Идеология как методология политических технологий

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Национальный аэрокосмический университет «ХАИ»

Идеология как методология политических технологий

Качуров Е.В.,

кандидат философских наук, доцент кафедры философии и социальных наук

Качурова С.В.,

кандидат философских наук, доцент кафедры философии

г. Харьков

Аннотация

Исследуется понятие идеологии в контексте исторической жизни последних двух столетий, когда события достигли невиданного ускорения. Проиллюстрировано феномен, который Гегель называет поединком не на жизнь, а насмерть, в котором сойдутся философия и идеология ХХ века. Рассматривается парадоксальность формулировок крупнейших философов этого периода.

Ключевые слова: идеология, политические технологии, философия

Основная часть

При отвесном (под углами 80-90°) пикировании конструкция самолета и, соответственно, экипаж, испытывают максимальные нагрузки. Здесь летательный аппарат достигает предельной скорости. «Коромысло философия - идеология» настолько раскачало историческую жизнь последних двух столетий, что события достигли невиданного ускорения. Ниже мы проиллюстрируем феномен, который Гегель называет поединком не на жизнь, а насмерть, в котором сойдутся философия и идеология ХХ века. А пока вслушаемся в парадоксальность формулировок крупнейших философов этого периода. Вышедшие в свет за последнее время публикации, помогут нам осознать ту глубину рефлексии, в которую погрузилось их отношение. В 198 параграфе «Черных тетрадей» М. Хайдеггера читаем следующую запись:

«Почему национал-социализм никогда не может быть принципом философии, но всегда только должен помещаться под философию как принцип. Почему, напротив, национал-социализм может занимать хорошо определяемые позиции и тем самым содействовать формированию нового базового отношения к Бытию! Но это лишь при том условии, что он познает сам себя в своих границах - т.е. поймет, что он будет истинен только тогда, когда окажется в состоянии высвободить и подготовить изначальную истину» [20, 214].

Эти слова принадлежат не какому-то заурядному партийному работнику, министру пропаганды или фюреру. Их автор - одновременно(Gleichzeitigkeit) создатель «Бытия и времени», может быть самой чистой от идеологии книги ХХ века. Заметим, опять «одновременность» прокралась во взаимоотношения философии и эпохи со всей своей определенностью, только теперь она обосновалась в одном и том же мыслителе [30].

В двух предложениях, следующих одно за другим, М. Хайдеггер, уходя не в действительность мысли, а в действительность национал-социализма, формулирует два диаметрально противоположных утверждения. 1. Национал - социализм не может стать новым философским (!) принципом; и 2. Наоборот, он может таковым стать. 3. Выдвигает условие, в котором ключевыми являются «познает, поймет».

Ф. Энгельс, ничтоже сумняшеся, во втором разделе «Л.Ф.» [24] сначала формулирует отношение мышления - бытия (основной вопрос философии) через соединительный союз «и», тогда как далее - через подчинительный «к». Второе дает ему возможность «разрезать» философию на материализм и идеализм. То, что за этим скрыто традиционное философское деление познания на теорию и практику, сознание и самосознание, волю и созерцание, им полностью игнорируется. Более того, его даже не волнует то, что по понятию невозможна одна из этих форм без другой. Невозможно представить себе человека «чистого созерцателя», да еще полагающегося на истину чувственной достоверности. Даже животные «не останавливаются перед чувственными вещами как вещами, сущими в себе, а, отчаявшись в этой реальности и с полной уверенностью в их ничтожности, попросту хватают их и пожирают» [5].

Ф. Энгельс не подозревает, что подобной игрой с частями речи, он вносит в умы своих последователей (особенно тех, которые не могли надеяться на получение доходов от хлопкопрядильных фабрик в Манчестере) удвоение, которое противоречиво сказывается на судьбе их отношения к исторической практике. Например, на главный вопрос русской революции «Что делать?», Г. Плеханов отвечает - ничего. Объективный исторический процесс сам развернет необходимые ступени, и дело само собой закончится желаемым триумфом свободы и справедливости. Однако, его оппонент, В. Ленин, заявляет о «недействительности» этой, протекающей вне сознания действительности, а подлинной реальностью объявляет процессы, протекающие в революционном сознании класса, партии и, наконец, революционных индивидов. Невсамделишность бытия перетекает в невсамделишность мышления, и, наоборот.

Но может быть подобным обострением «биполярного расстройства» страдает идеология и близкие к ней социальные науки? Ничего подобного! Видимость рефлективных существований - это подлинный шиболет данной эпохи! Вот сюжет из разговора двух физиков - ядерщиков, во время жесточайших событий 2-й мировой войны: «Кончилось время гордой самоуспокоенности. Скоро мы будем кувыркаться в противоречиях. Началась драма идей» [7] (1965). Любой крупный естествоиспытатель ХХ века мыслит настолько широко, что, сколько бы он не открещивался от политики и идеологии, они прокрадываются в самые затаенные уголки его души и изнутри определяют его мысли. Так главным лейтмотивом эссе А. Эйнштейна «Почему социализм?» является обоснование тезиса о том, что частные науки дают ответ на вопрос «Как?», но не дают ответа на вопрос «Зачем?». Его мысли движутся в том же направлении, что и у Ф. Достоевского. «Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы» [8]. Разум сбросил с трибуны народной жизни идол религии. Философию же, не желающую занять опустевшее место, насильно там разместили, предварительно затушевав «неудобные» с точки зрения идеологии черты (и «косую неровную сажень - распрямили» [2]).

Непонимание происходящего каких-то полвека тому назад настолько велико, что с «философской ясностью» утверждают: «Хайдеггер равно Гитлер» [6]. С такой же «основательностью» (или, скорее, с полным отсутствием таковой) можно знак равенства поставить между Платоном и Дионисием, Кантом и Робеспьером и т.д. И ставят! [15]. То, что в этом случае уместней всего вычерк (равно) формально мыслящий рассудок предположить не в силах.

Вспоминают о троекратном посещении Платоном Сиракузского тирана (около 385 г. до н.э.). Цитируют прошения Гегеля об отставке из Гейдельберга, адресованного Баденскому правительству «перейти от такого ненадежного занятия, как преподаватель философии в университете, к другого рода деятельности», где «надеется принести пользу на новом поприще»? [15]. В последнем случае глубокомысленно добавляют, что здесь Гегель явно указывает так же на политическую деятельность, о которой мечтает. Напоминают о том, как в 1933 М. Хайдеггер, новоявленный ректор Фрайбургского университета, обладатель партийного билета за номером 312589, обязывает сотрудников после четвертой строфы гимна выбрасывать правую руку в нацистском приветствии. Сводят эти три случая к одному основанию и заключают назидательно, что все эти попытки обычно заканчиваются «полным крушением иллюзий философов относительно возможности практически повлиять на реальный ход событий в не лучшим образом устроенном государстве» [21].

«Объяснение» этих «фактов» из жизни философов достойно сказок Шахерезады. Подразумевается, что идеал должен быть реализован. Подразумевается, что как будто идея, уже тогда нашедшая свое воплощение в отдельных главах «Государства», «Философии права» или «Бытия и времени» сама по себе еще нуждается подобно техническому проекту в материальном осуществлении. Не понимают, что подобные «идеи» суть не идеи вовсе, а - идеалы. Данное затмение мысли покоится на основополагающей аксиоме: подразумевается, что сознание и предмет, духовное и природное, наконец, мышление и бытие в корне разные.

По внешней аналогии заключают об «извечной тяге» философии к политике. Проложил фарватер подобных «нравоучений» К. Поппер, указав на сходство тоталитарных режимов и классиков философии. И точно так же как когда-то в Берлине кое-кто из слушателей лекций Гегеля сделал для себя практические выводы, сто лет спустя, слушатели философа «открытого общества» Лондонской школы экономики и политических наук не преминули с подобной процедурой (Дж. Сорос). Так, в той же перспективе переустройства действительности, наряду с высказываниями о превосходстве арийской расы или классовой борьбы пролетариата, разместилось откровение Джорджа Буша младшего: «Наша нация избрана богом и уполномочена историей для того, чтобы быть для мира моделью справедливости» [13]. Его идеологическая насыщенность ровно такая же, что и в словах А. Гитлера: «Я никогда не признаю, что другие нации имеют такие же права, как и немцы» [27].

Круг замкнулся. У самого Творца от таких заявлений голова пошла бы кругом. Одни кричат: «Боже храни Америку, другие - Германию, третьи - СССР!». Все три идеологии примерили на себя роль того самого всеобщего сознания, которое, по мнению В. Коротких, было «ошибочно» самим Гегелем ограничено частичкой «только» [29]. Здесь идеологи либерализма, нацизма и коммунизма действуют в абсолютной зависимости от гегелевского проекта «логики переходов». Здесь они послушны ему, и контролируются его философией.

Однако внутри их идут процессы, которые объяснимы только с точки зрения логики рефлексии. Идеологии ХХ века рефлектируют в классические модели исторических форм философии и требуют от современников обратной рефлексии именно в свою, особую, а значит, отличную от других, форму идеологию: или «крови и почвы», или «свободы перемещения капитала, товаров и рабочей силы», или «равенства распределения благ по труду». Уход философии в эту «особенную» форму идеологии мгновенно преобразовывал ее всеобщую в точно такую же особенную, то есть - историческую форму. Каково же было разочарование у «изобретателей» идей философии жизни, экзистенциализма, материализма, неопозитивизма и т.д., когда на поверку выходило, что эти «идеи» позаимствованы из музея под названием «история философии от Парменида до Гегеля».

Настоящей катастрофой для философии оказался со стороны идеологии отказ от ее феноменологических услуг. Логически этот отказ вполне оправдан, ведь «ступень» всеобщего сознания занял антипод философии - определенная форма идеология. Что же последняя потребовала от нее? Вернемся к размышлениям А. Эйнштейна. С наивностью великого естествоиспытателя он проговаривает ответ на этот вопрос так: «социализм обращен к социальноэтической цели. Наука же не способна создавать цели. Еще менее - воспитывать их в человеке. В лучшем случае, наука может предоставить средства к достижению» [23]. Значит, ответ на вопрос «Зачем?» переместился в сферу идеологий. Что же остается частно-научному познанию и, сопровождающей его философии? Естественно - ответ на вопрос «как»?

Философии, родоначальнице естественных и гуманитарных наук, древнейшей сопернице искусства и религии, была предуготовлена роль заштатного политтехнолога! Это было слишком! Да, действительно, Платон интересуется положением дел в конкретном, эмпирическом, первом по могуществу городе западной Греции, государстве Сиракузы, а Гегель - Германией, под покровительством набирающей силу Прусской монархии. Но подчеркнутая аффектация тезиса, что «все действительное разумно, а все разумное действительно», вовсе не говорит об «отражающей или отображающей» роли истории классических форм философии. Для Платона или Гегеля было бы безумием создавать «мыслительное изображение в понятиях» соответствующей эпохи, для того, чтобы ее изменить. Точно таким же «не в себе» был бы портретист, создающий произведение, для того чтобы поглядывая на него, портретируемый старался бы усовершенствовать свой облик. В крайнем случае, он создал бы никуда не годную ремесленную подделку. Много существует форм реальности, с чем имеет дело философ в качестве реального индивида, вступая в отношение с семьей и учениками, совершая религиозные обряды или участвуя в войне. Но следует ли, исходя из этого, утверждать, что во всех этих случаях он желает «воплощение своей философской идеи»?

Случай с так называемым «делом Хайдеггера» - нечто совершенно иное. Здесь мы имеем дело с собственным созданием философии - идеологией. Не политические, а герменевтические проблемы вызвали к жизни этот феномен. Образование политических партий, мировые войны, распад империй, революции и образование новых государств - все это его эпифеномены. Исследование «панорамного» (когда наблюдающий извне созерцает происходящее) отношения мышления и бытия, сменилось таким же самым отношением, только в формате: «Я и Ты». По этой причине нами столько внимания было уделено в другом месте анализу соответствующего фрагмента из предисловия Гегеля к «Феноменологии» [29].

По всем законам феноменологического «жанра» отношения двух самосознаний их «распад» на два неравных самосознания, был абсолютно необходим. Гегель прав, подчеркивая значение того самосознания, которое должно было отыграть роль зависимого, несамостоятельного, рабского самосознания. Именно ему, испытывающему раскол в самом себе, вызванный, как пишет Гегель, «страхом» за господское самосознание, придется в труде, а вернее, в бескорыстном труде (здесь автора Феноменологии неточен) найти свое освобождение. В политических, экономических и военных битвах ХХ века три глобальных идеологии легко заняли место господствующего самосознания. Философии была же отведена унизительная роль слуги, полностью лишенного свободы и самостоятельности. Она стала рабом идеологии. В этой связи удачным кажется словосочетание, предложенное С. Жижиком: «Возвышенный объект идеологии» [9]. Есть возвышенное (во всех смыслах суверена) самосознание - это идеология, и есть униженное (во всех смыслах крепостной зависимости) самосознание - это философия данного периода.

В ноябре 1953 года в Мюнхенском высшем техническом училище Хайдеггер, читает доклад «Вопрос о технике». Здесь он резко противопоставляет «органическое» создание человеческих рук «техническому». Гештальт мельницы, земельного участка или деревянного моста через Рейн он полагает как альтернативу гештальту гидроэлектростанции, которая «не встроена в реку так, как встроен старый деревянный мост, веками связывающий один берег с другим. Скорее река встроена в гидроэлектростанцию» [19]. По существу здесь разворачивается спор, что есть «изображение» [см. 41], то есть то, что есть подлинное «для себя»: философия или идеология?

А. Глухов пишет, что: «Порой его (Хайдеггера) действительно осеняли невероятные герменевтические прозрения». Тем не менее «в итоге Гитлер все-таки «обманул» ожидания Хайдеггера, сделав ставку на техническое освоение реальности [6]. Увы, здесь содержатся сразу две неточности. Во-первых, никто никого не обманывал. Техническое отношение к миру коренится в самой сути идеологии - исходить не из единства мышления и бытия, а их противоположности. Именно поэтому Г. Плеханов, переводя «Л.Ф.» Ф. Энгельса, сразу же избавляет текст от соединительного союза «и» и заменяет его на подчинительный «к». Во-вторых, «герменевтические прозрения» не эпизод, а постоянный лейтмотив позиции Хайдеггера. Здесь он противник режима. И кто больше навредил Гитлеру: сталинская артиллерия, союзная авиация или вот эти «герменевтические прозрения» Хайдеггера? - вопрос, для своего ответа требующий учета деятельности всех участников этого исторического события.

В этот же период времени выходит в свет «Истина и метод» Г-Х. Гадамера (1960). В самом центре своего труда, в параграфе под названием «Герменевтическая актуальность Аристотеля», он подробно исследует исконное понимание «техне». Из более чем шестисот страниц трактата лишь раз звучит понятие «идеология» (с. 446). Тем не менее, не оставляет никакого сомнения, что острие его герменевтики направлено в самое сердце идеологии как методологии политических технологий.

Гадамер и Хайдеггер мысленно обитали в рамках одной из трех идеологий, той, что проиграла свою внешнюю форму существования во Второй мировой войне. Причем один находился ближе, другой дальше от ее эпицентра. Весьма примечательно, что в это же время аналогичные процессы, которые можно было бы назвать «высвобождением» философии, происходили в другой мировой идеологии.

В марте 1954 г. два преподавателя философского факультета МГУ, Э. Ильенков и В. Коровиков выносят на обсуждение тезисы, которые иногда называют «третьим рождением философии в России» [10, 151]. В философских тетрадях этого же года Э. Ильенков формулирует положения, которые читаются в русле русской пословицы «начал за здравие, кончил за упокой». И здравица, и заупокойная лития касаются идеологии.

Вот положение «за здравие»: «И заслуга М[аркса] и Э[нгельса], /совершивших/ революционный] переворот в философии, в том и состоит, что они раз и навсегда отвергли «философский», умозрительный], спекулятивный способ решения каких либо вопросов. Это и есть конец старой философии» [10, 272]. Стоит ли упоминать о том, что со времен 11 тезиса Маркса только ленивый не упрекал философию за «бесполезную» способность всему придавать форму мысли. Спустя многие годы, возражая этому популярному утверждению, в связи с «делом Хайдеггера» В. Бибихин приведет слова Плотина: «Люди, когда у них перестает хватать силы для мысли, начинают заниматься тенью мысли - практикой» [1].

А вот положение, на которое не могла в то время не отреагировать господствующая форма идеологии. «Речь тут идет о том, что законы мышления ТОЖДЕСТВЕННЫ законам природы по самому своему существу, по природе самого мышления, по природе самого мыслящего, теоретического познания» [10, 218]. Э. Ильенков преднамеренно выделяет слово «тождество», исправляя перевод Плехановым формулировки основного вопроса философии в первом абзаце второй главы «Л.Ф.».

Принцип идеологии, а, значит, всякой технологии НЕТОЖДЕСТВО мышления и бытия. Именно поэтому все три формы идеологий, развернувшиеся в ХХ веке, суть настоящее собственное инобытие философии. Предложение изменить техническое отношение к миру на «органическое», для Хайдеггера закончились «прохладным» отношением к нему нацистской власти, Ильенкова отстранили от преподавания, а Коровикова просто уволили. Этот факт свидетельствует о том, что в исторической атмосфере ХХ века назрела потребность высвобождения философии от идеологии. Тогда первостепенным стал вопрос: «Возвращение философии в какую форму: особенную - историческую, или всеобщую - логическую?». На него «реформаторы» если и давали, то весьма неопределенные ответы.

Выше, на основании анализа фрагментов из личных дневников двух философов ХХ века, был зафиксирован отход философии от технологии их «родных» идеологий. Какова была истинная причина этой рефлексии двух самосознаний: философского и идеологического? Прототипом данной рефлексии является гештальт в Феноменологии, который Гегель определил как «поединок за признание». При этом еще раз заметим, что из этого поединка победителем выходит идеология. Этот факт очень точно определяет Ханна Аренд. «Тотальные притязания идеологий, - говорит она, - обещают объяснить весь ход исторических событий, включая полное объяснение прошлого, полное понимание настоящего, надежное предсказание будущего» [28, 594].

Гегель объясняет распад отношения двух равных самосознаний на два неравных, раба и господина, просто: одно из них испугалось за свою жизнь. Этого требует от него поспешность логики перехода. Здесь же, в отношении философии и идеологии, именно внутренняя необходимость заставляет философию (именно она инициатор всех изменений в этой сфере) вручить идеологии свою собственную всеобщую сущность.

Идеология - это иное философии. Это так. Ведь исходная позиция идеологии - противоположность мышления и бытие, суть, действительно, полная противоположность исходной позиции философии - тождеству. Но второй момент отношения философии к идеологии это - «свое» иное. Здесь, хочешь не хочешь, а придется самой философии наделить идеологию функцией тотального объяснения «всего хода исторических событий» (Х. Аренд). А раз двух «тотальных объяснений» не бывает, то философия сама бросает себя на ступень зависимого, рабского самосознания. В этом пункте она столкнулась с дилеммой: либо согласиться с ролью присутствующего на званом вечере лица, с неопределенностью своего собственного присутствия, когда «все гости совершали обряд приветствования никому не известной, никому не интересной и не нужной тетушки» [18], либо пойти на службу к идеологии в роли обыкновенной политической технологии. Никто М. Хайдеггера и Э. Ильенкова в партию силком не тянул. Они сами надели на свою философию ярмо идеологий соответственно один - национал-социализма, другой - коммунизма. Но следует признать за ними одну исключительную заслугу. В отличие от многих других товарищей по партии, они самим инициировали дальнейшее движение, этапы которого за сто лет до этого расписал Гегель в своей Феноменологии.

Вступив в поединок с идеологией, философия, борясь за признание, сознательно проиграла его и сама активно выступила за «смену курса», равное отношение заменила на неравное. Суть этого неравенства такова, что философия сама признала за идеологией право существовать без нее, свободно и самостоятельно, тогда как за собой определила форму существования, в которой она свою свободу и истину разместила вне себя, в идеологии.

Эту ситуацию Гегель в Феноменологии объясняет с помощью категорий «господство», «страх» (die Angst) и «образование». Категорию die Angst использует М. Хайдеггер На наш взгляд здесь лучше применить категорию «ужас», истоки которой конечно следует искать в философии С. Кьеркегарда и Ф. Ницше. «Ужас в корне отличен от боязни. Ужасом приоткрывается Ничто. В ужасе «земля уходит из-под ног»» [21,33]. Абсолютный страх пронизывает все существо философии этой эпохи от начала до конца, и, самое интересное, не за себя, а за «свое иное» - за идеологию. Вот почему мы находим самых значительных философов ХХ века «сочувствующими» одной их трех идеологий, а, порой, и с партийными билетами в кармане. Ужас в корне отличен от боязни.

На этой ступени идеология полностью отказывает философии даже не просто в признании, а в любой форме отношении. Философия здесь просто не нужна. Она проиграла поединок. Идеология может спокойно заняться своим делом: а) уничтожением соперниц, б) преобразованием мира и, самое главное, здесь Х. Аренд права, в) «переделкой самой человеческой природы» [28, 594].

Но противоречие не просто сохраняется, а только набирает силу. Вопреки желанию идеологии разорвать все отношения с философией, последняя не может никак «отлипнуть» от нее. И это понятно, ведь идеология есть ее собственная «душа», вынесенная вовне. Эта «беда» существует только для философии. Идеологию она не касается. Здесь философия сама передала идеологии тот самый «пьедестал гордости», о котором говорил Л. Толстой.

Собственно идеологию ждет другая проблема, которая, кстати, очень хорошо известна философии. Это проблема «дурной» бесконечности. Дело в том, что точно так же как вожделеющее самосознание, к позиции которого вынуждено вернуться самосознание господина (став простым вожделением), сталкивается с фундаментальным противоречием логики рефлексии, так и идеология обнаруживает его в собственном опыте. Суть его том самом движении «от ничего, через ничто, к ничему», когда-то так поразившему В. Ленина.

Чем сильнее, пытаясь утвердить себя, самосознание поглощает предмет, то есть подвергает его отрицанию, тем сильнее оно подвергает отрицанию себя. Это заставляет самосознание противоречить себе самому, одной «рукой» уничтожать предмет вожделения, то есть вести себя как самосознания, другой же - иметь дело с его (предмета) самостоятельностью. В этом втором моменте самосознание вынуждено вести себя как сознание, то есть как форма, полностью противоположная сознанию. В нашем случае это отражается как революционная деятельность и позиция пассивного созерцателя, как практика и теория. Более того, это довольно «странная» созерцающая теория. Ведь

оставаясь в своей глубине самосознанием, она «имеет дело с самостоятельностью предмета». Она вынуждена активно поддерживать эту самостоятельность. Здесь раскрывается великий смысл понятия «имитация», привлекавшего в свое время внимание еще Платона.

Что предлагает раб господину в Феноменологии? - Услуги по преобразованию вещи для удовлетворения вожделений господина. По Гегелю это так. В действительности его толкование их отношения в этом месте не точно. Он говорит: «Господин относится к рабу через посредство самостоятельного бытия, ибо оно-то и держит раба (Der Herr bezieht sich auf den Knecht mittelbar durch das selbststandige Sein) [5, 145].В моменте «для нас», происходящее соответствует действительности. Это «для нас» одно и то же самосознание разделилось на два сначала равных, а затем неравных самосознания. Поэтому самим Гегелем выделенное отношение есть скрытое отношение подчинения господского самосознания рабскому. Но это, повторим, для нас. Если же вернуться к фрагменту о том, что мы должны признать право индивида на абсолютную самостоятельность (auf seine absolute Selbststandigkeit»), то это право тем более распространяется на возвышенное самосознание идеологии (С. Жижек).

Идеология может принять услуги философии (зависимого самосознания), а может отказаться. Гегель спешит рассмотреть первый вариант. Однако этот эпизод аналогичен с описанным выше В. Коротких казусом с частицей «только». С точки зрения логики перехода, автор феноменологии (для читателя) удерживает единство двух самосознаний, и поэтому использование им словосочетания «распад самосознания на два» правомерно. Но с точки зрения рефлексии, логики, признающей «абсолютную самостоятельность» предмета, самостоятельное самосознание различает «служение» (das Dienen) и «прислуживание» (die Bedienung). Как не вспомнить здесь грибоедовское «служить бы рад, прислуживаться тошно». Первое господин принимает, а второе обязательно отвергает. Почему?

Дело в том, что, с этой точки зрения, прими господин услуги раба по обработке вещей для его (господина) удовлетворения вожделений, то он в тот же миг станет зависим от раба, то есть сам станет рабом. Поэтому гегелевское утверждение, что «труд, будучи заторможенным вожделением, имеющим дело с самостоятельностью предмета» освобождает, и далее - образует раба» является поспешным. Не всякий труд втягивает рабское самосознание в процесс образования. Господин, полностью отвергая прислуживания раба и с необходимостью возвращаясь обратно на ступень вожделения, опять сталкивается с дурной бесконечностью опыта отрицания предмета и как следствие - самого себя.

В ХХ веке эти феноменологические выкладки приобретают вполне материальные формы. С одной стороны - расовая «селекция, которая никогда не должна останавливаться» [27, 511], с другой - перманентная революция. «Фактически Гитлер и Сталин обещали стабильность единственно для того, чтобы скрыть общее для них намерение создать государство перманентной нестабильности» [28, 511]. Это и есть та самая дурная бесконечность, с которой столкнулись две крупнейшие идеологии в своем опыте «преобразования человеческой природы». Третья, либерализм, ощутило всю горечь подобного опыта чуть позже, в начале XXI века, когда вместо реализации идеалов демократии и свободы в качестве результата она вынуждена была наблюдать чудесное воскресение их противоположности - тоталитарных режимов.

Вот здесь-то и следует предложение со стороны зависимого самосознания разрешить это противоречие. Оно берет на себя труд сознания, чем предоставляет возможность господину реализовать себя в чистом вожделении. Этим и было вызвано предложение Э. Ильенкова и В. Коровикова в 1954 г. «ограничить» предмет философии сферой мышления, освободив тем самым марксистскую философию от диалектического и исторического материализма (имеющих чисто прикладной, технический, прислуживающий характер). Невольно они стали восстанавливать позицию «созерцательности», которую только что определили в качестве основной чертой «старой» философии.

Но так как делающее это предложение сознание остается все равно самосознанием (то есть оно не может не переделывать предмет), оно вынуждено, как было сказано выше, «имитировать» в искусственности естественность, в субъективном объективное, в предметном самого себя, в природном духовное. Реконструируя последовательность ступеней феноменологического движения, Гегель в «Малой» Феноменологии выводит гештальт «всеобщего самосознания» [4, 247]. Гадамер, продумывая конкретные формы этого гештальта, приходит к выводу, что тот находит свое воплощение в игре, как предтечи искусства и религии.

Нас же здесь интересует диалектика взаимоотношения философского и идеологического самосознаний. Искусство и религия для идеологии не представляют никакого интереса. Для нее они - просто иное. В то же время идеология категорически отвергает предложения помощи со стороны философии в любом виде прислуживания, то есть она, что совершенно справедливо, не хочет просто поменяться с ней местами. А вот на предложение служения она с удовольствием соглашается. Здесь ее свобода ничем не затрагивается. Имитация в искусственном естественного, умение видеть в разумном действительное, а в действительном разумное, помогает идеологии снять, могущее стать вечным, противоречие между собственным сознанием и самосознанием. И эта помощь необременительна.

Философия может исполнить данное пожелание идеологии только одним способом - только тогда, когда она добивается в своих произведениях полного тождества упомянутых выше противоположностей, суть которых сводится к тождеству мышления и бытия. Речь идет о том, чтобы философия была не отражением, не отображением, а изображением своего иного - идеологии. Это - особый труд, и, действительно, только подобная деятельность образует. Но всякая осознанная деятельность подразумевает существование образца. Это тем более касается такого труда, продуктом творчества которого является абсолютное единство знания и воли, сознания и самосознания, духовного и природного, мышления и бытия. Этим обусловлен тот факт, что философы ХХ века стали тщательно исследовать творения произведений из истории философии. На пике этого движения находилась философия М. Хайдеггера.

Проблема, на которую наткнулась эта попытка «угодить» своей идеологии, была в точности та же, что и проблема, которую мы исследовали в самом начале - создание не изображения эпохи, а изображения изображений. В случае же простого возвращения к какой-то исторической форме философствования, основной лейтмотив лекций по истории философии Е. Линькова, повторение уже пройденного движения неизбежно. И здесь уже философию, а не идеологию, ожидает дурная бесконечность перехода в идеологию и обратно. В этом моменте философия Линьков оппонирует философии Хайдеггера.

В самом начале данного исследования было показано, как Гегель, столкнувшись с проблемой постижения «понятийной необходимости» многообразия исторических форм философствования, создания «изображения изображений», вынужден был противопоставить им логическую форму философии. И пусть она была выполнена только в формате логики перехода, но ее онтологическая валентность стала историческим фактом, повлиявшим на всю последующую историю. Теперь же философия, отыграв свою роль в виде «служанки» идеологии, столкнулась с проблемой: к какому именно источнику своего знания она должна вернуться? К историческому или логическому?

Событием всемирно-исторического значения Е. Линьков называет разработку Гегелем логической формы философии [11, 9]. Двигаясь в фарватере тезисов Э. Ильенкова и М. Хайдеггера, он обоснованно требует освобождения философии от функции политической технологии.

Но совершенно новым, знаменующим собой полное возвращение философии к своим истокам, является требование Е. Линькова отнестись с «необходимостью понятия» к самому феномену идеологии. Идеология, говорит он в докладе: «Что такое идеология?»: «не выдумка, не заблуждение индивидов, или отдельного общества. Идеология является исторически необходимой формой развития; через идеологическую форму нужно пройти. Было бы падением в новую форму идеологии рассматривать ее как случайную. Это было бы идеологическое отношение к идеологии, а не научный взгляд на нее» [12]. При этом, основанием для этого действительно «научного взгляда» на идеологию, говорит Е. Линьков, может быть только логическая форма философии, первый проект которой был создан Гегелем.

Заключение. По ходу своего исторического развития философия, раскрывая всеобщие законы бытия, на ступени немецкой философии, обратилась к исследованию мышления (Кант, Фихте). Здесь она обнаружила их полной совпадение (Шеллинг, Гегель). Это тот самый факт, который упоминает Э. Ильенков. Всеобщие законы единства мышления и бытия - предмет раскрытия в гегелевской «Логике». В трех ее частях были сформулированы три закона: 1. Определение себя через себя; 2. Определение себя через свое иное;

3. Развитие в ином своей собственной определенности.

На первом этапе философия достигла своей цели. Гегель придал ей логическую форму. Здесь она столкнулась с нравственной обязанностью продемонстрировать верность закону «определения через свое иное». Исторически она привыкла, занимаясь всеобщим, гордо возвышался над окружающим миром. Теперь же она, создав эту свою противоположность в лице идеологии, вынуждена была все время из особенной формы идеологии рефлектировать в точно такую же особенную (историческую) форму. Но зависимость от идеологии оказалась творчески плодотворна. Так, по мере развития второго этапа, переживая ужас за свое иное (идеологию), за страдания идеологии от опыта дурной бесконечности, философия стимулировала процесс возвращения к своим истокам. Он же стал процессом ее освобождения от идеологии.

Для первого этапа философии понадобилось две с половиной тысячи лет, для второго - менее двух сот. За категорическим требованием возвращению философии всеобщей, логической формы, высказанное Е. Линьковым, стояло событие, выходящее далеко за рамки толкования гегелевской или какой-то другой философии. Должно было пройти каких-то тридцать лет, чтобы тезису Э. Ильенкова о «конце умозрительной философии» был противопоставлен тезис Е. Линькова: «философия начинается с познания всеобщего единства, которое нигде и не существует как единство бытия и мышления, кроме как в разумном способе познания. Значит, предметом философии является всеобщее, но не такое всеобщее, которое существует вне сознания, вне мышления, чтобы мышление было о нём, нет, сам предмет есть всеобщее и есть мышление» [11].

Это - иллюстрация скорости, которую приобрела философия, выходя из своего «пикирования» в идеологию. Вернуть философии всеобщность - значит освободить ее из отношения ко всякой идеологии. Познание необходимости развития идеологии, как в самой себе, так и в ее отношении к философии - это путь, став на который последняя возвращает себе всемирно-историческое значение. Сбылось предсказание А. Кожева из далекого 1929 года, «что в итоге Россия - в качестве результата философской политики большевиков - создаст такую форму философской мысли, которая превзойдет и самого Гегеля» [17]. Е. Линьков развивает по видимости тезис Энгельса о том, что после Гегеля за философией остается только сфера чистого мышления: формальная логика, диалектика и теория познания. Но переигрывая марксистко-ленинскую идеологию, он придает ему совершенно иной смысл. И у Энгельса и у Линькова речь идет о взаимоотношениях философии и идеологии. Только здесь частица «только», как и во фрагменте из гегелевской Феноменологии выступает в двух противоположных значениях. У Энгельса - в ограничительном, этим высвобождается место для всеобщего значения марксисткой «теории». У Линькова же она используется в исключительном смысле. Здесь тезис, что философия как наука наук закончилась, и что предмет положительных наук теперь находится вне сферы ее компетенции, подчеркнуто высвобождает ее от прислуживающей, технической функции по обеспечению жизнедеятельности современных идеологий. Здесь ленинградский философ полагает им абсолютный предел. Это - событие всемирно-исторического значения.

Таким образом, следует констатировать не один, а два «поворота» в истории мировой философии. Один, связанный с «переходом» логической философии в идеологическую (Гегель), другой - с возвратом к самой себе. Философия освобождается от любой формы идеологии, и, одновременно, преодолевает свои устаревшие полномочий «науки наук» (Линьков) [11,9].

Список использованных источников

гегель философ идеология политический

1. Бибихин В. Вместо предисловия / Хайдеггер Мартин Что такое метафизика? https://library.khpg.org/files/docs/1459156090.pdf

2. Высотский В. «Памятник». https://www.culture.ru/poems/19151/pamyatnik

3. Гайм, Р. Гегель и его время / Р. Гайм. - СПб., 2006/ цит. по Румянцева Т.Г, Чему не учат «уроки Сиракуз», или Нужно ли философу управлять государством? (Платон, Гегель, Хайдеггер). https://elib.bsu.by/bitstream/123456789/14441/1/36-40pdf.pdf Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 3. М., 1977. - С. 247.

4. Гегель Феноменология духа. http://psylib.org.ua/books/gegel02/txt06.htm

5. Глухов А. Философская ясность: Хайдеггер равно Гитлер. https://publications.hse.ru/pubs/share/direct/226991716.pdf

6. Довлатян Ф. «Здравствуй, это я». 1965. https://www.youtube.com/watch? v=BhR2kHYQNfY

7. Достоевский Ф. Братья Карамазовы https://books.google.com.ua/books? id=SsrzDwAAQBAJ&pg=PT270&lpg

8. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. http://yanko.lib.ru/books/philosoph/jijek - vozv_o_ideologii-8 l.pdf

9. Ильенков Э., Коровиков В. Страсти по тезисам о предмете философии (1954-1955) / М., 2016. - С. 272.

10. Линьков Е.С. Становление логической философии. 1997. - С. 9.

11. Линьков Е.С. Философия и идеология Доклад, прочитанный в ЛГУ 1 сентября 1987 года. https://umozrenie.com/? p=1546

12. Нью Йорк таймс 03.09.2000

13. Раскин. И. Страсти по предмету/ Ильенков Э., Коровиков В. Страсти по тезисам о предмете философии (1954-1955). Москва: Издательство «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2016. 272 с. - С. 151.

14. Румянцева Т.Г. Чему не учат «уроки Сиракуз», или Нужно ли философу управлять государством? (Платон, Гегель, Хайдеггер) https://elib.bsu.by/bitstream/123456789/14441/1/36-40pdf.pdfhttps://elib.bsu.by/bitstream/123456789/14441/1/36-40pdf.pdf

15. Сумин.О. Гегель как судьба России. - М.: Глагол, 2005. - С. 368.

16. Толстой Л. Война и мир. https://ilibrary.ru/text/11/p. 2/index.html

17. Хайдеггер М. Вопрос о технике. https://gtmarket.ru/library/articles/5565

18. Хайдеггер М. Размышления II-VI (Черные тетради 1931-1938). М.: Издательство Института Гайдара, 2016. - С. 214.

19. Хайдеггер М. Что такое метафизика? / Пер. с нем. В.В. Бибихина. - 2-е изд. - М., 2013. - С. 288. сhttps://library.khpg.org/files/docs/1459156090.pdf

20. Хайдеггер Мартин - Карл Ясперс. Переписка, 1920-196., 2001.

21. Эйнштейн А. «Почему социализм?» https://libking.ru/books/sci-/science/1080830 - albert-ejnshtejn-pochemu-socializm.html

22. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Feuerbach/lfeuerbach.html

23. Hegel Phanomenologie des Geistes Stuttgart 1987. S, 140

24. Himmler Н. Die Schutzstaffel / /Gгuпdlаgеп, Aufbau und Wiгtsсhаftsогdпuпg des nationalsozialistischen Staates. NQ 7Ь)./ цит. по Х. Аренд Истоки тоталитаризма - С. 511. https://umozrenie.com/? p=1546

25. Nazi Primer. Р./ цит. по Х. Аренд Истоки тоталитаризмf https://books.google.com.ua/books? id=zklyDwAAQBAJ&pg=PT94&lpg=PT94dq

26. Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996. - С. 672.

27. Качуров Е.В., Качурова С.В. Казус Гегель.

28. Вычерки. https://www.interconf.top/archive.html.

29. Качуров Е.В., Качурова С.В. Казус Гегель.

30. Поворот https://www.interconf.top/archive.html

Размещено на Allbest.ru