Прогрессивна ли философия?

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Прогрессивна ли философия?

Аннотация

Ключевые слова: наука, философия, внешний мир, принцип полезности, прогресс, истинная вера.

Annotation

Some say that one of the main differences between science and philosophy is that science progresses, while philosophers go around endlessly discussing the same issues, but this is not the case.

Key words: science, philosophy, outside world, principle of utility, progress, true faith.

Джордж Сартон, основоположник сравнительно новой области истории науки, говорит за многих, называя науку единственной дисциплиной, которая “очевидно и несомненно совокупна и прогрессивна”. Когда-то люди думали, что страшные, неожиданные явления, такие как гром и молния, должны быть вызваны гневом богов. Но с греческой цивилизацией появились зачатки настоящей науки: Евклидова геометрия, Пифагорейская гармоника, Аристотелевская биология, Архимедова статика и т. д. Почти два тысячелетия отделяли этот золотой век от следующего; но со времен научной революции прогресс лился почти безостановочно. Ньютон объединил небо и землю с помощью гравитации; Бенджамин Франклин объединил их с помощью электричества (укрощая гнев богов взмахом своего громоотвода). Дарвин связал все жизненные системы нитью естественного отбора. Эйнштейн открыл e = mc². Сейчас физики по горячим следам ищут Теорию всего, уравнение для всей вселенной, такое же простое, как у Эйнштейна.

Философия находится где-то между искусством и наукой. С одной стороны, она предлагает своеобразные мировоззрения, которые могут быть слишком разрозненными для сравнения: например, Юм и Гуссерль или Спиноза и Сартр. Поэтому неудивительно, что вопрос “прогрессивна ли философия?” почти никогда не ставится. С другой стороны, философия, как и наука, - это поиск истины, и она также требует, чтобы мы сверяли наши теории с тем, что мы наблюдаем во внешнем или внутреннем мире (чувственные данные, боль и т.д.).

Некоторые философы, такие как Гегель и Герберт Спенсер, считают, что все прогрессивно. Но даже если отбросить пессимистов и постмодернистов, которые вообще не желают поддерживать идею прогресса, очень немногие думают, что история философии демонстрирует общий прогрессивный размах - улучшается если не день ото дня, то, по крайней мере, столетие за столетием. Представление о том, что философия Витгенштейна превосходит философию Платона, кажется совершенно глупым.

Однако если мы спрашиваем, является ли философия когда-либо прогрессивной, я думаю, что ответ однозначно да; иногда она даже совокупно прогрессивна, как сказал Сартон о науке. И я думаю, что мы могли бы увидеть больший прогресс, чем сейчас, если бы философы больше думали о том, действительно ли то, что они пишут, продвигает философию вперед или просто добавляет к накопившемуся словоблудию.

“Действительно ли то, что я делаю, стоит усилий? Да, но только если на нее светит свет свыше... И, если света свыше не хватает, я в любом случае не могу быть более чем умным”. Витгенштейн, Культура и Ценность

Безусловно, наука имеет свою долю ложных ходов и тупиковых дорог; на самом деле, по словам философа биологии Дэвида Халла, большинство научных исследований “терпят неудачу или никуда не ведут”. И наука так же уязвима, как и любая другая дисциплина, к влияниям, враждебным стремлению к истине. В течение многих лет советская биология была ограничена государством понятием Лысенко о наследовании приобретенных признаков. Более тонкие, но в некотором смысле не менее опасные "Главные влиятельные лица" в данной области, как называет их Майкл Поланьи, имеют обыкновение диктовать, какие темы и какие позиции по этим темам "интересны" в любой момент времени, а какие означают мгновенную смерть карьеры. На протяжении большей части двадцатого века позитивистам удавалось маргинализировать целые философские дисциплины - этику, метафизику, эстетику - как бессмысленные, потому что ненаучные. И, конечно, мы никогда не свободны от садового сопротивления новым идеям со стороны тех, кто не знает ничего лучше, и тех, кто должен знайте лучше. Все знают о проблемах Галилея с Церковью. Однако мы мало что слышим о его “ранних конфликтах с авторитетами”, которые, по словам Стиллмана Дрейка, “не имели ничего общего с религией”; они были спровоцированы школьниками Пизанского университета, которые чувствовали угрозу со стороны новых идей Галилея.

Однако, несмотря на некоторые вопиющие примеры обратного, размах научного прогресса с 1600 года кажется неоспоримым. Мы склонны приписывать это открытию и изобретению новых вещей; но, по крайней мере, столь же важной была способность воспринимать старые вещи по-новому. Аристотелианцы смотрели на качающееся тело, говорит Томас Кун, и видели, как что-то “с трудом падает”; Галилео смотрел на это и видел маятник. Этот аспект науки, который является толковым и объяснительным, иногда имеет явное сходство с философским анализом. Космологисты, например, концептуализируют галактику как “частицы, составляющие непрерывную и совершенную жидкость”; экономисты определяют “продукт " как " совокупность единиц, которые являются совершенными заменителями для покупателей”.

Некоторые позитивисты и W.V.O. Куайн в своей знаменитой статье `Две догмы эмпиризма', преуменьшают разницу между наукой и философией. Другие, такие как Витгенштейн и Макс Блэк, подчеркивают это. Как отмечает Блэк, факты-это вещи, к которым “философы, по общему согласию, профессионально равнодушны”.

“Меня интересует не столько строительство здания, сколько перспективный взгляд на фундаменты возможных зданий. Таким образом, я не стремлюсь к той же цели, что и ученые, и мой образ мышления отличается от их”. Витгенштейн, культура и ценность

Если философия похожа на науку в некоторых отношениях, но не во всех, мы можем ожидать, что иногда прогресс в философии будет напоминать прогресс в науке, а иногда-нет. И это ожидание подтверждается, я думаю, в следующих трех примерах.

ПРОГРЕСС КАК РАЗРУШЕНИЕ

Карл Поппер настаивал на важности фальсификации по сравнению с положительным подтверждением, потому что независимо от того, сколько белых лебедей мы обнаруживаем, одного черного достаточно, чтобы свергнуть "закон" о том, что все лебеди белые. В деловых и личных отношениях деструктивная критика часто бесполезна. Но в науке и философии мало что ценится больше, чем четкий контраргумент предполагаемому закону или предполагаемому определению.

Эдмунд Геттье сделал свою репутацию одной статьей длиной менее трех страниц; это все, что потребовалось, чтобы дать разрушительный контрпример традиционному определению `знания' в платоновском театре как “истинная вера плюс отчет”, или оправданная истинная вера. Случаи Геттье опираются только на неоспоримое предположение, что если мы оправданы в вере p, и мы знаем, что p подразумевает q, и мы верим q на этом основании, то мы оправданы в вере q. Я представляю здесь забавную вариацию Джонатана Дэнси на тему Геттиера: наблюдая за мужским теннисным финалом на Уимблдоне и видя, как Джон Макинрой берет матч-пойнт против Джимми Коннорса, телезрители справедливо пришли к выводу, что Макинрой только что выиграл Уимблдон. Они были правы, но не по той причине, по которой предполагали. Так уж получилось, что победа Макинроя над Коннорсом состоялась за кадром. Из - за технической неисправности зрители фактически видели повтор матча предыдущего года, который Макинрой аналогичным образом выиграл у Коннорса. Таким образом, хотя вера наших зрителей в то, что Макинрой только что выиграл Уимблдон, была верной и оправданной, она не сводилась к знанию.

В законе доказательство `вне разумного сомнения' не соответствует доказательству tout court; точно так же дела Геттье учат нас, что оправданная истинная вера не соответствует добросовестному знанию. Перспективы `исправления' платоновского определения бедны до нуля. Тем не менее, мы считаем чистым плюсом то, что вековая платоновская формула не работает.

ПРОГРЕСС КАК РАЗЪЯСНЕНИЕ

С тех пор, как Сократ показал путь, прояснение наших идей было основной целью философии; и классическим примером этого является статья Джона Роулза 1955 года " Две концепции правил'. Акт -утилитаризм в этике, который восходит к Джереми Бентаму, Джеймсу и Джону Стюарту Миллю, противоречит моральным интуициям, которые мы считаем основополагающими; например, у него было бы 100 единиц добра для осужденных педофилов, а не 99 единиц для законопослушных, морально честных людей. Была надежда, что утилитаризм правил может оказаться более удовлетворительным, и с этой целью Роулз провел различие между `краткой' концепцией правил и концепцией `практики'. Преимущество первого заключается в том, что предоставление "резюме прошлых решений" устраняет необходимость судить каждый случай с нуля. Недостатком является то, что, основываясь непосредственно на принципе полезности, сводные правила являются просто эмпирическими правилами, поэтому можно и нужно "нарушать" эти правила, если это приведет к лучшим последствиям, чем их соблюдение.

Различие Ролза имеет отношение к таким вопросам, как различие между случайным и законным обобщением, хотя он не расширил свое исследование от метаэтических до метанаучных вопросов. Его главная мысль заключается в том, что различие между практикой и обобщением “укрепляет утилитарный взгляд”, даже если оно не делает утилитаризм “полностью оправданным”. Я думаю, что он прав по обоим пунктам. С его разъяснением утилитаризм правила становится более отличным от утилитаризма действия и приобретает авторитет, а также авторитет в процессе. Но для тех, кто считает всю направленность утилитаризма ошибочной - включая У. Д. Росса, Бернарда Уильямса и даже самого Ролза в его magnum opus, Теории справедливости - его усилия могут зайти только так далеко. Более того, повышение жизнеспособности, которого добивается Ролз, имеет свою цену; ибо его разъяснение делает утилитаризм правил не только менее похожим на утилитаризм актов, но и значительно более похожим на его главного соперника, деонтологию правил. Поэтому для утилитаристов различие Ролза может быть чем-то вроде смешанного благословения; но для философии, это кажется ясным и отчетливым примером прогресса.

философия прогрессивный наука

ПРОГРЕСС КАК СОМНЕНИЕ

Как мы можем быть уверены, что история не началась пять минут назад, в комплекте с записями и `воспоминаниями'? Откуда мы знаем, что внешний мир не является иллюзией, созданной злым демоном, чтобы обмануть нас? Это вопросы, которые задал бы только философ; ибо для всех намерений и целей они не имеют никакого значения. Если нет внешнего мира, то вместо того, чтобы оплачивать наши счета, мы будем просто казаться, что оплачиваем то, что кажется нашими счетами; и как, даже в принципе, мы могли бы определить разницу?

Однако скептические вопросы имеют практическое применение; во - первых, как и контрпримеры Геттиера, они показывают, что мы знаем не так много, как думали. Скептические набеги Юма показали ему необходимость “осторожности и скромности” - по сути, предварения наших утверждений молчаливым “если” (“если бы я понял ваш смысл”, “если бы этому источнику можно доверять”, "если бы существовал внешний мир" и т. Д.). Юм "смягченный скептицизм" превращает категорические утверждения в неявные условия.

Если бы только мы могли приобрести привычку к скромности Юма, наш дискурс был бы более цивилизованным, а мир-более мирным местом. И это не будет стоить нам ничего, кроме презумпции того, что мы знаем больше, чем делаем. Это простой урок, и на самом деле такой же старый, как Сократ; но мы, кажется, никогда не получаем сообщение. Боюсь, там не так много прогресса.

Литература

1. Стиллман Дрейк, Галилей (Оксфордский университет в мягкой обложке, 1980), Введение.

2. Эдмунд Геттиер, " Обоснована ли истинная вера знанием? ' Анализ 23 (1963), 121-23.

3. Дэвид Юм, Исследование человеческого понимания (1748), с. XII.

4. Джон Роулз, "Две концепции правил", Philosophical Review 64 (1955), 3-32.

Размещено на Allbest.ru