Проблемы с проблемой сознания. Абстракции и псевдоабстракции

Особый смысл трудностям, связанным с проблемой сознания, придал четверть века назад Д. Чалмерс. По его мнению, трудность состоит в невозможности объяснить, исходя из одних и тех же предпосылок, объективные процессы и субъективный опыт: "По-прежнему кажется совершенно таинственным то обстоятельство, что продуцирование поведения должно сопровождаться субъективной внутренней жизнью. У нас есть серьезное основание полагать, что сознание порождается такими физическими системами, как мозг, но мы плохо понимаем, как это происходит или почему оно вообще существует. Как такая физическая система, как мозг, могла бы быть еще и субъектом опыта!" Чалмерс Д. Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории. М., 2013. С. 9. Перевод уточнен: один из основных терминов Чалмерса - conscious experience - передан как "сознательный опыт". Однако речь явно идет об осознанном переживании. (См.: Chalmers D. The Conscious Mind. In Search of a Fundamental Theory. N.Y., 1996. P. 3.) Чалмерс обсуждает проблему осознанных и неосознанных переживаний, обращаясь к Декарту, но не упоминает ни Лейбница, у которого намечается проблема неосознанного, ни Брентано, у которого эта проблема рассмотрена подробно. Объем статьи не позволяет мне рассмотреть различие абстракции и псевдоабстракции на примере "переживания".; и далее: "Как оно (сознание. - В.М.) может возникать из комка серого вещества?" Чалмерс Д. Указ. соч. С. 19.

У Чалмерса нет намерения изучать сознание по его объективациям и т.д., но он впадает в другую крайность: он хочет "напрямую" получить доступ к сознанию, минуя восприятия, мысли и чувства: "Сознание может быть на удивление интенсивным. Это самый яркий феномен; нет ничего реальнее его. И при этом оно может раздражать своей эфемерностью: хорошо известно, как трудно, говоря об осознанном переживании, указать, о чем, собственно, идет речь. "Международный психологический словарь" даже не пытается напрямую охарактеризовать его: "Сознание: наличие восприятий, мыслей и чувств; осведомленность. <...> Сознание - удивительный, но ускользающий феномен"" Чалмерс Д. Указ. соч. С. 19.. Однако позиции Чалмерса и автора статьи "Сознание" сходятся в одном важном пункте: сознание - это феномен, пусть яркий, загадочный, неопределенный, но все же феномен. Уравнивание сознания и конкретных видов опыта по феноменальности приводит к образованию псевдоабстракции: "Высказывания людей о сознании могут быть самыми разными в разное время: от "я чувствую пульсирующую боль" <...> до "проблема сознания крайне сложна"" Там же. С. 222-223.. Смешение языков здесь очевидно: первое высказывание - об определенном ощущении, второе - об абстракции, которая в этой смеси языков трансформируется в псевдоабстракцию. Уравнивание сознания в качестве проблемы и ощущения боли в феноменальности как раз и вызывает "трудности": если ощущение и все виды опыта, каталог которых предлагает автор книги, можно соотнести с определенными физиологическими процессами, то для сознания, хотя оно и порождается мозгом, как полагает автор, открыть физиологические законы, в соответствии с которыми происходит это порождение, не удается. В самом деле, при попытке извлечь абстракцию непосредственно из природы возникают трудности, которые вряд ли можно преодолеть.

"Яркость" феномена сознания затмевает эмпирическое соотношение частей и целого, и проблему единства сознания Чалмерс по-кантовски сводит к вопросу о том, "что делает мои зрительные переживания, слуховые переживания и т.д. переживаниями одного и того же субъекта?" Там же. С. 386.. При этом предполагается, что "единство сознания соответствует тому факту, что определенная информация доступна для интеграции определенным способом" Там же. Перевод уточнен; см.: Chalmers D. Op. cit. P. 309..

Общей предпосылкой и неявным исходным пунктом для многих структурно-генетических концепций явился кантовский радикальный активизм, выраженный в тезисе, которого испугался сам Кант: "Опыт <...> есть первый продукт, который создает наш рассудок, когда он перерабатывает сырой материал ощущений" Kant I. Kritik der reinen Vemunft. Leipzig, 1979. S. 44 (A 1).. Опыт - это продукт, и разногласия возникали и возникают только по поводу производителя этого продукта. Кантовский трансцендентализм - исходный пункт длинной череды попыток поставить и разрешить проблему единства и целостности сознания на основе таких концептуальных инструментов, как синтез, тождество, воображение, схематизм, спонтанность, жизненность, поток, порыв и др. Единство сознания, понятое как принадлежность ему различных представлений, т.е. его элементов (уже здесь смешение уровней абстракций), выступает в качестве предпосылки и одновременно цели, которая должна быть достигнута структурированием посредством объективных форм, получивших имя субъективных.

Этой тенденции противостоит другая, гораздо менее распространенная. Согласно Ж.-М. Гюйо, "множественность лежит в основе сознания, в особенности, самопроизвольного сознания. Ощущение есть комбинация многих элементов" Гюйо Ж.-М. Происхождение идеи времени. СПб., 1899. С. 27.. Согласно Брентано, множественность психических феноменов изначальна и является нам как единство; единство - это феномен, единство является, но не конструируется или формируется посредством предполагаемого центра. Таким образом, речь идет о столкновении двух принципов: или изначальная и универсальная целостность сознания определяет любой опыт в качестве своих частей, или же определенная целостность и определенное единство сознания эмпирически образуется из конкретной связи тех или иных актов сознания - определенных восприятий, суждений, эмоций. Путь Гуссерля был переходом от первого ко второму, от концепции Брентано о различии многообразных психических и физических феноменов к учению об интенциональности как сущности сознания, модификациями которой являются все виды опыта. Вопрос теперь в том, какова первичная аргументация, которая обосновывает у Гуссерля независимость сознания от предметности.

Принципы, аргументы и опыт

Гуссерль ставит под сомнение эмпирический базис по меньшей мере исходных пунктов своих исследований, предлагая провести строгое различие между сознанием и предметным миром, миром не-сознания, чтобы обеспечить движение исследования исключительно в сфере сознания. В ЛИ, еще до введения термина "феноменологическая редукция", который впоследствии стал обозначать (без всяких на то оснований) само собой разумеющуюся операцию, Гуссерль попытался показать "на опыте" и тем самым доказать независимость сознания как переживания от предметности, на которую направлено это сознание.

Рассмотрим теперь пример Гуссерля, который, по существу, является мысленным экспериментом: "Так, например, в случае внешнего восприятия {цвет как момент ощущения (Empfindungsmoment Farbe), который представляет собой реальную (reell) составную часть конкретного видения (в феноменологическом смысле - визуального явления в восприятии (Wahrnehmungserscheinung))}, есть точно так же "пережитое", или "осознанное, содержание" как в качестве характерного свойства акта восприятия (Wahrnehmen), так и в качестве полного воспринимаемого явления цветного предмета. Напротив, сам этот предмет, хотя он и воспринимается, не переживается, или не осознается; равным образом также не переживается, или не осознается, его воспринятая окраска. Если предмет не существует, если, следовательно, восприятие должно быть критически оценено как обман, галлюцинация, иллюзия и т.п., тогда не существует также и воспринятый, увиденный цвет - цвет предмета. Это различие между нормальным и аномальным, верным и обманчивым восприятием не касается внутреннего, чисто дескриптивного, или феноменологического, характера восприятия. Тогда как видимый цвет, - т.е. цвет, являющийся в визуальном восприятии вместе с являющимся предметом как его качество и положенный вместе с предметом как налично существующий, - если этот цвет вообще существует, то, конечно, существует не как переживание; между тем ему соответствует в определенном переживании, т.е. в воспринимаемом явлении, некоторая реальная (reell) составная часть. Этому цвету соответствует ощущение цвета, качественно определенный цветовой момент, который в вос - приятии или в одном принадлежащем собственно ему компоненте восприятия ("явлении окраски предмета") подвергается объективирующему "схватыванию""Гуссерль Э. Логические исследования. Т. 2. Ч. 1. М., 2011. С. 319..

Я привожу гуссерлевский пример полностью, чтобы не только иметь возможность подвергнуть его детальному анализу, но и познакомить читателя со стилем Гуссерля (или напомнить о нем, в зависимости от степени знакомства читателя с ЛИ), который играет немаловажную роль в его рассуждениях. Прежде всего, обратим внимание на терминологический момент, а именно на различие "восприятия" и "осознания" в гуссерлевском описании: предмет воспринимается, но не осознается. Это кажется странным, если не учитывать, что слово "осознается" - это термин, относящийся к первому из трех выделенных Гуссерлем понятий сознания. Речь идет о том, что предмет - это не переживание, как акт или процесс, и он не принадлежит поэтому к связи (а во втором издании ЛИ - уже потоку) переживаний. В первом понятии сознания осознаются только элементы самого сознания, сознание в данном понимании не осознает ничего, кроме "самого себя". Определяя сознание как единство Я-переживаний, а затем как поток переживаний, Гуссерль пытается выйти за пределы брентановского понимания психических феноменов, которые не обладают "имманентной временностью". И все же брентановская концепция содержится здесь "имманентно": осознание здесь - это внутреннее сознание. Однако терминологически (термин "внутреннее сознание" Гуссерль позаимствовал у Брентано) это выявляется при формулировании второго понятия сознания как "осознания своих переживаний". В попытке избежать явной тавтологии Гуссерль использует здесь выражение "gewahr werden", однако дела это не меняет. Второе понятие сознания Гуссерль полагает более первичным, т.е. осознание своих переживаний (как актов) "первичнее", чем сознание как единство переживаний, ибо единство сознания предполагает осознание своих объединенных элементов. Опять-таки осознание не означает объективацию этих элементов, оно должно объединять все частичные функции в один процесс (или поток). Таким образом, первые два понятия сознания, объединенные в одно, говорят о "внутренней работе" сознания; сознание как бы занято самим собой, и существование или несуществование предметов для сознания безразлично. Однако такой вывод Гуссерль делает уже в приведенном выше примере, который, собственно, должен был сначала иллюстрировать наличие частей-элементов в переживаниях.

После этого предварительного терминологического разъяснения необходимо вернуться к тому, какая исходная проблема мотивирует Гуссерля ввести разные понятия сознания и каким образом Гуссерль вводит первое понятие сознания. Во введении к V исследованию Гуссерль постулирует корреляцию между значениями как идеальными единствами и актами придания значений. Поскольку значения суть "идеально схваченные моменты" актов, возникает задача исследовать акты как источники значений. Основная сфера такого рода исследований - это, по Гуссерлю, феноменология представлений, поскольку, напоминает нам ученик Брентано, не упоминая здесь учителя, "каждый акт или сам есть представление, или имеет представление своей основой"Гуссерль Э. Логические исследования. Т. 2. Ч. 1. С. 316.. Однако Гуссерль полагает, что здесь смешаны две разные проблемы: проблема сущности психического акта не отделена от проблемы разграничения психических и физических феноменов, или, как формулирует здесь Гуссерль, от проблемы отграничения психического домена. Для установления границ между психическим и физическим оправдано применить одно понятие сознания, а для "определения понятия психического акта" - другое. При этом, называя два понятия сознания, Гуссерль тут же выделяет три понятия сознания, и это можно объяснить как раз тем, что первые два объединяются в одно.

Этот пример вводит тему самостоятельности, независимости акта сознания и явления как содержания этого акта от существования или несуществования предмета. В этом аспекте изложение этого примера может быть существенно короче и яснее: если мы воспринимаем цвет как свойство определенного предмета, а потом оказывается, что предмет иллюзорен или у нас галлюцинация, то мы должны признать, что цвет как свойство предмета, в данном случае несуществующего, также не существует. Однако ощущение цвета не исчезает, хотя уже не соотносится с предметом, который разоблачен как иллюзорный. Это ощущение цвета, утверждает Гуссерль, дескриптивно тождественно ощущению цвета, когда мы воспринимали его как свойство предмета. Именно поэтому различие между нормальным и иллюзорным здесь отсутствует, т.е. отсутствует в отношении ощущаемого цвета.

Это рассуждение Гуссерля кажется безупречным и, возможно, поэтому не подвергается анализу в исследовательской литературе. Однако эта аргументация, которая затем повторяется в "Идеях I" в отношении "ноэмы" и лежит в основе метода редукции - основы основ феноменологии сознания, требует критического анализа. Во-первых, необходимо выяснить, на чем основана убедительность гуссерлевского примера. Она основана на различии иллюзорного и принципиально не иллюзорного в процессе внешнего восприятия; иллюзия не может быть тотальной. Иллюзия соотносится с предметом, который имеет определенную окраску и форму, предмет может ошибочно казаться ближе или дальше, вверху или внизу и т.д., но само ощущение цвета, как и воспринимаемая форма, а также отношения правое-левое, верх-низ, далеко-близко и т.д. не могут быть иллюзорными, они даны, и именно они могут быть названы абсолютными данными. Однако Гуссерль проводит в данном примере не различие, но разделение, причем не только отделяет ощущение цвета от окраски предмета, что вполне верно, но также отрывает цвет от формы. Здесь как раз возникает (риторический, в сущности) вопрос относительно возможности ощущения цвета как такового вне и независимо от чего бы то ни было. Ощутить цвет как таковой, звук как таковой, запах как таковой вряд ли возможно, ибо абстракции или псевдоабстракции в ощущениях не даны. Ясно, что при разоблачении предмета как иллюзорного или галлюцинаторного мы ощущаем цвет в соотнесении с какой-либо формой, в каких-то рамках, в каких-то границах. Иначе говоря, перед нами квазипредмет, но все же предметная форма, а не пустое место (это тоже абстракция) или протяженность как таковая.

Во-вторых, эмпирически установить невозможно, будет ли данное "цвет" тем же самым, когда иллюзия разоблачена. Это означало бы задачу установить тождество между описанием ощущения цвета, соотнесенного с предметом, который сначала принимается в качестве существующего, и ощущением цвета от чего-то иллюзорного. Установить сходство ощущений цвета не представляет труда, если таковое, конечно, имеет место, но в случае разоблачения иллюзорного предмета сходства может и не быть. При этом тождество ощущений, установленное a priori, оказывается предпосылкой, никак феноменологически не реализуемой. Впрочем, это относится к любому тождеству, и гуссерлевское различие тождества и равенства, которое он по праву проводит, противоречит установлению тождества ощущений при разоблачении иллюзий.

Во-третьих, чтобы установить тождество или даже сходство между двумя ощущениями до и после разоблачения иллюзии, необходима третья позиция, своего рода "третий человек", и эта третья позиция (одного и того же исследователя) для различения-сравнения может лишь установить с очевидностью, что эти ощущения не одновременны и более или менее сходны. Эту третью позицию также вряд ли можно назвать феноменологически реализуемой с точки зрения интуитивизма данности, которого придерживался Гуссерль. Эту третью позицию можно было бы назвать феноменологической только в том случае, если данным считать не цвет и форму, но границы и различия.

Последний и, пожалуй, самый важный момент, который не позволяет принять это рассуждение Гуссерля за описание опыта, связан с неоднозначным употреблением Гуссерлем слова "существование", безразличие к которому (не к слову, конечно, но к "самому" существованию) становится затем основным принципом феноменологии. Гуссерль выдвигает его в качестве обоснования независимости актов сознания от какой бы то ни было предметности: сознание направлено на предмет, но предмет не направлен на сознание, он даже не предоставляет материал ощущений, как у Канта; интенция интерпретирует ощущения (интерпретирует не тексты, но именно ощущения - такова новация Гуссерля), которые содержатся в самом акте. Никаких "материальных" отношений между сознанием и предметом нет, и в ЛИ "материей" Гуссерль называет одну из структур акта.

В "Идеях I" Гуссерль утверждает, что "между сознанием и реальностью поистине зияет пропасть смысла"Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Кн. I. М., 2009. С. 151.. "Реальность" здесь явно отождествляется Гуссерлем с предметностью. Однако предметы в самом деле бывают иллюзорными. Тогда между сознанием и иллюзорным, и в этом смысле нереальным, предметом опять-таки должна зиять пропасть смысла: смысл на стороне иллюзорного предмета, на стороне сознания - придание смысла, т.е. интенциональный акт. Теперь пропасть оказывается между двумя нереальностями: одной - предметной, другой - непредметной (акт сознания). Тем самым теряет смысл противопоставление сознания и реальности.

При этом, утверждая возможность безразличного отношения к существованию или несуществованию предметов, Гуссерль оперирует словом "существование" как само собой понятным, т.е. неопределенным. Рассматриваемый пример должен также упрочить неоднократно подчеркиваемое Гуссерлем положение, что отношение сознания и предмета не есть отношение двух реальностей. Задача, которую ставит пред собой Гуссерль, двоякого рода: с одной стороны, освободить предметы от синтезирующей навязчивости категориальных структур и получить доступ к "самим вещам", с другой - освободить сознание от каузальной навязчивости предметов, но предметов вне определенного контекста и мира, как, например, этот реальный или иллюзорный предмет с его окраской. Однако прояснение отношения сознания и предметов предполагает прояснение отношения сознания, даже если под сознанием понимать многообразные эмпирически данные акты представления, суждения и т.д., и мира, к которому принадлежат предметы. Мир как горизонт не решает проблему, но только отодвигает ее и уводит в бесконечность. "Горизонт" предполагает сознание, в частности восприятие, в мире, но это нахождение "в-мире" опять-таки требует прояснения. Осуществление интенции в "созерцании" как соприкосновение с предметным вряд ли может служить парадигмой соприкосновения с миром, не обладающим реальностью вещи, но и не иллюзорным. Однако гуссерлевская ин- тенциональность и ноэтико-ноэматические структуры "чистого сознания" имеют дело с предметным и интуитивно данным, даже если это данное категориальное, но не с "мирским" и различенным. Восприятие остается основной структурой и "жизненного мира", и это указывает опять-таки на "предметную" структуру мира.

Вернемся теперь к "существованию" и возьмем обратный пример: манекен оказывается реальным человеком. Вряд ли при этом "данное" останется тем же самым. Различение реального и иллюзорного существования человека как, впрочем, и любого предмета, изменяет как способ восприятия и его эмоциональную окраску, так и сферу возможных суждений, как высказанных, так и невысказанных. С утверждением о неизменности данного, которое должен подтвердить пример с ощущением цвета, связана мысль Гуссерля о равенстве данных ощущений при различной их интерпретации. Гуссерль иллюстрирует эту мысль с помощью другого, гораздо более известного примера с восковой куклой, которую он (и мы, будь мы на его месте в музее восковых фигур) принял за раскланивающуюся даму. Однако оба этих неравнозначных, но аналогичных примера не подтверждают утверждения о равенстве ощущений. Этому равенству противоречит необратимость "интерпретаций": разоблачив иллюзию, мы уже не можем вернуться к ней как реальности. Приняв человека за манекен и избавившись от этой иллюзии, мы уже не можем увидеть вместо этого человека манекен (если следовать, конечно, буквальному смыслу). Допущение равных самим себе комплексов ощущений сближает позиции Гуссерля и Э. Маха и препятствует как раз доказательству независимости интенциональных актов как интерпретирующих ощущения от предметности, ибо ощущения в чистом виде как раз и не существуют в нормальном мире нормального восприятия. Их можно искусственно выделить и тем самым создать.

Заключение