Проблематика всеобщности в советской этике 1960-1970-х годов

Очевидно, что по логике развиваемого Дробницким понятия морали точнее было бы говорить не об «общепризнанной морали», а об общеобязательных моральных требованиях. Общепризнанность характеристика не морали, а обычая. Именно по отношению к общепризнанным нормам, а таковыми являются нормы обычая, а не морали, в нововременном обществе признается допустимость индивидуально-вариативного по формам выражения поведения. Вариативность действий не в меньшей степени предполагается и моралью, в рамках которой значительно более важным является их личная осмысленность и самоопределение морального агента в отношении духа моральных требований, при том, что внешнее соответствие им действий не считается особенно значимой. Говоря о том, что мораль ориентирует на индивидуальность, индивидуальное самовыражение, Дробницкий имеет в виду, что с развитием цивилизации все большую ценность приобретают нестандартные, особенные, выдающиеся индивидуальные качества человека. Некоторые из них со временем осмысляются как добродетели индивидуальные качества, необходимые для достижения нравственного идеала. Характер устремленности к нравственному идеалу, способы и формы его достижения определяются самим моральным агентом в меру понимания им своего долга как внутренне переживаемой необходимости, принудительности исполнения требований или при ином взгляде осуществления своего предназначения, своего призвания.

Тем самым Дробницкий признает, что индивидуализация «единых, равнозначных требований» производится не моралью как некой безличной силой, а самим индивидом применительно к обстоятельствам принятия решения, своим способностям, своему пониманию той моральной задачи, которую он перед собой видит. Но это значит, что определение им моральных требований как «единых» и «равнозначных» нуждается в коррекции, а «единое» и «равнозначное» нормативное содержание моральных требований в прояснении. Из того, что говорит Дробницкий, не ясно, каким образом моральное требование обеспечивает индивидуализацию моральной задачи. Но стоит принять во внимание признание им роли личности в моральной практике, как приоткрывается завеса над процессом трансформации универсального в индивидуальное. В морали открывается область неповторимого и единичного: «Исполняя единые требования, всякий человек вместе с тем совершает нечто такое, что по самому своему существу не может быть общепринятой нормой». И это неповторимое и единичное когерентно по своему внутреннему смыслу тому, что предполагается универсальным по форме и общезначимым по постулируемому содержанию моральным требованием.

Наконец, последнее, на что нужно указать в концепции универсальности в морали у Дробницкого, это на парадоксальное обнаружение им универсальности в классовых моральных воззрениях. Выше отмечалось, что Дробницкий в своей концепции морали абстрагируется от многих фундаментальных положений исторического материализма, включая так называемый принцип классового подхода, согласно которому все социальные, групповые и даже индивидуальные процессы и явления рассматриваются под углом зрения классовых различий и классовых антагонизмов. Но именно при рассмотрении универсальности в морали он обращается к теме классовых воззрений. Никак не соотносясь на словах с обсуждением простых норм нравственности, Дробницкий тем самым напрямую включается в него, предлагая совершенно иной ход: не простые нормы, или общечеловеческие элементы нравственности включаются в контекст классовых систем морали и наполняются классовым содержанием, а классовые моральные воззрения непременно предъявляются в качестве всеобщих всем адресованных и общеобязательных.

Это положение выводится Дробницким из той же самой первой главы «Немецкой идеологии», на которую опирались сторонники ригористического классового подхода к морали. Согласно Марксу, «всякий новый класс, который ставит себя на место класса, господствовавшего до него, уже для достижения своей цели вынужден представить свой интерес как общий интерес всех членов общества, т. е., выражаясь абстрактно, придать своим мыслям форму всеобщности, изобразить их как единственно разумные, общезначимые» Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. М., 1955. С. 47.. Дробницкий конкретизирует эту мысль в контексте морали: в классовых воззрениях особым образом проявляется надлокальный характер моральной точки зрения, а именно, она выражает «социально-всеобщие смыслы», поскольку класс, в отличие от сословия, клана или корпорации, заявляет свою позицию в качестве «закона жизни», предъявляемого всему обществу, распространяемого на человеческое общество в целом Дробницкий О.Г. Понятие морали. С. 278..

Однако Дробницкому, как мне кажется, не удалось найти убедительных аргументов в пользу идеи универсальности классовых моральных воззрений, да и существования особой классовой точки зрения в морали. Он не приводит ни одного примера классово релевантного морального требования, и поэтому затруднительно понять, как он представлял себе ту особенность классовой морали, согласно которой класс если принять предложенную теоретическую схему предъявляет свою точку зрения в качестве всеобщей. Возводя в закон волю господствующего класса, его идеологи могут прибегать и прибегают к морализированию, то есть использованию моральной аргументации, морального языка для камуфлирования интересов господствующего класса, на деле всегда партикулярных. Но нет никаких оснований рассматривать это в качестве выражения моральных законов (требований). Показательно, что приведя данное выше высказывание Маркса о всеобщности как форме представления классового интереса, Дробницкий цитирует и фрагмент примечания Маркса на полях рукописи: «Всеобщность соответствует... классу contra сословие», но опускает другие корреляты всеобщности, на которые обращает внимание Маркс, и среди них: «большая численность господствующего класса», «иллюзия общих интересов» (и «вначале эта иллюзия правдива»), а так же «самообман идеологов» Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 47.. Все это в большей или меньшей мере как раз соответствует морализирующему характеру любой классово предвзятой идеологии.

Другой вопрос, в какой мере вожди и идеологи господствующего класса в самом деле нуждаются в том, чтобы говорить не только для всего общества и всего человечества, но и от имени всего общества и всего человечества. Маркс, рассуждая о классах и классовом сознании, имел в виду опыт буржуазных революций, вдохновлявшихся в своем большинстве идеалами естественного права, рационализма и Просвещения. Символ тех революций Декларация прав человека и гражданина, принятая на волне французской революции Национальным учредительным собранием в 1789 г. Символ коммунистических революций ХХ века Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа, принятая на Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов в январе 1918 г. после разгона большевиками законно избранного Учредительного собрания.

В ХХ веке идеологи революционного класса, если и говорили от имени всего человечества, то имели в виду «прогрессивное человечество». Кого числить в качестве «прогрессивного человечества», представители «диктатуры пролетариата» определяли, ориентируясь на свое «классовое чутье», то есть произвольно.

Итак, универсальность, по Дробницкому, одна из специфических характеристик морали, а мораль рассматривалась им как некая надперсональная сила обще-социальная, перспективно-историческая, задающая общее, эмпирически не постижимое содержание. Эта сила регулирует отношения между людьми, ориентирует людей на высшие ценности, доводит общие моральные требования до личной моральной задачи конкретного индивида. Регуляция понимается не только и не столько как функция данного социума, но как «социально-исторический» процесс. Дробницкий принимал во внимание «социально-интерактивную», коммуникативную функцию морали, но в конечном счете трактовал мораль в духе кантовского трансцендентализма, трансформированного им в историцизм.

Это своеобразный этический историцизм, призванный объяснить и обосновать мораль через подведение ее во всех значимых проявлениях под некие «высшие закономерности», посредством которых человечество движется в «едином направлении» по пути «исторического прогресса»Подобного типа разновидность историцизма Карл Поппер называл «моральным модерниз мом», или «моральным футуризмом» (Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993 С. 64).. В этих «высших закономерностях» моральная точка зрения находит себе опору и оправдание, а моральное требование отражает тот специфический общественный интерес, в котором воплощены «общеисторические законы» социального развития. Мораль не сводима к обеспечению функционирования ограниченной социальной системы, и задача теоретика морали состоит в том, чтобы показать, как посредством универсальных по форме суждений и требований в морали оказываются представленными «логика разума» и «общезначимые тенденции» исторического развития. Замкнутость на некие «общие законы истории» и обеспечивает моральным требованиям универсальность как надлокальность и деперсонализованность. Благодаря последнему моральные требования общеобязательны, поскольку в них не принимаются во внимание конкретно-социальные различия между индивидами, а моральные суждения и решения беспристрастны и универсализуемы, поскольку в их основе лежат «нравственные законы человечества».

При историцистском подходе мораль предстает прежде всего перспективно-историческим, а не интерсубъектным феноменом, из-за чего личностно-, коммуникативнои коммунитарно-определенный смысл согласования интересов в морали оказывается упущенным. Сторонник этического историцизма как бы предполагает, что ограничение частных интересов осуществляется не ради их носителей, то есть самих индивидов, не ими самими в их практическом, жизненном взаимодействии, а некой надперсональной силой ради перспективных целей развития истории, ради абстрактного будущего общего блага. Более того, логика такого подхода должна вести к допущению существования тех, кто каким-то образом обладает экстраординарными полномочиями говорить и, стало быть, судить «от имени истории».

Говоря о «нравственных законах человечества», «истинном законе» или «законе бытия общественного человека», Дробницкий не подвергает эти идеи исторической, социально-философской или нормативно-этической критике, их содержание не раскрывается, источник их императивности и ее действенности не объясняется. Кроме норм «Не убий» и «Не кради», упоминаемых мимоходом в нескольких местах книги, Дробницкий никаких примеров моральных регулятивов не приводит Правда, Дробницкий говорит о гуманных отношениях между людьми, выражающихся, например, в уважении, доброжелательности, гостеприимстве и т. п., и последние представляют собой разнообразные символические предъявления гуманности, составляющей в конечном счете их собственно нравственный смысл (Дробницкий О.Г. Понятие морали. С. 278)., и остается не ясным, какие «нравственные законы человечества» имеются в виду.

С раскрытием ценностно-нормативного содержания морали связана наибольшая трудность в понимании моральной философии Дробницкого. В стремлении к теоретической строгости и построению научной картины морали он вывел за скобки ее содержание, ограничив представление морали анализом процессов ее функционирования. Из-за того, что содержание морали задано Дробницким абстрактно, лишь посредством апелляции к общеисторическим закономерностям общественного развития, не разъясненным остается, в чем обнаруживают себя «общие закономерности», кто и по каким критериям оказывается их выразителем и тем более, кому в этом деле можно доверять более всего? На подобные вопросы фактически нет ответа при таком подходе к концептуализации морали, когда в качестве ее сущностной характеристики указывается лишь функциональный признак нормативная регуляция поведения, а ее смысл в конечном счете замыкается на представление перспективных «исторических тенденций» развития общества, единственным обоснованием которого по сути дела оказывается чувство неудовлетворенности настоящим тех, кто провозглашает моральные идеалы. Регуляция одно из проявлений морали. В процессе моральной регуляции человеку предъявляются ценностно наполненные идеи и образцы и тем самым он обязывается содействовать благу других и делать это наилучшим образом, ориентируясь на идеал совершенства: и это другое важное ее проявление. Без разъяснения ценностно-нормативного содержания морали, генезис представлений «о социальной всеобщности моральных требований, критериев и оценок» Там же. С. 65. как самого качества всеобщности приобретает сверхъестественные черты.

Следует, однако, иметь в виду, что для Дробницкого, как и для ряда других теоретиков советского времени, историцизм, пусть не проговариваемый и, скорее всего, не осознаваемый, был своеобразной, возможно, единственной в условиях господства философии исторического материализма, формой обоснования социально-политической эмансипированности морали и, более того, моральной автономии личности, пусть и в такой простой ее форме как независимость от непосредственного социального окружения. На этой теоретической основе можно было говорить об универсальности морального требования, о единстве его субъекта и объекта, идеальном характере санкции, автономии морального агента и т. д. Дробницкий реализовал эту возможность в своих исследованиях в полной мере.

Однако этот специфический аспект историцизма заслонял другой, а именно тот, что действие «общеисторических законов» прослеживалось Дробницким не только в самостоятельной деятельности личности, но и в социуме. Поскольку содержание моральных представлений иногда ставилось Дробницким в зависимость от потребностей существования и развития общества в целом, а их последовательное выражение мыслилось в форме принципов жизни коллективных агентов («групп, классов, обществ, наконец, человечества»)46, постольку универсальное содержание морали оказывалось увязанным с функционированием общественных институтов. При таком подходе моральные представления легко представить в качестве инструмента общественной и политической власти, средством социального дисциплинирования. И это именно то, что вызывало озабоченность у тех, упоминавшихся в начале статьи, социальных теоретиков, для которых любые претензии на универсальность следовало рассматривать как первый шаг к установлению доминирования и, стало быть, к социальному и экономическому неравенству, эксплуатации, политическому, духовному и физическому насилию. Это та перспектива в осмыслении универсальности, которая выявляется в концепции Дробницкого при внешнем критическом его прочтении, но которая им самим никак не предполагается. Для него же, универсальность моральных воззрений, суждений, решений, наоборот, была сопряжена с возможностью для личности освободиться от давления среды, противопоставить себя социальному окружению, власти социума.

Как можно видеть из предложенного выше анализа, концепция универсальности Дробницкого сложно устроена. На ее сложность накладывается и то, что ее разработка не была доведена автором до систематического завершения. На уровне текста эту незавершенность можно проследить в варьировании звучащих в термине «всеобщность» и ассоциированных с ним смыслов. За такой полисемией термина прослеживается стечение и пересечение в проблематике универсальности у Дробницкого разных мыслительных традиций. Но за ней можно также разглядеть расширительное и предметно несфокусированное истолкование универсальности. Универсальность порой «ускользает» как характеристика моральных форм в силу того, что она, как и абсолютность некоторых нравственных ценностей и требований, носит мыслимый, субъективный характер. В отличие от таких характеристик нравственного требования, как идеальный характер санкции или неинституциональность норм, онтологический статус универсальности не поддается эмпирической фиксации. Нравственные ценности и соответствующие им требования только считаются универсальными, признаются таковыми; универсальность приобретает действительность благодаря моральному агенту, который, высказывая суждения, принимая решения и совершая действия, соотносит их с общими по содержанию ценностями и коммуникативными партнерами (действительными и воображаемыми). Универсальность, таким образом, есть проявление особой модальности мышления, избираемой моральным деятелем и поддерживаемой им, порой сознательно и даже демонстративно. Такой вывод вытекает из предложенного Дробницким анализа универсальности.

Анализируя в терминах морали и универсальности традиционную для марксистской этики тему классового сознания, Дробницкий высказывает положение, очевидно не ординарное для советской философии рубежа и начала 1970-х гг.: мораль обладает способностью решать конфликтную проблему «в форме дискуссии, критики и доказательства, обращенных к сознанию людей, обоснования особых позиций посредством общезначимых свидетельств истории и “логики разума”», не прибегая к эмотивно-волевому воздействию, избегая принуждения или тем более прямого применения силы. Эта способность возможна благодаря универсальной форме суждений47. Хотя представления о дискурсивности, коммуникативности морали (как бы терминологически они не выражались), не раз упоминаемые Дробницким, не становятся в его обсуждении принципиальными для осмысления природы морали и универсальности моральных феноменов, вывод о том, что благодаря моральным ценностям и установкам люди оказываются способными к ненасильственному и рационально-конструктивному взаимодействию исключительно важен как в этическом, так и политическом отношении.

Моральные суждения, решения и действия заявляются в качестве общезначимых и универсальных, будучи локальными по своей «материи», ситуативной обусловленности и примененности. Моральные суждения, решения и вытекающие из них действия универсальны не только потому, что прошли процедуру универсализации. Они универсальны и по форме их презентации моральным агентом своему окружению. Их универсализуемостью моральный агент демонстрирует свою беспристрастность, неэгоцентричность, честность, в смысле отсутствия претензий на «большую часть пирога», и, значит, справедливость. Так универсализуемость, рассматриваемая до сих пор в качестве формальной характеристики морального мышления, наполняется ценностным содержанием, которое, будучи представленным окружению, приобретает императивное значение и тем самым становится дополнительным фактором обеспечения устойчивости коммуникативных, коммунитарных и социальных связей.

Эта статья не случайно открывалась с постановки проблемы всеобщности Кантом.

Советские дискуссии по проблематике всеобщности в морали 1960-х гг. начинались, как мы видели, при жестких установках участников дискуссий на размежевание с Кантом и всяким другим философским идеализмом с его «вечными истинами» и «всеобщим законом», но в своем продолжении они на самом деле оказались движением по направлению к Канту («назад к Канту», с формально-исторической точки зрения, но «вперед к Канту», с теоретической точки зрения).

В идеологическом отношении это движение оказалось ревизионистским в лучшем при данном контексте смысле этого слова, и, конечно, требовало от решившихся двигаться по этому пути интеллектуальной трезвости и научной честности. В рассматриваемый период этот путь не был пройден до логического конца. Но в ходе этических дискуссий 1960-х начала 1970-х гг. были созданы существенные теоретические предпосылки для кардинального переосмысления проблематики всеобщности и, шире, концепции морали.

Список литературы

философский всеобщность мораль ценностный

1. Адорно Т. Негативная диалектика / Пер. Е.Л. Петренко. М.: Научный мир, 2003. 374 с.

2. Актуальные проблемы марксистской этики (сборник статей) / Вступ. ст. и общ. ред. Г.Д. Бандзеладзе. Тбилиси: Изд-во Тбилисского гос. университета, 1967. 496 с.

3. Апресян Р.Г. Генезис золотого правила // Вопросы философии. 2013. № 10. С. 39-49.

4. Гегель Г.В.Ф. Философия права / Ред., сост. Д.А. Керимов, В.С. Нерсесянц. М.: Мысль, 1990. 526 с.

5. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики / Отв. ред. Е.П. Ситковский. М.: Мысль, 1974. 452 с.

6. Гусейнов А.А. Социальная природа нравственности. М.: Изд-во Московского университета, 1974. 158 с.

7. Дробницкий О.Г. Нравственное сознание // Философская энциклопедия / Под ред. Ф.В. Константинова. Т. 4. М.: Советская энциклопедия, 1967. С. 100-102.

8. Дробницкий О.Г. Моральное сознание и его структура // Дробницкий О.Г. Проблемы нравственности / Отв. ред. Т.А. Кузьмина. М.: Наука, 1977. С. 39-70.

9. Дробницкий О.Г. Этическая концепция Иммануила Канта // Дробницкий О.Г. Моральная философия: Избранные труды / Сост. Р.Г. Апресян. М.: Гардарики, 2002. С. 429-478.

10. Дробницкий О.Г. Понятие морали: Историко-критический очерк // Дробницкий О.Г. Моральная философия: Избранные труды / Сост. Р.Г. Апресян. М.: Гардарики, 2002. С. 11-344.

11. Кант И. Критика практического разума // Кант И. Соч.: в 4 т., на нем. и рус. яз. / Подготовл. к изд. Н.В. Мотрошиловой, Б. Тушлингом. Т. 3. М.: Московский философский фонд, 1997. С. 277-733.

12. Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Соч.: в 8 т. Т. 5 / Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994. 414 с.

13. Кант И. Основоположение к метафизике нравов // Кант И. Соч.: в 4 т., на нем. и русск. яз. / Подготовл. к изд. Н.В. Мотрошиловой, Б. Тушлингом. Т. 3. М.: Московский философский фонд, 1997. С. 39-276.

14. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. М.: Госполитиздат, 1955. С. 15-78.

15. Маркс К. Учредительный манифест международного товарищества рабочих // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 16. М.: Госполитиздат, 1960. С. 3-11.

16. Позднякова С.А Общечеловеческое и классовое во врачебной морали // Актуальные проблемы марксистско-ленинской этики / Общ. ред. Г.Д. Бандзеладзе. Тбилиси: Изд-во Тбилисского гос. университета, 1967. С. 228-445.

17. Поппер К. Нищета историцизма. М.: Прогресс; VIA, 1993. 187 с.

18. Программа Коммунистической партии Советского Союза. М.: Госполитиздат, 1961. 144 с.

19. Шишкин А.В., Шварцман К.А. ХХ век и моральные ценности человечества. М.: Мысль, 1968. 272 с.

20. Шишкин А.Ф. Основы марксистской этики. М.: Изд-во ИМО, 1961. 528 с.

21. Штейн В.С. Проблема простых норм нравственности и справедливости в марксистско-ленинской этике // Актуальные проблемы марксистско-ленинской этики / Вступ. ст. и общ. ред. Г.Д. Бандзеладзе. Тбилиси: Изд-во Тбилисского гос. университета, 1967. С. 124-184. Bauman Z. Postmodern Ethics. Oxford, UK; Cambridge, USA: Blackwell, 1993. 255 p.

22. Hare R.M. Freedom and Reason. Oxford: Clarendon Press, 1963. 228 р.

23. Hare R.M. Universalisability // Proceedings of the Aristotelian Society. 1955. Vol. 55. Р. 295-312. Morality and Universality: Essays on Ethical Universalizability / Eds. N.T. Potter, M. Timmons. Dordrecht: D. Reidel Publishing Company, 1985. 312 р.

24. Paton H.J. The Categorical Imperative: A Study in Kant's Moral Philosophy. Chicago: The University of Chicago Press, 1948. 283 p.

25. Singer M. Generalization in Ethics // Mind. New Series. 1955. Vol. 64. No. 255. P. 361-375. Wood A.W. Kant's Ethical Thought. Cambridge: Cambridge UP, 1999. P. 76-190.

References

1. Adorno, T. Negativnaya dialektika [Negative Dialectics]. Moscow: Nauchyj Mir Publ., 2003. 374 pp. (In Russian)

2. Aktual'nye problemy marksistskoj jetiki, ed. by G.D. Bandzeladze. Tbilisi: Tbilisi State UP, 1967. 496 pp. (In Russian)

3. Apressyan, R.G. “Genezis zolotogo pravila” [The Golden Rule Genesis)], Voprosy Filosopfii, 2013, No. l0, pp. 39-49. (In Russian)

4. Bauman, Z. Postmodern Ethics. Oxford, UK; Cambridge, USA: Blackwell, 1993. 255 pp. Drobnitskii, O.G. “Eticheskaja koncepcija Immanuila Kanta”, in: O.G. Drobnitskii. Moral'naja filosofija: Izbrannye trudy [Moral Philosophy. Selected Works], ed. by R.G. Apressyan. Moscow: Gardariki Publ., 2002, pp. 429-478. (In Russian)

5. Drobnitskii, O.G. “Nravstvennoe soznanie” [Moral Consciousness], in: Filosofskaja enciklopedija [Philosophical Encyclopedia]. Moscow: Soviet enciklopedija Publ., 1967, Vol. 4, pp. 100l02. (In Russian)

6. Drobnitskii, O.G. “Moral'noe soznanie i ego struktura”, in: O.G. Drobnitskii. The problems of morality. Moscow: Nauka Publ., 1977, pp. 39-70. (In Russian)

7. Drobnitskii, O.G. “Ponjatie morali: Istoriko-kriticheskij ocherk”, in: O.G. Drobnitskii. Moral'naja filosofija: Izbrannye trudy [Moral Philosophy. Selected Works], ed. by R.G. Apressyan. Moscow: Gardariki Publ., 2002, pp. 11-344. (In Russian)

8. Guseynov, A.A. Social'naja priroda nravstvennosti [The social nature of morality]. Moscow Moscow Lomonosov State UP, 1974. 158 pp. (In Russian)

9. Hare, R.M. Freedom and Reason. Oxford: Clarendon Press, 1963. 228 pp.

10. Hare, R.M. “Universalisability”, Proceedings of the Aristotelian Society, 1955, Vol. 55, pp. 295-312.

11. Hegel, G.W.F. Enciklopedija filosofskih nauk. Vol. 1. Nauka logiki [Encyclopedia of the Philosophical Sciences]. Moscow: Mysl' Publ., 1974. 452 pp. (In Russian)

12. Hegel, G.W.F. Filosofia prava [Elements of the Philosophy of Right]. Moscow: Mysl' Publ., 1990. 524 pp. (In Russian)

13. Kant, I. “Kritika prakticheskogo razuma” [Critique of Practical Reason], in: I. Kant. Sochinenija v 4 t. na niem. i russk. [Works in 4 vols. in German and Russian], Vol. III, prepared by N. Motroschilova, B. Tuschling. Moscow: Moscow Filosofskij Fond Publ., 1997, pp. 277-733. (In Russian)

14. Kant, I. “Kritika sposobnosti suzhdenija” [Critique of Judgment], in: I. Kant. Sochinenija v 8 t. [Works in 8 vols.], Vol. 5, ed. by A.V. Gulyga. Moscow: Tchoro Publ., 1994. 414 pp. (In Russian)

15. Kant, I. “Osnovopolozheniya k metafizike nravov” [Groundwork of the Metaphysics of Morals], in: I. Kant. Sochinenija v 4 t. na niem. i russk. [Works in 4 vols. In German and Russian], Vol. III, prepared by N. Motroschilova, B. Tuschling. Moscow: Moscow Filosofskij Fond Publ., 1997, pp. 39-276. (In Russian)

16. Marx, K., Engels, F. “Nemeckaja ideologija” [German Ideology], in: K. Marx, F. Engels. Sochinenia [Works], Vol. 3. Moscow: Gospolitizdat Publ., 1955, pp. 15-78. (In Russian)

17. Marx, K. “Uchreditel'nyj manifest mezhdunarodnogo tovarishhestva rabochih” [International Workingmen's Association Manifesto], in: K. Marx, F. Engels. Sochinenia [Works], Vol. 16. Moscow: Gospolitizdat Publ., 1960, pp. 3-11. (In Russian)

18. Morality and Universality: Essays on Ethical Universalizability, eds. N.T. Potter, M. Timmons, Dordrecht: D. Reidel Publishing Company, 1985, 312 pp.

19. Paton, H.J. The Categorical Imperative: A Study in Kant's Moral Philosophy. Chicago: The University of Chicago Press, 1948. 283 pp.

20. Pozdniakova, S.A. “Obshhechelovecheskoe i klassovoe vo vrachebnoj morali” [All-human and class in medical ethics], in: Aktual'nye problemy marksistskoj jetiki, ed. by G.D. Bandzeladze. Tbilisi: Tbilisi State UP, 1967, pp. 228-445. (In Russian)

21. Popper, K. Nicshheta istoricizma [The Poverty of Historicism]. Moscow: Progress; VIA Publ., 1993. 187 pp. (In Russian)

22. Programma Kommunisticheskoj partii Sovetskogo Sojuza [Program of the Communist Party of the Soviet Union]. Moscow: Gospolitizdat Publ., 1961. 144 pp. (In Russian)

23. Schtein, V.S. “Problema prostyh norm nravstvennosti i spravedlivosti v marksistsko-leninskoj etike” [An issue of common rules of morality and justice in Marxist-Leninist ethics], in: Aktualnye problemy marksistskoj jetiki, ed. by G.D. Bandzeladze. Tbilisi: Tbilisi State UP, 1967, pp. 124184. (In Russian)

24. Shishkin, A.F. Osnovy marksistskoj jetiki [Foundations of Marxist ethics]. Moscow: IMO Publ., 1961. 528 pp. (In Russian)

25. Shishkin, A.F., Schwarzman, K.A. 20-j vek i moral'nye cennosti chelovechestva [The 20th century and the moral values of humanity]. Moscow: Mysl' Publ., 1968. 272 pp. (In Russian)

26. Singer, M. “Generalization in Ethics”, Mind. New Series, 1955, Vol. 64, No. 255, pp. 361-375.

Размещено на Allbest.ru