Нравственные основания культурного бытия (на материале русской философии)

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Нравственные основания культурного бытия (на материале русской философии)

А.В. Ляхов

Ивановский государственный университет, Шуйский филиал, г Шуя, Ивановская область, Российская Федерация

Аннотация: В статье рассматривается вопрос о соотношении нравственности и культуры в контексте отечественной философской традиции. Анализ как отдельных авторов, так и целых направлений свидетельствует о том, что нравственное начало является приоритетным для различных видов культурной практики. Нравственность понимается не как регулятор поведения или этический кодекс, а как живое начало, стремящееся к истине и правде жизни. В этом контексте особое внимание уделяется построениям В. С. Соловьёва, создавшего автономную этику в России, а также нравственным исканиям русских писателей, одухотворивших не только литературу и философию, но и всю культуру в целом стремлением к абсолютному добру.

Ключевые слова: нравственность, культура, этика, истина, добро, красота, русская философия, русская литература, ценности, нигилизм, морализаторство.

MORAL FOUNDATIONS OF CULTURAL BEING (BASED ON THE MATERIAL OF RUSSIAN PHILOSOPHY). Andrey V. Lyakhov Shuya Branch of Ivanovo State University, Shuya, Ivanovo Region, Russian Federation

Abstract: The article examines the issue of the relationship between morality and culture in the context of the Russian philosophical tradition. An analysis of both individual authors and entire directions indicates that the moral principle is a priority for various types of cultural practice. Morality is understood not as a regulator of behavior or an ethical code, but as a living principle striving for the truth and truth of life. In this context, special attention is paid to the constructions of V. S. Soloviev, who created autonomous ethics in Russia, as well as to the moral quest of Russian writers, who inspired not only literature and philosophy, but the entire culture as a whole, with a striving for absolute goodness.

Keywords: morality, culture, ethics, truth, goodness, beauty, Russian philosophy, Russian literature, values, nihilism, moralizing.

Тема «культура и нравственность» огромна и неисчерпаема ввиду фундаментальности обоих понятий для человеческого бытия. Как правило, эта связь полагается имплицитной и априорной, не требующей доказательств. Однако доказательства всё же требуются, особенно в современную эпоху ценностного релятивизма, когда аморализм и безнравственность становятся некими «нормами». В итоге социальное пространство оказывается разорванным между различными индивидуалистическими интенциями. В этой ситуации «актуальным для современного социума с его ориентацией на индивидуализацию становится формирование новых принципов построения эффективного межличностного диалога и решения проблемы социальной интеграции» [7, с. 27].

Это происходит не впервые в истории, и объяснений индивидуализму и релятивизму предостаточно, как, впрочем, и критики. Мы сконцентрируем своё внимание на позитивных аспектах связи нравственности и культуры, показав её укоренённость в традициях отечественной философии, напомнив, тем самым, о её значимости.

Выдвигаемый нами тезис таков: нравственность первична по отношению ко всем формам культурного бытия, она является основанием человеческой жизни и деятельности, как бы человек ни жил и чем бы он ни занимался. Можно выдвинуть и такой довольно радикальный тезис: нарушение нравственных законов неизбежно приводит к краху на всех уровнях - и на индивидуальном, и на социальном, и на духовном, и на культурном. В своих знаменитых «Беседах о русской культуре» Ю. М. Лотман, подчёркивая фундаментальный характер понятия «культура» для всего цикла наук о человеке, писал, что «оно очень ёмкое: включает в себя и нравственность, и весь круг идей, и творчество человека, и многое другое» [5, с. 3].

На первое место исследователь ставит нравственность в определении культуры, и это вполне правомерно. Например, А. Швейцер давал такое лаконичное определение: культура - это нравственность. Для западной философии подобное видение скорее исключение, в то время как для отечественной - правило и закономерность. Но это часто в исследованиях остаётся вне поля зрения, что приводит к искажённым трактовкам своеобразия отечественной культуры и философии.

Важно то, что на вопросы нравственности обращали самое пристальное и глубокие внимание не только философы, но и представители художественного поэтического творчества. Например, весьма показательно, что Александр Блок посещает и конспектирует лекцию Н. Минского, посвящённую нравственной проблематике. В заметке, озаглавленной «Нравственная проблема наших дней», поэт пишет: «Противоречие “двух путей добра”, получившее для нас нестерпимую остроту после проповеди Толстого о непротивлении злу и целомудрии, должно быть сведено к высшему единству. Стоя перед практической проблемой двуединого нравственного идеала и не находя ей разрешения ни в естественных науках, изучающих низкие формы жизни, ни в социологии, исследующей отношение человека к обществу, а не к самому себе, мы принуждены вернуться к умозрению, метафизике, которая разрешала для древних теоретическую проблему знания, а для нас послужит “ареной трагедии разума, в которой борется, страдает и побеждает сама истина”» [2, с. 144].

В этом высказывании содержатся важные постулаты, указывающие на то, каким образом нравственная проблематика решается в отечественной философской культуре. Это не путь науки, не путь социологии и психологии, не путь индивидуалистической этики, что весьма распространено сегодня. Это путь умозрения или метафизики. Только на путях метафизики можно постичь сущность нравственности: таков коллективный ответ высших представителей русской философии, которым вторили деятели искусства и культуры, среди которых Блок занимает одно из главных мест. Не случайно его стремление к В. С. Соловьёву не только как поэту, но и как к философу.

У Соловьёва мы встречаем первую в истории русской философии и этики систему теоретического основания нравственных начал. Но стремление к нравственной чистоте, нравственному идеалу присуще русской душе на интуитивном уровне. Хорошо это выразил В. Ф. Одоевский в «Русских ночах», где один персонаж говорит: «ибо хоть не понимаю, в чём состоит добродетель, но мне по инстинкту хочется быть добродетельным» [6, с. 72]. И несмотря на то, что они сказаны с некоторой иронией, в них выражена глубинная интенция, присущая самосознанию отечественной культуры.

В этом смысле можно говорить о том, что существует нравственный архетип, выражающий духовно-культурное своеобразие русского человека. Не случайно, что Соловьёв строит в «Оправдании добра» автономную этику, не зависящую ни от каких других начал, в том числе и от религиозных. Это очень важный момент, поскольку очень часто исследователи русской религиозной философии полагают нравственность вторичной, зависящей прежде всего от религиозного начала. Но постулирование Соловьёвым, христианским мыслителем, системы автономной этики является сильным, безусловно парадоксальным шагом к фундированию нравственности как таковой. Он пишет следующее: «Нравственная философия не зависит всецело от положительной религии. Свидетельство ап. Павла о нравственном законе, “написанном в сердцах” язычников. - При существовании многих религий и вероисповеданий споры между ними предполагают общую нравственную почву (пояснения и примеры) и, следовательно, нравственные нормы, на которые одинаково ссылаются спорящие стороны, не могут зависеть от их религиозных и вероисповедных различий» [8, с. 49].

Только таким образом можно было построить уникальную систему нравственности, со-равную кантианской, а в чём-то даже и превосходящую её, основанную на таких её первичных данностях, как стыд, жалость и благоговение. Невозможно разделить это триединство, выделив, как часто это бывает, какое-то одно начало, например, стыд. Только в совокупности они и образуют нравственный мир человека, на бесконечность отличающийся от животного, говорящий об исключительной важности духовного начала в человеческой природе. Соловьёв, как первый крупный системный философ в России, синтезировал различные представления, воззрения, интуиции этического характера, которые были разбросаны по всему полотну отечественной культуры.

В результате стало отчётливо видно своеобразие русской философской традиции, которую стали называть этикоцентричной, подчёркивая приоритет именно нравственного начала как в теоретических построениях, так и в самой жизни. Это действительно значимая типологическая характеристика русской философии, распространяющаяся на предельные основания бытия: «Уникальность человека не только в том, что он осознаёт смерть, но и в том, что он её нравственно переживает. Особенно это характерно для русской философии и литературы, где смерть воспринимается в первом лице, как личная трагедия» [3, с. 124].

Как это отразилось на культуре в целом и на различных её составляющих?

Это довольно трудный и даже драматический вопрос. Гипертрофированная центрированность на нравственности приводит к феномену «нигилистического морализма», о котором очень глубоко писал С. Л. Франк в известной статье «Этика нигилизма». Сильный акцент на морали даёт эффект антипатии к культуре. Философ пишет: «русскому интеллигенту чуждо и отчасти даже враждебно понятие культуры в точном и строгом смысле этого слова ... Русскому человеку не родственно и не дорого, его сердцу мало говорит то чистое понятие культуры, которое уже органически укоренилось в сознании образованного европейца» [9, с. 88].

Эти беспощадные, но правдивые констатации вскрывают очень глубокие пласты русского национального характера, его ценностную иерархию, присущую представителям различных социальных слоёв: от интеллигента до простого человека. Всем присуще это нигилистическое отношение к культуре как европейскому продукту. Не случайно поэтому в статье «Политика и идеи», имеющей программный характер для «Полярной звезды», Франк говорит следующее: «Внешнее, политическое обновление России должно сопровождаться внутренним, культурным её возрождением. Старый порядок, режим политического рабства не только сковывал свободное слово и действия граждан, но и душил независимую мысль, убивал возможность смелого и богатого духовного творчества» [9, с. 67].

И снова нелицеприятные слова в адрес русской традиции, в которой не только нигилистический морализм, но и «политическое рабство» сковывали культурное развитие, вырабатывая, соответственное отношение к самой культуре. Это объективные факторы (отрицательное отношение к Европе и политическая деспотия), которые обуславливают сниженное отношению к культуре, что, в свою очередь, порождает немало недоброкачественных мифов о России.

В то же время феномен нигилистического морализма, будучи безусловной крайностью, свидетельствует как раз о глубинной центрированности на нравственных аспектах. В качестве примера можно привести показательные взгляды Л. Н. Толстого, которые традиционно характеризуются в терминах морализма. Но этот морализм, за которым прогладывает и нигилизм по отношению к культуре, к её высшим достижениям (статья «Что такое искусство?»), не есть отрицание ради отрицания, но поиск более высоких духовных оснований для культуры и жизни по сравнению с наличными. В конечном счёте и сами видные западные философы (Ницше, например) видели глубочайший кризис европейской культуры и стремились найти пути её возрождения. Не случаен поэтому такой высокий духовный авторитет Толстого в мире.

Приоритет нравственного начала в культуре и жизни в своём идеальном измерении не должен приводить к нигилистическому к ним отношению. И в целом можно сказать, что проявления нигилистического морализма в России всё-таки не носят системного характера, а, порой охватывая даже целые социальные слои, как считал Франк и другие религиозные философы, всё-таки не создают прецедента, а являются исключением. И верно подмеченное Франком негативное явление в русской истории не стоит абсолютизировать. Антитезой к его идеям выглядят мысли С. С. Аверинцева, высказанные им в работе «Русская литература во всеевропейском контексте»: «Мы сейчас говорим не о политической истории, конкретное содержание которой меняется от момента к моменту, но о некоей пребывающей и причём специфической константе нравственного ландшафта русской культуры» [1, с. 195].

Само это выражение «специфическая константа нравственного ландшафта русской культуры» и есть указание на особенность культуры, на её глубинный этикоцентризм. Это и есть национальная формула решения вопроса о соотношении нравственности и культуры. Аверинцев этот «нравственный ландшафт» наполняет конкретным содержанием: «Праведничество не бывает без исповедничества, в пределе - без мученичества» [1, с. 195]. Эти нравственные ценности, имеющие изначально христианский исток, со временем становятся общими добродетелями, присущими все людям, а не только исповедующим христианство. В этом универсализм этики, делающей нравственные понятие общезначимыми ценностями. Праведничество - это стремление к правде, исповедничество - совестливость, а мученичество - готовность к жертве, к самопожертвованию во имя правды и высших ценностей.

Позитивное значение нравственной доминанты для культуры ещё и в том, что в таком случае культурное бытие представляет собой целостность, неотделимую от жизни человека. Иными словами, нет традиционного разрыва, характерного для западной традиции, между культурой и природой, культурой и религией, культурой и жизнью. Всё пронизано единым высшим нравственным началом, которое освящает все уровни и пласты жизни. Если культура автономна, то это всегда «надстройка» над жизнью, природой, религией, в конечном счёте над человеком. Культура предстаёт как «вторая природа», искусственное образование, оторванное от высших духовных запросов человека. И тогда возникает отчуждение между человеком и культурой, которое тонко почувствовали такие философы, как Ницше.

Конечно, это идеальное состояние, которое, вполне возможно, никогда не воплотится в действительность. Но его сильнейшее позитивное значение, как любого идеала, в том, что в стремлении к нему свершается мощная духовная работа, развивающая и обогащающая человеческое бытие. И вот именно такая модель культурного бытия, пронизанного нравственными ценностями, была выработана в контексте отечественной философской традиции. Исторический экскурс в данный пласт - тема отдельной работы. Сейчас мы можем ограничиться указанием на такие значимые, парадигмальные философские модели, в которых фундирован приоритет нравственных ценностей.

Это уже упоминаемый Соловьёв, построивший в «Оправдании добра» систему автономной этики, которая и освящает, и просвещает все уровни культурного бытия. Это и принципиально важная мысль В. В. Зеньковского, высказанная им в «Истории русской философии», о том, что русская философия «больше всего занята те- мои о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории. Прежде всего это сказывается в том, на сколько всюду доминирует (даже в отвлечённых проблемах) моральная установка: здесь лежит один из самых действенных и творческих истоков русского философствования. Тот “панморализм”, который в своих философских сочинениях выразил с исключительной силой Лев Толстой, - с известным правом, с известными ограничениями может быть найден почти у всех русских мыслителей, - даже у тех, у которых нет произведений, прямым образом посвящённых вопросам морали (например, у Киреевского). С этим связано и напряжённое внимание к социальной проблеме, но ярче всего это обнаруживается в чрезвычайном, решающем внимании к проблемам историософии» [4, с. 21-22].

Зеньковский как бы резюмирует, выделяя главное смысловое ядро русского философского этоса на протяжении огромного исторического периода. И выделенная им «моральная установка» русской философии, безусловно, является её духовно-смысловым инвариантом. И то напряжённое внимание к социальной проблеме, о которой он говорит, есть ни что иное как экстраполяция нравственности в социокультурный контекст.

В заключение нужно сказать о нравственных исканиях русских писателей, которые столько же писатели, сколько и мыслители, то есть философы. Давно уже является аксиоматичным тезис о философичности русской литературы, о том, что русская литература является формой философского высказывания в художественной форме. Русская литература является одним из главных источников нравственной философии, прежде всего.

Один из первых в этом ряду писателей-мыслителей, конечно, Н. В. Гоголь, заостривший нравственную проблему расхождения добра и красоты, за которой кроется нравственный кризис культуры, утратившей целостность и единство. Писатель мучительно ставил и решал этот вопрос, ужаснувшись той бездне, которая образовалась на месте некогда гармоничного единства истины, добра и красоты. Импульс, заданный Гоголем, не ослабевает и до наших дней. Лучшие писатели всегда озабочены этико-эстетическим вопросом о соотношении добра и красоты.

Далее Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой, очень разные, но объединённые сильнейшим нравственным поиском истинного смысла жизни. Один ищет его через раскрытие духовного смысла страданий, другой - через преодоление страха смерти и самой смерти силой нравственного совершенствования человека. «Анафемские вопросы» А. П. Чехова, однозначно высочайший уровень этико-экзистенциальных вопрошаний о человеческой ситуации, задавленной скукой, пошлостью и рутиной. И, наконец, Андрей Платонов, всё творчество которого пронизано нравственными исканиями самого высшего уровня. Эпиграфом ко всего его творчеству могли бы стать его собственные слова из повести «Котлован», концентрирующие суть нравственной философии: «Мне без истины стыдно жить».

Таким образом, можно подвести итог. Нравственность носит в России не институциональный характер социального регулятора и этического кода поведения. Это то живое начало, сердечное чувство, как часто говорят, исходящее из глубочайших недр человеческого бытия, стремящегося к правде, добру, истине. Именно такое понимание нравственности оплодотворяет культуру, являясь её ценностно-смысловым ядром. И такое понимание можно обнаружить на всех уровнях социально-культурной реальности. И даже в таких искажённых формах нравственного сознания, как морализм и нигилизм по отношению к культуре, это начало даёт о себе знать.

Список литературы

нравственный философский межличностный

1. Аверинцев С. С. Русское подвижничество и русская культура // Связь времён. Киев: Дух 1 лиера, Блок А. А. Нравственная проблема наших дней // Полное собрание сочинений и писем: в 20 томах / Российская академия наук, Институт мировой литературы имени А. М. Горького, Институт русской литературы (Пушкинский дом). Москва: Наука, 1997-2014. Том 7: Проза (1903-1907) / [отв. ред. Д. М. Магомедова]. 2003. 503 с.

2. Варава В. В. Феномен «танатологического ренессанса» в современной России // Известия Тульского государственного университета. 2020. № 1. С. 117-127.

3. Зеньковский В. В. История русской философии. Москва: Академический проект, Раритет, 2001. 880 с.

4. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). Москва: АСТ, 2020. 640 с.

5. Одоевский В. Ф. Русские ночи // Сочинения: в 2 томах. Москва: Художественная литература, 1981. Том 1. 365 с.

6. Синявина Н. В. Доверие как концепт в контексте культурологического подхода // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2020. № 1 (93). С. 26-31. ИОІ: 10.24411/1997-0803-2020-10103

7. Соловьев В. С. Оправдание добра. Москва: Институт русской цивилизации, Алгоритм, 2012. 656 с.

8. Франк С. Л. Сочинения / [вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. Ю. П. Сенокосова; журнал «Вопросы философии» и др.]. Москва: Правда, 1990. 607 с.

References

1. Averintsev S. S. Russian asceticism and Russian culture. In: Averintsev S. S. Communication of times. Kiev, Publishing House “SPIRIT I LITERA”, 2005. Pp. 189-199. (In Russ.).

2. Blok A. A. The moral problem of our days. In: Blok A. A. Complete collection. In 20 volumes, volume 7. Moscow, Akademizdatcenter “Nauka” RAS, 2003. 503 p. (In Russ.).

3. Varava V. V. The phenomenon of “thanatological renaissance” in modern Russia. News of the Tula State University. 2020, no. 1, pp. 117-127. (In Russ.).

4. Zenkovskiy V. V. History of Russian philosophy. Moscow, Publishing House “Academic Project”, “Rarity”, 2001. 880 p. (In Russ.).

5. Lotman Yu. M. Conversations about Russian culture: Life and traditions of the Russian nobility (XVIII - early XIX centuries). Moscow, AST Publishing House, 2020. 640 p. (In Russ.).

6. Odoevskiy V. F. Russian nights. In: Odoevskiy V. F. Works. In 2 volumes, volume 1. Moscow, Publishing House “Hudozestvennaya literatura”, 1981. 365 p. (In Russ.).

7. Sinyavina N. V. Trust as a concept in the context of a cultural approach. The Bulletin of Moscow State University of Culture and Arts (Vestnik MGUKI). 2020, no. 1 (93), pp. 26-31. (In Russ.). DOI: 10.24411/1997-0803-2020-10103

8. Soloviev V. S. Justification of good. Moscow, Publishing House of the Institute of Russian Civilization, Algorithm Publishing House, 2012. 656 p. (In Russ.).

9. Frank S. L. Works. Moscow, Publishing House “Pravda”, 1990. 607 p. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru