Идейно-философская эволюция В.Г. Белинского

Размещено на http://www.allbest.ru/

19

Идейно-философская эволюция В.Г. Белинского

Содержание

Введение

1. Этапы развития философских воззрений Белинского

2. Эволюция революционно-демократического мировоззрения Белинского

Литература

Введение

Белинский прошел сложный путь идейно-политического и философского развития. Белинский, так же как и Радищев, декабристы, Герцен и другие революционные русские мыслители, испытал влияние, передовых течений западноевропейской философской и социально-политической мысли в которых отразился исторический опыт буржуазно-революционного движения в Западной Европе конца XVIII -- начала XIX века. Не подлежит сомнению, что одним из идейных истоков философских и социологических воззрений Белинского явились прогрессивные течения западноевропейской философской и общественной мысли конца XVIII -- начала XIX века, а именно французское просвещение и в особенности французский революционный буржуазный демократизм конца XVIII века (хотя в конце 30-х годов Белинский и выступал против него), утопический социализм, диалектический метод, содержавшийся и системах немецких философов-идеалистов конца XVIII -- начала XIX века, материалистическая философия Фейербаха.

Но Белинский никогда не превращался в послушного ученика, а тем более в слепого подражателя какой-либо западноевропейской философской системы или социально-политического учения.

Белинский стремился обобщить исторический опыт России и Западной Европы, чтобы ответить на теоретические и политические вопросы, поставленные всем ходом общественного развития России и Западной Европы; критически воспринимая и перерабатывая прогрессивные идеи философских и политических учений Запада, он, исходя из условий общественного развития России, создавал свое собственное мировоззрение, свою самостоятельную систему философских и социально-политических взглядов.

В 30-40-х годах прошлого века в России еще не было такой солидной материалистической традиции, какую она приобрела во второй половине XIX века благодаря теоретической деятельности Герцена, Белинского, Чернышевского, Добролюбова. Однако уже в то время серьезное влияние на формирование мировоззрения Белинского оказали передовые направления русской общественной и научной мысли, представленные Ломоносовым, Радищевым, декабристами, Герценом.

Белинский унаследовал от Радищева и декабристов освободительные, антикрепостнические идеи. У окружавшего его угнетенного народа и у них он учился ненависти к самодержавию и крепостничеству, от них воспринял веру в то, что уничтожение крепостничества может привести к благоденствию народа.

От родоначальника русской науки и русской материалистической философии Ломоносова Белинский унаследовал страстное стремление развивать отечественную науку, отечественную литературу, насаждать просвещение на отечественной почве.

Вслед за Радищевым Белинский считал, что крепостнические порядки, противоречащие человеческому разуму, несовместимые с человеческой природой, не могут быть больше терпимы. Но гневное обличение крепостнических порядков сочеталось у Белинского в первое время с абстрактными поисками идеала «справедливого общества», с надеждой на осуществление, этого идеала при помощи «просвещенного государя».

Значительное влияние на Белинского оказали произведения великого народного поэта А.С. Пушкина. Белинский ратует за всестороннее, глубокое и правдивое отображение русской действительности в произведениях литературы, начало которому положил Пушкин; вслед за Пушкиным он становится решительным поборником реализма в русской литературе.

В середине 30-х годов Белинский входит в кружок Станкевича, в котором играет руководящую роль. Участники кружка не ограничивались лишь изучением философских трудов западноевропейских мыслителей. «Символом веры» кружка Станкевича, его программой было убеждение в необходимости распространения просвещения в России в целях подготовки к уничтожению крепостничества. Станкевич не раз говорил в своем кружке, что, поскольку масса русского народа остается в крепостной зависимости, она не может пользоваться не только государственными, но и общечеловеческими правами. Поэтому тот, кто любит Россию, должен прежде всего стремиться к распространению в ней образования. Эту просветительскую программу Станкевича разделял и молодой Белинский.

Философские взгляды Станкевича, молодого Белинского и других участников кружка в основе своей были идеалистическими. Не сумев понять реакционной сущности немецкого идеализма, участники кружка Станкевича, в том числе и Белинский, вначале оценили его как передовое учение современности.

По дискуссии в кружке Станкевича будили мысль Белинского, и выводы его шли гораздо дальше идей философского идеализма, проповедуемых в кружке. Более решительно, чем сам Станкевич, Белинский порицал крепостничество и был гораздо ближе к идеалам французских революционных просветителей и буржуазных демократов XVIII века, нежели к реакционной социологии немецких идеалистов.

Большую роль в философском развитии Белинского с начала 40-х годов сыграло идейное общение, и содружество с А.И. Герценом, у которого к этому времени уже сложилось материалистическое мировоззрение. Белинский и Герцен вели при встречах ожесточенные споры по вопросам философии, обсуждали философские проблемы в своей переписке (их письма, которые они в шутку называли «диссертациями», к сожалению, не разысканы). Благотворное влияние материализма Герцена позволило Белинскому в начале 40-х годов «раскланяться», как он говорил, с «философским колпаком Егора Федоровича» Гегеля, т.е. занять критическую позицию по отношению к гегелевскому идеализму, и вскоре, в 1843-1844 гг., прийти к материализму.

Философско-политическая эволюция Белинского представляет собой сложный путь идейного развития и роста великого критика от идеализма к материализму, от просветительства к революционному демократизму. Философский и политический путь Белинского -- это бурный процесс зарождения и формирования его материалистического мировоззрения в процессе критического преодоления философского идеализма и борьбы против него.

В историко-философской литературе этот процесс теоретического развития и роста Белинского долгое время не находил правильного освещения. Буржуазно-либеральные историки русской общественной мысли (Пыпин, Богучарский и др.) изображали Белинского идеалистом немецкого толка, последователем западноевропейских идеалистических систем от начала до конца его жизни. Народническо-эсеровские историки русской общественной мысли (Михайловский, Иванов-Разумник и др.) изображали философское развитие Белинского как путь от объективного идеализма к субъективному идеализму, в частности к позитивизму и субъективной социологии.

Г.В. Плеханов, давший в общем правильную и высокую оценку литературного творчества и деятельности В.Г. Белинского, разделял, однако, ошибочную точку зрения по вопросу о философско-политической эволюции Белинского. Плеханов, а за ним и многие другие исследователи Белинского неправильно подразделили весь философский и политический путь Белинского на «шеллингианский», «фихтеанский», «гегельянский», «левогегельянский», «фейербахианский» периоды. При таком подходе к философско-политическому развитию Белинского упускалась из пилу самостоятельность и оригинальность философских и политических воззрении Белинского на каждом из этапов его литературной и теоретической деятельности, предавался забвению тот факт, что Белинский исходил не из различных учений, а прежде всего из интересов и запросов народных масс России, из потребностей общественного развития страны. Белинский, внимательно и критически учитывавший на каждом этапе своего развития все достижения западноевропейской философской и социально-политической мысли, был превращен Плехановым в ученика и последователя то одной, то другой немецкой философской системы. Плеханов в своем анализе философско-иолитической эволюции Белинского не принимал во внимание и преемственности революционных традиций в самой России. Он не придал значения тому, что русская прогрессивная общественная и философская мысль, передававшая свои материалистические и освободительные идеи из поколения в поколение, оказала огромное влияние на формирование мировоззрения Белинского.

белинский революционный мировоззрение материализм

1. Этапы развития философских воззрений Белинского

В философском и политическом развитии Белинского было четыре периода.

Первый период -- это 1830-1837 гг., когда Белинский, вступая в идеологическую борьбу против крепостничества, становится просветителем по своим социально-политическим убеждениям, но является вместе с тем идеалистом-диалектиком по своим философским воззрениям.

Второй период -- с конца 1837 до 1840 г., когда Белинский, оставаясь просветителем, но не видя реальных условий для уничтожения крепостнических порядков в России, временно отказался от борьбы против окружавшей его российской крепостнической действительности. По своим философским убеждениям Белинский и в эти годы был идеалистом-диалектиком.

Третий период -- 1840-1841 гг., когда Белинский под влиянием назревавших в Западной Европе и в России классовых битв становится утопическим социалистом и революционным демократом. В области философии Белинский совершает в эти годы постепенный переход от идеализма к материализму и вместе с тем делает замечательные попытки критически пересмотреть и повернуть в сторону материализма диалектический метод, взятый им от философского идеализма, диалектические идеи отрицания и развития.

Четвертый и последний период в философско-политическом развитии Белинского - 1845-1848 гг., когда Белинский все более укрепляется на своих революционно-демократических позициях, становится убежденным материалистом и стремится переработать диалектику Гегеля на новых, материалистических основах, превратить ее в «алгебру революции».

В 30-х годах прошлого столетия Белинский -- идеалист по своим философским убеждениям. Он утверждает, что окружающий нас мир есть не что иное, как проявление вечной абсолютной идеи. Но в отличие от немецких идеалистов Шеллинга и Гегеля, с. теориями которых он был знаком, Белинский и в этот первый период своего развития не склоняется к мистицизму, он был далек от преклонения перед таинственными, сверхъестественными силами. Отношение «бога», который рассматривается как единственная мировая субстанция, к частным явлениям природы носит, по Белинскому, иной характер, чем это представляют сторонники религиозно-идеалистического миропонимания. Природа находится в постоянном движении, развитии. Она -- процесс вечного и бесконечного созидания. В «Литературных мечтаниях» Белинский пишет: «Весь беспредельный, прекрасный божий мир есть не что иное, как дыхание единой, вечной идеи (мысли единого, вечного бога), проявляющейся в бесчисленных формах, как великой зрелище абсолютного единства в бесконечном разнообразии».

Белинского привлекает в идеализме не мистическая система, а идея диалектического развития.

«Для этой идеи, -- пишет он, -- пет покоя: она живет беспрестанно, то есть беспрестанно творит, чтобы разрушать, и разрушает, чтобы творить. Она воплощается в блестящее солнце, в великолепную планету, в блудящую комету; она живет и дышит -- и в бурных приливах и отливах морен, и в свирепом урагане, пустынь, и в шелесте листьев, и в журчании ручья, и в рыкании льва, и в слезе младенца, и в улыбке красоты, и в воле человека, и в стройных созданиях гения...»

В период «Литературных мечтаний» философские взгляды Белинского в ряде пунктов совпадали с диалектическим идеализмом Шеллинга. Но просветитель Белинский не мог ограничиться шеллинговским взглядом на окружающую действительность, т. е. «прекраснодушным созерцанием» и восхвалением всего существующего. Тем более далек Белинский от того низкопоклонства перед помещичье-аристократической реакцией, которое было присуще Шеллингу. Размышляя о современной ему действительности, Белинский пытался выработать идеал» справедливого и разумно устроенного общества, которое, по его мысли, не будет иметь ничего общего с феодально-крепостническими общественными порядками, существовавшими в то время в России и в Германии. Однако Белинский, осуждавший феодально-полицейский произвол и крепостническую отсталость царской России, еще не был убежден в это время, в 30-х годах, в необходимости и неизбежности революционного ниспровержения старых, самодержавно-крепостнических порядков. Он возлагал свои надежды прежде всего на прогресс нравственности и просвещения, на преобразование общественного сознания людей. Белинский полагал, что путем к преобразованию общественных отношений является просвещение и совершенствование нравственности. И в период «Литературных мечтаний», и на всем протяжении 30-х годов Белинский не был еще ни революционером, ни демократом: его социально-политические взгляды -- взгляды просветителя, враждебного крепостничеству, но не убежденного еще в необходимости революционного низвержения самодержавно-крепостнических порядков. В работах Белинского в 1833-1836 гг. дается острая и яркая критика крепостного строя и всех его порождений.

Однако, находясь в плену идеалистического понимания истории, не видя классового характера царизма, Белинский в это время не выдвигал требования уничтожения царского самодержавия. В своих подцензурных статьях он выражал надежду, что просвещение в России может развиться благодаря «неусыпным попечениям мудрого правительства». В конце «Литературных мечтаний» мы даже находим у Белинского сочувственный отзыв о трех принципах царизма в области идеологической: православии, самодержавии и народности. По всей видимости, это положение, противоречащее всему образу мыслей Белинского, не соответствующее духу его статьи, нацеленной против самодержавно-крепостнического, официально-охранительного направления в русской литературе (Кукольник, Булгарин, Греч я т. п.), продиктовано Белинскому цензурными соображениями, а, быть может, даже вписано в текст статьи Белинского редактором «Молвы» Надеждиным.

В 1836-1837 гг. Белинский знакомится с философией Фихте. Она показалась ему в первое время «философией действия», способной обосновать и помочь претворить в жизнь его идеал справедливого общества. В этот короткий период (1836-1837 гг.) окружающая действительность, реальная жизнь представлялась Белинскому призраком, пустотой, ничтожеством. Действительной, истинной жизнью представлялась ему только жизнь идеальная, жизнь «мыслящего Я», которое, по Белинскому, способно критически отвергать окружающую действительность и мысленно создавать идеальную действительность.

И теперь он подчиняет идеалистическую философскую теорию своему просветительскому идеалу, делая из идеалистического учения о примате разума вывод о необходимости безграничного развития человеческого сознания, нравственности и просвещения.

«Каждый человек, -- пишет он, -- должен любить человечество, как идею полного развития сознания, которое составляет и его собственную цель, след. каждый человек должен любить в человечестве свое собственное сознание в будущем, а любя это сознание, должен споспешествовать ему».

Однако Белинский, надеявшийся найти а философии Фихте революционную теорию «действия», думавший, что она проникнута «робеспьеризмом» и «запахом крови-», быстро понял, что эта философия вовсе не является тем, чего он искал, не дает ответа на вопрос о путях преобразования общества на справедливых началах. Философия Фихте, позволявшая критически отвергать, мысленно отрицать окружающую действительность, не давала Белинскому взамен ничего реального.

Неудовлетворенный бесплодным «умствованием» фихтеанства, Белинский начинает критиковать эту субъективно-идеалистическую философию «абстрактного идеала» с позиций объективного идеализма. Не субъективное сознание «мыслящего Я» предшествует действительности, говорит Белинский, а действительность предшествует всякому человеческому мышлению. Но что такое самая действительность? Белинский полагал в это время, что «все что ни есть -- есть или являющийся разум (разум в явлении), или сознающий разум (разум в сознании). Дело сознающего разума -- сознавать действительность, а не творить ее...»

Белинский в конце 30-х годов рассматривает человека и человеческое общество как одно из проявлений вечной, «абсолютной идеи». Однако он не собирается обрекать человека, как это сделал Гегель, на роль жалкой марионетки мирового духа, на роль пассивного существа, неспособного к изменению мира.

Белинский полагает, что смысл человеческого существования, его назначение состоит в безграничном развитии, в приобщении к благам цивилизации, в совершенствовании своих знаний и нравственности.

Хотя Белинский и рассматривал в первый период своего философско-политического развития действительность как проявление абсолютной идеи, как закономерны» результат ее развития, он был далек от слепого преклонения перед действительностью. Он полагал, что передовые люди человечества не должны останавливаться перед действительностью, перед природой, обществом, духовной жизнью, как перед чем-то таинственным и непостижимым. Белинский и в это время -- враг агностицизма и мистики.

Действительность, истина, полагает он, только выигрывают от развития научного познания человечества, которое срывает таинственный покров с «тайн бытия»; действительность не теряет от этого ни своей красоты, ни совершенства.

С конца 1837 г. начинается так называемый период «примирения» Белинского с действительностью.

Белинский сделал вслед за Гегелем вывод о примирении с действительностью о незакономерности борьбы против окружающей действительности.

Белинский совершил ошибку, отождествив «существование» с «действительностью», не уяснив первое время, что «действительность» выше «существования». Что же касается Гегеля, то немецкий философ сознательно изменил революционно-критическому духу диалектического метода в угоду реакционной немецкой помещичьей аристократии и холопствовавшей перед ней буржуазии. В предисловии к своей «Философии права» и в позднейших работах Гегель не только отождествил все существующее, включая и гнусную прусскую монархию, с действительностью, но и прославлял это «существование» как высшее воплощение разума, как «венец творения» абсолютной идеи.

Белинский распространил гегелевскую теорию о закономерности и разумности всей действительности на окружающую его российскую действительность. В статье «Менцель, критик Гете», в статьях о Бородинском сражении он оправдывал существование современных ему общественных порядков, хотя, и отличие от Гегеля, отнюдь не утверждал, что они вечны и незыблемы.

Так называемое «примирение» Белинского с окружающей действительностью в известной мере объясняется тем, что в России 30-х годов прошлого века Белинский не видел и не мог видеть общественной силы, которая способна была бы уничтожить самодержавно-крепостническую действительность и заменить ее новым общественным строем. После подавления восстания декабристов освободительное движение передовой части дворянства некоторое время шло на убыль, разночинцы еще в массе своей не выступили на арену освободительного движения, крепостная Россия была забита и неподвижна.

Оставаясь и в конце 30-х годов просветителем, врагом крепостничества, Белинский лелеял мечту об освобождении человечества и наступлении в будущем нового, более справедливого и разумного общественного строя. По не видя силы, способной осуществить это освобождение в России, он допустил ошибку, на короткое время отказавшись от выдвинутых им ранее требований борьбы за уничтожение феодализма и создание нового, справедливого общества.

В отличие от Герцена, который уже в конце 30-х годов пришел к выводу о необходимости революционного пути развития России, Белинский занял в то время неправильную, «примирительную» позицию по отношению к патриархально-крепостнической российской действительности.

Однако и в этот, второй период своего философско-политического развития, в период так называемого временного «примирения» с русской действительностью, Белинский продолжал рассматривать общественную жизнь с диалектической точки зрения. Он отнюдь не собирался увековечивать самодержавно-крепостнический строй, хотя и полагал, что этот строи является исторически необходимым моментом общественного развития. Даже в это время Белинский считал, что «старый ход дел» неудовлетворителен и недостаточен. Повое, полагал он, должно возникать из отрицания старого, но у этого нового один корень со старым, и старое отрицается постепенно, в ходе времени.

В период временного «примирения» с действительностью Белинский рассматривал окружающую его «действительность», т. е. общественные порядки в России, как закопомерно-преходящий этап в развитии общества. Но он не считал ее «венцом творения», как это сделал Гегель в «Философии права» по отношению к прусской буржуазно-помещичьей монархии. Белинский не раз говорил в это время, что падение царств столь же внутренне необходимо, как и их возникновение. Белинский писал тогда:

«Все новое, всякое движение вперед только тогда действительно, когда оно выходит из отрицания старого, как результат опытности, как новая идея, прямо и непосредственно вытекшая логически из старой идеи».

И в 1837-1839 гг. Белинский отнюдь не являлся безоговорочным последователем философии Гегеля, не был ее апологетом. В письме к М. Бакунину, который был в это время правоверным гегельянцем, Белинский в октябре 1838 г. критически оценивал эстетические взгляды Гегеля и его последователей. «Когда дело идет об искусстве, -- пишет он, -- и особенно о его непосредственном понимании, или о том, что называется эстетическим чувством, или восприемлемостью изящного, -- я смел и дерзок, и моя смелость и дерзость, в этом отношении, простираются до того, что и авторитет самого Гегеля им не предел... Понимаю мистическое уважение ученика к своему учителю, но не почитаю себя обязанным, не будучи учеником в полном смысле этого слова, играть роль Сеида... промахи и непонимание возможны и для людей абсолютных, граждан спекулятивно» области, и, следовательно, всему верить безусловно не годится».

В своей рецензии на сборник речек, произнесенных на торжественном собрании Московского университета в июне 1838 г., Белинский делает намек на то, что, хотя крепостническая действительность и является непреложным фактом, она должна уступить в дальнейшем свое место новой, более совершенной действительности, которая не будет привита России извне, а разовьется органическим путем, постепенно.

"Не можем сказать, - пишет он, -- До какой степени полезна прививка, посредством которой молодое деревцо заставляют преждевременно давать плод; но можем смело сказать, что в деле преобразований подобные прививки были бы гибельны. Тут требуется органическое развитие, условие которого есть строгая последовательность. Необходимость перемен и улучшений должна указываться самими обстоятельствами, и при помощи же обстоятельств должны совершаться эти перемены и улучшения... В делах такого рода вся сущность в развитии, а развитие должно быть органическое, которое--повторяем--условливается постепенностию: листы не бывают прежде почек, а плоды прежде цветов».

Глубочайшим заблуждением Белинского в 1837-- 1839 гг. была его мысль о необходимости отказаться на время от борьбы против старых порядков и исподволь готовить почву для их постепенной замены. Почва эта, по его мнению, может быть создана лишь путем просвещения. Став на неправильную точку зрения, Белинский с большим пылом, правда, очень недолго, утверждал, что все надежды России -- на просвещение, а не на перевороты, не на революции и конституции. Гражданская свобода, писал Белинский в письме Д.П. Иванову осенью 1837 г., должна быть плодом внутренней свободы каждого индивида, а последняя приобретается лишь в результате прогресса сознания и нравственности.

К чести Белинского, его примирение с крепостнической действительностью царской России "было непродолжительным. Уже в 1840 г. Белинский понял, какую ошибку он совершил.

«Проснулся я -- и страшно вспомнить мне о моем сне... -- писал он. -- А это насильственное примирение с гнусною расейскою действительностию, этим китайским царством материальной животной жизни, чинолюбия, крестолюбия, деньголюбия, взяточничества, безрелигиозности, разврата, отсутствия всяких духовных интересов, торжества бесстыдной и наглой глупости, посредственности, бездарности, -- где всё человеческое, сколько-нибудь умное, благородное, талантливое осуждено на угнетение, страдание, где цензура превратилась в военный устав о беглых рекрутах... где Пушкин жил в нищенстве и погиб жертвою подлости, а Гречи и Булгарины заправляют всею литературою, помощью доносов, и живут припеваючи... Нет, да отсохнет язык, который заикнется оправдывать всё это, -- и, если мой отсохнет, -- жаловаться не буду. Что есть, то разумно; да и палач ведь есть же, и существование его разумно и действительно, но он тем не менее гнусен и отвратителен. Нет, отныне -- для меня либерал и человек -- одно и то же, абсолютист и кнутобой -- одно и то же».

Белинский крайне сожалеет о том, что в годы «примирения с действительностью» он резко критиковал «французов» (французских просветителей и материалистов XVIII века). Постепенно он раскаивается в том, что в 30-х годах восхвалял философию немецких идеалистов, реакционной сущности которой он в то время еще не видел.

Этот разрыв Белинского с гегельянской философией истории и вытекающими из нее «примирительными» выводами был подготовлен всем ходом предшествующего теоретического развития великого русского мыслителя.

Белинского и прежде привлекала в немецкой идеалистической философии скрытая в ней диалектическая идея развития, но отнюдь не консервативная мистическая система, следуя которой Гегель ограничил процесс развития общества прусской сословно-представительной монархией, развитие искусства -- романтической формой искусства, историю человеческой мысли -- своей философской системой абсолютного идеализма.

«Я давно уже подозревал, -- пишет Белинский Боткину, -- что философия Гегеля -- только момент, хотя и великий, но что абсолютность ее результатов ни к не годится, что лучше умереть, чем помириться с ними».

Отвергнув точку зрения Гегеля на действительность, Белинский становится более последовательным диалектиком. Он приходит постепенно к выводу, что диалектические понятия представляют собой отражение диалектических процессов самой жизни -- природы и общества.

Начиная с 1840 г. он критикует реакционные выводы, сделанные Гегелем из его философской системы, измену Гегеля диалектическому методу, отказывается признавать действительной, а следовательно, и разумной окружающую действительность, требует ее изменения.

Он призывает передовых люден общества на борьбу против крепостнической действительности: «Не любоваться же на нее, сложа руки, а действовать елико возможно, чтобы другие потом лучше могли жить, если нам никак нельзя было жить».

С.М. Киров, подводя итог философско-политической эволюции Белинского в 30-х годах прошлого века, совершенно правильно сказал: «И если Фихте подсказал Белинскому отбросить окружающую его действительность, лак призрак, противоречащий идеалу, а Гегель преподал свою сугубую абстракцию -- «все действительное разумно, и все разумное действительно» и заставил Белинского примириться с безотрадной русской реальностью,--то в том и другом случае успокоение было только временным, служило переходной ступенью от одного миросозерцания к другому...

Критика Белинским одной системы идеализма и его согласие с другими идеалистическими системами отнюдь не были вызваны «посторонними влияниями» и не объяснялись «неустойчивостью взглядов» Белинского, как утверждали некоторые историки русской философии и культуры. Переходы Белинского от одних философских воззрений к другим объясняются тем, что Белинский все время искал лучшей теории, способной не только объяснить мир, но и указать путь к его изменению. Порывая с одной философской теорией и отдавая дань другой, Белинский, выражаясь его же словами, «менял копейку на рубль».

2. Эволюция революционно-демократического мировоззрения Белинского

В последние восемь лет жизни Белинского (1840-1848) сложилось его революционно-демократическое мировоззрение.

Если в 40-х годах прошлого века в России еще не было массового революционного движения трудящихся классов, то в это время ширится участие в освободительном движении против царизма и крепостничества разночинной интеллигенции, в настроениях и чаяниях которой находил свое отражение стихийный протест угнетенных крепостниками крестьян.

В 40-х годах усиливается идейно-политическая борьба передовых представителей разночинной демократической интеллигенции против правительственной политики и идеологии «самодержавия, православия и народности», а также против реакционных славянофилов, пытавшихся возвеличить и увековечить самодержавно-крепостнические порядки.

Белинский становится во главе этой идейно-политической борьбы. Он приходит к выводу, что подлинный прогресс России, как и прогресс всего человечества, немыслим без коренного преобразования общественных отношений и прежде всего без революционного уничтожения крепостничества и всех его порождений.

В своем письме к В.П. Боткину в январе 1841 г. Белинский провозглашает: «...все общественные основания нашего времени требуют строжайшего пересмотра и коренной перестройки, что и будет рано или поздно. Пора освободиться личности человеческой, и без того несчастной, от гнусных оков неразумной действительности...»

Главным содержанием общественно-политических воззрений Белинского в 40-х годах становится революционный демократизм, сочетаемый с утопическим социализмом.

С начала 40-х годов Белинский изучает теории утопического социализма, стремясь найти в них ответ на мучивший его вопрос о путях преобразования общества. Он знакомится со взглядом Бабефа и Буонаротти -- коммунистов-утопистов эпохи первой французской буржуазной революции, с сочинениями Кабэ, Луи Клана, Жорж Занд, с идеями социалистов-утопистов Фурье и Сен-Симона.

Однако, незадолго до смерти Белинский разочаровался в реформистских утопиях Лун Блача, в абстрактных и утопических теориях Жорж Занд, придя к справедливому выводу, что все эти теории -- бесплодные мечтания, уводящие народные массы от реальной борьбы за свое освобождение. Но в наступление социализма Белинский верил до конца своих дней.

«И настанет время -- писал он, -- я горячо верю этому... когда никого не будут жечь, никому не будут рубить головы, когда преступник, как милости и спасения, будет молить себе казни, и не будет ему казни, но жизнь останется ему в казнь, как теперь смерть; когда не будет бессмысленных форм и обрядов, не будет договоров и условий на чувство, не будет долга и обязанностей, и воля будет уступать не воле, а одной любви... Не будет богатых, не будет бедных, ни царей и подданных, но будут братья, будут люди...»

Каким же путем человечество может достигнуть этого справедливого строя, т. с. социалистического общества?

В этом вопросе Белинский идет гораздо дальше западноевропейских утопических социалистов, дальше Герцена тех лет, считая, что осуществить социализм мирными средствами невозможно.

«...смешно и думать, -- пишет он, -- что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови".

В то время как западноевропейские утописты-социалисты занимались сочинением неосуществимых проектов переустройства общества и надеялись убедить богатых и знатных людей в разумности и необходимости социалистических преобразовании, Белинский был далек от этих иллюзий и считал, что только путем революции можно придти к социализму.

Он был далек от того пренебрежения к политической борьбе, к борьбе за власть, которое было свойственно утопистам. Наоборот, Белинский связывает основание нового общества с установлением власти народа в результате революционного переворота.

Утопический социализм Белинского, в отличие от западноевропейскою утопического социализма, неразрывно связан, слит с революционным демократизмом: он является своеобразной формой революционно-демократической идеологии русской разночинной интеллигенции, в которой отразились чаяния задавленных крепостничеством русских крестьян и их мечты о лучших, справедливых порядках. Идею революционного преобразования общества, установления революционным путем демократической власти для осуществления социализма Белинский выдвинул первым среди социалистов-утопистов, как русских, так и западноевропейских. Впоследствии революционный демократизм был органически соединен с утопическим социализмом в мировоззрении Герцена, Чернышевского, Добролюбова.

Литература

1. В.Г. Белинский. Избранные философские сочинения - Т.1., М., 1948

2. Философский словарь - М., 1991

Размещено на Allbest.ru