Современные риторические нарративы в оптике отечественной риторики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Современные риторические нарративы в оптике отечественной риторики

Ольга Владимировна Малюкова

Аннотация

логика риторика нарративный убеждение

Современная российская риторика, появившаяся, как Феникс из пепла, в конце ХХ в. и нашедшая свое выражение в многочисленных монографиях, учебных пособиях и научных конференциях, в основном опирается на отечественную риторическую традицию. Начало этой традиции было положено еще в XVII-XVIII вв. трудами Софрония Лихуда, Стефана Яворского, В.К. Тредиаковского, М.В. Ломоносова и других мыслителей. Это обстоятельство существенно отличает риторику от прочих гуманитарных наук, ориентированных во многом на достижения западных ученых. Следует отметить, что именно во второй половине ХХ в. происходит возвращение риторики в научный дискурс благодаря трудам Ф. де Соссюра, Р.О. Якобсона, Х. Перельмана, Н. Холмского и др. Идеи этих мыслителей (создателей семиотики) восходят к творчеству античных основателей риторики (Аристотеля, Цицерона, Марциана Капеллы). С помощью семиотики удалось вывести риторику за узкие дисциплинарные пределы к пониманию риторики как онтологии. Труды отечественных представителей риторики до сих пор недостаточно изучены. В этой оптике в предлагаемой статье рассматривается, во-первых, предметное соотношение логики и риторики на примере тривиума «Логика - Риторика - Словесность» И.С. Рижского, написавшего учебники по логике, риторике и словесности в конце XVIII в., и во-вторых, творческий путь этого незаслуженно забытого ученого. И.С. Рижский воссоздал формат соотношения логики и риторики, аналогичный подходу М. Капеллы (грамматика - логика - риторика), который во многом сохранился до нашего времени. Учебник И.С. Рижского «Опыт риторики» можно считать оформлением самостоятельного пути риторики, которая, в отсутствии логики, часто становится софистикой. Логика же при подобном подходе (до появления символической логики) стала восприниматься как второстепенное знание, составная часть российской словесности. В настоящее время отечественная риторика, восходящая к вышеуказанным произведениям, лежит в основе нарративных методов убеждения и распространения информации в СМИ и социальных сетях.

Ключевые слова: риторика, умословие, умственная философия, классический риторический канон, аргументация, доказательство

Modern rhetorical narratives in the optics of Russian rhetoric

Olga V. Malyukova

Abstract

Modern Russian rhetoric, which appeared like a Phoenix from the ashes at the end of the 20th century and found its expression in numerous monographs, textbooks and scientific conferences, is mainly based on the Russian rhetorical tradition. The beginning of this tradition was laid back in the 17 th-18th centuries by the works of Sophronius Likhud, Stefan Yavorsky, V.K. Trediakovsky, M.V. Lomonosov and other thinkers. This significantly distinguishes rhetoric from other humanities oriented largely towards the achievements of Western scholars. It should be noted that it was in the second half of the twentieth century that rhetoric returned to scientific discourse, thanks to the works of F. de Saussure, R.O. Jacobson, H. Perelman, N. Kholmsky and others. The ideas of these thinkers (creators of semiotics) go back to the works of the ancient founders of rhetoric (Aristotle, Cicero, Marcian Capella). With the help of semiotics, it was possible to bring rhetoric beyond narrow disciplinary boundaries to an understanding of rhetoric as an ontology. The writings of the domestic representatives of rhetoric are still insufficiently studied. In this optic, this article examines, firstly, the objective correlation between logic and rhetoric on the example of the trivium “Logic- Rhetoric-Literature” by I.S. Rizhsky, author of textbooks on logic, rhetoric and literature in the late 18th century, and, secondly, the creative path of this undeservedly forgotten scholar. Rizhsky recreated the format of the relationship between logic and rhetoric, similar to the approach of M. Capella (grammar-logic-rhetoric), and this format has largely survived to our time. I.S. Rizhsky's textbook “Experience of Rhetoric” can be considered as a formalization of the independent way of rhetoric, which, in the absence of logic, often becomes sophistry. Logic under such an approach (before the emergence of symbolic logic) became perceived as a secondary knowledge, a constituent part of Russian literature. Nowadays, Russian rhetoric, which goes back to the above-mentioned works, underpins narrative methods of persuasion and information dissemination in the media and social media.

Keywords: rhetoric, intelligence, mental philosophy, classical rhetorical canon, argumentation, proof

Есмь бо от седмих честна и велика свободная мудрость риторика нарицаюся, сииречь хитороречия источник; тем приимите мя с любовным вожделением. Сего ради не может мудр быти философ, иже не разумевый мене.

Сказание о седми свободных мудростех1

Введение

В современном мире в качестве одного из трендов позиционируется рассмотрение человека как сугубо творческой или творящей личности. Хотелось бы назвать такого человека творцом, однако уровень творчества оказывается весьма специфическим. Многие люди, в основном это пользователи социальных сетей, научившись шить, варить, танцевать и т. д., выкладывают в Интернет истории о том, как они научились делать нечто и предлагают обучить этому всех желающих. Естественно, не бесплатно, плюс отчисления от рекламы. Таким образом, блогер, рассказывающий сам истории, или приглашенный рассказчик и есть современная творческая личность. Охват сфер деятельности, которым можно научиться, безграничен. Из последних предложений следует отметить возможность освоить сложные виды программирования на платформе Skillbox, которая предлагает более 560 образовательных программ по маркетингу, дизайну, программированию, разработке игр, управлению и мультимедиа, а также обещает стажировки и помощь в трудоустройстве.

Российские литераторы, широко известные и не очень, не могли остаться в стороне от подобной творческой активности социальных сетей, тем более что речь идет, в основном, об умении рассказывать истории. Так, Борис Акунин создал аудиокнигу «Русский в Англии. Самоучитель по беллетристике», якобы полезное практическое руководство для тех, кто хочет научиться писать прозу. Обучение проходит в игровом формате. Аудиоверсию озвучивали и сам автор, и профессиональные чтецы. Стоимость первого урока составляет 339 руб. Во введении автор утверждает: «Перед вами нечто вроде кулинарной книги. Шеф в белом колпаке будет открывать вам тайны дуршлага и поварешки, накопленные за долгую жизнь у плиты. Причем это кулинарный курс с дегустацией. Я буду не просто объяснять теорию, но и варить-жарить-мариновать сам, у вас на глазах, а потом кормить вас тем, что получилось, то есть вы будете находиться не в ресторанном зале, куда подают на подносе готовые блюда, а на кухне. Можете просто “слушать и кушать”, а можете попробовать собственные силы в гастрономическом искусстве и сравнить: вдруг у вас получится вкуснее? И, если кто-то подумывает, не стать ли писателем, может быть, этот опыт приблизит вас к цели»2. И еще одно ценное замечание Бориса Шалвовича: «Обычно на стартовом занятии по “творческому письму” (Creative Writing) преподаватель говорит примерно следующее: “Писатель - это человек, которому, во-первых, есть что рассказать, а во-вторых, который умеет рассказывать”. На самом деле каждому человеку есть что рассказать. Потому что всякая жизнь уникальна. Если вы абсолютно честно, со всей откровенностью поведаете миру о своем личном опыте, о том, как вы терпели пращи и стрелы яростного рока или душою грешной возносились до пламенеющих небес, получится ценная книга. Я, например, очень люблю читать личные дневники неизвестных людей, проживших так называемую обычную жизнь (как будто жизнь когда-нибудь бывает обычной!). А уж если в судьбе человека происходили какие-то интересные широкой публике события, повествование о них»3. Это пример известного писателя. А вот и не очень известный: Клуб Максима Соколова ведет набор на онлайн-занятия на курс «Какнаписать и издать свою книгу». Сам Максим Александрович называет себя партнером крупнейшего издательства Ridero и автором методики «Своя книга за 21 день»4.

Все приведенные примеры (а это именно примеры) объединяет одно общее свойство - они повествуют о том, как надо рассказывать истории, как надо с выгодой рассказывать истории, как можно и нужно убеждать людей с помощью рассказанной истории, как умело рассказанная история может отразиться на судьбе самого человека или на мире в целом. Кстати, умение показывать, а не рассказывать истории в свое время стало гениальной находкой кинематографа и обеспечило ему долговременную популярность. Именно на примере кинематографа хорошо видно, как рассказанная история может радикально отличаться, а то и противоречить реально происходившим со- Аннушкин В.И. История русской риторики. Хрестоматия : учеб. пособие. 4-е изд. М., 2016. С. 40. Акунин Б. Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике. М., 2022. С. 3. Там же. Информация размещена в чате «Московское долголетие. Северное Тушино». бытиям. В любом случае умение рассказывать истории является основной характеристикой термина «нарратив». Впервые этот термин был употреблен в 1969 г. в книге болгарского философа Цветана Тодорова «Грамматика Декамерона» (Todorov, 1969). В ней теоретик ввел понятие нарра- тологии как «науки о рассказе» (от франц. narrarer- «рассказывать» и narrative - «рассказ»).

Ролан Барт (еще один сторонник нарративных идей) в своем эссе S/Z, написанном в 1970 г., считает, что нарратив - это способ бытия «сообщающего» текста1. Термин пришел из литературоведения и языкознания и стал крайне популярным в философии постмодернизма. К настоящему времени пик популярности как самого постмодернизма, так и его терминологии давно прошел, ибо попытки применить понятие или понятийную схему за пределами изначально приемлемой области редко оказываются удачными. Хотя с понятием «технология» эта история удалась (Малюкова, Матронина, 2021)2. Иначе обстоит дело с гуманитарным знанием, близким к грамматике и связанным с убеждающей и интерпретирующей функциями как языковых выражений (историй), так и авторов, которые их рассказывают/используют. Этим требованиям явно удовлетворяет риторика, поэтому имеет смысл поговорить о риторическом нарративе. Понятие нарратива присутствует и в исторической науке, где нарративными источниками называют тексты, созданные в некую рассматриваемую эпоху, именно в этот раздел включают летописи.

Риторический нарратив

Со времен античности риторика имеет дело с тремя типами объектов, выразимыми в языке, - это описание, аргументация и повествование. Современная действительность, как и много веков назад, оказывается повествовательной и событийной. Повествовательность и событийность являются основными исходными характеристиками нарратива. Роль историй в речах ораторов сложно переоценить. Именно в историях, использованных оратором, можно найти его понимание правил и закономерностей речевого воздействия в более широком контексте, более связанном с исторической и культурной спецификой. Истории могут служить материалом, необходимым для более глубокого понимания описываемых или рекламируемых сущностей. Повторение похожих сюжетов (примеров) в историях различных ораторов (акторов) и объяснений тех или иных событий может привести к обобщениям, полезным для достижения некой заявленной цели. Истории не просто раскрывают действительность, они несут в себе информацию об ораторе. С помощью историй оратор представляет идеи, которые важны для процесса структурирования повторяющихся ситуаций в мире и для объяснения мира в целом. Таким образом, нарративы являются важным источником и фактором объяснения как риторической функции.

Любой нарратив связан сюжетом. Нарратив не существует без сюжета и конкретных действующих лиц (героев). Составными частями нарративов и их отличительными признаками являются событие, действие, герой, сюжет. Любая история имеет определенные элементы: набор действующих лиц, причинно-следственная цепочка событий, связанная с конкретной динамикой и завязанная на сюжете, т. е. ситуации, в которой причинно-следственные линии сходятся воедино и создают смысловой вывод или заключение. В качестве примеров нарративов можно привести однотипные ситуации, реализуемые различными способами: «Ромео и Джульетта» - «Вестсайдская история» - «Вам и не снилось» в литературе; повествования о крестьянских войнах и мятежах («Мятеж не может кончиться удачей, тогда он называется иначе») в истории; истории российских реформ; варианты заноса западной демократии в страны Ближнего Востока; истории о попытках заговора или спасения перед казнью (Мария Стюарт и Мария-Антуанетта) и многие другие события, финал которых предрешен. Итак, нарратив есть цепь событий, имеющих внутреннюю динамику, и человек склонен мыслить с помощью подобных конструкций. Действия человека проистекают из истории его жизни, которую он рассказывает сам себе.

Нарратив представляет собой причинно-следственное развертывание событий, которые в будущем могут быть использованы в качестве шаблона. Нарративы - это упрощенные резюме событий, которые имеют решающее значение для проблематики соотношения, например между потребностями индивида и социальной группы, между материальными и духовными устремлениями, между эгоизмом и альтруизмом, между человеком, обществом и природой. Часто термином «нарратив» обозначается история или стандартное объяснение событий, которые собеседники хотят затронуть в ситуации коллективного общения (в СМИ или на Интернет-платформе), потому что эти истории могут использоваться для стимулирования заинтересованности или эмоций других людей, т. е. выступать в качестве маркера или шаблона понимания. Иным аспектом нарратива является такое рассказывание истории, которое придает ей смысл и значимость и которое направлено на то, чтобы преподать урок или извлечь мораль. В этом случае нарратив может стать интерпретацией происходящих событий, представленных или сформулированных Барт Р. S/Z / пер. с фр.; 2-е изд., испр.; под ред. Г.К. Косикова. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 232 с. В монографии представлено существенное расширение изначального термина до современного его понимания, например как технологии научного познания. оратором (актором) в доступной для понимания форме. Поэтому через нарративы можно продвигать и распространять различные идеи, модели, варианты поведения или творчества, которые благодаря доступной форме могут завоевать умы большого количества людей. К сожалению, именно таким образом продвигаются далеко не самые гуманные, а иногда и запрещенные в Российской Федерации идеологии (расовая теория, движение ЛГБТ, «творческие перформансы и инсталляции» и т. д.). Некоторое время назад нарратив пытался стать альтернативной парадигмой даже для философии науки (Брокмейер, Харре, 2000). Анализируя нарративную проблематику, Й. Брокмейер и Р. Харре включили в состав нарративов мифы, народные и волшебные сказки, правдивые и вымышленные истории и некоторые исторические, правовые, религиозные, философские и научные тексты. В таких текстах «нарратив - это слово для обозначения специального набора инструкций и норм, предписывающих, что следует и чего не следует делать в жизни, и определяющих, как тот или иной индивидуальный случай может быть интегрирован в некий обобщенный и культурно установленный канон» (Брокмейер, Харре, 2000: 30). Не будучи ни онтологической сущностью, ни способом репрезентации, «нарратив действует как особо гибкая модель. Любая модель в очень общем смысле слова является аналогией. Она связывает неизвестное с известным, используется для объяснения (или для интерпретации) ряда явлений путем отсылки к правилам (или схемам, структурам, сценариям, рамкам, сравнениям, метафорам, аллегориям и т. п.), которые, так или иначе, включают в себя обобщенное знание» (Брокмейер, Харре, 2000: 40). В итоге в нарративном варианте человек имеет дело с инструкциями, шаблонами и моделями рассказывания историй себе и другим людям.

Становление истории в качестве нарратива предполагает следующие этапы - само событие (в реальном и фейковом варианте), составление рассказа, придание рассказу общезначимого характера. На всех этих этапах со времени становления классической риторики существенную роль играет, во-первых, сама риторика с четкими правилами, моделями и инструкциями, во- вторых, грамматика и логика, которые гарантируют языковую правильность и аргументационную корректность истории. Итак, все составные части тривиума принимают участие в создании нарратива. Однако решающая роль в данном процессе принадлежит именно риторике в лице оратора, который и выводит грамотную и убедительную историю в статус нарратива, конечно, в условиях культурно-исторической востребованности предлагаемого сюжета. Представленная конструкция может быть названа риторическим нарративом. В качестве примера можно привести регулярно переиздаваемые речи известных ораторов, которые воспринимаются как образцы, инструкции, модели и прецеденты. Самым известным примером представленности риторики в виде нарратива является произведение Марциана Капеллы (360-428 гг.) «Бракосочетание Филологии и Меркурия» Капелла М. Бракосочетание Филологии и Меркурия: [Кн. I-IX] / Пер., коммент., вступ. ст. Ю.А. Шахова. М.; СПб., 2019. 400 с., где рассказана история не только бракосочетания, но и семи свободных искусств. Влияние этого труда на дальнейшее развитие науки и образования трудно переоценить. На самом же «бракосочетании» в присутствии античных богов олицетворенная риторика заявила: «Я - сама Риторика, которую иные именовали наукой, иные достоинством, иные же дисциплиной. Наукой - потому что мне обучают (хотя бы Платон и возражал против такого названия); достоинством меня именуют те, кому ведомо, что во мне заключено умение прекрасно говорить; те же, для кого не тайна, что глубочайший закон красноречия доступен познанию и восприятию, с уверенностью объявляют меня дисциплиной» Там же. С. 178.. Именно Марциан Капелла выстроил и порядок тривиума: грамматика, логика и риторика как его завершение.

Современное состояние тривиума

Современная риторика Неориторика («новая критика способности суждения») возникает в середине ХХ в. во франкофонной среде одновременно с философией постмодернизма: Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика [: из книги «Мифологии», «Литература и метаязык», из книги «О Расине»; «Литература сегодня»; «Воображение знака»; «Структурализм как деятельность»; «Две критики»; «Что такое критика»; «Литература и значение»; «Риторика образа»; «Критика и истина»; «Наука и литература»; «От науки к литературе»; «Смерть автора»; «Эффект реальности»; «С чего начать?»; «От произведения к тексту»; «Текстовой анализ одной новеллы Эдгара По»; «Удовольствие от текста»; «Разделение языков»; «Война языков»; «Гул языка»; Лекция (1977)] / пер. с фр., сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. М., 1989. 616 с. Перельман Хаим в 1958 г. пишет «Новую риторику»: Перельман Х., Олбрехт-Тытека, Л. Из книги «Новая риторика: трактат об аргумен-тации» // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. С. 207-264; книга Жака Дюбуа и Группы Мю из Льежского университета, написанная в 1970 г.: Общая риторика : пер. с фр. / Ж. Дюбуа [и др.] ; общ. ред. и вступ. ст. А.К. Авеличева. М., 1986. 392 с., воскресшая, как Феникс из пепла, во второй половине ХХ в., аналогично античной древнегреческой риторике основана на двух фундаментальных конструкциях, а именно на монологе и диалоге. Монологическая конструкция представлена классическим риторическим каноном, формирование которого хорошо прослеживается, начиная с недошедшего до нас учебника Коракса, основателя риторики. Классический риторический канон состоял и поныне состоит из пяти частей - это инвенция, диспозиция, элокуция, мемория и акция. Наиболее значимыми как для составления речей, так и для целей сопоставления риторического знания с философскими и общенаучными технологиями являются инвенция, или изобретение, и диспозиция, или расположение. Вторая, или диалогическая, конструкция - это межличностная коммуникация, которая представляет собой различные виды споров, а именно: диспут, дискуссию, полемику, дебаты и т. д. В это проблемное поле попадают технологии речевой конфронтации, которые включают в себя различные приемы убеждения и уловки в споре.

Монологическая конструкция, или классический риторический канон, начинается с инвенции (изобретения). В структуру инвенции, которую часто называют методом размножения идей, попадают теория простого и сложного периодов и топика. Впервые топика как система смысловых мест была сформулирована Аристотелем в соответствующем трактате, получила развитие в труде Цицерона, была очень популярна в российской риторике и дошла до нашего времени. Наиболее известными и применяемыми являются 10 топов: род - вид, определение, целое - части, свойства, сопоставление, причина и следствие, обстоятельства, пример, свидетельство, имя. М.В. Ломоносов использовал 16 топов: род и вид, целое и части, свойства материальные, свойства жизненные, имя, действия и страдания, место, время, происхождение, причина, предыдущее и последующее, признаки, обстоятельства, подобия, противные и несходные вещи, уравнения. К современным 10 топам, по нашему мнению, в условиях информатизации и цифровизации следует добавить еще один - формат и контент.

В структуру диспозиции или расположения частей текста попадает логическое содержание аргументации, а именно: тезис, аргументы и сама демонстрация, которая может быть основана на логическом знании, а может и не быть, являясь чисто убеждающей технологией, основанной на психологии, социологии или политологии. Минимальная аргументационная конструкция представлена прямой строгой хрией (всего хрий может быть 4 типа), состоящей из восьми частей - приступа, парафразиса (аналога тезиса), причины, подобия, противного, примера, свидетельства и заключения.

Большинство вышеперечисленных элементов инвенции и диспозиции имеют существенное значение исключительно в проблемном поле риторики, однако некоторые из этих элементов имеют общефилософское и общенаучное значение, т. е. пересекаются с проблемными полями философии, логики и науки вообще. К этим элементам следует отнести такие топы, как род - вид, определение, целое - части, свойства, сопоставление, причина и следствие, пример, а также такие части строгой хрии, как парафразис, причина, подобие и противное. Назовем этот перечень «узким списком», дабы отличать его от первоначального, или «широкого», списка элементов инвенции и диспозиции.

В обоих списках фигурирует пример, аргументационному значению которого посвящена обширная литература (Зайцева, 2019; Малюкова, 2018; Малюкова, 2019). Суть проблематики, связанной с этим топом, такова: на целом ряде историй (нарративов) Аристотель в «Риторике» и в «Первой Аналитике» утверждает некий особый статус примера, отличающийся от традиционного понимания из выражения «пример ничего не доказывает». Н.В. Зайцева утверждает, что логическая форма рассуждения на основании примера показывает его несводимость к другим типам правдоподобных рассуждений, таким как обобщающая индукция, аналогия и абдукция. На этом основании выдвигается предположение о том, что парадеигма представляет собой особый самостоятельный вид правдоподобных рассуждений. Анализируя парадеигму, Н.В. Зайцева пишет: «Согласно Аристотелю, “пример приводится, когда доказывается, что [больший] крайний термин присущ среднему через подобие третьему. При этом должно быть известно, что средний термин присущ третьему, а первый - тому, что подобно третьему” [Аристотель, 1978, Первая аналитика, II, 24, 68Ь40]. Далее вводятся обозначения, и в целом следуя Аристотелю, позволю себе для удобства восприятия его идеи использовать строчные буквы для обозначения единичных терминов. Пусть А обозначает “зло”, Б - “начинать войну с соседями”, b - “война афинян с фиванцами”, d - “война фиванцев с фокейцами”. “Итак, если мы хотим доказать, что вести войну с фиванцами есть зло, то нужно принять, что вести войну с соседями есть зло. Но это становится убедительным из [наблюдения] подобных случаев, например из того, что для фиванцев война с фокейцами есть зло. И так как война с соседями есть зло, а война с фиванцами есть война с соседями, то очевидно, что вести войну с фиванцами есть зло. Поэтому очевидно, что Б присуще b и d (ибо и то, и другое есть ведение войны с соседями). Также очевидно, что А присуще d (ибо фиванцам война с фокейцами не принесла добра); а что А присуще b - это будет доказано через d” [Аристотель, 1978, Первая аналитика, II, 24, 69a5-10]» (Зайцева, 2019: 39). В результате делается вывод о том, что «использование рассуждения на основании примера предполагает два этапа - простой категорический силлогизм и предшествующее ему рассуждение на основании подобия» (Зайцева, 2019: 39). Статус примера имеет особое значение для правоведения в контексте прецедентного права. В статье «Умозаключение на основе прецедента: аналогия, индукция или дедукция?» С.А. Манжосов пытается доказать дедуктивную, а не аналогичную природу прецедента, т. е. примера (Манжосов, 2018). Аналогия, по его мнению, есть синтез дедуктивного и индуктивного умозаключений: «Индукция есть отличие не формы, а содержания. Свою специфику “индуктивный силлогизм” приобретает благодаря содержанию большей посылки, поскольку та объявляет обоснованным такой переход от частного к общему. Большей посылкой, в зависимости от модальности высказываний, выступает либо некоторая теория, либо норма. Право дает ярчайший пример такого рода нормы - принцип аналогии закона (analogia legis), в силу которого правило, установленное для одной категории отношений, в случае пробела должно применяться также и в отношении сходной категории отношений (п. 1 ст. 6 Гражданского кодекса Российской Федерации). Сходство категорий предполагает существование объединяющей их супракатегории, на уровень которой возводится применяемое в этом случае правило - но только если его использование не противоречит существу данных отношений. Применение правила по аналогии требует выполнения, соответственно, двух условий: во-первых, обнаружения хотя бы одного родового признака, общего для сопоставляемых категорий, а во-вторых, элиминации всех видовых признаков каждой категории как незначительных. По поводу сопоставляемых категорий и принадлежащих им случаев, когда они отвечают этим условиям, мы можем сказать, что они не просто похожи, но похожи именно с юридической точки зрения, обладают юридически релевантным сходством. При наличии релевантного сходства становится возможной генерализация данного правила, его распространение на новый случай и принятие соответствующего судебного решения» (Манжосов, 2018: 49). Обращение автора к учебникам по логике, хотя и устаревшим, ведет его в правильном направлении, в основном совпадающим с идеями Н.В. Зайцевой. В отличие от логики и правоведения некоторые современные теоретики риторики считают, что «пример позволяет добиться яркого воздействия на аудиторию, объяснить непонятное и пробудить угасающее внимание» Абрамова Н.А., Никулина И.А. Риторика для юристов : учеб. пособие. М., 2020. С. 66.. Хотя авторы учебников по риторике, использующие логические знания, представляют пример как одно из доказательств наличия закономерной связи между причиной и предложением (следствием) в риторической речи (хрии). Выглядит это доказательство следующим образом:

где ai - причина, a2 - противное, a3 - подобие, a4 - пример, a5 - свидетельство,

Т - предложение или тезис Петров О.В. Риторика: учебн. М., 2004. С. 67-68..

Все прочие элементы «узкого списка» также являются объектами изучения философии, логики и науки. Причинно-следственные связи, понятия свойств и отношений, теория определения, субъектно-предикатное и функционально-аргументное освоение мира, соотношение холизма и меризма, теория доказательства - эта тематика на протяжении веков определяет развитие как научного знания в целом, так и цивилизации. Именно в этих сферах достигнуто существенное приращение знания, каковое приращение можно охарактеризовать как революционное преобразование. Было бы естественным предположить, что и в области современной риторики используются современные представления о свойствах, причинно-следственных связях и т. д. Однако на самом деле ситуация в риторике выглядит совершенно противоположным образом.

Для иллюстрации ситуации в риторике воспользуемся топами «свойства» и «причина - следствие» из современного учебника «Риторика для юристов» 2020 г., рекомендованного РИО МГЮА имени О.Е. Кутафина в качестве учебного пособия для студентов юридических факультетов и вузов, обучающихся по программе бакалавриата Абрамова Н.А., Никулина И.А. Указ. соч.. «Смысловая модель “свойства” включает в себя топы “признаки”, “качества”, “функции”. В текстах-описаниях топ “свойства” занимает, естественно, важнейшее место. Умение хорошо описывать подразумевает умение выделять важнейшие свойства и характерные признаки предмета речи. Для правильного использования топа “свойства” нужно: 1) отбирать только существенные, характерные признаки, функции, качества объекта, причем такие из них, которые делают его действительно интересным как предмет речи и для говорящего, и для адресата; 2) не избегать при этом выражения собственных оценок, эмоций» Там же. С. 61-62.. Далее идет ссылка на мнение одного автора, который, в свою очередь, ссылается на книгу другого автора. Топ «свойства» описан. Посмотрим на рекомендации по применению смысловой модели «причина и следствие»: «Умение обнаружить причинно-следственные отношения между явлениями, показать их в речи, использовав как живой и благодатный источник изобретения содержания, составляет одно из главных достоинств хорошего оратора. Топ “причина - следствие” для создания текста используется в двух главных разновидностях: 1) “веерной”, когда определяется набор причин одного явления или его возможных следствий; 2) “цепной”, когда ряд умозаключений “от причины к следствию” составляет рассуждение и приводит к некоему выводу. При разработке смысловой структуры речи - рассуждения (аргументирующей речи) топы “причина” и “следствие” могут занимать первостепенные позиции, исчерпывая по существу все содержание. Так, для обвинительной и защитительной речей, произносимых в судебных прениях, этот топ является структурообразующим» Абрамова Н.А., Никулина И.А. Указ. соч. С. 63-64.. Теоретическая часть дополняется двумя примерами, имеющими некоторое отношение к причинно-следственным связям. На основании приведенных примеров можно усомниться в том, что современная риторика в формате топики соотносима с ныне действующими представлениями о свойствах или причинно-следственных связях. Топ «свойства» напрямую исходит из позиции эссенциализма, которая давно устарела (Анисов, 2002: 23-26), а причинно-следственные отношения раскрываются иначе, по меньшей мере, со времени появления методов Бэкона - Милля.

Вторая или диалогическая риторическая конструкция может быть рассмотрена, хотя это и не исчерпывает ее содержание, как совокупность различных приемов, методов и уловок, которые используются в процессах аргументации или спора. Аргументационные уловки делятся на допустимые (оттягивание возражения, перекладывание бремени доказательства на противника, возвратный удар, обоснование вразброс и анти-довод) и недопустимые (уловки, основанные на нарушении логических правил аргументации, уловки, основанные на нарушении коммуникативных правил дискуссии). Кроме того, выделяются недопустимые психологические уловки, к которым относятся: хамское поведение, ошарашивание, наведение на ложный след, ставка на ложный стыд, подмазывание аргументов, внушение, повторение, ирония, демонстрация обиды, откровенное заявление и т. д. Все эти уловки действуют на самом поле дискуссии, т. е. внутри дискуссионной площадки. Особняком стоят так называемые уловки апеллирования, которые выводят спор за пределы его содержания. Уловки апеллирования представляют собой самый распространенный прием аргументации, к ним относятся: палочный аргумент или аргумент к городовому, чтение в сердцах, инсинуация, вид жертвы, аргумент к жалости или аргумент к публике, аргумент к последствиям или скользкий склон, фиктивный противник или соломенное чучело, аргумент к скромности или к незнанию, аргумент к авторитету или отрицание авторитетов, священная точка зрения, а также различные варианты аргументов к человеку (ad hominem). Большинство этих аргументационных приемов известны с античных времен и хорошо описаны в любом пособии по риторике. В совокупности они представляют собой софистические приемы ведения дискуссии, ставят своей целью победу в споре и, чаще всего, не используют логические методы доказательства, а базируются на убедительности и на заведомом обмане оппонента и публики. Собственно говоря, риторика, лишенная логики, становится софистикой. Именно появление логики в античности положило конец софистическому «беспределу» в области судопроизводства (Пономарев, 2020). Теоретическое обоснование этих уловок обычно оказывается ничтожным, т. е. они не базируются на некоем философском или общенаучном знании. Попытки построения строгого доказательства не фигурируют в риторическом знании. За исключением одного аргумента...

Этим аргументом является аргумент к последствиям, или «скользкий склон». Собственно говоря, в самой риторике этот прием тоже можно считать софистической уловкой. В качестве примера приведем следующую историю: экстрасенс предсказывает будущие события, которые должны наступить с вероятностью около 50 %. Если он говорит «да, событие состоится», то в своем журнале учета посетителей пишет «нет, не состоится», если говорит «нет», то в журнале ставит «да». Если обманутый человек возвращается, то он оказывается обманутым еще раз (этим способом в советское время предсказывали пол будущего ребенка). В данном случае речь идет не просто о будущих событиях, о а будущих случайных событиях, ибо 50 % наступления как одного события, так и другого есть определение случайности. Впервые о будущих случайных событиях заговорил Аристотель в 9-й главе трактата «Об истолковании» Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 2. М., 1978. С. 99-102..

В онтологии Аристотеля, как это известно, различаются две сферы сущего: бытие в возможности и бытие в действительности, или потенциально сущее и актуально сущее. Трактат «Об истолковании» посвящен использованию таких законов логики, как закон непротиворечия и исключенного третьего, для описания / придания истинностной характеристики высказываниям об актуально и потенциально сущем. И вдруг оказывается, что «относительно того, что есть и что стало, утверждение или отрицание необходимо должно быть истинным или ложным... Однако не так обстоит дело с единичным и с тем, что будет» Аристотель. Указ. соч. С. 99.. А как же обстоит дело с будущими случайными событиями? «Я имею в виду, - пишет Аристотель, - например, что завтра морское сражение необходимо будет или не будет, но это не значит, что завтра морское сражение необходимо будет или что оно необходимо не произойдет; необходимо только то, что оно произойдет или не произойдет» Там же. С. 102.. Глава завершается неким выводом: «Отсюда ясно, что не необходимо, чтобы из всякого утверждения и отрицания, противолежащих друг другу, одно было истинным, а другое ложным, ибо с тем, что не есть, но может быть и не быть, дело обстоит не так, как с тем, что есть, а так, как было сказано» Там же..

Однако «ясность» была очевидна только Аристотелю, ибо именно многовековые исследования в этой области привели в ХХ в. к созданию многозначной, модальной, временной логик и логических теорий. Многолетняя дискуссия по поводу содержания самого трактата и его девятой главы началась со статьи «Аристотель и морское сражение» Анскомба (Anscombe, 1956), позже к ней присоединились Я. Хинтикка, фон Райт (Райт, 1975), а также российские логики (Карпенко, 1990; Карпенко, 1995). Эта дискуссия, во многом, способствовала подъему интереса не только к многозначным и модальным логикам, но и к проблеме времени в целом.

Современная философская темпоральная проблематика представлена достаточно широко как в отечественной (Анисов, 2002; Анисов, 2021; Малюкова, 2010; Малюкова, 2011; Малюкова, 2011а), так и в зарубежной литературе. Самой актуальной проблемой на сегодняшний день представляется проблема будущего: его постижение и достижение, образы будущего в философии, социологии и науке вообще. Сама постановка этой проблемы наталкивается на принципиальные сложности, связанные с неопределенностью будущего и слабыми возможностями, по сути, агностицизмом в его объяснении и предсказании. Тема будущего и его образов в логике и аргументации включает в себя моделирование умозаключений о будущем, принципы создания рассуждений о будущем, логическое прогнозирование. Аргументация в этом аспекте может быть рассмотрена как способ порождения, моделирования и преобразования будущего. С этой целью имеет смысл рассмотреть, например, роль и место различных обещаний в политической риторике, предвыборной деятельности, в рекламе и пропаганде. В борьбе за проекты будущего существенны различные аргументы, включая вышеперечисленные уловки в споре. Аргументация к грядущим последствиям описывает желаемое будущее. Достижение желаемого будущего связано как с принятием решений, так и с практической деятельностью. Аристотель по этому поводу писал, «что будущие события имеют своим истоком и решения, и некоторую деятельность и что вообще у того, что деятельно не постоянно, возможность быть и не быть одинакова; у него возможно и то и другое, т. е. быть и не быть, а потому и произойти, и не произойти» Там же.. Аргументы к последствиям с помощью определенных решений и соответствующей деятельности могут трансформировать будущие случайные события сначала в события, возможные путем устранения нежелательной случайности, а затем и в события, необходимые путем повышения вероятности их наступления.

На основании вышеприведенных аргументов можно сделать вывод о некоем самостоятельном пути риторики, во многом противоположном пути, традиционно реализуемом наукой. Далее можно озадачиться причинами и началом этого расхождения путей.

Тривиум И.С. Рижского «Логика - Риторика - Словесность»

В нашей стране развитие риторики начиналось в XVIII в. на фоне становления российской системы образования. Образованность XVIII в. - это в том числе знание логики, риторики и грамматики. В XVII в. делаются первые попытки создания образовательных структур, связанных с окончанием Смутного времени, воцарением Романовых и воссоединением левобережной Украины с Киевом, в лице Киево-Могилянской академии (1632 г.) и Славяно-греко-латинской академии в Москве. До XVII в. отсутствует и система образования, и соответствующие учебники по предметам тривия. В традиционной для русской науки оптике делаются попытки изобразить деятельность русских книжников (составителей хронографов, авторов «Пчелы», «Домостроя» и «Четьи Минеи», создателей богослужебных текстов, переписки Андрея Курбского с Иваном Грозным) в качестве донаучного и до- учебникового периода развития грамматики, логики и риторики, однако в первой половине XVII в. появляется первое русское сочинение, похожее на учебник. Это «Сказание о седми свободных мудростех», которое и легло в основу последующих русских учебников.

Автор «Сказания...» так и остался неизвестным, хотя он атрибутируется специалистами как русский Протопопов Вл. «Сказание о седми свободных мудростех» [Электронный ресурс]. URL: http://canto.ru/index.php?id=medieval.17cent_02&menu=public (дата обращения: 20.03.2022)., а сам текст - как аутентичный. В тексте семь глав. В каждой главе «мудрость» в образе прекрасной женщины (как и в труде Марциана Капеллы) объясняет сущность, пользу, красоту своего учения. В 1672 г. переводчик Посольского приказа Николай Спафарий переработал «Сказание» в «Книгу избранную вкратце о девяти музах и о семи свободных художествах», в которой содержатся более точные и современные сведения о науках, в том числе и о риторике. Настоящим же первым русским учебником по риторике была «Риторика» 1620 г., предисловием к которой стала глава о риторике из «Сказания». Текст «Риторики» 1620 г. долгое время приписывался новгородскому и великолуцкому митрополиту Макарию, в чьей библиотеке хранился список 1623 г. Однако в настоящее время автор «Риторики», он же переводчик-интерпретатор латинской «Риторики» Филиппа Меланхтона в переработке Луки Лоссия Elementorum rhetorices libri duo Philippi Melantonius in breus interrogation contracti ediscendi causa // Erotemata dialecticae et rhetoricae Philippi Melantonis. Francoforti, 1577. p. 191-255., остается неизвестным.

В силу неизвестных нам причин риторика вырывается в лидеры в структуре тривия. Количество трудов по риторике превосходит издания по логике. Более того, происходит расцвет риторики, тогда еще называемой элоквенцией Аннушкин В.И. История русской риторики. С. 3-4.. Так, у М.В. Ломоносова есть труды по риторике, а по логике нет. В этом ключе необычной выглядит личность И.С. Рижского.

Иван Степанович Рижский (7 сентября 1759 г, г. Рига (отсюда и фамилия) - 15 марта 1811 г., г. Харьков) - незаслуженно забытый русский филолог, логик, доктор философии, профессор и первый ректор Императорского Харьковского университета, автор одного из первых в России учебников по логике, риторике и словесности. Он учился в Псковской семинарии, затем в семинарии Троице-Сергиевой лавры, там же он преподавал философию, логику и риторику. С 1786 по 1803 г. преподавал в Санкт-Петербургском Горном училище (военизированное учебное заведение для дворян и не только, ныне Санкт-Петербургский горный университет, один из крупнейших вузов по горному делу и первое высшее техническое учебное заведение России, созданное в 1773-1774 гг. в период пугачевского бунта). С 1803 г. И.С. Рижский становится профессором Харьковского университета, а также его первым ректором (в 1805 г.). В 1790 г. он пишет учебник по логике под названием «Умословие, или Умственная философия» Рижский И.С. Умословие, или Умственная философия. СПб., 1790. для студентов / кадетов Горного училища, в котором перерабатывает труды Ф.Х. Баумейстера («Логика» 1735 г., переведена на русский язык в 1760 г.), Х. Вольфа (1728 г. - «Philosophia rationalis sive logica», 1765 г.) и Г. Голльмана (последователя Х. Вольфа). В 1796 г. он пишет «Опыт риторики, сочиненный и преподаваемый в С.-Петербургском Горном Училище» Рижский И.С. Опыт риторики, сочиненный и преподаваемый в С.-Петербургском Горном Училище. СПб., 1796., посвященный управляющему Горным Училищем В.С. Попову Василий Степанович Попов (1745-1822) был высокопоставленным чиновником того времени, конфи-дентом Г.А. Потемкина и статс-секретарем Екатерины II, основной фигуры «просвещенного абсолютизма» и образовательной политики.. «Риторика» несколько раз переиздавалась в Харькове и в Москве в 1805, 1809, 1822 гг., о переиздании «Умословия» данных нет. Наконец, в 1806 г., уже в Харькове И.С. Рижский пишет труд «Введение в круг словесности» Рижский И.С. Введение в круг словесности. Харьков, 1806., замыкая тривиум гуманитарных наук, выстроенный им в своеобразном порядке.

В настоящее время все три учебника оцифрованы и доступны для изучения. «Умословие» представляет собой совокупность знаний по философии, логике и эмпирическим исследованиям (Орлова, Соловьев, 2016). Логика изложена автором без какого бы то ни было применения формул и собственных идей, даже оглавление «Умословия» практически совпадает с оглавлением «Логики» Ф.Х. Баумейстера. Перспективы этой науки И.С. Рижским явно не просматриваются, а вот интерес к постижению истины с помощью эмпирических исследований присутствует, в этом разделе автор идет в ногу с грядущей тенденцией позитивизма. Учебник по риторике, хотя и составленный по тем же канонам, оставляет другое впечатление. Здесь риторика представлена как значимая наука и важный аспект деятельности. На первое место в риторическом каноне И.С. Рижский ставит украшение (элоквенцию) речи, используя при этом термины на русском языке. К чести автора надо отметить: он включает в состав риторики собственно логический раздел, чего обычно избегают современные авторы, за исключением А.А. Волкова с его «Курсом русской риторики» Волков А.А. Курс русской риторики. М., 2001. 480 с..

Учебник «Опыт риторики» можно считать оформлением самостоятельного пути этой дисциплины в ущерб логике, которая при подобном подходе стала восприниматься как второстепенное знание, составная часть российской словесности. Отголоски этой ситуации наблюдаются в филологии и в наше время. Зато логика, как известно, пошла другим путем, но это уже совсем другая история.

Заключение

Рассмотрение предметного соотношения логики, риторики (и словесности) на примере тривиума «Логика - Риторика - Словесность» И.С. Рижского позволяет способом, отличным от традиционного, выстроить порядок этих дисциплин. Формат заложенного И.С. Рижским соотношения во многом сохранился до нашего времени. Учебник «Опыт риторики» можно считать оформлением самостоятельного пути риторики, которая, в отсутствии логики, становится софистикой. Логика же при подобном подходе (до появления символической логики) стала восприниматься как второстепенное знание, составная часть российской словесности. До настоящего времени специалисты в области риторики стараются обходиться без логической компоненты своей дисциплины, что не улучшает ситуации, связанной как с самим ораторским искусством, так и с позиционированием риторики как науки со своими специфическими законами. Понятие риторического нарратива до определенной степени снимает противостояние риторики (учебной дисциплины) и науки логики, являющейся существенной частью философского знания, от которого риторика отгораживается интенсивнее, чем от логики.

Список источников

1. Анисов А.М. Время и компьютер. Негеометрический образ времени. М., 2021. 152 с.

2. Анисов А.М. Современная логика. М., 2002. 273 с.

3. Брокмейер Й., Харре Р. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы // Вопросы философии. 2000. № 3 С. 29-42.

4. Зайцева Н.В. Загадка парадигмы // Логические исследования. 2019. Том 25. № 1. C. 37-51. https://doi.org/10.21146/2074-1472-2019-25-1-37-51.

5. Карпенко А.С. Логика, детерминизм и феномен прошлого // Вопросы философии. 1995. № 5. C. 72-81.

6. Карпенко А.С. Фатализм и случайность будущего. Логический анализ. М., 1990. 214 c.

7. Малюкова О.В. Аргументационный статус примера или paradeigma как аргумент // Credo New. 2018. № 1.

8. Малюкова О.В., Матронина Л.Ф. Технология научного познания. М., 2021.448 с.

9. Малюкова О.В. Утешение временем: темпоральные острова культуры. М., 2011. 160 с.

10. Малюкова О.В. Фейковые традиции и риторическая картина мира // Credo New. 2019. № 2.

11. Малюкова О.В. Экологическая стрела времени. М., 2011а. 170 с.

12. Малюкова О.В. Эпистемология времени и физическая картина мира. М., 2010. 232 с.

13. Манжосов С.А. Умозаключение на основе прецедента: аналогия, индукция или дедукция? // Право и политика. 2018. № 8. С. 43-51. https://doi.org/10.7256/2454-0706.2018.8.27216.

14. Орлова Н.Х., Соловьев С.В. Из истории логики в дореволюционной России: стратегии академического взаимодействия // Логические исследования. 2016. Т. 22, № 2. C. 123-155. https://doi.org/10.21146/2074-1472-2016-22-2-123-155.

15. Пономарев Д.Е. Право и рациональность: у истоков юридического мышления // Российский юридический журнал. 2020. № 3.

16. Райт фон Г.Х. (фон Вригт). Детерминизм, истина и временной параметр // Философские науки. 1975. № 4.

17. Anscombe G.E.M. Aristotle and Sea-Battle // Mind. 1956. Vol. 65, no. 257.

18. Todorov T. Grammaire du Decameron. Paris : Mouton, 1969. 100 р.

References

1. Anisov, A.M. (2002) Sovremennaja logika [Modern Logic]. Moscow, IFRAN. (in Russian).

2. Anisov, A.M. (2021) Vremja i kompjuter. Negeometricheskij obraz vremeni [Time And The Computer. Non-geometric Time Image]. Moscow, LENaNd. (in Russian).

3. Anscombe, G.E.M. (1956) Aristotle and Sea-Battle. Mind. 65 (257).

4. Brokmejer, J. & Harre, R. (2000) Narrativ: problemy i obeshhanija odnoj al'ternativnoj paradigmy [Narrative: The Challenges and Promises of One Alternative Paradigm]. Voprosy filosofii [Philosophical Issues]. (3), 29-42. (in Russian).

5. Karpenko, A.S. (1990) Fatalizm i sluchajnost budushhego. Logicheskij analiz [Fatalism and the Randomness of the Future. Logical Analysis]. Moscow, Nauka. (in Russian).

6. Karpenko, A.S. (1995) Logika, determinizm i fenomen proshlogo [Logic, Determinism and the Phenomenon of the Past]. Voprosy filosofii [Philosophical Issues]. (5), 72-81. (in Russian).

7. Malyukova, О. (2018) Case Argument Status or Paradeigma as an Argument. Credo New. (1). (in Russian).

8. Malyukova, О. (2019) Fejkovye tradicii i ritoricheskaja kartina mira [Fake Traditions and the Rhetorical Picture of the World]. Credo New. (2). (in Russian).

9. Malyukova, O.V. (2011a.) Jekologicheskaja strela vremeni [The Environmental Arrow of Time]. Moscow, MGOU. (in Russian).

10. Malyukova, O.V. (2010) Jepistemologija vremeni i fizicheskaja kartina mira [Epistemology of Time and the Physical Picture of the World]. Moscow, MGOU. (in Russian).

11. Malyukova, O.V. & Matronina, L.F. (2021) Tehnologija nauchnogo poznanija [The Technology of Scientific Knowledge]. Moscow, Prospekt. (in Russian).

12. Malyukova, O.V. (2011) Uteshenie vremenem: temporalnye ostrova kultury [Consolation by Time: Temporary Islands of Culture]. Moscow, MGOU. (in Russian).

13. Manzhosov, S. (2018) Reasoning Based on Precedent: Analogy, Induction or Deduction? Law and Politics. (8), 43-51. Available from: doi:10.7256/2454-0706.2018.8.27216 (in Russian).

14. Orlova, N.K. & Soloviev, S.V. (2016) On the History of Logic in Russia Before Revolution: Strategies of Academic Interaction. Logical Investigations. 22 (2), 123-155. Available from: doi:10.21146/2074-1472-2016-22-2-123-155.

15. Ponomarev, D.E. (2020) Law and Rationality: At the Origin of Legal Thought. Russian Juridical Journal. (3). (in Russian) Raigt, G.H., fon (1975). Determinizm, istina i vremennoj parametr [Determinism, Truth and the Time Dimension]. Filosofskie nauki [Russian Journal of Philosophical Sciences]. (4). (in Russian).