуя, что пре-восходит ее в верности ее авторитетам. Спе-цификой Ренессанса было не восстановление антич-ной культуры в ее музейном виде, а ее новое сраще-ние с христианством» [1, с. 337-339].

Раннее христианство, в отличие от церковной его версии, -- это учение о духовной свободе чело-века, и призывает оно не к покорности церковным властям и не к переживанию своей немощности и греховности, а к осознанию своей творческой мощи, которая выражается в созидании культуры. Именно поэтому сущность той реформы общества, которая намечалась в деятельности Данте, Петрар-ки и Боккаччо, заключалась, по Бибихину, в том, чтобы «поэт и философ, вместо священнослужите-ля и богослова, стал пророком Запада» [1, с. 346].

Церковь, поняв угрозу, исходившую от Воз-рождения, мобилизовала все свои силы на борьбу с этим новым духом, и в конце концов победила его. В этой борьбе против культуры Возрождения в рав-ной степени выступали и деятели Реформации и деятели Контрреформации (правильнее называть ее католической реформацией), и это не случайно, ведь восстановление подлинного христианства сделало бы не нужными священство и церковь (в любой ее форме) как посредников между челове-ком и Богом.

В результате, XVII и XVIII века прошли под знаком восстановленного средневекового мировоз-зрения, которое Церковь снова навязала европейскому обществу. Наиболее резко об этом пишет Свасьян: «... контрреформационное обновление оказалось де-корацией, под прикрытием которой имело место от-равление “новорожденной” культуры трупным ядом разлагающейся церкви» [7, с. 193]. Именно поэтому произошедшее в конце XVIII в. раскрепощение чело-века было весьма далеко от культурного горения Возрождения и больше напоминало бунт рабов против своего господина. В итоге рабы остались рабами, хотя и поменяли своего господина. Эпоха Просвещения явилась карикатурным продолжением и завершением церковной традиции, традиции ложного христианства; в нем старый господин человека -- христианский Бог, был просто заменен новым, еще более всемогущим -- законами природы, а человек остался таким же рабом, каким и был. Вопреки распространенному мнению, в своем идейном и культурном значении эпоха Про-свещения стала не продолжением, а противополож-ностью эпохе Возрождения, через две формы миро-воззрения в опосредованной и преображенной форме спорили между собой две исторические версии хри-стианства: в одной из этих форм человек представал явленным земным Богом, призванным к бесконечно-му духовному творчеству, в другой -- механическим автоматом, агрегатом атомов и физических качеств, полностью управляемых законами природы.

Но подлинное христианство, выразившееся в культуре Возрождения, сохранило свою внутрен-нюю силу, несмотря на то, что теперь против него действовала не только Церковь, но и ее уродливое и гораздо более мощное порождение -- научный разум, не признающий в человеке ничего духовного, бесконечного, творческого. В начале XIX в. оно еще раз в полной мере явило себя в немецком романтиз-ме и в немецкой философии, ставшей идейным итогом романтизма. Здесь была создана окончатель-ная философская модель человека как духовного, творческого существа, а цивилизация и история были поняты как формы раскрытия бесконечных потенций духа, как непрерывный процесс создания и бесконечного расширения сферы культуры.

Особенно ясно последнюю мысль выразил И. Фихте в своих поздних религиозно-философских трудах, в которых очень ясно противопоставлены между собой подлинное христианство Иисуса Хри-ста (основанное на принципе тождества Бога и человека) и ложное христианство Церкви. В рабо-те «Основные черты современной эпохи», говоря о том, что является предметом его интереса в каче-стве главной формы исторического развития чело-вечества, Фихте пишет:

«.мы будем держаться только непосредственно тянущейся к нам нити истории, обращаясь с вопро-сами только к нашей истории, истории цивилизованной Европы, как царства культуры в данное время, и остав-ляя в стороне все другие ветви истории» [9, с. 532].

Фихте пишет про цивилизованную Европу как про «царство культуры», но с не меньшим правом он мог назвать ее «империей культуры», поскольку видит единство Европы исключительно с точки зрения ценности культуры, более того, он предпо-лагает, что и все остальные, «побочные» ветви истории также должны рано или поздно войти в указанное «царство культуры», т. е. оно выступа-ет универсальной и, видимо, окончательной формой единства всего человечества (что мы и задали в ка-честве важнейшего признака империи).

Таким образом, окончательным итогом пред-ставлений об истории человечества в рамках тради-ции подлинного христианства стал идеал империи культуры, которая должна объединить всех людей и все народы через подчинение их одной цели -- рас-крепощению божественного духа в человеке и соз-данию высокой культуры. Как мы видели, Римская империя, несмотря на ее языческий характер, ча-стично отвечала этому идеалу, ее история наглядно показала, что империя может и должна быть формой организации человечества, действительно ведущей его к духовному совершенству.

Фихте мыслил империю культуры все еще в по-литических терминах и считал ее возможной, толь-ко если она выражается в государстве. Однако это совсем не обязательно. Проникнув из немецкой философии в русскую философию, соответствующие идеи приобрели смысл, независимый от политиче-ской философии. Наиболее яркий пример подобных представлений дает теократическая утопия Вл. Со-ловьева. Он больше говорит о религиозных основа-ниях этого идеала и о его конкретном устройстве, чем о целях его существования, но если мы поставим прямо вопрос об этих целях, ответ может быть только один, именно такой, какой дает Фихте: иде-альная, «теократическая» организация общества, по Соловьеву, необходима для преображения чело-веческого общества и всего мира по законам красо-ты, добра и истины, т. е. для превращения всей сферы материальных явлений в сферу культуры. Столь же центральное место понятие культуры за-нимает и в философских построениях Н. Бердяева и С. Франка, да и у других русских мыслителей культура рассматривалась в качестве важнейшего определения правильной жизни отдельного челове-ка и всего общества. Разве что для мыслителей, ориентировавшихся на церковное христианство (С. Булгаков, П. Флоренский, А. Лосев), она часто выступала не в позитивном, а в негативным смысле.

Возвращаясь к эпохе Просвещения, можно за-метить, что она также породила глобальную модель общественного устройства -- классический либе-рализм. Хотя либерализм и империя в политологи-ческих контекстах понимаются как противополож-ные социальные формы, в рамках приведенного выше философского определения империи ту модель общества, которую породил западный классический либерализм, можно признать достаточно типичным примером империи. Ведь либерализм безусловно предполагает, что все люди и все народы должны рано или поздно принять либеральную модель со-циального устройства и соединиться в рамках еди-ного либерального государства.

Особенно наглядно имперский характер либе-ральной модели выступает в наши дни, когда про-исходит ее агрессивное распространение на весь цивилизованный мир. Тот факт, что именно эта модель стала преобладать во второй половине ХХ в., легко объясняется из особенностей исторического развития Европы и США. Ведь Америка оказалась уникальной страной, идеология которой была пол-ностью заимствована из Просвещения и совершен-но не учитывала и не учитывает достижения евро-пейской философии и культуры XIX в. Эта особен-ность американского мировоззрения зафиксирована многими исследователями [5, с. 130-131], но самое интересное, что она признается и пропагандируется самими американскими идеологами. В качестве примера можно сослаться на недавно изданную книгу Стивена Пинкера [10], мгновенно ставшую бестселлером. В ней все достижения западного мира, как их понимает автор, возводятся к идеям Просве-щения, в то же время все отрицательные тенденции и силы современности, сопротивляющиеся про-грессу, научному познанию и всеобщему либераль-ному освобождению, Пинкер подводит как раз под категорию «романтизма» и его философских и со-циальных последствий. Если смотреть в суть тако-го рода воззрений, определяющих современное социальное и культурное бытие Америки, то они означают абсолютное непонимание того, что в че-ловеке главное -- дух, а не тело; как и в среде про-светителей XVIII в., в современной Америке любой человек уверен, что он -- всего лишь телесный механизм, или, по-современному, «нейрокомпью-тер», и ничего духовного, бесконечного и тем более божественного в нем нет. В рамках такой системы представлений высокая культура существовать не может, поэтому в американской либеральной системе она de facto отсутствует; то, что там назы-вают «современной культурой» -- это грубая кари-катура на подлинную культуру, укорененную в духе (это объясняет чрезвычайную популярность в Аме-рике постмодернизма, ведь он дает теоретическое обоснование концу высокой культуры). Все цели американского общества и его отдельных предста-вителей лежат в материальной сфере: это матери-альное преуспеяние, комфорт, хорошее медицинское обслуживание, богатство и т. п.

Американская империя с ее абсолютным го-сподством материальных ценностей оказалась пол-ной противоположностью романтической империи культуры, ее победа стала знаком радикального кризиса западной цивилизации. Старая культурная Европа с помощью двух мировых войн совершила фактическое самоубийство, и на ту территорию, где продолжали существовать европейские этносы, но уже отсутствовал европейский дух, пришла Американская империя и установила здесь свой порядок. Постепенно эта имперская и очень жесткая структура распространяет свою власть на все боль-шую часть человечества. В то же время романтиче-ская модель продолжает жить только в традициях русской философии и в общественной практике России, возрождающей наиболее ценные элементы из общественной практики Российской империи, которая в лучшие периоды своего существования приближалась к указанной романтической модели [6, с. 184-186, 504-511]. При этом отношение русской культуры к более старой и развитой западной куль-туре очень похоже на ту модель, которую мы виде-ли во взаимодействии Древней Греции и Древнего Рима [4, с. 445-464]. После столетия заимствований и подражаний, русская культура в XIX-ХХ вв. при-дала европейским культурным образцам настолько оригинальное развитие, что ее достижения даже превзошли достижения других европейских культур. В наши дни, когда сама Европа отреклась от своего культурного прошлого, именно русская культура с наибольшей полнотой выражает суть многовековой европейской культуры.

Нынешнее противостояние России и Америки только кажется происходящим от сиюминутных по-литических причин, на деле же оно отражает абсо-лютную противоположность двух путей развития цивилизации. И хотя очень многие считают, что в этом противостоянии силы не равны, поскольку «валовой национальный продукт», производимый одной из сторон, в несколько раз больше, чем произ-водится другой, на это можно заметить, что цивили-зация, которая добровольно отреклась от духа и от бо-жественного начала в себе, которая не признает, что человек существенно отличается от животного, не мо-жет победить в исторической перспективе, или ее победа будет концом всей человеческой цивилизации.

Литература

империя человечество культура

1. Бибихин В. В. Новый Ренессанс. М.: Мысль, 1998.

2. Герцен А. И. С того берега // Герцен А. И. Соч.: В 9 т. Т 3. М.:

3. Художественная литература, 1955. С. 231-375.

4. Евлампиев И. И. Неискаженное христианство и его первоис-точники // Соловьевские исследования. 2016. № 4. С. 66-134.

5. Евлампиев И. И. Русская философия в европейском контексте. СПб.: Издательство РХГА, 2017.

6. Кайзерлинг Г. фон. Америка. Заря нового мира. СПб.: Санкт-

7. Петербургское философское общество, 2002.

8. Кантор В. К. Санкт-Петербург: Российская империя протии российского хаоса. К проблеме имперского сознания в Рос-сии. М.: РОССПЭН, 2007.

9. Свасьян К. А. Становление европейской науки. М.: Evidentis, 2002.

10. Соловьев В. С. Об упадке средневекового миросозерцания // Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1988. С. 339-350.

11. Фихте И. Г. Основные черты современной эпохи // Фих- те И. Г. Соч.: В 2 т. Т. 2. СПб.: Мифрил, 1993. С. 359-617.

12. Pinker S. Enlightenment Now: The Case for Reason, Science, Humanism, and Progress. New York: Viking, 2018.

Размещено на Allbest