Человек в катастрофе: модели социального поведения в хаотическом режиме

Размещено на http://www.allbest.ru/

Одесский национальный университет имени И.И. Мечникова

Человек в катастрофе: модели социального поведения в хаотическом режиме

Абабина Наталия Васильевна

канд. филол. наук, доцент

Украина

Аннотация

В статье предлагается синергетический тип анализа художественных произведений о катастрофах, бедствиях и катаклизмах. По таким произведениям можно изучать механизмы изменения сознания человека и общества в целом, которые находятся в состоянии хаоса. С помощью теории динамических систем на материале романа Д Дефо «Дневник чумного года» рассматривается поведение человека в период таких неустойчивых социальных процессов, как эпидемия. Исследование показывает, что хаотическое состояние личности может стать разрушительным. Но при условии адаптации к изменившейся среде человек как нелинейная система может обрести новый порядок, эволюционировать.

Ключевые слова: синергетика, человек, хаос, эпидемия, катастрофа, колебания.

В последние годы катастрофа стала частью нашей жизни. Если обратиться к определению этого понятия, то в разных источниках оно трактуется в зависимости от сферы знаний, в которой употребляется. Но в основе всех пояснений лежит неожиданное бедствие с трагическими последствиями, катаклизм, крупное потрясение в жизни одной личности или всего общества.

Теория катастроф сформировалась в математике в 70-х годах ХХ века, когда ученые научились исследовать скачкообразные переходы и внезапные качественные изменения. Эта теория вывела универсальный язык, дающий возможность применить эти знания в биологии, психологии, кардиологии, лингвистике, экономике, а также в литературоведении.

Особое внимание на данном этапе уделяется изучению социальных катастроф, определяющим фактором которых являются взаимосвязи между людьми и целыми странами. Это «скачкообразные изменения общества, возникающие в виде внезапного ответа социальной системы на плавное изменение внешних условий» [1]. Это состояние считается хаотическим ввиду того, что все элементы системы приобретают неустойчивость.

Человеческое общество в состоянии хаоса испытывает огромную социальную напряженность - эмоциональный стресс, вызванный давлением внешней среды. Такое состояние часто возникает в условиях «рассогласования между потребностями, интересами, социальными ожиданиями всей массы или значительной части населения и мерой их фактического удовлетворения». Это приводит «к накоплению недовольства, усилению агрессивности отдельных групп и категорий людей, нарастанию психической усталости и раздражительности большинства» [1]. В связи с этим, небольшие социальные конфликты способны превратиться в катастрофы широкого масштаба.

В произведениях о бедствиях, катаклизмах, к которым авторы обращались на протяжении всех литературных эпох, в первую очередь заложена проблема отношения человека с миром. Ценность такого творчества в том, что на фоне социально-психологического аспекта реагирования личности, переживающей потрясение, происходит формирование истинных ценностей.

Цель данной работы - исследовать социальное поведение человека в хаотическом режиме на материале исторического романа Д. Дефо «Дневник чумного года»; с помощью теории динамических систем изучить, как в литературном произведении показано изменение сознания людей и общества в целом в период таких неустойчивых социальных процессов, как эпидемия.

Изучение хаотических режимов социального поведения дает возможность понять, как происходит изменение сознания человека в период неустойчивых социальных процессов. В зависимости от специфики влияния внешних факторов, личность может пребывать в одних условиях в устойчивом состоянии, в других - в неустойчивом. По мнению исследователей, «это создает феномен сложного и разнообразного поведения, не укладывающегося в единственную теоретическую схему и, может быть, непредсказуемого в определенные периоды времени» [2]. Теория динамических систем показывает, что и такое поведение имеет свои закономерности. Разобраться в них поможет описание стадий становления синергетической системы, то есть ветвлений-бифуркаций, в которых происходит так называемый скачок (он же кризис, он же катастрофа). Чтобы совершить этот скачок, направленный к дальнейшему развитию, системе необходимо выйти за границы устойчивости. Для этого она должна изменить либо свое внутреннее состояние (если речь о человеке - проблема решается путем изменения своего внутреннего отношения к ней), либо внешние параметры (то есть, изменить внешние обстоятельства, которые эту проблему создают) [3]. Отражение этого процесса можно детально изучить в некоторых произведениях о катастрофах. Например, в историческом романе Д. Дефо об эпидемии бубонной чумы «Дневник чумного года».

Расшатывание общества как открытой синергетической системы демонстрируется в самом начале повествования. Лондон абсолютно не готов к эпидемии и оказывается очень чувствительным к изменению начальных условий, когда в сентябре 1664 года его охватывает новость о том, что чума вернулась в Голландию, где она уже бушевала год назад. Всеобщее волнение горожан свидетельствует о наступлении хаоса, который возникает при условии вхождения в область сильных флуктуаций и достижения порога устойчивости. Каждый человек попадает на этап ветвления-бифуркации и становится перед выбором, который создают возникающие внешние обстоятельства: какой путь избрать, чтобы прежде всего выжить. Результаты выбора различны: одни адекватно оценивают ситуацию и принимают здоровые решения, другие на фоне всеобщего расшатывания теряют самообладание, третьи используют ситуацию для проявления жестокости и распущенности. Но общее состояние лондонцев в основном зависит от настроения, заданного властями. Как только правительство провело меры по прекращению слухов о приближении чумы - все решили, что к ним эта болезнь не имеет никакого отношения. Но когда в конце ноября умерло двое мужчин со всеми ее признаками и городские власти начали еженедельные сводки о количестве зараженных и умерших, волнение охватило весь город. Вначале колебания были переменными: состояние горожан было то тревожное (число умерших и заболевших с каждым днем возрастает), то спокойное (с наступлением зимы смертность уменьшается). Когда на шесть недель все затихло, все решили, что чума ушла. На самом деле, она в это время разразилась в другом конце города, просто это не предавалось широкой огласке.

Колебания усиливаются и становятся регулярными с приходом весны, когда в сводках добавляются умершие еще и от сыпного тифа (включается фактор случайности). Скрывать большое количество больных становится трудно, их начинают собирать в одном чумном бараке. Сводкам перестают верить, так как видят в них мошенничество и тайный сговор властей. Расследование мирового судьи доказало, что «многим умершим приписывают другие болезни, а некоторые из них вообще не зарегистрированы» [4]. Нарушается традиционный порядок жизни, который вызывает еще больше раздражения. С приходом лета зараза распространяется с ужасающей быстротой. Меры, предпринятые правительством, объяснения и призывы не сеять панику уже ничего не дают. Население ищет выход для спасения: одна часть горожан принимает решение покинуть Лондон и переждать эпидемию за его пределами, другая - остаться (им или некуда бежать, или не хочется оставлять без присмотра жилье).

Система, которая обрела состояние неравновесности, оказывается в точках бифуркации, задающих возможность разнонаправленного движения. Хаос нарастает. Несколько недель кряду длится это «ужасное, гнетущее, наводящее на мрачные размышления зрелище, когда с утра до вечера улицу заполняют фургоны и телеги со всяким скарбом» [4]. Это лихорадочное бегство подогревается слухами, что правительство собирается установить на дорогах заставы и кордоны, чтобы воспрепятствовать путешественникам, а близлежащие города не будут принимать приезжих, чтобы не впустить инфекцию. Все это было лишь слухами, но, тем не менее, люди толпой ринулись к мэру за пропуском и удостоверением о состоянии здоровья для срочной поездки за границу - без них нельзя было проехать через города, расположенные по пути, и тем более остановиться в гостинице.

Когда чума начала распространяться с огромной быстротой, порядок, которого частично смогли добиться мэр и его служба вначале, был сломлен. Королевский двор очень мало уделял этому внимания, распоряжения его были несущественны. Облик города начал сильно меняться: лица людей выражали грусть и печаль, «глубоко встревожены были даже те районы, в которых смертность была намного меньше» [4]. Болезнь вначале свирепствовала на окраинах, которые были густонаселенными и более бедными, а затем охватила и Сити. «Весь Лондон был в слезах, траур никто не носил, но повсюду стоял плач, надрывающий сердце» [4].

Но вскоре смерть стала привычным явлением, «сердца ожесточились, и люди утратили способность сокрушаться потерей близких и друзей, ежечасно ожидая, что и самих их постигнет та же участь» [4]. Полное разочарование и безнадежность наступает, когда былые закономерности перестают работать (прежний образ жизни невозможен, лекарств от болезни нет, государство проявляет беспомощность). Первоочередная задача любой системы в данном случае - адаптироваться к новым условиям, чтобы выжить (эволюционировать) [5]. Когда влияние флуктуаций усиливается, структура начинает вырабатывать механизмы, способные подавлять их и возвращать ее в устойчивое состояние [6]. Другими словами, когда условия изменяются, система приспосабливается к новым ограничениям, которые накладывает среда, - «медленно накапливает количественные и качественные изменения своих параметров и компонентов, в соответствии с которыми в точке бифуркации нужно будет выбрать один из возможных для нее новых путей развития» [6]. Но когда изменений внутри системы и во внешней среде накапливается слишком много, нарастает неустойчивость, способность к адаптации падает, и возникает острое противоречие «между старым и новым» [6]. В этот момент хаос начинает выполнять свою деструктивную функцию - он разрушает упорядоченные структуры, не соответствующие изменившимся внешним условиям. Флуктуации (внешние и внутренние) усиленно размывают эти структуры, и система, находящаяся в хаотическом состоянии, подготавливает фундамент для нового отрезка эволюционного пути. Ввиду того, что хаос входит во все составляющие (в данном случае - государство, город, человек и т.д.), наблюдается рассеивающий процесс диссипации - система как бы находится одновременно во всех возможных состояниях. Траектория ее развития становится непредсказуемой.

В романе показано, как хаос проникает во все сферы жизни. Появляется множество религиозных сект, движений, которые преследуются правительством за дестабилизацию ситуации посредством паники. Пророки, астрологи, ведьмы, маги подогревают страх, наживаясь на распространении всяких прогнозов и предсказаний, предрекающих гибель города и всего живого. Некоторые входят в такой раж, что бегают по улицам в странных одеяниях или полунагишом, выкрикивая что-то несуразное и утверждая, что они посланы в столицу проповедовать. Население ходит за ними толпами, отдавая последние деньги, чтобы узнать ответы на свои вопросы. Воображение несчастных напуганных людей настолько напряжено, что они входят в какое-то помешательство, утверждая, что действительно видят пророческие сны и видения. Казалось, они скорее кого-то растерзают, чем признают свое заблуждение. Распространяются брошюры, наводящие ужас. Против них предпринимаются какие-то меры, но все бесполезно.

Только теперь городские власти начинают всерьез обращать внимание на условия жизни горожан. Приказано запретить представления, закрыть игорные дома, танцевальные залы. Лорд-мер, видя безрассудство людей, направляет врачей и хирургов облегчить страдания заболевших. Труднее всего беднякам. Коллегии врачей велено издать указания, какими дешевыми лекарствами следует пользоваться. Но чума не поддается никаким лекарствам, не щадит никого, в том числе и врачей, рискующих жизнью в служении человечеству. Никто из олдерменов, шерифов, членов Городского совета не покинул город, - все они из последних сил выполняли свои обязанности с полным бесстрашием, находясь в самых опасных местах. Если кто-то заболевал, сразу же ставили новых людей.

Горожан принудительно изолировали, заперев их в собственных домах на 20 дней. Суровость такого заточения доводила до отчаяния. Сбежавшие из него часто были больны и разносили заразу. Тем более что начальная стадия болезни не проявлялась внешне; и подчас люди, не зная, что больны, ходили до самой кончины, подвергая опасности других. Они падали посреди рынков, у магазинов и ларьков. И если поначалу прохожие сразу останавливались при виде их и вызывали службы, то позднее уже никто не обращал на них внимания и обходил стороной.

Отдельные распоряжения издавались по вопросам, как правильно сообщать о болезни, изолировать больных, запирать дома, обеззараживать их и проветривать вещи, хоронить умерших, проводить уборку улиц. Праздные сборища были запрещены, питейные заведения закрыты. В каждый приход были направлены наблюдатели из благонадежных жителей, чтобы они выявляли зараженные дома, помечая дверь красным крестом, а также заботились о том, чтобы умершие немедленно были похоронены. К каждому дому представили двоих дозорных, которые должны были следить, чтобы никто не входил в зараженные дома и не выходил из них. Они же оказывали необходимую помощь их жителям. В приходах работали хирурги для точного определения болезни. Им помогали специально назначенные женщины с хорошей репутацией, которые тщательно осматривали больных и умерших и докладывали о них докторам. Все работники давали клятву, что они честно будут выполнять вверенную им работу. За отказ грозили тюрьмой.

Семьи, которые адекватно отнеслись к требованию по изоляции еще вначале эпидемии, строго соблюдали порядок, сделали запас провизии и укрывались самостоятельно так, что их не видели в продолжение всего бедствия, по окончанию его выходили целыми и невредимыми. Те горожане, которые поддавались панике, стремились вырваться из закрытого дома, ухищрялись обмануть сторожа или подкупить, даже нанести увечье, часто вымирали целыми семьями, улицами. Для этой категории населения хаотическое состояние было разрушительным.

Абсолютная неподготовленность к такому бедствию вносила в жизнь много неразберихи. Ходили разговоры, что уже никто не уцелеет. Вскоре исчезли предсказатели, гадалки, астрологи - одни умерли, другие умолкли. Опасность так была велика, что боялись поднять даже утерянный кем-то кошелек с деньгами на мостовой. Отдали распоряжение уничтожить всех кошек и собак в городе, потому что они перебегали из дома в дом и по улицам разносили заразу. Люди были не способны трансформировать свои установки, привычки, по-прежнему посещая толпами церковь. Никого уже не беспокоило, кто стоит с ними рядом, больной или здоровый человек, они уже смотрели на себя как на покойников.

Городская власть не сделала ни малейшего запаса провизии для общественных нужд, которые в приближении чумы можно было предвидеть. Поговаривали, что городское состояние финансов в это время было на хорошем уровне, но на благотворительность для доведенных до крайности людей деньги не выделялись. Бедняков кормили только взносы добросердечных христиан, благодаря которым множество людей были спасены. Ведь многие умирали не от самой болезни, а от ее следствий - голода, отчаяния и крайней нужды. Мэр и магистрат каждый день добросовестно распределяли эти средства, и этим поддерживали общественное спокойствие, ведь многие лишились работы и заработка, и отчаяние могло подтолкнуть к беспорядкам. Напуганные крестьяне перестали бы возить продукты, и горожан ожидал бы голод. Но лорд-мер, Совет олдерменов озаботились получением денег из разных концов страны, чтобы обеспечить бедняков самым необходимым и не довести до крайности город. Если бы это произошло, то и Лондон, и вся страна была бы повергнута в хаос.

Полнейшее оцепенение и отчаяние наступило у людей из-за страхов, которые повлекли за собой полную деформацию сознания. Народ не знал, куда податься и что предпринять для спасения. Так, мать лишилась рассудка, когда увидела первые признаки чумы у дочери после возвращения из-за границы, и умерла вслед за ней. Дети бежали от умирающих родителей, родители бросали детей. Опасность близкой смерти убивала все чувства любви и заботы о других. Не в силах выносить страшных мучений, одни выбрасывались из окон, другие стрелялись, третьи заглушали адскую боль воем. Автор так и называет это - «смерть со страху». От этого кровь стыла в жилах. Кто-то впадал в идиотизм, кто-то - в тихое помешательство, теряя память, дар речи. Матери в припадке безумия убивали своих детей. После смерти близких настигало полное отупение и глубочайшая печаль. Такие люди умирали не от болезни, а от постигшего несчастья, от утраты смысла жизни. В тяжелейшем положении оказались беременные женщины, не покинувшие город. Некому было принимать роды - многие повивальные бабки умерли, а акушеры уехали из города. В результате часто умирали и дети, и матери. А если мать уже была больна, к ней боялись приблизиться, и она погибала вместе с ребенком. Даже могильщики иногда отступали, не решаясь переступить порог домов, где скошены были целые семьи.

Люди, как одержимые, пичкали себя огромным количеством пилюль и микстур, чтобы не заболеть, и этим отравляли себя, ослабляя организм вместо того, чтобы перед началом чумы укрепить его. Горожане кинулись приобретать амулеты, талисманы и всякую мишуру. Бесполезность этих вещей поняли, когда многих вместе с ними начали увозить в погребальных телегах и сбрасывать в общие могилы, вырытые в каждом приходе.

Доктора говорили, что «болезнь искажает человеческую натуру, портит природу человека» [4]. Некоторые люди, зная о том, что больны и болезнь передается через дыхание, настолько очерствели, что не стеснялись подходить близко к другим и вести разговоры. Они огрубели настолько, что, пользуясь общим бедствием, совершали беспутства и дебоши. Но судебных тяжб никто не затевал, так как почти все адвокаты выехали за город. Несмотря на запреты, некоторые жители собирались компаниями и вели себя вызывающе, отпускали непристойные шутки страдающим и насмехались, добавляя ругательства и богохульства. Казалось, при одной мысли о таких поступках человеческая природа должна была содрогнуться, но этого не происходило. Их пыл умерился только тогда, когда разбушевавшаяся чума начала забирать и их. В таком дурном поведении проявлялось полное отсутствие ответственности перед самим собой и обществом, не совместимое с разумом, нравственностью, благородством и человечностью. Алчность иногда была столь велика, что люди, не боясь заразы, шли на разбои и ограбления, унося одежду с мертвых вместе с постельным бельем.

Но было и много примеров нерушимой любви и чувства долга. «Добропорядочных людей близость смерти примиряет, - пишет Д. Дефо, - близкое ее соседство способно выгнать всю присущую нам желчность и заставляет взглянуть на жизнь иными глазами» [4]. У многих пробудилась совесть, некоторые суровые сердца смягчились, было сделано много покаянных признаний в преступлениях. Посреди улиц люди призывали милосердие Божее, восклицая: «Я был вором!», «Я был прелюбодеем!».

Подобные явления синергетики называют топологическим смешиванием - система расширяется настолько, что ее элементы накладываются друг на друга.

Вся Европа смертельно боялась заразиться, поэтому ни один порт Франции, Голландии, Испании и Италии не принимал английские корабли и не поддерживал никаких связей. Еще больший урон торговле наносили рассказы, в которых преувеличивалось количество жертв и общий масштаб бедствия.

В последнюю неделю сентября чума достигла своей критической точки и стала ослабевать. Выздоровевших стало вдвое больше, чем заболевших. Но как только количество похорон уменьшилось, люди преисполнились неоправданной храбрости и перестали избегать заразы, что было неразумно. Осмелевшие, они обезумели от первого сплеска радости и стали разгуливать по улицам, открывать лавки. Это безрассудное поведение стоило жизни тем, кто пережил самый разгар заразы. Число умерших снова резко увеличилось.

С приближением зимы ярость болезни была позади. Где-то еще случались повторные вспышки, но в целом все стало возвращаться в свое обычное русло. Но иностранцы еще долгое время не пускали свои суда в порты Англии.

Вывод

Эпидемии и пандемии оказываются индикатором состояния общественной системы, развитие которой полностью зависит от поведения его составляющей структуры - системы «человек» [7]. Когда социум превращается в некое хаотическое состояние, случайность, необычность, неизбежность, непредсказуемость, характерные для всех изменений в нелинейной среде, негативно влияют на человека. Хаотическое состояние личности может стать разрушительным в связи с ощущением беззащитности, одиночества [8]. Это возможно предотвратить, если выработать адаптацию механизмов своей системы к среде за счет адекватного информационного обмена. При этом ведущей стороной должно выступать конкретное качество самого организма (человека), а не системно организованный порядок, в котором реализуется поведение этих организмов. Из этого возникает заданность соединения порядка и бытия саморегулируемых организмов-систем. художественный хаотический катастрофа бедствие

Список использованных источников

1. Смирнов, В.О., & Гунькина, И.Ю. Социальные катастрофы как элемент экологического риска (2014).

2. Митина, О.В., & Петренко, В.Ф. Синергетическая модель динамики политического сознания (1999). Синергетика и психология. Тексты. Выпуск 1. Методологические вопросы.

3. Буданов. Синергетика и теория сложности. Часть 1. Принципы, Методология. Образование (2016).

4. Дефо Д. «Дневник чумного года» / перевод с англ. К. Атаровой. М. (2005)

5. Осипов Ю.М. Опыт философии хозяйства: хозяйство как феномен культуры и самоорганизующаяся система (1990).

6. Пляцук, Л.Д., & Черныш, Е.Ю. Синергетика: нелинейные процессы в экологии (2016).

7. Малинецкий Г.Г. Риски, эпидемии и образ будущего. Человек. ^м 31. Выпуск №4 (2020).

8. Ковтунова, Д.В., & Попов, В.В. К вопросу о кризисе общества и применении системно-синергетической методологии (2012).

Размещено на Allbest.ru